Полная версия
На пороге ночи. Последние люди на Земле
– Госпожа Ани, постойте! А пальто?
– Ох, черт! Никак не запомню, что теперь у нас холодно. Спасибо!
В лифте, поднимаясь на крышу небоскреба в ангар мобиле, она привычно прокручивала в голове предстоящий день. Сегодня у нее летучка в агентстве, разбор проектов, важная встреча с людьми из префектуры. И что-то еще… Прекрасно, она уже и забыла. Ну, ничего, сейчас она сядет в мобиле, откроет свой электронный блокнот и освежит память.
В ангаре было холодно и сыро. Машины слегка покрылись налетом влаги. Она опять уже в который раз непроизвольно вздохнула. Ее мобиле осветилась светом, отворилась дверь. Ани опустилась в кресло пилота. Дверь закрылась, в машине включилась система обогрева. Сразу же стало тепло и уютно. И она сняла пальто. Привычным жестом ткнула кнопку разогрева двигателя, приготовила к работе автопилот. Как только она поднимется в воздух, автопилот возьмет на себя управление машиной. Он проложит курс к родительскому дому и через несколько минут посадит машину в ангаре дома, где жили супруги Бине.
Глава III. Семейный завтрак
Так случилось, что парфюмерия стала делом жизни нескольких поколений семьи Бине. Филипп начал учиться своему делу еще в юности, проводя на фабрике все свое свободное время. Уже с той поры он твердо усвоил, что не бывает выходных и праздников для тех, кто держит свое производство, ибо оно, производство, не замирает и не останавливается, оно работает, пока жив его хозяин. О, это была больная тема. Филипп печалился, что не имеет наследника. Конечно, его дочь вполне подошла бы на роль хозяйки концерна, но, к сожалению, она выбрала иной путь. А вот, будь у него сын, он, подобно деду и отцу, вверил бы свое дело в его руки. Но нет у него сына, не дал Бог. Увы.
Впрочем, пока Филипп не особенно страдал над этим больным вопросом – вопросом правоприемничества. Наверное, когда-нибудь потом он, став старым и дряхлым с трясущимися руками и путающимися мыслями, будет по-настоящему горевать об этом, а пока он еще хоть куда, крепок, бодр и силен. Пока он и сам в состоянии держать в колее свое косметическое хозяйство. Да и, как говорят, свято место пусто не бывает, подрастает смена. Филипп зорко присматривался к молодым своим управленцам, кто как работает, как знает дело, как держится, даже как говорит с подчиненными, достаточно ли вежливо и уважительно. Это всё для Филиппа Бине имело значение, он был приучен отцом и дедом к настоящему мастерству и вежливости с людьми.
– Сколько бы ты ни имел денег, – нередко говаривал ему отец, – какого бы размаха ни достигло твое производство, высоко не возносись, уважай людей, и не только своего круга, всех, и особенно тех, кто работает на тебя. Они принесли тебе богатство и благополучие.
За свою жизнь Филипп успел не раз убедиться в мудрости слов своего отца. Будь он хотя бы семи пядей во лбу, а одному сдвинуть большое дело невозможно. Поэтому он высоко ценил тех людей, с которыми работал. Он прекрасно понимал, что благодаря их труду, ответственности и знаниям его концерн выпускает отличную продукцию, известную не только в Средиземноморье, но и далеко за его пределами. Он не скупился ни на хорошее слово для своих работников, ни на материальное поощрение. Поэтому люди крайне редко уходили от него.
– Балуешь ты своих подчиненных премиями да похвалами, – сказала как-то Дария. – Все-то у тебя хорошие, все-то сознательные, ответственные. Смотри, как бы не перестараться и не захвалить.
– Тебе что же денег жаль? – с улыбкой отвечал Филипп.
– Денег у тебя, слава Богу, с лихвой хватит на всех и вся.
– Так что же?
– На предприятии должна быть дисциплина в первую очередь.
