Взяться за перевод книги известного британского путешественника Генри Мортона Стэнли (1841—1904) меня побудили необычные обстоятельства. Поначалу я просто захотел прочитать хотя бы одну из его книг, но в Интернете на русском языке нашлось только издание 1892 года «В дебрях Африки» в переводе Е. Г. Бекетовой и под редакцией А. Н. Бекетова.

Прочитав несколько страниц в «дореволюционной» орфографии, где букву «е» заменяет буква «ять», букву «и» заменяет «i», а в конце многих слов ставится «ъ», понял, что чтение становится чрезвычайно утомительным. Нашел оригинальный вариант книги на английском языке и сразу же получил неожиданный результат. Оказалось, что «русский вариант» сильно отличается от оригинала. Все страницы текста Бекетовых изложены как бы в виде «подробного пересказа», то есть общий смысл одинаков с английским вариантом, но передан совершенно другими словами и предложениями. Могу привести аналогичный пример, когда одно и то же событие освещается в двух разных газетах разными журналистами – смысл одинаков, но событие преподносится в отличных друг от друга трактовках. Пересказ Бекетовых очень подробный, абзац за абзацем, но преподнесен в «очень вольной манере», поэтому, когда «перевод» отходит чересчур далеко от оригинала, им пришлось для возвращения к линии повествования добавлять некоторые фрагменты «от себя», то есть вставлять фрагменты которых нет в английском тексте.

Также есть немало очень странных вариантов перевода. Привожу один из таких.

В английском оригинале: «Твиндеки (междупалубные пространства на пароходе) рядом с паровыми котлами – довольно жаркое место для людей; но погода была приятная, и многие предпочли спать в шлюпках или среди ослов на палубе, а не изнывать от жары внизу».

У Бекетовых то же предложение: «Моя команда не любит нижней палубы, находящейся в приятном соседстве с обеими камерами кочегара и машиниста…»

Откуда взялись камеры, кочегар и машинист?

По мере дальнейшего чтения возникли вопросы, почему в оригинале везде фунты стерлингов, английские мили (1609 м), ярды, футы и фунты, а у Бекетовых везде французские франки, километры и килограммы (то есть приведена метрическая система мер, используемая в то время только во Франции). Почему они перевели английские денежные единицы, расстояния и вес во французскую систему? Почему не перевели английские меры в привычные российским читателям того времени версты, пуды и аршины, которые повсеместно использовались вплоть до 1918 года?

Вывод один: Бекетовы переводили на русский язык французское издание книги, и не сочли нужным или не затруднились пересчитывать в «версты, пуды и аршины» то, что было написано на французском языке. В типографии же допустили ошибку, посчитав, что если автор книги англичанин, то и рукопись – это перевод с английского. Поэтому под заглавием издания появилась надпись: «Перевод с английского Е. Г. Бекетовой. Под редакцией А. Н. Бекетова».

Исходя из этого вполне можно снять часть «вины за ошибки и приписки» с русских переводчицы и редактора, и подозревать в этих огрехах того, кто переводил книгу с английского на французский язык, и для удобства чтения читателей Франции пересчитал денежные суммы, меры веса и расстояний на французские аналоги. Скорее всего, здесь приложили руку все трое.

Далее я нашел издание этой книги уже советского периода, конкретно 1958 года, «перевод с английского под редакцией И. И. Потехина». Сразу неприятно удивило то, что с самого начала пропущены две с половиной главы (66 страниц) оригинального английского издания. Тут же выяснилось, что «советское» издание содержит в себе только 22 главы из 35 глав английского двухтомника (то есть из двух томов общим объемом 1087 страниц сделали книгу в 447 страниц). Понятно, что советская цензура не могла пропустить многие страницы и целые главы, где Стэнли откровенно описывает аборигенов Африки. Ведь в СССР о них было принято судить, что они «несчастные люди-дикари, на лицо ужасные, добрые внутри» (песня из кинофильма «Бриллиантовая рука»). А по рассуждениям Стэнли они были отнюдь не добрыми, а коварными и опасными, а многие из них предпочитали человеческое мясо любому другому.

