О вечном

– Прошу простить меня за долгое ожидание, – выдернул меня из размышлений сладкий, слегка игривый голос, от которого я вздрогнул и резким движением поднялся на ноги. Передо мной стояла изысканной красоты женщина, примерно тридцати лет от роду, которая улыбалась аристократической улыбкой, не лишенной кокетства и интеллекта одновременно. Она внимательно смотрела на меня приветливыми, но гордыми голубыми глазами, в которых читалось любопытство. На хозяйке дома было надето строгое черное вечернее платье до пола, а белокурые волосы, судя по всему, довольно длинные, были искусно уложены на затылке. Я сразу же догадался, что вижу перед собой леди Вендетту Лаклисс, представительницу Палаты Общин, собственной персоной, хотя никогда прежде не видел ее и даже не догадывался о ее существовании. Несмотря на свою безмерную любовь к Британии, политикой я никогда не интересовался. Для меня всегда оставалось важным благополучие и порядок на улицах Лондона, и если бы этим занималась не только полиция, а все это сборище дармоедов, проедающих бюджет империи, то, разумеется, толку от работы Парламента было бы гораздо больше. Да и вообще, знаете…

Гм…

Что-то я отвлекся… Пожалуй, вернемся к повествованию, пока я не утерял мысль.

В общем, леди Лаклисс сразила меня наповал. Женщин, занятых политикой, я почему-то представлял себе совсем другими: низкорослыми обрюзгшими мегерами с короткими кудрявыми стрижками, носящими на носу пенсне с толстыми стеклами, но… Все оказалось с точностью наоборот.

Пожалуй, впервые в жизни я видел так близко кого-либо из членов Палаты Общин, но, мелькнула мысль, если в Парламенте находятся такие прекрасные создания, то за будущее Британии можно не беспокоиться.

Поистине, неземная красота…

И она совсем не была похожа на кровожадную убийцу, которой нужны человеческие органы для того, чтобы…

Гм… Не будем забегать вперед.

Тем временем, хозяйка дома протянула руку и мне ничего не оставалось, как взять ее нежную и хрупкую ладонь, наклониться и с большим удовольствием прикоснуться губами к теплой коже.

– О, мэм, – распрямившись, выдавил я, чувствуя себя крайне неловко. – Позвольте представиться. Пол Фейри, старший детектив Скотланд-Ярда.

– Дворецкий рассказал о вас, – приветливо произнесла она, жестом пригласив опуститься обратно на диван. – Не скрою, что слегка удивлена вашему визиту. Рассказывайте, офицер, чем я могу помочь вам?

– Мэм… – начал я, стараясь как можно элегантнее уместиться на самом краешке дивана, – ни в коем случае не хотел пугать вас и уверяю, что мой визит является абсолютно неофициальным. Мне просто… Могу ли я рассчитывать на то, что получу ответы на несколько ничем не примечательных вопросов, после чего сразу же уйду?

– Конечно, детектив, – заверила она меня, не спуская удивленно-игривых глаз и доброжелательной улыбки. – Задавайте свои вопросы и не волнуйтесь, я совершенно не опасная.

– Да, все так, мэм, просто… Гм… Скажите, леди Лаклисс… – я на мгновение замолчал, пытаясь говорить, как можно более беспечным и мягким тоном. – Скажите… Вам знакомо имя Льюиса Кэмерона?

– Льюис Кэмерон? – переспросила леди Лаклисс, подняв к потолку свои прекрасные глаза и призадумавшись. – Возможно, но не могу утверждать точно.

– Это очень важно для меня… Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить.

– Мистер Фейри, – снова кокетливо улыбнулась она. – Ежедневно мне приходится видеть сотни, если не тысячи людей. Не исключаю, что знаю этого человека, вполне возможно, что я с ним сталкивалась. А в чем дело?

– Вчера вечером он скоропостижно скончался от сердечного приступа, вызванного передозировкой морфием, – произнес я, всеми силами стараясь рассмотреть на ее лице передергивание хоть одной мышцы от волнения, но леди Лаклисс оставалась невозмутимой и самоуверенной. Она лишь слегка кивнула и ответила ровным голосом:

– К сожалению, люди всегда умирают. Ничего удивительного.

– Да, мэм, но он умер не от старости, что было бы справедливым, вы не находите?