– А, это чтобы все боялись?
– Ну при чем тут боялись? Просто, знаешь, если человеку постоянно говорить о том, какой он распрекрасный, он может возгордиться. В этом я твердо убеждена.
– На мой взгляд, это совершенно ошибочное мнение. Доброе слово приятно каждому. Да он в другой раз будет стараться сделать еще лучше.
– Ну не знаю, дело, конечно, твое. Но вот я, например, так никогда не поступаю.
– Почему же?
– Творческого человека захваливать нельзя. Разленится, вообще ничего делать не станет.
– Мне кажется, дорогая, ты через чур строга к своим репортерам. Но, впрочем, тебе виднее. Ты же там глава, а не я.
Все вроде бы складно было в его жизни, благополучие и достаток не покидали его дом. Лишь одно не давало ему покоя – личная жизнь его дочери. Не одобрял он ее выбора, но, скрепя сердце, не стал чинить препятствий ее браку с Юргом. Хотел, но не стал. Убедила его в этом Дария.
– По-моему, ты все-таки несправедлив к Юргу.
– А ты его так хорошо знаешь? – не удержался от язвительности Филипп, чье сердце было не на месте после знакомства с будущим зятем.
– Его знает наша дочь, – спокойно возразила она.
– Знает ли, – вздохнул он.
– Позволь тебе напомнить, Ани уже взрослый человек и может сама решать. Ты не можешь вмешиваться. Мало ли что тебе не пришелся по нраву Юрг, зато он нравится ей. Ей самой решать.
Это и сыграло свою роль. Он решил, что Дария права и не стал вмешиваться, не стал переубеждать свою дочь.
Филипп и сам не знал, что так настораживало его в Юрге. Обычно он со всеми людьми был тактичен и выдержан, даже если что-то ему и не нравилось в них. В первую очередь, он привык видеть в любом человеке хорошее, а уж потом замечал недостатки и то только, если они были уж очень явными. Но в Юрге он не увидел ничего, что могло бы расположить к нему, вызвать уважение. Этот человек учился всему понемногу, но ничему конкретному, чему бы он решил посвятить всего себя. Юрг называл себя художником и, тем не менее, похвастаться ему было особо нечем. Насколько понял Филипп из рассказов дочери, в мастерской Юрга были лишь одни незаконченные работы. За все годы своего, так называемого, творчества он не провел ни одной выставки.
– Папа, понимаешь, художнику без связей сложно пробиться, – сказала как-то Ани отцу.
– А он разве пытался? – усмехнулся тот.
– Конечно, и не раз. Но безуспешно. Его зарисовки все время отклоняли.
– Вот именно, зарисовки, – сказал Филипп. – Устроителям выставки нужны не зарисовки, а готовые картины. Как и в любом другом деле, нужен результат. А его-то и нет, как я понимаю. Ты сама-то видела эти его работы? Можешь назвать что-то, что тебе понравилось, что поразило тебя?
– Да, есть кое-что. Он работает сейчас над серией пейзажей. Там есть очень удачные. Папа, ну что ты усмехаешься? Да, он не такой, как, например, ты, деловой и целеустремленный, он другой. Но я люблю его не за это. А за то, что он добрый, внимательный. Он очень хороший.
Что оставалось Филиппу? Только отойти в сторону и не возражать. Не мог же он сказать своей дочери, что ее избранник, скорее всего, просто обычный приспособленец, который ухватился за подвернувшуюся возможность устроиться за чужой счет. Нет, такого сказать ей он не мог. Тогда получалось, что полюбить его дочь возможно лишь только из-за больших денег ее отца. В конце концов, может же быть и такое, что Филипп ошибся насчет Юрга и тот окажется совсем неплохой партией для его дочери с точки зрения не материального соответствия, это-то как раз для Филиппа было совершенно не главным, а с точки зрения любви и настоящих семейных ценностей. Но какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что он прав относительно Юрга, и что тот не принесет счастье Ани.
