Кузнечик

Справа от него тянется шеренга зданий, в которых располагаются секс-шопы и эротические массажные салоны; их кричащие неоновые вывески зазывно сияют. Фары непрекращающегося встречного потока машин светят ему прямо в лицо. Дальше по улице устремляются к самому небу высотные отели.

В десятке метров впереди – человек, которого он преследует. Человек, толкнувший сына Тэрахары. Опередивший Судзуки с его местью, когда та была прямо напротив, достаточно было перейти дорогу. Осознание этого ошеломляет его. «Как теперь быть?» Он маневрирует в толпе, стараясь избежать столкновений с пешеходами. Единственная цель, которая у него была, внезапно исчезла, бесцеремонно испарилась прямо у него на глазах. «Как теперь быть?»

Он заставляет себя двигаться вперед. «Просто не останавливайся». Если он потеряет мужчину из виду, то никогда не узнает, что же произошло на самом деле. После того как погибла его жена, месть была единственным, что заставляло его двигаться вперед. Если у него отняли даже шанс отомстить, ему больше незачем жить. По крайней мере, в этом он уверен.

Человек, идущий впереди, кажется неестественно спокойным. Он идет быстрым шагом, но нисколько не производит впечатление преступника, скрывающегося с места преступления. Судзуки петляет между идущими по тротуару людьми, отклоняясь то вправо, то влево, толкает плечом проходящего мимо молодого человека, в то время как тот мужчина словно бы плывет по течению реки.

Он невысокого роста, худощавый, одет в черное пальто. И движется так легко, как будто вовсе лишен веса.

Судзуки отчаянно старается не упустить его из виду. Мужчина продолжает то исчезать, то вновь возникать в поле его зрения среди голов других людей.

Носок чьего-то ботинка ударяет Судзуки в правую лодыжку. Не обращая внимания на резкую вспышку боли, он не позволяет себе остановиться. Рев двигателей мчащихся по дороге мотоциклов подгоняет его вперед. Он продолжает переставлять ноги, пошатываясь и прихрамывая, но с каждым шагом продвигаясь к своей цели.

Мужчина спускается по лестнице в метрополитен.

Судзуки ускоряет шаг, не желая отставать. На станции «Фудзисава-Конготё» сходятся три линии, у нее сложная планировка с множеством петляющих и пересекающихся коридоров. Он знает, что, если потеряет мужчину из виду, все будет кончено.

Его телефон звонит. Он отвечает, глядя на гудящую флуоресцентную лампу, вокруг которой вьются крошечные насекомые.

– Где ты? – раздается в ухе резкий голос Хиёко.

– Я сейчас… – его слова отлетают эхом от стен, пока он бежит вниз по лестнице, – преследую его. Спускаюсь в метро. Где ты? – Судзуки пропускает ступеньку и едва не летит с лестницы кувырком. – Как… – он пропускает еще одну ступеньку, – как он?

– Его как раз увозят в больницу.

– Он выживет? – Судзуки с трудом справляется с дрожью в голосе.

– Увидим.

«Нет шансов, что он выживет после такого», – думает Судзуки, но ничего не говорит. Телефон все еще прижат к его уху, он спешит по коридору станции. Впереди – частокол круглых колонн. Здесь и там виднеются указатели пересадок на разные линии. По левую руку от него ряд закрытых магазинов, за ними – торговые автоматы. Судзуки направляется к турникетам станции. Мужчина от него примерно в тридцати метрах, но между ними пространство свободно.

– Не дай убийце уйти.

– Мы еще не уверены, что он убийца.

– Это точно он. Мы оба видели это. Я только что говорила с парнями, которые были вместе с сыном-идиотом, они были там с ним и сказали, что все выглядело так, будто его кто-то толкнул.

За ее спиной включается сирена «Скорой помощи».

– Прости, я тебя не слышу.

– Толкатель! – пронзительным голосом кричит ему в ухо Хиёко.

– Толкатель?

– Судя по всему, есть кто-то, кто занимается этим профессионально. У меня нет никакой конкретной информации, и я впервые слышу о ком-то подобном, но некоторые другие работники компании слышали о нем.

– Так чем он профессионально занимается?

– Толкает людей. На дороги, на железнодорожные пути. Под колеса.

Она что, хотела сказать, что кто-то нанял того человека, чтобы убить сына Тэрахары?