– Странно слышать подобное заявление, офицер, – мило улыбнулась леди Лаклисс и с небольшим укором добавила. – Ни одному человеку в мире не удалось умереть от старости. Все, абсолютно все умирают задолго до того момента, когда изношенное сердце остановится от старости и уставший мозг, лишенный кислорода, погибнет естественным образом. Пагубные привычки, неполноценное питание, болезни, переживания, неправильный образ жизни, недосыпание… Без всего этого смерть от старости наступала бы не ранее, чем в сто пятьдесят лет, разве вы не знаете об этом?

– Впервые слышу, мэм, – честно признался я. – Но не отрицаю того, что в ваших словах кроется истина. Мы действительно беспечно относимся к жизни и убиваем сами себя раньше времени.

– Именно, офицер! Вот и этот ваш Льюис Кэмерон ощутимо сократил себе жизнь, поддавшись пагубной привычке и пристрастившись к морфию, но при чем здесь я?

Поразительно, мелькнула в моей голове мысль, красивые женщины, однако, умеют казаться умнее, чем есть на самом деле, но если эта дамочка думает, что способна заболтать меня всякой ерундой и увести разговор в сторону, то сильно ошибается. Ей попалась стреляная птица, знающая свое дело и ухищрения, на которые идут преступники при допросе. Сейчас леди Лаклисс вела себя именно как опытный преступник, который пытается болтать с детективом о чем угодно, только не о том, в чем его подозревают. Отличие было лишь в том, что она не прятала взгляд, а достойно смотрела прямо в глаза, ни разу не опустив свое прекрасное личико, чем пленила меня и заставляла нервничать. Признаюсь, что испытывал страшную неловкость, которую ни разу не испытывал при общении с уголовниками. Конечно же, я изо всех сил старался не показывать волнение, поэтому, кашлянув и стараясь держаться уверенным, ответил:

– Незадолго до своей гибели Льюис Кэмерон был у меня. И говорил, что работает вместе с вами.

Бах!

Ее зрачки едва заметно дернулись.

Едва-едва.

Другой бы не заметил, но я – это я. Профессионал своего дела. Мой метод начинал работать. Леди Лаклисс явно начала волноваться, несмотря на то, что искусно скрывала это и сохраняла поразительное самообладание.

– Действительно? – подняла она брови. – Возможно! Но я не знаю и четверти имен всех тех, кто работает со мной. Круг моих интересов, как я уже упоминала, неимоверно широк, офицер.

– Да, понимаю, – с готовностью ответил я и, снова слегка кашлянув, задал следующий вопрос. – А имя Клаудии Милкис? Вы когда-нибудь слышали о ней?

Ба-бах!

Ее зрачки опять едва заметно дернулись, хотя она по-прежнему не подала виду, что ужасно волнуется, однако теперь мне стало казаться, что ее улыбка отдает не радушием, а холодом. Кроме того, я заметил, что грудь леди Лаклисс стала вздыматься на вдохе чаще. Едва-едва. Другой бы не заметил, но я заметил. Она точно начинала волноваться. А может…

Может, мне это только казалось.

Моя собеседница, между тем, перекинула ногу на ногу и ровным, прохладным голосом, из которого исчезло дружелюбие, ответила:

– Нет, офицер. Я никогда не слышала и этого имени тоже.

– Кларисса Пенктрейн? Тоже не слышали?

Она снова поменяла ноги, вздохнула и произнесла:

– Мистер Фейри, в вашем списке много имен? Вы можете смело зачитать все фамилии, может, кого-нибудь я и вспомню. Хотя, вряд ли! Знаете, у меня ужасная память на имена. Этим не стоит хвастаться, наоборот, я чувствую себя крайне неловко, поэтому примите мои извинения. Я ничем не смогу помочь вам, – она хладнокровно улыбнулась самым краешком своих прекрасных губ и, окинула меня слегка надменным взглядом. – Вы подозреваете меня в чем-то противозаконном, офицер?

– О, нет, что вы! – горячо возразил я. – Конечно же, нет, мэм… Я… Простите, я… Я ведь упоминал о том, что мой визит носит частный характер, а не является официальным расследованием… Я всего лишь хочу, чтобы закон…

– Закон? – улыбнулась она, по-видимому, снова восстановив самообладание. – Я, как член Парламента, пишу законы, по которым вы вершите правосудие. Скажите, мистер Фейри, что вы сделаете, если завтра отменят уголовную ответственность за убийство? Интересно послушать мнение человека, который знает о преступности не понаслышке.