В последнее время они стали видеться с дочерью все реже и реже. Филипп знал, что у Ани много работы. Ее агентство завалили заказами. Она появлялась в доме родителей лишь в редкие выходные. Приезжала обычно одна без мужа. Судя по всему, Юрг избегал встреч с тестем. Но он и не расстраивался, не горел желанием видеть зятя почаще. Главное, что приезжала его Ани.
Сегодня она преподнесла родителям приятный сюрприз – прилетела прямо перед началом рабочего дня. Филипп и Дария как раз завтракали. В небольшой, уютной гостиной пахло ароматным кофе и свежими тостами. Ани устроилась в плетеном кресле слева от матери и напротив отца.
– Ох, что-то я уже проголодалась, – с улыбкой сказала она, изучая стол. – О-о, у вас сегодня тосты и миндальные пирожные. Обожаю и то, и другое.
– Ты, должно быть, по-прежнему по утрам не завтракаешь, – обеспокоилась Дария.
– Ну, мама, ты же знаешь, по утрам я только пью кофе.
– И голодной на работу, – укоризненно покачал головой Филипп.
– Да все в порядке. Потом часов в одиннадцать я завтракаю в ресторанчике неподалеку от моего офиса.
– Полагаю, что такое бывает не всегда, – сказала Дария. – Если работы много, ты и вообще забываешь поесть. Так?
– Нет, мама, не так, – мягко возразила Ани. – Я не забываю поесть, сколько бы ни было работы. Я всегда помню то, чему ты меня учила.
– Я тебя многому учила, – улыбнулась Дария. – Что именно ты имеешь в виду?
– Что я имею в виду? – Ани с аппетитом ела тост с абрикосовым джемом. – То, что нужно беречь свое здоровье. Потому как здоровье – это главное наше богатство.
Родители одобрительно кивнули.
– Золотые слова, дочь, – сказал отец.
– Я всегда надеялась на твое благоразумие. Ну, расскажи, как твои дела? – спросила Дария.
– О, все просто замечательно. Дела идут, поступают заказы – крупные и мелкие, всякие. Да, я забыла вам сказать, что скоро мы завершаем наш едва ли не самый шикарный проект. Несколько месяцев назад префектура юго-западного округа подала заявку на разработку целого архитектурного ансамбля.
– Что за ансамбль? – заинтересовался Филипп. – Что собираются строить?
– Хотят построить в комплексе театр, деловой центр, парк отдыха. Очень интересная задумка. О, мы напряглись. Все так сразу загорелись. Работали без устали до позднего вечера. Мои люди – молодцы. Вы и не представляете, какие они молодцы. Проект уже почти закончен, теперь вот только надо защитить.
– Не сомневаюсь, что тебе это вполне по силам, – вновь улыбнулась Дария.
– Дома как? – решил коснуться неприятной темы Филипп – Что Юрг? У него-то, наверное, все без перемен?
– Папа, ты меня спрашиваешь о делах Юрга? – притворно удивилась Ани. – Он ведь работает в твоем концерне, значит, я у тебя должна спрашивать о его делах.
– Это ты зря, – пожал плечами Филипп и протянул руку к блюду с пирожными, – ты забываешь, что он работает простым художником-дизайнером, тем более, в производственном корпусе у черта на рогах, так что мы не встречаемся. Мне с ним видеться на его рабочем месте как-то не пристало, да и недосуг, и он ко мне не заходит. Полагаю, не хочет выказывать среди коллег наше с ним родство.
– Филипп, ты по-прежнему несправедлив к нашему милому мальчику, – добродушно заметила Дария, обменявшись понимающими взглядами с Ани. – Что значит, работает простым художником? Это и плохо, что он все еще работает у тебя простым художником. Уже давно следовало его перевести в управляющий офис, дать хорошую должность, сделать, в конце концов, его своим помощником. Он ведь не кто-нибудь, а муж твоей дочери.