– В любом случае не упускай его из виду. Выясни, куда он направляется, где он живет! Мы ничего о нем больше не знаем! – Она почти в истерике.

– Почему я обязан это делать?

– Потому что, если ты сейчас проявишь себя с хорошей стороны, это сыграет тебе на руку. Это снимет все подозрения.

Наблюдая за тем, как мужчина проходит через турникеты, Судзуки коротко сообщает ей, что свяжется с ней позже, и отключается, затем опрометью бросается к билетному автомату. Бросает короткий взгляд на цены и берет билет, по которому можно проехать до конечной станции. Едва квадратик бумаги появляется из автомата, Судзуки выдергивает его и бегом бежит к турникету.

Станция заполнена мужчинами в деловых костюмах и женщинами в густом макияже. Судзуки прокладывает свой путь вперед, читая указатели над головой. Он спускается на длинном эскалаторе к платформе. Перед ним оказывается группа из пяти пожилых женщин, неторопливо обсуждающих большой выигрыш в маджонге.

Поезда из центра и в центр, должно быть, только что отправились, и платформа совершенно пуста. Он видит мужчину. Тот стоит с левой стороны на первом пути, направление из центра Токио. Судзуки замедляет шаг и останавливается под электронным табло, на котором высвечивается время до прибытия следующего поезда. Он смотрит попеременно то на свои наручные часы, то на монитор, делая вид, что сверяется со временем прибытия, и то и дело украдкой бросая косые взгляды на мужчину.

На вид тому лет тридцать пять. Лицо вроде бы не совсем молодое, но при этом на нем нет признаков приближающегося среднего возраста.

Платформа начинает стремительно заполняться людьми. Они словно возникают из-под земли, как плесень из сырого пола. Собираются очереди. Мужчины, читающие еженедельники, молодые люди в наушниках, непринужденно болтающие сотрудники компаний. Мужчина, за которым наблюдает Судзуки, тихо стоит перед ограничительной линией, не обращая внимания на оживление вокруг. Его спокойствие кажется почти угрожающим.

Подъезжает поезд. Пассажиры направляются к открывшимся дверям, один за другим заходят внутрь. Судзуки следует за ними. «Я просто должен это сделать. Как ты всегда мне говорила».

Кит

Когда лифт прибывает на первый этаж, раздается приятная мелодия колокольчика и двери открываются. Он выходит из лифта и пересекает лобби. На стойке регистрации довольно оживленно – семь или восемь человек стоят в очереди, ожидая заселения. Их окутывает характерная аура хорошего вкуса, всегда сопровождающая обеспеченных людей. Он неторопливо направляется к выходу. Швейцар, переносящий багаж, поднимает взгляд на Кита. Лишь на мгновение – и почти сразу же отводит глаза. Кроме этого, никто, похоже, не замечает его присутствия.

Он проходит через автоматические двери, затем по извилистой тропинке и покидает территорию отеля. Прохладный ветер обдувает его шею. Все тело напрягается. Кит сжимает и разжимает кулаки, разгоняя кровь в немеющих пальцах.

Когда он подходит к большому перекрестку, по другую сторону дороги царит больший переполох, чем он мог бы ожидать. Вне всяких сомнений, из-за аварии, которую он видел с двадцать пятого этажа.

«Толкатель. Это был Толкатель?»

Зеваки выстроились в полукруг вокруг машины «Скорой помощи», припаркованной у обочины. Полицейские машины тоже уже приехали и стоят тут же. Офицер в форме расспрашивает молодую женщину, стоящую подле минивэна. На ней плащ ярко-красного цвета с неоновым отливом. С первого взгляда ясно, что именно она была водителем, сбившим жертву, но ее поведение неожиданно спокойно. Она ничуть не встревожена, в ее позе и манере держаться нет никаких признаков паники. В ее руке слабо дымится сигарета. Она дерзко смотрит на офицера, на ее лице читается вызов.

– Я никого не сбивала.

– Вы совершенно точно это сделали.

– Этот парень просто выпрыгнул перед моей машиной.

– И вы его переехали.

– Вы не могли бы поскорее с этим закончить? Это очень раздражает.

– Как вы можете так говорить? Человек умер.

– Да? А я умираю от раздражения.

По крайней мере, так Кит представляет себе их диалог.