Сравнивая варианты текста Бекетовых и Потехина, я сразу же обнаружил, что тексты совпадают «слово в слово». Даже то, что было добавлено от себя французским переводчиком или Бекетовыми – было включено в «советское» издание с абсолютным совпадением «буква в букву», за исключением пропущенных по разным соображениям абзацев, страниц и глав. Таким образом, И. И. Потехин просто переписал в современной орфографии написанное Бекетовыми, однако на заглавной странице был объявлен переводчиком с английского и редактором. Оригинала этой книги на английском языке Потехин, по всей видимости, даже не видел.

Убедившись, что на русский язык английская книга была переведена «с большими допущениями», а затем этот текст был просто позаимствован советским «переводчиком», я решился на собственный перевод, не отклоняясь от оригинала, насколько это позволяют часто встречающиеся английские фразы, которые невозможно перевести буквально.

Теперь о названии. Стэнли назвал свою книгу «In Darkest Africa». Darkest – превосходная степень от слова «dark» (темный, мрачный, тайный, неизведанный), то есть самый мрачный, самый темный и самый неизведанный. Остается только догадываться, какой смысл Стэнли заложил в столь разнообразно трактуемое слово «darkest». Ранние переводчики на русский язык почему-то использовали название «В дебрях Африки», хотя в оригинале слово «дебри» отсутствовало. У меня возникла проблема: озаглавить как «В самой мрачной Африке» или «В самой неизведанной Африке». Слово «самой» показалось для названия неподходящим. Так как в экспедиции погибли и умерли от голода, более 300 человек, слово «мрачная» показалось наиболее приемлемым. В то же время маршрут экспедиции проходил по большей части через неисследованные или мало исследованные территории; поэтому слово «неизведанная» также подходило. В конце концов, я остановился на варианте «В мрачной и неизведанной Африке», сам несколько погрешив против названия, данного книге Генри Мортоном Стэнли, но, по-моему, сохранив заложенный автором смысл.

***

Перед тем, как перейти непосредственно к тексту, я хотел бы, в качестве рекламы, ознакомить читателей с книгами, которые были переведены мной на русский язык за последние несколько лет. До этого их не переводили. Многие из перечисленных ниже книг есть в электронном виде в интернет-магазинах. Если кого-нибудь заинтересует моя работа, буду рад помочь в поисках указанной литературы, также вышлю подробный каталог с аннотациями всех книг. Пишите на почту lmu52@mail.ru

«История британского флота. Хроника побед и поражений» – 7 томов

«Кругосветное плавание командора Ансона. Охота за испанским „серебряным“ галеоном».

«История британского флота» – 7 томов

«Кругосветное плавание командора Ансона. Охота за испанским „серебряным“ галеоном».

«Операция «Эмин-Паша» – 3 книги тома – 580 страниц – 96 иллюстраций и географических карт

«Под солнцем Африки» – 2 тома Том 361 страница, 175 фотографий и рисунков

«Индейские войны и пионеры Техаса» – 2 тома, 310 страниц, 67 иллюстраций и географических карт.

«Индейские войны на Диком Западе» – 2 тома, 356 страниц, 98 фотографий, рисунков и географических карт.

«Англо-зулусская война и другие военные конфликты в Южной Африке» – 221 страница, 54 иллюстрации.

«Обзор Кафрской и Зулусской войн 1878—1879 г.г.» – 154 страницы, 40 иллюстраций.

«Журнал экспедиции, открывшей исток Нила» – 3 тома – 802 страницы – 139 иллюстраций и географических карт

«Как я охотился и охотились за мной в Бельгийском Конго» – 2 части, 312 страниц, 39 иллюстраций

«Охота в джунглях Индии и саваннах Африки» – в 4-х частях

«Земля пигмеев» – 184 страницы – 69 иллюстраций и географических карт.

«Первый европеец на озере Альберт-Ньянза» 4 тома – 679 страниц, 78 иллюстраций и географических карт

«Проклятье Центральной Африки» – 2 тома – 270 страниц, 48 иллюстраций и географических карт.