– То есть?.. Как отменят?..

– Просто представьте, что с завтрашнего дня Парламент Британии большинством голосов отменяет наказание за убийство и оно больше не является преступлением. Но убийца у вас в руках. Что же с ним теперь делать?

– К чему вы клоните?

– Просто ответьте, – мило и кокетливо улыбнулась она.

– Боюсь… – я ужасно хотел достать из кармана платок, чтобы вытереть со лба пот, но знал наверняка, что он сильно мят для того, чтобы показать его этой изысканной и прекрасной женщине. – Боюсь в таком случае я обязан буду отпустить убийцу. Я ведь не отправляю за решетку невиновных.

– А может лучше убить его, чтобы он больше не убивал?

– Но ведь я не имею права убить его…

– Почему не имеете право, если убийство больше не является преступлением? – удивилась она. – Очень даже имеете.

– Я… Гм… В наше время убийство является наказуемым тяжким преступлением и мне этого достаточно, – собравшись с силами, чтобы выдержать ее кокетливо-любопытный взгляд, направленный прямо на меня, членораздельно и неторопливо ответил я. – Поэтому мне тяжело рассуждать о том, что в принципе невозможно. Остается лишь робко надеяться, что подобные законодательные инициативы никогда не воплотятся в жизнь, иначе Британию ждет хаос.

– То есть, по-вашему, библейских заповедей недостаточно для избежания хаоса, так?

– Получается… Получается, так.

– Порядок почему-то возможно поддерживать лишь репрессивными мерами. Удивительно, правда? Почему не хватает заповедей, как вы думаете, мистер Фейри?

– Ну… – я снова с тоской подумал о своем мятом платке. – Наверное, потому, что за их нарушением не последует наказание.

– А как же Высший Суд?

– О, мэм, не пытайте меня, – взмолился я, понимая, что ей, все-таки, удалось сменить тему разговора и сбить меня с толку. До этого момента никому никогда не удавалось провернуть со мной такой трюк. – При всем уважении, существование высшего суда никем не доказано, поэтому многие люди, я в том числе, не слишком верят тому, о чем написано в Библии.

– Зря, – без укора в голосе улыбнулась леди Лаклисс. – Весь наш образ жизни построен по библейскому порядку, хоть мы и не придаем этому значения. Библия не делает вас обязанным Богу, но способна развить кругозор и взглянуть на многие вещи под другим углом. Советую вам почитать на досуге эту удивительную книгу. Была рада познакомиться, офицер.

После этих слов она, продолжая улыбаться, грациозно встала, и я понял, что наш разговор окончен, а значит делать мне тут больше было нечего. Я еще раз внимательно посмотрел на ее самоуверенное лицо, хотя готов был поклясться на Библии, если бы верил в эту чушь, что леди Лаклисс нервничает. Я знал, что эта красивая, безусловно, умная, хитрая и коварная женщина лжет. Она прекрасно знает всех перечисленных мною людей. Я был уверен в этом, несмотря на то, как искусно она скрывала волнение, хотя…

Возможно, ей просто не очень приятно было чувствовать себя, словно на допросе. Возможно, она впервые в жизни отвечала на прямые вопросы стража порядка и все ее волнение – это реакция нежной женщины на суровость окружающего мира.

Черт…

Я совсем запутался.

Лжет или не лжет?

В общем, как бы там ни было, мне ничего не оставалось, кроме как, поспешно кряхтя, последовать примеру хозяйки дома и подняться на ноги:

– Я очень надеялся на то, что вы вспомните хоть кого-то, но, разумеется, не могу винить вас за забывчивость, леди Лаклисс. Не смею вас больше задерживать. Надеюсь, мой визит не отнял слишком много вашего драгоценного времени.

– О, нет-нет, вам не о чем беспокоиться, – улыбаясь и не спуская с меня насмешливого взгляда, быстро ответила она. – Желаю вам успехов в вашем расследовании, офицер. Пусть все виновные, которых вы найдете, независимо от того, в чем они виноваты, понесут заслуженное наказание.

Она протянула руку, поцеловав которую, я с удивлением обнаружил, что теперь она была холодная, как лед. Совсем не такая теплая, как в начале нашего разговора, когда мы познакомились. Обычно такое случается, когда человек очень сильно нервничает и волнуется. А с чего бы этой дамочке волноваться, если она ни в чем не виновата?