Перед перекрестком собирается небольшая пробка. Потоку машин приходится перестраиваться в другую полосу, чтобы объехать место аварии, водители начинают безуспешно сигналить, чтобы поторопить впереди стоящих. Сигналы клаксонов раздаются в воздухе, как резкие фразы, брошенные в споре. Многие из собравшихся зевак прижимают к уху свои мобильники. Периодически на соседнем здании загорается огромный цифровой билборд с рекламой газированного напитка, освещая взволнованные лица людей.

Кит достает свой телефон из внутреннего кармана черного кожаного пальто. Набирает номер, который запомнил наизусть.

– Я вас слушаю, – тотчас отвечает голос на другом конце.

Еще один тип, считающий себя настолько важным и знаменитым, что ему не нужно представляться, когда он отвечает на звонок.

– Это Кит, – говорит он коротко.

– А? – Голос звучит неопределенно, как будто его обладателю нужно время, чтобы осмотреться вокруг и убедиться в надежности своего окружения. Затем, спустя несколько мгновений, он продолжает: – Как все прошло?

– Все сделано. Ты можешь организовать обнаружение тела, как тебе будет угодно. Записка на столе. Она для его семьи. – Он диктует номер комнаты.

Услышав это, Кадзи с облегчением выдыхает, как будто его предложение руки и сердца было принято.

– Ты спас мою шкуру. – В его голосе нет и намека на грусть по поводу смерти его личного секретаря, работавшего на него около десяти лет. – Теперь ведь все уладится, верно?

– Я сделал то, что должен был сделать. Остальное – твоя забота.

– А ты уверен, что он написал только своей семье?

– Что?

– Больше ничего не было? Может быть, было что-то еще, что ты забрал с собой?

– О чем конкретно ты говоришь?

– Например, письмо прессе.

Кит некоторое время хранит молчание. Этот тип, Кадзи, еще более малодушен, чем он себе представлял. Едва его проблема решена, как он видит другую проблему – и тут же начинает психовать. Такой уж он человек: тупой, неприятный, беспокойный. Кит готов иметь дело с тупыми и неприятными людьми, но беспокойные могут устроить неприятности.

– Какие я могу получить гарантии, что ты никому об этом не расскажешь? – продолжает давить Кадзи.

– Я занимаюсь этим пятнадцать лет. Тебе придется мне довериться. Или поинтересуйся у того парня, который нас познакомил.

– Но как я могу быть уверен в том, что ты не станешь меня этим шантажировать? Откуда мне знать, что ты не предашь меня?

Кит отключается, не ответив. «Вот же заноза», – думает он. Подозрительные, малодушные людишки вроде него все время суетятся, пытаясь почувствовать себя в безопасности. Они не умеют строить долгосрочные планы и разрабатывать стратегию; они просто реагируют, когда что-то уже случилось, бесконечно пытаясь исключить неопределенность. Но никогда не успокаиваются, потому что поводы для беспокойства бесконечно множатся.

Сигнал светофора на переходе переключается на зеленый, и Кит делает шаг на перекресток вместе со всеми остальными ожидавшими на обочине пешеходами. Толпа выплескивается на проезжую часть, люди спешат и обгоняют друг друга, пытаясь занять наиболее удобную позицию, – это немного напоминает маневры на поле боя. Кит переходит дорогу и сворачивает направо. Вход в метро с другой стороны расположен ближе, но он просто движется вместе с потоком людей.

– Кто-нибудь видел, что произошло?

Кит оборачивается на раздающийся поблизости женский голос. Молодая женщина с короткой стрижкой, с его стороны дороги. Она стройная, но ощущение от нее внушительное, и ее голос звучит жестко и грубо, когда она обращается к проходящим мимо людям.

– Никто ничего не видел?

Потоки света от уличных фонарей, неоновых вывесок и полицейских маячков бросают розовые и красные отсветы на ее бледное лицо.

– Эй, ты! Ты что-то видел?

Она стоит прямо перед Китом. На ее губах непринужденная улыбка, как будто они уже давно друг с другом знакомы, но в глазах с азиатским разрезом словно что-то затаилось. Ее ярко-красные губы извиваются на ее мертвенно-белом лице, как два слизня.

– Что я должен был видеть?

– Только что произошедший несчастный случай. Одного из моих коллег сбила машина. Так ты что-нибудь заметил?