– Ну, положим, помощники у меня есть, – возразил Филипп, – причем, заметь, проверенные временем. И не раз.
– Мама, что ты, – запротестовала Ани. – Юрга все устраивает. Зачем ему должность в управлении? Он ведь художник. Для него творчество важнее. Да и потом с этой работой у него остается время еще и для домашней мастерской, там накопилось уже порядком картин, мы даже подумываем о выставке.
– Надеюсь, эта-то выставка все-таки увидит свет, – заметил Филипп.
– И не сомневайся, папа, обязательно увидит. А я ему помогу.
– Ну, в том, что у тебя получится ему помочь, лично я не сомневаюсь.
Дария с нежной улыбкой обратилась к Ани:
– Мы так давно не виделись с тобой. Расскажи еще что-нибудь о себе.
– Да особо-то нечего рассказывать: работаю, работаю, работаю, – весело сказала она, принимая из рук матери еще одну чашку кофе.
– Дорогая моя, тебе надо больше отдыхать, – обеспокоилась Дария. – Часть работы поручи своим подчиненным, в крайнем случае, найми еще людей. Я смотрю, у тебя глаза усталые. Это не порядок. Так нельзя.
– И, правда, милая, прислушайся к словам матери, – поддержал жену Филипп.
– Не беспокойтесь, со мной все в порядке. Просто я не могу без работы. Не знаете, от кого это у меня?
– Со своей работой и дом родной совсем позабыла, – попенял дочери Филипп.
– Да, это так, каюсь, – сокрушенно вздохнула Ани. – Но обещаю впредь бывать чаще.
Родители проводили Ани до лифта. Махнув рукой на прощанье, Ани нажала на нужный сенсор в панели управления. Дверь скрыла от родителей улыбающееся лицо дочери.
– Как ты думаешь, у нее все в порядке? – задумчиво спросил Филипп.
– Ты имеешь в виду ее отношения с Юргом?
– Конечно.
Дария пожала плечами:
– Кто знает. Она же не скажет. Но, по крайней мере, она мне не показалась встревоженной или опечаленной.
– Но и счастливой она тоже не показалась.
– Ну, знаешь, семейная жизнь – это не прогулка в парке. Всякое может быть.
– Вот именно, что всякое. Ты бы с ней поговорила по-женски. Может, она тебе что-то скажет.
– Хорошо. Я как-нибудь съезжу к ним в гости. Но, сразу хочу тебя предупредить, – она предостерегающе подняла руку, – одна, без тебя. А то ты там начнешь свои замечания выдавать без остановки.
– И расстроишь дорогого зятя, – подсказал Филипп.
– Вот именно.
– Ладно, договорились, я останусь дома. А ты обязательно съезди. Только не откладывай надолго.
– Хорошо, постараюсь вырваться на будущей неделе. Ладно, мне пора.
– Тебя подбросить?
– Нет, я возьму автомобиль.
– Тогда до вечера.
– Может быть, где-нибудь поужинаем?
– Отличная мысль. Выбор за тобой.
– Договорились.
Несмотря на то, что семейная жизнь Ани, была самой болезненной для Филиппа темой, в это утро его мысли быстро ушли в другое русло. Он спешил, сегодня в концерне назначены испытания новой серии косметики для людей зрелого возраста. Относительно этой серии у него были самые радужные предчувствия. Он ожидал, что она сделает фурор, ведь в ее основу положены самые современные методы ученых и годы кропотливого труда.
Глава IV. Зять Филиппа Бине
Утром, когда Ани уже давно была в своем архитектурном агентстве, Юрг еще только просыпался. Позевывая и сладко потягиваясь в постели, он бросил взгляд на экран видеотелефона. Ему пришла в голову мысль связаться со своим шефом, главным в творческом цеху, где трудился Юрг на благо своего родственника, всеми уважаемого и почитаемого Филиппа Бине. Когда через несколько мгновений Радде вышел на связь, Юрг слабым голосом сообщил ему о своем скверном самочувствии.