«6000 миль по рекам дикой Африки» (улучшенный вариант моей самой первой переведенной книги «От Нигера до Нила») – 4 тома, 679 страниц – 260 иллюстраций, фотографий и географических карт

А. Смирнов, переводчик

Вместо предисловия

Письмо сэру Уильяму Маккинону, председателю Комитета по спасению Эмина-паши

Любезный сэр!

С большим удовольствием посвящаю Вам эту книгу. Она претендует быть официальным отчетом для Вас и Комитета по спасению Эмина-паши о том, что совершила и испытала моя экспедиция, которая со временем из миссии по оказанию помощи превратилась в миссию по спасению. Примите этот отчет, как правдивую запись о наших странствиях по поручению Комитета.

К сожалению, мне не удалось выполнить всего, что я намеревался совершить, когда покидал Англию в январе 1887 года. Из-за полного коллапса системы управления в провинции Экватория на моем попечении осталось много стариков и больных, которых мы были вынуждены нести в гамаках, и столько беспомощных и дряхлых туземцев, что наш небольшой военный отряд, по сути, превратился в походный госпиталь, которому всякие приключения были противопоказаны.

Губернатор Эмин-паша был наполовину слеп, и у него был объемный багаж. Казати был очень слаб и его пришлось нести. 90% людей, покидавших Экваторию, через короткое время оказались неспособны продолжать путь из-за болезней, преклонного возраста либо потому, что были малыми детьми.

Наша священная обязанность спасти людей не допускала того, чтобы мы могли отклониться от кратчайшего пути к океану.

Вы лучше многих поймете мои чувства теперь, когда я, живой и невредимый, вновь оказался в цивилизованном обществе после стольких опасностей и потрясений. Сознаю, что в самые черные дни без помощи Всевышнего я был бы беспомощен. Ослабленного и поверженного усталостью, меня часто терзала тревога о судьбе моих белых и черных товарищей, которые были вынуждены обстоятельствами отделиться от экспедиции. Однажды в физической слабости и душевной скорби я молил Бога вернуть мне заблудившуюся в джунглях группу. И девять часов ожидания сменились восторженной радостью – вдали показалось наше темно-красное знамя с полумесяцем, и под ним возвращался так долго отсутствовавший отряд.

Другой случай. После испытаний, подобных которым нет в анналах путешествий по африканскому континенту, мы вышли из леса и приближались к региону, в котором, как сообщалось, был осажден наш губернатор. Все, что мы слышали от туземцев, пойманных нашими разведчиками, готовило нас к отчаянным столкновениям с толпами врагов, о численности которых никто не мог нам разумно сообщить, и когда население Ундусумы мириадами кишело на холмах, а долины казались живыми от идущих к нам вражеских воинов. Нам действительно казалось по нашему дремучему незнанию их характера и мощи, что это как раз те, кто держал Эмина-пашу в блокаде. Если он, имея 4000 воинов обратился за помощью, что мы могли бы сделать, имея всего 173?

Накануне вечером я читал увещевание Моисея к Иисусу Навину, и было ли это следствием тех смелых слов, или это был вещий голос, я не знаю, но мне показалось, что я услышал: «Будь тверд, и мужайся, не бойся их, ибо Господь, Бог твой, с тобою. Он не оставит тебя».

Когда на следующий день Мазамбони приказал своим людям напасть на нас и истребить, в нашем лагере не было ни одного труса, тогда как накануне вечером мы с горечью воскликнули, увидев, как четверо наших людей бегут перед одним туземцем: «И это негодяи с которыми мы должны пробиться к Эмину-паше?»

И еще раз о том же. Между слиянием рек Ихуру и Дуи в декабре 1888 года 150 лучших и сильнейших наших людей были отправлены на поиски пищи. Они отсутствовали гораздо дольше, чем следовало, а между тем 130 мужчин, не считая женщин и детей, голодали.