– Не знаю, что ты имеешь в виду под «чем-нибудь».

– Ты видел того, кто его толкнул?

Это немного выводит Кита из равновесия, но он мгновенно берет себя в руки. В его голове пульсирует кодовое имя: «Толкатель».

– Нет, – говорит он глухим голосом.

Вспоминает сцену, которую наблюдал из окна отеля. Однако не чувствует необходимости об этом ей рассказывать. Человек выскочил на проезжую часть, другой человек прошел за его спиной. «Так это все-таки был Толкатель».

– Я никого не видел.

Она сжимает челюсти и пристально смотрит на Кита.

– Хорошо, ладно; если что-нибудь вспомнишь, свяжись со мной, ладно?

И настойчиво протягивает ему визитную карточку.

Он смотрит на карточку. На ней написано название фирмы. «Фройляйн». Губы Кита кривятся в ухмылке. Он знает эту контору.

– Так ты работаешь на Тэрахару?

– Ты знаешь директора? Тогда тебе должно быть что-то известно о несчастном случае. Ну же!

– Толкатель, – медленно произносит он, желая ее проверить.

Она приподнимает бровь.

– Так ты тоже знаешь о Толкателе?

Подается вперед и пытается схватить его, но он отбивает ее руку.

* * *

По мере того как Кит спускается по лестнице в метро, уличный шум стихает. Он проходит через турникеты, затем на платформу. Смешивается с потоком других пассажиров. Вскоре прибывает поезд, выкрашенный в желтый цвет. Удачно совпало: человек, сидевший на крайнем месте, выходит, и Кит занимает его место. Пьяная женщина, сидящая по соседству, раздраженно таращится на него, как будто собираясь устроить склоку, но, оценив его рост, отворачивается.

Он вытаскивает из внутреннего кармана своего костюма книгу и открывает ее на закладке. Читает сцену, которую читал уже множество раз. Спустя некоторое время из динамика раздается сообщение о следующей остановке. В это мгновение Кит ощущает, что сиденье напротив начинает дрожать. «Только не снова…» Он с досадой прищелкивает языком. Теперь не только сиденья, но и все окружающее пространство подергивается мелкой рябью, контуры всех предметов размываются. Это не физическая вибрация – нет, это его собственное головокружение. Такое периодически происходит в последние шесть месяцев. Всегда одно и то же. Его зрение затуманивается, потом наступает темнота. А когда зрение возвращается, один из них уже сидит рядом.

Один из них – это призрак кого-нибудь из людей, которых он убил. Они всегда выглядят такими самодовольными, словно никуда и не уходили и постоянно были рядом. Как будто собираются сказать ему: «Вот ты и попался!»

Сейчас происходит то же самое. Когда головокружение проходит и он открывает глаза, на сиденье прямо напротив него сидит женщина.

Все остальные пассажиры исчезли. Они были там всего мгновение назад. Мужчина, читавший газету. Девочка в форме ученицы старших классов, смотревшая на экран своего телефона. Офисный менеджер, который дремал стоя, схватившись рукой за висячий поручень. Все пропали. Единственный человек, которого он видит, – это женщина напротив; ее длинные волосы с перманентной завивкой спускаются крупными локонами, красивые глаза, правильный нос, стильный серый брючный костюм. Она улыбается и застенчиво машет Киту изящной рукой.

Это странное чувство: сидеть напротив кого-то в совершенно пустом вагоне поезда.

Она – ведущая новостей, которую он заставил совершить самоубийство пять или шесть лет назад. Несмотря на то что ее работой было просто сообщать новости по телевидению, у нее было обостренное чувство справедливости, и, когда появлялся сюжет, который вызывал у нее сомнения, она начинала собственное расследование, не обращая внимания на предупреждения от ее начальства, чтобы она держалась подальше. Она была особенно настойчивой, когда дело касалось политиков, пытавшихся прикрыть свои грязные делишки. Политики не любят, когда журналисты суют нос в их дела, даже если им нечего скрывать, – и уж тем более, если им есть что скрывать. Так что, естественно, им хотелось ее проучить.

Но, к сожалению, она не хотела понимать намеков – просто потому, что была немного упрямой. Все уговоры и даже давление приводили только к тому, что ее решимость усиливалась – вплоть до одержимости. В конце концов это стоило ей жизни.

Она рассердила политиков, которых сердить было опасно, и Кит получил заказ.

