От судьбы не уйти

Проснулся он поздно, будто с похмелья, с тяжёлой головой. В доме дразняще пахло свежей выпечкой. «Неужто Татьяна ещё и хлеба напекла? Подумать только, когда она успевает всё», – повёл носом, принюхиваясь и открывая глаза. На лавке возле выскобленного добела обеденного стола сидел Яков.

– Наконец, а то я уже начал беспокоиться.

– Откуда хлеб? Тоже Татьяна?

– Да нет, матушка её с человеком прислала, – буднично ответил тот. – Я к тебе по хозяйству зашёл – нам бы на недельку-другую ещё двоих помощников нанять, а лучше всех троих, зима скоро, а урожай до сих пор в поле. Да и с товаром нужно разобраться, чтобы без промедления по первому морозу отправить. Упустили мы момент, а по бездорожью не спровадить, теперича к Рождеству бы поспеть.

Яков продолжал ещё что-то бубнить, а Филипп, не особо прислушиваясь к его разговору, налил из крынки полную кружку до краев ещё тёплого, недавно принесённого из коровника пахучего молока, с удовольствием отломил большой ломоть от свежего каравая и предложил ему:

– Будешь?

Следующие несколько минут, отложив на время незаконченные дела, оба молча жевали. Каждый из них понимал свою ответственность за дом: Филипп – по праву рождения, а Яша – по необходимости, ввиду сложившихся обстоятельств.

Вскоре после появления Якова в семье по околице слухи поползли, что в соседнем уезде погибла молодая хозяйка имения. Поговаривали, мол, законный супруг погибшей – хозяин усадьбы, приехав из Варшавы, где находился на государственной службе, застал жену не одну – в объятьях управляющего. Недолго думая он порешил на месте обоих, правда, и сам их пережил всего немного – пару недель спустя ночью катался с друзьями на лошадях в окрестностях имения, упал на ходу со скакуна, ударился о землю головой и помер сразу, не приходя в сознание.

Доподлинно неизвестно, что стало причиной его падения, то ли душевные страдания по случаю измены жены, то ли безудержные кутежи, в которые вскоре превратились поминки, но случилось то, что случилось – мертвецки пьяный наездник не смог удержаться в седле, когда конь его внезапно оступился и понёс, испугавшись кого-то в темноте. Скоропостижную смерть засвидетельствовали друзья погибшего и доктор, по счастливому совпадению оказавшийся дальним родственником новопреставленного владельца родового гнезда. Этот человек любезно согласился временно принять в поместье дела после рокового стечения обстоятельств.

Несчастье, произошедшее с хозяином усадьбы, затмило ещё одну случившуюся в тот день безвременную кончину – наложила на себя руки сестра убитого управляющего. Правда, тут же заговорили, что бедная женщина не сама из жизни ушла, кто-то ей в этом сильно помог. О судьбе детей несчастной: сына-подростка – единственного непосредственного свидетеля ужасной трагедии, и дочери – шестнадцатилетней красавицы на выданье, окружающие упорно молчали, не судачили о них даже самые длинные языки. И всё бы ничего, если бы не один любопытный момент – племянники управляющего оказались незаконнорожденными наследниками владельца имения, что возлагало на душеприказчика определённые обязательства.

Возможно, никто в семье и не связал бы это событие с Яковом, если бы он сам, в бесчувственном состоянии во время болезни, не вспомнил недавние жуткие события и не наговорил в бреду о себе лишнего. Когда здоровье молодого человека пошло на поправку, отец пригласил его в дом, чтобы с глазу на глаз поговорить. О чём между ними шёл разговор, Филипп узнал только по прошествии доброго десятка лет, хотя всё это время внимательно слушал, о чём шептались люди, делал выводы и строил собственные предположения, как о самом несчастье, так и о внезапном исчезновении девушки и мальчика-подростка. Не думать об этом он просто не мог, ведь должно было что-то страшное произойти, если в один момент пропало две семьи, к тому же на корню, сразу в двух поколениях.