Каждый день их подкармливали чашкой теплого жидкого бульона, приготовленного из масла, молока и воды, чтобы отдалить смерть как можно позже. Когда продовольствие сократилось настолько, что даже жидкого бульона с четырьмя крошечными лепешками в день хватило только на тринадцать человек на десять дней, мне стало необходимо разыскать пропавших без вести. Они могли, не имея опытного предводителя, быть осажденными подавляющей силой злобных пигмеев. У меня было шестьдесят шесть человек, включавших мужчин, нескольких женщин и детей, которые более активно, чем другие, помогали себе ягодами и грибами, которые можно было обнаружить во влажных лесах, и поэтому они еще держались на ногах, хотя бедняги были ужасно исхудавшими. Пятьдесят один мужчина, не считая женщин и детей, были настолько истощены голодом и болезнями, что умерли бы, если бы в течение нескольких часов не прибыла пища. Моему белому товарищу и тринадцати мужчинам оставили пищи на десять дней, чтобы затянуть борьбу с мучительной смертью. Мы, отправившиеся на поиски пропавших, не имели ничего. Мы могли питаться только ягодами. Путешествуя в тот день, мы наткнулись на несколько мертвых тел на разных стадиях разложения. А вид обреченных, умирающих и мертвых обнаруженных нами по возвращении в лагерь произвел на мои нервы такое действие, что я был почти подавлен. Каждая душа в нашем лагере была парализована печалью и страданием. Отчаяние сделало их всех немыми. Не было слышно ни звука, который мог бы потревожить предсмертные мысли обреченных.

К счастью для меня, я не услышал ни ропота, ни намека на упрек. Я остро ощутил ужас тишины леса и ночи. Спать было невозможно. Мои мысли были сосредоточены на этих картинах мучений, которые причиняли столько страданий и тревог. Упрямая, мятежная, неисправимая человеческая натура, всегда проявляющая свою звериную сущность, проснулась во мне. Да будут прокляты навеки черные негодяи, обрекшие нас на мучения! Их совершенно тупая натура, забывчивость и неисполнение данных обещаний обеспечить нас продуктами, убили больше моих людей, чем ядовитые стрелы, дубинки и копья. Если я выживу, то встречусь с ними!

Но прежде, чем клятва была произнесена, в моей памяти всплыли мертвые люди на дороге, обреченные в лагере и голодающие со мной; и при мысли, что эти 150 человек будут потеряны в безжалостных лесах без возможности выжить или будут истреблены дикарями без надежды на спасение, естественная жестокость моего сердца смягчилась, и я снова доверился Тому, Кто один мог помочь нам. На следующее утро, через полчаса, как мы вышли на повторные поиски фуражиров, они появились, невредимые, здоровые, нагруженные четырьмя тоннами овощных бананов. Вы можете себе представить, какие крики радости издавали мои дикие дети природы, вы можете себе представить, как они бросались на плоды и разжигали костры, чтобы жарить, варить и печь; и как все мы шли обратно к лагерю, чтобы порадовать оставшихся там несчастных.

Когда я мысленно пересматриваю многие мрачные эпизоды и размышляю о чудесных путях спасения от полного уничтожения, чему мы подвергались во время наших путешествий туда и обратно через эти необъятные и мрачные просторы первобытных лесов, я чувствую себя совершенно неспособным приписать наше спасение какой-либо иной причине, кроме милостивого Провидения, которое по какой-то причине сохранило нас. Все армии Европы не могли бы оказать нам помощь в ужасных условиях, в которых мы оказались в том лагере между Дуи и Ихуру. Целая армия исследователей не смогла бы проследить наш путь к месту нашей гибели, если бы мы пали, и полное забвение было бы нашей участью.

Именно в духе благодарного смирения я начинаю этот отчет о проделанном пути экспедиции от ее начала до того дня, когда у наших ног раскрылся Индийский океан, чистый и голубой, как небо, когда мы могли справедливо воскликнуть: «Все кончено!»

Я с безоговорочным удовольствием отмечаю бесценные услуги моих друзей Стэйрса, Джефсона, Нельсона и Парка, четырех мужчин, чья преданность своим обязанностям была настолько совершенной, насколько способна человеческая природа. Как эпитафия человека может быть справедливо написана только тогда, когда он лежит в своей могиле, так я редко пытался сказать им во время путешествия, как высоко я ценю быструю исполнительность Стэйрса, серьезность в работе, которая отличала Джефсона, храброго солдата Нельсона и трогательное внимание нашего доктора своим больным пациентам. Но теперь, когда долгие скитания закончились, а эти люди безропотно ждали и трудились в течение долгого периода, я чувствую, что мои слова бедны, чтобы полностью выразить мою признательность каждому из них.