– Такая мерзкая простуда, да еще и жар. Очень тяжело. Работать сегодня не смогу, к сожалению.
– Понимаю, на улице теперь очень холодно, – ответил господин Радде, стараясь изобразить сочувствие.
– Да-да, и не говорите, – слабо отозвался Юрг.
– Не беспокойтесь, господин Юрг, ваш эскиз я передам другому художнику. Желаю вам скорейшего выздоровления.
– Спасибо. Вы очень любезны, господин Радде.
Экран погас, а Юрг довольный расплылся в улыбке.
– Как я вас, господин Филипп Бине, мой дорогой тестюшка, а? Пусть работают ваши холуи, а я буду отдыхать.
Юрг лежал в теплой постели и думал о том, что даже и в этом его не совсем блестящем положении есть свои преимущества. Стал бы Радде расшаркиваться перед ним, будь он простым работником. Сколько раз Радде орал на всякого, кто решался вдруг заболеть. Он сыпал едва ли не проклятья на голову несчастного, ведь работы так много, что дизайнеры не справляются с поступающими заданиями, а тут еще эти болезни. Зная вспыльчивость своего ближайшего шефа, художники старались не злоупотреблять его терпением. И только один Юрг не считался ни с характером Радде, ни с загруженностью своих коллег: он уходил «болеть» всякий раз, когда хотел, и никто, даже сам Радде, не смел сделать ему выговор.
В отсутствие Юрга кто-то из дизайнеров вынужден был делать работу отсутствующего зятя главы концерна, задерживаясь в офисе до позднего вечера. Иначе было нельзя, никто бы не отважился пойти к самому господину Филиппу жаловаться на его зятя. Тем более что между ним и Юргом, по рассказам последнего, царило полное взаимопонимание. Он, болтая с сослуживцами, уверял их в том, что отец его жены высоко ценит творческую жертву Юрга, решившего свои выдающиеся способности художника посвятить семейному делу, что Филипп не один раз предлагал ему хорошую должность в управляющем офисе, но он всякий раз отказывался, потому что творчество для него превыше всего. Коллеги, за чашкой утреннего кофе, слушавшие эти излияния, как один, мысленно желали, чтобы высокопоставленный родственник Юрга поскорее забрал бы уже его к себе под крыло.
В комнату, постучав, вошла горничная Лилия. Она поклонилась хозяину и спросила, может ли она принести свежее белье. Он, скользнув по ней мимолетным взглядом, невольно в который уже раз отметил, что она недурна собой. Жаль только, что биоробот. Нет, правда, жаль.
– Принеси мне кофе и пирожные. Те, что я люблю.
– Господин Юрг, кофе вам подать в постель?
И в то же время, как же она глупа, подумал Юрг.
– Я же ясно сказал – принеси, – с раздражением сказал он. – Это значит, принести сюда. Неужели непонятно?
Лилия ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. Он тут же забыл про нее. Его взгляд вновь потянулся к экрану видеотелефона. Его холеное лицо осветилось блаженной улыбкой. Сейчас он увидит ее, свою шалунью Виту. Ох уж эта Вита…
С самой ранней юности было ясно, что Юрг будет красавцем-мужчиной. Все говорило об этом: фигура атлета с широкими плечами, взгляд, умевший сводить женщин с ума, тон общения, свободный, раскованный, даже где-то чуть-чуть развязный. Он всегда знал, как вести себя с женщиной, что говорить, чтобы она не отталкивала, а напротив, старалась удержать, стремясь к его обществу. Никто его этому не учил, тем более что и учить-то было некому: мать воспитывала его одна, так что все это в нем было заложено с рождения. После невинных побед юности, совершая которые он не преследовал никаких серьезных целей, кроме, разве что, чувственного наслаждения, ну и где-то обучения, ведь подобный опыт, он считал, ценен для мужчины, он стал более осмотрительным и основательным в вопросах выбора партнера.