– В этом весь смысл журналистики, – сказала она ему в номере отеля перед тем, как убить себя. Ее голос дрожал от напряжения, но в ее словах была убежденность. Это был ее манифест. – Я не могу смотреть на то, как нарушается справедливость.

– Справедливость?

– Я выросла на старых японских сказках. Тех, которые показывали по телевизору. Помнишь историю о том, как злого старика настигла кара, а добрый старик был спасен и получил награду? [7]Это сформировало мое мировоззрение. Так что я не выношу несправедливость.

Кит возразил:

– Но реальность такая, какая она есть. Прямо сейчас ты сидишь здесь, плачешь и пишешь свою предсмертную записку. А какой-нибудь старый политик с двойным подбородком лежит в своей кровати с молоденькой девушкой и смотрит телевизор. Это – единственная реальность. Она не имеет никакого отношения к тому, что нам нравится или не нравится.

Журналистка с ним не согласилась, но в конце концов, когда она посмотрела ему в глаза, то помрачнела, сама накинула на шею петлю – и спустя несколько мгновений покачивалась в воздухе, как маятник.

Теперь же она сидит там и машет ему рукой. Призраки, которые приходят к Киту, на вид ничем не отличаются от обычных людей. Это сбивает его с толку и причиняет страдания.

«Исчезни!» – хочет прокричать он.

Внезапно Кит испытывает сильный приступ боли в животе. Он прижимает ладонь к области желудка, и его тело сгибается пополам. Это не похоже на боль, которая возникает при каком-нибудь заболевании, это больше похоже на ощущение чего-то неправильного где-то здесь, которое невозможно точно определить, – смутная блуждающая боль, словно внутри его тела разверзлась пустота, похожая на подземную пещеру. Он знает, что нет причин паниковать, но ощущает, как паника вползает в его сознание. Неожиданная боль продолжается несколько мгновений, затем постепенно затихает. С каждым подобным приступом боль продолжается немного дольше. И это происходит все чаще. Кит не знает ее причины. Он не собирается обращаться ни к каким врачам, но, если б он это сделал, те тоже не смогли бы определить, что это, – у него такое предчувствие. А если б и определили, то не знали бы, как это вылечить.

«Это твое чувство вины». Голос тихо шепчет ему в правое ухо. Он поднимает взгляд. Лицо ведущей теленовостей совсем близко. Она настоящая красавица. Ее лицо дополняет со вкусом нанесенный макияж. Ее губы все ближе: «Это ведь так?» Он отворачивается, чтобы посмотреть на то место, где она сидела. Теперь там никого нет. «Ты ведь не думал, что сможешь продолжать заставлять людей совершать самоубийства, так никогда и не почувствовав раскаяние, не так ли?»

Кит не отвечает. Ответ – это именно то, чего она хочет добиться. Она – не более чем иллюзия, и в вагоне едут другие люди. Если он начнет беседовать с привидениями, люди решат, что у него проблемы с психикой. Кит вспоминает строчку из книги, которую повсюду носит с собой: «Все это вздор, и нечем тут было смущаться! Просто физическое расстройство!» Так молодой русский пытался обмануть самого себя, прежде чем отправиться совершать убийство. «Вероятно, именно это я сейчас испытываю. Просто физическое расстройство».

Он ощущает дыхание женщины на своей щеке. «Тот несчастный случай, который ты недавно видел… Это был Толкатель, не так ли? Это должен был быть он. Ты знаешь это так же хорошо, как я».

Кит едва удерживается, чтобы не прищелкнуть языком. Она – часть его собственной души и знает, куда бить.

«Прости, что рассказываю тебе о старых новостях, но разве однажды давным-давно ты не проиграл Толкателю?»

Он натянуто улыбается, услышав слово проиграл. Нет ничего ничтожнее, чем радоваться и печалиться из-за побед и поражений. Так мог бы сказать разве что ребенок, ведущий счет в игре. «Не говори со мной о Толкателе», – отвечает он ей в своей голове.

«Ты был слаб, и Толкатель превзошел тебя. Может быть, тебе просто стоит бросить эту работу? Может быть, тебе уже пора на покой?» Теперь ее мягкий голос звучит у него в левом ухе, хотя Кит не видел, как она перешла на другую сторону.