Что касается тех, кто пал или был отправлен назад по болезни или несчастному случаю, я с удовольствием признаю, что в моем обществе каждый казался наиболее способным выполнить самые высокие ожидания, возложенные на него. Я никогда не сомневался ни в одном из них, пока мистер Бонни не излил мне мрачную историю тыловой колонны. Хотя у меня есть убедительные доказательства того, что и майор, и мистер Джеймсон исправно выполняли свои обязанности на протяжении всех этих долгих месяцев в Ямбуйе, я попытался выяснить, почему они не действовали, как указано в моем письме, или почему господа Уорд, Троуп и Бонни не считали, что двигаться понемногу вслед за мной гораздо предпочтительнее, чем гнить в Ямбуйе, что привело к гибели 100 человек.

На этот простой вопрос нет ответа. Их журналы и письма изобилуют доказательствами того, что у них было все для несомненного успеха, если бы они предприняли попытку последовать за нами и присоединиться к нам.

Я не могу понять, почему пятеро офицеров, имея средства для передвижения, объявляя себя горящими желанием идти к поставленной цели, не стронулись с места и не пошли по нашему маршруту, как было им приказано; или почему, полагая, что я жив, офицеры отправили мой личный багаж вниз по реке и довели своего начальника до нищеты; или почему они отправили европейскую консервированную провизию и две дюжины бутылок мадеры вниз по реке, когда в лагере было тридцать три человека больных и голодных; или, почему мистер Бонни позволил, чтобы его собственные продовольственные пайки были посланы вниз; или почему мистера Уорда надо было срочно отправить вниз по реке, а вслед за ним послать приказ не допускать его возвращения в экспедицию. Вот некоторые из проблем, которые озадачивают меня и для которых я не смог найти удовлетворительных объяснений.

Если бы какой-либо другой человек сообщил мне, что такие вещи имели место, я бы усомнился в этом, но я черпаю информацию исключительно из официальной депеши майора Бартелота. В телеграмме, которую мистер Уорд передал с побережья, запрашиваются инструкции от Лондонского комитета, но джентльмены в Лондоне ответили: «Мы отсылаем вас к письму с инструкциями мистера Стэнли». Каждому становится ясно, что здесь кроется загадка, и поэтому каждый читатель этого повествования должен думать по-своему, но истолковывать все снисходительно.

Несчастья тыловой колонны были связаны с решением от 17 августа остаться в Ямбуйе и ждать меня, а также со встречей с арабами на следующий день.

То, что здесь говорится об Эмине-паше, я надеюсь, не следует воспринимать ни в малейшей степени как преуменьшение его значения, как непогрешимого губернатора. Действительность несколько отличается от того, как проинформирована общественность. Пока его люди были верны, он был почти идеальным правителем; когда его солдаты восстали, его полезность как губернатора исчезла, как краснодеревщик может сделать прекрасную работу по дереву с помощью инструментов, но без них он ничего не может. Однако, если паша смог удержать свою провинцию в течение пяти лет, он не может по справедливости нести ответственность за волну безумия и эпидемию беспорядков, которые превратили его до сих пор верных солдат в мятежников. Вы найдете в этом повествовании два особых периода, когда паша описывается со строжайшей беспристрастностью, но его несчастья никогда не заставят нас терять к нему нашего уважения, хотя мы можем не согласиться с той чрезмерной сентиментальностью, которая отличала его в административных решениях и действиях.

Как администратор он проявил лучшие качества; он был справедливым, добрым, верным и милосердным к туземцам, которые отдали себя под его защиту, и нельзя желать большего и лучшего доказательства уважения, чем то, с которым его солдаты поначалу относились к нему. Более того, каждый час, украденный от сна, перед его окончательным низложением был посвящен какой-то полезной цели, способствующей увеличению знаний, совершенствованию черного человечества и благу цивилизации. Вы должны помнить все эти вещи и ни в коем случае не упускать их из виду, даже когда будете читать о наших впечатлениях о нем.