Как правило, он выбирал один «базисный» вариант, подкрепленный финансами, а другой – для души и тела, впрочем, все же больше для тела. Что ему до души?.. В базисном варианте он вполне мог даже допустить присутствие каких-то незначительных физических недостатков, например, маленькая грудь, что он, надо сказать, переносил с трудом, кривоватые ноги, тощее или наоборот слишком полное тело, все эти недостатки с лихвой компенсировались финансами. Но, что касается другого, телесного варианта, то здесь недостатков быть не могло. Уж за этим-то он следил строго. У его второго варианта обязательно должна быть прекрасная грудь, как наиболее главный, решающий показатель, ну и также хорошие бедра, ноги, полное отсутствие замороженности недотроги или святоши. Женщина каждым своим чувственным движением, каждым пылким взглядом должна была претендовать на Юрга, она, еще не получив его, должна была уже страстно мечтать о нем, желать его. По своему богатому опыту он знал, что только такая во всех смыслах свободная женщина может доставить истинное наслаждение.
Когда несколько лет назад Юрг на вечеринке у друзей познакомился с Ани, где ее ему представили, как состоятельную, независимую женщину, он с первого взгляда безусловно отнес ее к первому варианту. На второй вариант она никак не тянула, ибо была очень хрупка во всех частях своего тела. Правда, лицо ее с живыми черными глазами и милой улыбкой ему очень понравилось. А еще Ани украшали волосы, черные, как и глаза, они тяжелой волной падали ей на плечи. Но и всё. Не более. Но разве было Юргу мало и того, что она была богата и независима, что она дочь состоятельных родителей и наследница огромных денег? Нет, это было настоящей удачей. Такого базисного варианта у него еще не было никогда. И он схватил свою птицу счастья за призрачное крыло. Он обихаживал свою будущую жену долго и настойчиво, дарил ей цветы, встречал каждый день с работы. Наконец, он щедро расточал ей комплименты. Да неужели кто-то бы смог устоять перед его обаянием? Это представлялось ему маловероятным. По крайней мере, он таких женщин, к счастью, еще не встречал. Он покорил Ани и она вышла за него замуж, даже несмотря на противодействие своего отца.
И, надо сказать, поначалу все пошло неплохо. На первых порах его все устраивало, и он не мог мечтать о чем-то больше. Он с удовольствием отмечал, что Ани нисколько не стеснила его свободу. Целыми днями Юрг был предоставлен сам себе. Он мог делать всё, что ему вздумается: идти на работу или не ходить, изредка бросать мазки на свою картину, удобно развалившись в кресле в домашней мастерской и потягивая какое-нибудь хорошее вино, или, наплевав на то и другое, он мог устроить себе разгрузку с очередным прекрасным телесным вариантом. И тогда его не бывало дома до позднего вечера. Вот уже несколько месяцев он был покорен белокурой красавицей Витой, имевшей настолько роскошные формы, что даже у такого бывалого сердцееда, как Юрг, захватывало дух.
Он мог бы считать свою жизнь удачной, если бы не одно «но». Это «но» пришло к нему чуть позднее, когда первоначальные дары семейства Бине уже перестали его радовать и он захотел большего. «Но» это заключалось в отсутствии финансовой свободы. В материальном плане он, как и в первый месяц своего супружества с Ани, был полностью зависим от нее. Нет, конечно, он имел достаточно денег для обычных повседневных трат рядового женатого мужчины. Но денег этих было мало, чтобы чувствовать себя состоятельным независимым мужчиной, тратящим средства, на что вздумается, – на женщин, кутежи, путешествия. Он не мог воплотить в жизнь эту свою главную мечту, то, к чему он всегда стремился. И это порой выводило его из себя.
Вита, как и Юрг, еще не вставала с постели. Она томно улыбнулась Юргу, тот расплылся в улыбке.