Сейчас, после смерти родителей, сына и жены, осиротевший Филя намного глубже чувствовал одиночество Якова, потерявшего в одночасье всю свою родню, и это помогало ему крепиться самому.

В конце ноября осеннее ненастье сменилось сухой устойчивой погодой. Ночные заморозки предвещали близкую зиму. Яков вместе с нанятыми в селе работниками готовил к отправке на фабрику табак, а Филипп собирался в дальнюю дорогу. Раньше доставкой товара в город занимался отец, но теперь, когда его нет, придётся Филиппу самому ехать на мануфактуру, так как на днях истёк предыдущий пятилетний контракт. Дорога туда и обратно может занять больше недели, но на хозяйстве останется Яков, которому он как себе доверял.

Хотя опять-таки с некоторых пор появились у Филиппа сомнения, и случилось это, когда он стал замечать, как из дверей коровника или из курятника выходит Татьяна. С одной стороны оно вроде понятно – детям молоко надо или яйца, но с другой… А с другой стороны означает, что свояченица надолго остаётся наедине с Яковом. Казалось бы, тоже ничего зазорного, так как Яша – человек неженатый, да и взрослая, чужая Филиппу женщина не должна отчитываться, с кем она общается, но однажды он поймал себя на мысли, что чувствует себя несправедливо обиженным, в очередной раз ущемлённым, обделенным судьбой. Ну, вроде того, будто вещь его без спроса взяли – взять взяли, а назад отдавать не спешат, так и пользуются ею без его на то ведома.

Сравнение человека с вещью немного остудило голову Филиппа, и он впервые задумался о статусе, в котором находилась на хуторе сестра покойной Насти. Вывод был неутешительным: начав с ухода за детьми, Татьяна как-то незаметно перебрала на себя всю женскую работу в доме – от уборки и до приготовления еды, вот только прав при этом она себе не нажила – и не хозяйка, как бы, но и не прислужница.

«Нет, не всю женскую работу», – снова шевельнулся в голове Филиппа корыстный червячок, когда, случайно посмотрев в окно, в очередной раз он увидел женщину возле дверей конюшни с Яковом. «А что, интересная мысль, сосватаю их, и Татьяна в доме насовсем останется, не надо будет чужого человека нанимать», – закралось в голову крамольное, а ночью Филе привиделось, будто сестрица почившей супруги в цветастой пышной юбке танцует посреди двора. Проснулся он, как с перепугу, в холодном поту. Сердце его так гулко стучало, словно прежде он ни минуты не спал, а куда-то бежал или кого догонял. Отдышавшись немного, прислушался – в детской половине, как недавно стали называть вторую, чистую часть дома, заходилась в крике Прасковья.

Подождал в надежде, что Татьяна, как всегда, успокоит ребёнка, но время шло, дитя не унималось, а голоса свояченицы не было слышно. «Уснула нянька, что ли?» С растущим раздражением поднялся с лавки, чтобы пойти успокоить Параску, как взгляд его вдруг скользнул в окно. «Матерь Божья!» – сам по себе открылся рот. На улице в сиянии полной луны стояла Дева. Точёная фигура, высокая грудь, тонкая талия, длинные ноги… Забыв о плачущей дочери, Филипп тайком продолжал наблюдать, как женщина, купаясь в лунном свете, подняла вверх руки, непринужденно собрала волосы в пучок и потянулась – легко и беззаботно, словно кошка.

«Господи!» – забывшись на мгновение, Филя подался вперёд, да так, что со всего маху стукнулся лбом о стекло. Удар привёл его в чувство. Дыша через раз, он облизался, поймав себя на мысли, что со стороны похож на старого блудливого кобеля, вытер о рубашку вспотевшие ладони, которыми несколько минут назад чуть было не гладил упругие женские бёдра, взглянул обратно в окно – никого. Разочарованно потёр кулаками слезящиеся глаза, посмотрел ещё раз на улицу и снова не увидел ровным счётом никого – незнакомку будто корова языком слизала.