Я вынужден поверить, что мистер Маунтени Джефсон написал честный отчет о событиях, происшедших во время ареста и заключения Эмина-паши и его самого, из чистой привязанности, симпатии и сочувствия к своему другу. В самом деле, преданность, которую он демонстрирует по отношению к паше невероятна, поскольку обычный человек, естественно, возмутился бы перспективой вести рабскую жизнь в Хартуме.

Более поздние наблюдения подтвердили истинность наблюдений, сделанных господином Джефсоном, когда он написал:

«Сентиментальность – злейший враг паши; ничто не удерживает Эмина здесь, кроме самого Эмина».

Что меня больше всего восхищает в нем, так это очевидная борьба Джефсона между его долгом передо мной, как моим подчиненным, и дружбой, которую он питает к паше.

Хотя мы, естественно, можем сожалеть о том, что Эмин-паша не обладал тем влиянием на свои войска, которое обеспечило бы их полное послушание и доверие, сделало бы их послушными законам и обычаям цивилизации и заставило бы их уважать туземцев как своих подданных. Они должны были оставаться блюстителями мира и защитниками имущества, без которых не может быть цивилизации. К сожалению, губернатор не смог этого добиться. Нельзя научить аборигенов тому, что в цивилизации есть блага, если позволять им быть угнетенными и обращаться с ними как с достойными презрения с людьми, позволять разнузданным солдатам грабить и порабощать их. Привычка считать аборигенов не чем иным, как язычниками или рабами, восходит к Ибрагиму-паше и должна быть полностью подавлена, прежде чем за пределами военных поселений можно будет увидеть какое-либо подобие цивилизации. Когда каждое зерно кукурузы и каждая птица, коза, овца и корова, необходимые для войск, будут оплачиваться фунтами стерлингов или их эквивалентом в необходимых товарах, тогда цивилизация легче распространит свое влияние, и даже Евангелие может быть здесь введено. Но без беспристрастного правосудия и то, и другое невозможно, если это предшествовалось и сопровождалось грабежами, которые являются слишком распространенным обычаем в Судане.

Если во время этой экспедиции я недостаточно проявил свою дружбу и преданность Вам и моим друзьям из Комитета помощи Эмину-паше, пожалуйста, припишите это недостатку возможностей и силе обстоятельств, а не прохладности и неискренности.

Мой дорогой сэр Уильям, примите мою признательность и уважение, которых Вы заслуживаете целиком и полностью.

Генри Мортон Стэнли

Глава I. Вступление

Только Карлейль,* когда он в мрачных красках нарисовал агонию ужасной Французской революции, может отдать должное длинному перечню бедствий, последовавших за политическим сближением Англии с Египтом. Эта тема настолько неприятна, что англичане предпочитают ее не касаться. Те, кто писал о каких-либо деталях, связанных с этими ужасами, ограничиваются голыми историческими записями. Никто не может прочитать их, не содрогаясь перед опасностями, которым подверглись англичане в этот жалкий период анархии.

* Томас Карлейл (1795 – 1881) – британский писатель, историк и публицист; автор нескольких многотомных исторических трудов (примечание переводчика, далее – А.С.)

После египетской кампании есть только один яркий солнечный отблеск за месяцы гнетущей тьмы, и он воссиял над бессмертными воинами Абу-Клеа* и Губата,** когда маленький отряд героических англичан сражался в песках мертвой пустыни, и завоевал славу, равную той, которую Легкая бригада завоевала в Балаклаве (в Крымскую войну). Это были сражения, которые в значительной степени искупили прошлые серии промахов в течение целого столетия. Если бы те, кто ответственен за политические события проявили хотя бы часть той решимости, что солдаты при Абу-Клеа, Махди *** вскоре стал бы лишь живописной фигурой, украшающей страницу учебника по истории, а не ужасным носителем жестокостей, который превратил в пепел все остатки цивилизации в Судане.

1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

1 из 4