– Вы замерзли, – выпрямившись, я внимательно посмотрел в ее прекрасные, завораживающе глаза.

– Да, что-то стало зябко под вечер, – тоже глядя мне прямо в глаза вызывающим взглядом, кивнула она. – Всего вам доброго, мистер Фейри. Дворецкий проводит вас…

…Несколько минут спустя, уже находясь на улице и свернув в тихий безлюдный переулок, скрывший меня от окон дома леди Лаклисс, я прислонился спиной к какому-то холодному каменному зданию и, уставившись в одну точку на мокрой брусчатке, крепко призадумался. Леди Лаклисс держалась достойно, спору нет. Но я готов был побиться об заклад, что она обманула меня. Несмотря на улыбку и самообладание, подозреваемая явно нервничала, когда я перечислял ей имена. Все еще не веря в безумие рассказов Льюиса Кэмерона, я чувствовал, что она прекрасно знает всех перечисленных мною людей, это совершенно очевидно.

Или не знает?

Гм…

Я совсем запутался…

Что же делать?

Даже, если предположить, что эта прекрасная женщина замешана в убийствах людей, у меня не было против нее ни одной улики, ни одной зацепки, а единственный свидетель мертв. Разумеется, начальник криминальной полиции, Ким Дуглас, не даст разрешение на возбуждение дела, основанием которого являются только лишь мои личные домыслы, тем более, в случае с такой важной и значимой персоной.

Доказательства!

Мне нужны были доказательства.

Но где их взять?

Внезапная мысль пронзила меня как молния своей гениальностью. Я должен попасть в отель «Олдгаден» и пошерстить там. Если в гостинице систематически совершаются убийства, то я обязательно найду там хотя бы самую маленькую, самую крошечную улику, которая позволит мне распутать клубок зла, в котором замешаны высшие члены общества.

Потрясающая идея, заставившая меня задрожать от возбуждения.

Сегодня же вечером, била в голове твердая мысль, как только стемнеет, я отправлюсь в отель под видом постояльца…

4. Отель "Олдгаден»

Ну что ж.

Подозрения, возникшие после общения с леди Лаклисс, не оставили мне выбора. Я чувствовал, что мне необходимо попасть в отель для того, чтобы развеять эти подозрения, окончательно убедиться в сумасшествии Льюиса Кэмерона и исключить криминальную подоплеку его внезапной смерти. В свой план я не посвятил даже самого надежного и преданного мне человека – Чарли Прувена, о чем очень сильно пожалел в скором времени, но…

Обо всем по порядку.

День клонился к своему завершению и темнеющее лондонское небо, как обычно, затянутое тучами, грозило вот-вот начать сыпать на город очередной мелкий, затяжной, противный дождь.

Остановившись перед входом в отель, я с интересом оглядел старинное торжественное пятиэтажное здание, построенное в готическом старинном стиле. Сквозь громадные высокие дубовые двери с широкими окнами хорошо было видно освещённый тусклым светом просторный холл и дремлющего за стойкой молодого консьержа, тощего парнишку с соломенными волосами, наряженного в белую, словно свежий снег, рубаху, которая прекрасно выделялась на фоне строгого темного деревянного убранства помещения. Немудрено, что парень спит, подумал я, с легким трепетом еще раз оглядев строение. «Олдгаден» – гостиница не для простых и щслучайных людей. Постояльцев здесь не бывает много и прибытие каждого из них – это целое событие, к которому готовятся заранее. Снять номер на ночь выйдет в довольно приличную сумму, благо, скопленных денег у меня, старого, прожженного бездетного холостяка, живущего работой, скопилось с лихвой. Я поставил обтянутый коричневой кожей чемодан, который взял для прикрытия, на вымощенную булыжником мостовую и вытащил из кармана бумажник, пересчитав фунты, которыми набил его. Имеющейся наличности точно должно хватить.

В это время в холле появилась темная фигура, и дремавший, казалось бы, консьерж встрепенулся, подскочил и в мгновение ока оказался у выхода, преданно распахнув тяжелые створки дверей в разные стороны. На порог, не спеша, вышел благопристойный джентльмен сухощавого телосложения, который был одет в темный длинный дорогой плащ и держал в руке трость с костяным набалдашником. На голове человека красовался узкополый высокий черный цилиндр. Остановившись, незнакомец чиркнул зажигалкой и прикурил сигару, на миг осветив свое худощавое лицо с острым подбородком. Невооружённым взглядом можно было с легкостью догадаться, что это какой-то уважаемый постоялец, но я нигде и никогда не встречал этого джентльмена. Интересно, кто он? Сенатор? Или, может, посол?