– Надо же, причудится такое! – протянул разочарованно, помотав головою, прогоняя остатки недавнего сна.

Поспешно вышел во двор. Всё ещё надеясь, что женщина где-то неподалёку, обвёл бессмысленным взглядом дом, хозяйственные постройки, но, никого не обнаружив, зачерпнул с кадки возле колодца студёной воды, плеснул себе в лицо, потом ещё раз, и ещё, а дальше засунул голову в кадушку, и, окунув её несколько раз, отряхнулся, как собака. И даже после этого ему не сразу удалось унять мучительное желание, охватившее всё его неутоленное естество.

– Может, пора жениться? – вырвалось невольно, заставив обернуться, чтобы убедиться, что это сказал он сам, не кто-то иной, но ответила лишь его напряженная плоть.

Будто сама по себе, аж мурашки по коже, вспомнилась Авдотья, словно Филипп только вчера встретился с ней в тесных сенях. Он и тогда понимал, что встречи эти были не случайны, что Дуня нарочно караулила его, чтобы, когда никого нет с ними рядом, пройти, дотронувшись до него в темноте. Но тогда жива была Настя, другие женщины его не интересовали, сейчас же совсем другое дело, сейчас он – одинокий вдовец с двумя малыми дитями, поэтому никто не осудит его, когда он надумает в дом хозяйку привести. Прислушался. Дочка плакать перестала. Из детской половины привычно слышался мерный скрип колыбели и монотонное: «А-а-а! А-а-а!» «Наконец-то проснулась, клуша!» – подумал уже незлобиво, озираясь вокруг.

Утром, чуть начало сереть, Филя выскочил на улицу. Буквально пядь за пядью он обшарил весь двор в поисках следов присутствия таинственной незнакомки, но ничего, кроме отчетливых отпечатков коровьих копыт и Яшиных сапог, не нашёл. «Не успел!» – решил разочарованно, не теряя надежды, что ночью всё повторится снова.

Вечером, лишь только первые сумерки спустились на землю, он занял удобную позицию у окна и замер в жадном предвкушении. Увы, за целую ночь никто во дворе не появился. Не случилось ничего и второго, и третьего дня его неусыпных бдений.

К концу недели изможденный, дотла отупевший от постоянного напряжения и непомерной усталости, Филипп еле держался на негнущихся ногах. После захода солнца, присев возле стола, он уронил тяжелую голову на сложенные в замок руки, широко зевнул и чуть было не заснул, если бы не назойливый комар, вонзивший жало прямо ему в нос. «Ах, ты ж нечистая! Ишь, кровопивица, что надумал!» – лягнул себя по лицу, оторвал от столешницы нездоровую голову и тотчас увидел, как за окном, в аккурат напротив него, женщина, что приходила на днях, облачается в тонкую, почти прозрачную сорочку до пят. Грациозные движения её были наполнены неведомым волнением и чем-то ещё, чего он не мог объяснить – загадочным, будоражащим кровь, неземным…

Сон как рукою сняло. «Прозевал!» Судорожно сглотнув, Филипп подскочил, будто ужаленный. Больно задев макушкой низкую притолоку, он выбежал во двор. И снова, как прежде, никого. Тогда, очертив палкой круг, где, как ему показалось, только что одевалась ночная искусительница, он пристроился на призьбе* под окном, да так и просидел, в чём был, чтобы случайно чего не пропустить, до самой утренней зари, съёжившись от ночной сырости и прохлады. На рассвете Яков, выгоняющий на выпас стадо, с нескрываемым удивлением наблюдал, как тяжело дыша хозяин ползает на карачках посреди двора, длинной палкой отгоняя от себя ничего не понимающую домашнюю скотину.