– Дорогая, как ты?
– Прекрасно. Видишь, завтракаю.
– Без меня?
– Приезжай, – вкрадчиво отозвалась она.
– Уже еду, – с готовностью ответил он.
– Серьезно? А как же твоя работа? Тебя отпустят?
Юрг немного помрачнел:
– А кого мне спрашивать? Я сам себе хозяин.
– Это хорошо, что ты хозяин. Ну, так я жду тебя-я-я…
Монитор погас. Игривое настроение Юрга наполовину улетучилось. Он встал с постели, натянул халат и отправился принимать душ.
Ненароком Вита задела самую болезненную струну в его душе. Хозяин. Нет, он здесь не хозяин. Хозяева здесь они, его жена и тесть. Только они правят балом. Все остальные лишь приглашенные. Юрга все чаще охватывала злость и ярость всякий раз, когда он думал об этом. В такие мгновения он страдал от тщетности своего горячего желания выместить на них ненависть и обиду, смешать их с землей, нет, лучше вообще смести их с лица земли. Порой он и сам пугался охватывающей его ярости. Он понимал, что легко бы смог покончить со всем ненавистным семейством Бине, стоящим на пути к его свободе и богатству.
Но он по-прежнему во всем был зависим от жены, и потому в ее присутствии ему приходилось контролировать свои эмоции, держать себя в узде, чтобы ярость, сжигавшая его изнутри, не вырвалась бы на волю. Он играл одну и ту же роль, которая за эти годы надоела ему до тошноты. Это была роль любящего мужа, заботливого друга. Поскольку Юрг вставал поздно, то свою роль он разыгрывал по вечерам, когда Ани возвращалась домой из архитектурного агентства. Непринужденно улыбаясь, он встречал ее, как только она входила в дом. Затем надо было заглянуть в ее усталые глаза, нежно поцеловать и спросить, как она сегодня себя чувствует, всё ли в порядке, как прошел день. Пропуская мимо ушей ненужные ему подробности, рассказываемые ею горячо и с полной уверенностью, что Юргу они просто необходимы, он скучал, думая о своем, но по-прежнему изображая интерес к тому, что говорит Ани. После этого он должен был рассказать о своем дне, что делал, где был, с кем говорил. И не то чтобы жена не доверяла ему, нет, просто в этом семействе, как он понимал, было так принято, допрашивать друг друга, одним словом, лезть в душу. Но что же делать? Он играет на их поле, и значит, играть надо по их правилам. Приходилось отчитываться, изображать радость, даже восторг от работы в концерне дорогого папы, от жизни, от дома, от всего, что ему подарило семейство Бине, великодушно принявшего его в свой круг. Конечно, они же его облагодетельствовали, не будь их, он бы уже умер с голода.
Если бы она могла знать, как ненавидел он ее всю от пяток до этих пушистых волос, которые она носила с особой гордостью, как признак породы. Любая мелочь – брошенное слово, улыбка или небрежный жест – могла легко привести его в ярость. Всё, абсолютно всё раздражало его в ней. И чем больше проходило времени, тем всё сильнее он убеждался в том, что взятая роль ему уже не по силам. Он устал играть, ему хотелось быть собой, говорить, что захочется, любить, кого захочется, делать то, что хочет он, а не другие. Ему хотелось быть хозяином этих прекрасных апартаментов, или других, равных им; устроиться вечером на диване с бутылкой хорошего вина, и пить, пить, пить, ни о чем не думая, и никого из себя не изображая; или закатить в огромной гостиной с ее чопорностью и респектабельностью настоящую оргию с роскошными девочками и вином. И чтобы ни один предмет, ни одна мелочь не напоминали бы ему это ненавистное имя – Бине. Но он был беден так же, как тогда, когда он переступил порог ее дома. Ничто материальное, а значит, наиболее ценное, не принадлежало ему в ее мире.