С наслаждением затянувшись и выпустив в черное ночное небо густой столб белого дыма, человек, наконец, обратил на меня внимание и слегка кивнул в приветствии. Признаюсь честно, этим движением он застал меня врасплох, но мне ничего не оставалось, как, проклиная себя за неосторожность, кивнуть в ответ.

Случайный, напрасный свидетель.

Незнакомец, между тем, смерив меня с головы до ног изучающим, довольно строгим, можно даже сказать, жестоким взглядом, задержал глаза на моем старомодном, потрескавшемся чемодане. Мне очень не понравился этот пронзительный, самоуверенный взгляд. Я спрятал бумажник в карман, с легкостью подхватил чемодан и, не оглядываясь, убедительно двинулся ко входу, всем своим видом показывая, что являюсь богатым постояльцем, ищущим номер на ночь.

Оказавшись в холле, я вновь испытал страшную неловкость и почувствовал тот же самый дискомфорт, какой чувствовал, когда находился в гостях у леди Лаклисс, всем своим нутром понимая, что нахожусь не в своей тарелке. Нет, роскошь, богатство, соблазн – не для меня. Я сторонник более скромного существования. И не потому, что являюсь жадиной и скрягой, а потому что мне комфортно и удобно находиться в скромных рамках своего привычного бытия.

Я очень захотел развернуться и, сославшись на то, что ошибся адресом, уйти, но отступать, бросать начатое дело на полпути было тоже не в моих правилах, поэтому, решительно проследовав к стойке регистрации и стараясь вести себя как какой-нибудь очень зажиточный и влиятельный человек, я уверенно посмотрел на слегка опешившего консьержа, который, судя по всему, вновь намеревался вздремнуть, не ожидая поздних гостей. Юноша встал со стула, немного удивленно посмотрел на меня и, глупо улыбнувшись, учтиво произнес:

– Доброй ночи, сэр, добро пожаловать в «Олдгаден», чем могу быть полезен?

Поставив тяжелый чемодан на покрытый дорогим лаком пол, я распрямился и, небрежно выудив бумажник, слегка раздраженно, чтобы выглядеть убедительнее, высокомерно произнес:

– Мне нужен номер. Надеюсь, у вас есть, что предложить мне?

– Безусловно, сэр! – все также немного удивленно разглядывая меня, учтиво кивнул он. – У нас имеются номера на любой вкус. Каковы ваши предпочтения?

– Завтра утром мой теплоход отправляется из Тилбери. Только на одну ночь, поэтому мне не нужен самый дорогой номер. Что-нибудь попроще и поспокойнее, вы меня понимаете?

– Безусловно, понимаю! – с готовностью отозвался мальчишка, хотя в его улыбке появились нотки едва заметного ехидства. Судя по всему, он не слишком поверил в то, что я являюсь богатым, влиятельным послом или сенатором. – На четвертом этаже расположены наиболее доступные номера. Стоимость за ночь всего лишь тысяча четыреста фунтов.

От услышанного у меня перехватило дыхание, и я чуть не поперхнулся, надеясь, что ослышался. Тысяча четыреста? Серьезно? Эти богатеи совсем распоясались, черт бы их побрал! Сдирать с людей такие деньжищи! За что? Неужели в подобных гостиницах из душевых кранов течет виски, а булки, которые подают к утреннему кофе, выпечены из какого-то особенного теста?

Грабители!

Мерзавцы!

Проходимцы!

Но, не подав виду и не моргнув глазом, я с достоинством выудил из бумажника деньги и, стараясь выглядеть спокойным и уверенным, отсчитал купюры, после чего небрежно бросил их на дорогую поверхность стойки.

– Здесь ровно полторы тысячи. Сотню можешь взять себе, сынок.

– О, благодарю вас за великодушие, – поклонился консьерж и добавил, пересчитав деньги и спрятав их под стойкой. – Я провожу вас до номера и помогу поднять чемодан, сэр.

– Не стоит. Я справлюсь сам. Просто дай мне ключ, парень.

– Как вам будет угодно, – снова поклонился он, после чего протянул мне ключ с круглой деревянной биркой, на которой было выгравировано число 402. – Ваш номер четыреста второй. Лифт прямо за вашей спиной, сэр.