«Заткнись. Скажешь еще хоть одно слово – и я убью тебя». Он сохраняет спокойствие, глядя прямо перед собой.

«Я уже мертва, – легко отвечает она, широко улыбается, вдруг придвигается еще ближе и произносит резким тоном: – Это твоя вина».

Его голову словно обдает резкий порыв ветра. Он вздрагивает от внезапного озноба. На несколько секунд крепко зажмуривается, затем вновь открывает глаза.

Женщина исчезла. Мир опять стал нормальным.

Перед ним вновь сидят крепко спящий мужчина в строгом костюме, девочка, полностью поглощенная своим телефоном, пожилая женщина с сердитым выражением лица, мужчина, жадно рассматривающий фотографии моделей в купальниках, перелистывая страницы журнала, оживленно беседующая семейная пара. Все так, как было раньше.

Цикада

Цикада поднимается по пожарной лестнице потрепанного девятиэтажного кондоминиума на южной окраине района Синдзюку. Он проходит витки спирали один за другим, придерживаясь рукой за проржавевшие красные перила.

После завершения работы Цикада провел ночь в городе Мито, затем сел на первый поезд линии Дзёбан, отправлявшийся в Токио. С самого рассвета идет дождь. Не слишком сильный, но достаточный, чтобы дороги промокли и под ногами стало скользко, а листья деревьев в роще за зданием громко шелестели. Нависшие над крышами темно-серые облака расчерчены волнистыми линиями и похожи на могучие мышцы. Они затянули все небо над городом, но вдалеке в них виднеется просвет.

Он идет по переходу на шестом этаже, засунув руки в задние карманы джинсов.

Сцены из фильма, который он смотрел прошлой ночью, все еще крутятся у него в голове. Цикада нашел его на одном из каналов кабельного телевидения после того, как завершил работу в доме в Мито.

«Притеснение» Габриэля Кассо[8]. Он никогда раньше не слышал про этого режиссера, и название фильма ни о чем ему не говорило.

Цикада почти уже переключил канал, когда фильм начался, но по какой-то причине продолжил просмотр и вскоре увлекся так, что не мог оторваться – и досмотрел до конца.

Фильм рассказывал короткую историю жизни юноши из Франции, потерявшего обоих родителей в результате несчастного случая. Каждое утро без выходных этот юноша разносит стопку газет по всему городку, бегая по улицам, как крыса в запутанном лабиринте.

Становясь старше, он совершенствует свой способ доставки, сначала обзаведясь велосипедом, а затем пересаживаясь с велосипеда на мотоцикл. В фильме было не очень много диалогов, но становилось ясно, что больше всех на свете юноша презирает своего начальника, хозяина газетного магазина. Все, что делает жирный начальник, это посылает молодого человека с различными поручениями, а сам постоянно бездельничает.

Юноша беден, и, когда он однажды влюбляется, девушка бросает его; его сердце оказывается разбито, и его дни тянутся один за другим унылой чередой. Хозяин с каждым днем становится все хуже. Он смотрит на юношу свысока, давая ему бессмысленные указания, а иногда даже бьет его. Он почти не платит ему, а когда все же делает это, то швыряет конверт с зарплатой ему под ноги. Всякий раз, когда он так поступает, юноша сердится и говорит, что хозяин магазина должен выдавать ему оплату как полагается.

В конце концов юноша приходит в магазин с ножом, чтобы убить хозяина. В той сцене начальник говорит ему: «Ты – моя марионетка».

Юноша в ярости, но тут он внезапно обнаруживает, что к его телу привязаны нити – те самые нити, с помощью которых управляют марионеткой.

«Марионетка на ниточках, – мягко говорит хозяин магазина. – Смерть твоих родителей, твоя любовь и твое разбитое сердце, даже само твое рождение – результат того, что я все это время дергал за ниточки. Теперь ты это видишь, марионетка?» Он глумливо смеется над бедным юношей.

Сначала тот тоже смеется, потом смертельно бледнеет, потом кричит. Но вместо настоящего крика из его рта раздается кукареканье. Поняв, что это тоже проделки хозяина магазина, он впадает в отчаяние. Размахивает ножом, пытаясь во что бы то ни стало отрезать нити от своего тела, пока его не забирают в сумасшедший дом. В конце юноша лежит на больничной койке, бормоча: «Я буду хорошей марионеткой, только позволь мне быть свободным».