– Спасибо, – ответил я, взял чемодан и двинулся через холл, бросив на ходу. – Надеюсь, в вашем заведении тихо по ночам и мне позволят как следует выспаться?

– Не беспокойтесь, сэр! Наш отель имеет лучшую в городе репутацию!

Благосклонно кивнув через плечо, я нажал кнопку и вызвал лифт. Оказавшись, наконец, в номере 402 на четвертом этаже, я, заперся изнутри, кое-как справился с волнением и, упав в кресло, принялся размышлять.

Итак, пока все шло по плану!

Часть «А» выполнена, следовательно, пора было переходить к части «Б», а именно – обыскать здание. Стоял поздний вечер, почти ночь, этот прыщавый болван, наверное, снова уснул за своей стойкой, поэтому я был уверен, что не вызову у него подозрение, если прогуляюсь по тускло освещенным коридорам отеля в поисках чего-нибудь интересного…

Подойдя к окну и раздвинув легкие, полупрозрачные занавески, я оглядел спящую, залитую желтым цветом фонарей, отражавшихся в мокром асфальте, безлюдную улицу. Окна близлежащих зданий были темными. Город спал. Тишина. Покой и умиротворение, несмотря на продолжающийся противный дождик. Центральные улочки старого Лондона имеют особенную магию. Днем они кишмя кишат людьми, моторными омнибусами, трамвайчиками и прочей чепухой, а ночью словно вымирают, даря столице Британии часы заслуженного отдыха до тех пор, пока не придет рассвет. Первыми тишину нарушат дворники, которые начнут скрести по булыжникам своими грубыми метлами, потом застучат каблуками начищенных ботинок спешащие почтальоны, потом начнут трезвонить еще полупустые трамваи, из которых на остановочках будут неспешно выбираться заспанные владельцы и работники многочисленных лавок, магазинчиков, банков, страховых контор и аптек, а ближе к восьми утра людской и транспортный поток ускорится и сильно увеличится, наполнив улочки безумным броуновским движением и тысячами самых разнообразных звуков, сливающихся в то, что называется городским шумом, но сейчас…

Сейчас все было по-другому.

Словно это и не Лондон вовсе. Словно это покинутая столица империи Майя.

Я задернул занавески.

Пора…

5. Подвал

Неслышно приоткрыв дверь, я осторожно высунул голову в темный проход и оглядел пустой длинный коридор, по обоим сторонам которого располагались комнаты, каждая под своим номером. Не думаю, что отель был забит постояльцами, по крайней мере, он не производил такое впечатление. За исключением того типа, который встретился на входе и, собственно, этого юнца с не обсохшим на губах материнским молоком, больше мне никто не попадался на глаза. Но, уверен, слишком большое количество свободных номеров не слишком коробит хозяйку гостиницы, учитывая цены за ночлег. Пара-тройка богатых дураков в месяц, снявших самый дешевый номер на одну ночь, и о прибыли можно не переживать. Я уж не говорю о респектабельной публике, каком-нибудь арабском принце или высоком госте из Америки, которые, явно, живут в самых дорогих номерах по несколько дней, не беспокоясь о затратах. Я же отдал почти все, чем предусмотрительно набил бумажник, и, признаюсь, немного переживал об этом, но успокаивал себя мыслью, что действую ради праведного дела, ради справедливости, ради закона.

Закон превыше всего. Ради порядка и справедливости я всегда готов пожертвовать не только деньгами, но и жизнью.

Леди Лаклисс, конечно же, вряд ли замешана в беззаконии, о котором упоминал тот дурачок Льюис Кэмерон, но… Ей не удалось скрыть от меня волнение, хотя видимое спокойствие было мастерским.

Хотя…

Вполне возможно, что она чувствовала себя неловко, словно на допросе, но вполне возможно, что…

Гм…

В стотысячный раз прокручивая в голове нашу короткую встречу, я не мог сделать правильный вывод из поведения этой женщины. Порой я почти готов был предъявить ей обвинение, но в следующую секунду оправдывал ее. Это нежное создание, которое пыталось казаться железной леди, в некоторые моменты просто боялась меня и моего общества. Видимо, я совсем не позаботился о тембре голоса во время беседы. Ослу ведь понятно, что такие теплолюбивые цветы не любят холодного ветра. Мне следовало бы вести диалог не своим идиотским басом, а тихим, мелодичным тоном, чтобы она не пугалась.