И снова его ждала привычная засада. Добрую неделю он караулил незваную гостью и всё насмарку – вместо прежних Яшиных и коровьих следов, в очерченном ночью кругу находились только отпечатки его собственных колен и ног. От жестокой обиды и бессилия помутилось в мозгах. Вцепившись обеими руками за голову, чтобы случайно не хватил удар, он упал на землю и забился в нервном припадке. Так и нашёл его возвращающийся с выгона Яков: недвижимого, с перекошенным от нестерпимой боли и страдания лицом, лежащего, скрючившись, посреди двора в густой пыли вперемешку с коровьим навозом и куриным помётом.

Очухался Филипп только на следующий день, а заговорил и того подавно. Просто лежал, обиженно вытянувшись в струну, уставившись незрячими глазами в толстую потолочную балку над головой. Порой он тревожно вздрагивал, раздражённо отмахивался от надоедливых мух, но вставать и говорить не торопился – думал. А потом его прорвало, да так, будто весной бурлящий поток. Духовником на время, по обоюдному согласию, стал Яков. Намеренно скучая, он терпеливо выслушал больного, потом, как ни в чем не бывало, спокойно проронил:

– Если нравится, женись.

– На ком? На навке*? – опешил Филя. – Ты часом не свихнулся головой, с утра до ночи сидя в своем сарае?

– Зачем на навке? Женись на Татьяне, – сделал Яша вид, что не обиделся.

Теперь пришла очередь удивляться Филиппу. Перед его глазами возникло багровое, с синюшным оттенком лицо Настиной сестры, её безликая, нескладная фигура, худые, с длинными костлявыми пальцами руки, такие же худые, будто нарочно вытянутые ноги, а там, где у других женщин находилась грудь, жалкие, практически неприметные, крохотные бугорки. «Жердь жердью, а не баба! Оглобля*», – подумал в сердцах, а вслух огрызнулся:

– Издеваешься?

– Слепой? – вопросом на вопрос ответил Яков, недоуменно передернув плечами. Переступив с ноги на ногу, он было открыл рот, намереваясь что-то сказать ещё, но, передумав, промолчал, только снисходительно махнул рукой. Уходя, Яша настойчиво пожелал молодому хозяину скорейшего выздоровления, на что Филипп вскинулся, от злости покраснел, а после, будто подкошенный, упал на грязную растерзанную постель.

Вечером в пятницу он наконец решился – привёл в порядок свои святочные одежды, вымылся с мылом, расчесал деревянным гребнем давно не стриженную бороду, даже под мышками белой глиной натер, чтобы в субботу, с утра пораньше, загрузив с Яшей товар на подводу, съездить на ярмарку с двойной пользой, осмотрительно скрыв от чужого глаза давно намеченную встречу с Явдохой.

«Травы должны быть в росах, жена – при муже, а при детях – матушка», – подначивал он себя для пущей уверенности, стряхивая с начищенных с вечера сапог крупные прозрачные капли. С тем и отправился на базар, умышленно не обращая внимания на красноречивые, насмешливо-вопрошающие взгляды Якова. «Не надо мне чужих советов – я сам себе указ», – ворчливо думал он, на всякий случай отворачиваясь, чтобы не смотреть Яше в глаза.

Странное дело, вроде планами своими он ни с кем не делился, но, видимо, слава его бежала впереди него, так как первый же встреченный им старый знакомый начал разговор со слов:

– Слыхали, ты женой решил обзавестись. Давно пора, детям мать нужна, а тебе – на подворье хозяйка. Может, присоветовать кого? Ты это, не стесняйся, если что, за мной не станет – сосватаем, кого душа пожелает.

Филиппа немного покоробило от слова «мать», но что поделаешь, если правду мужик сказал. После смерти Насти в доме, не считая Татьяны, вообще не было ни одной молодицы. Он обвёл глазами праздничную толпу, выискивая Авдотью или хотя бы общих с ней знакомых, но тщетно, Дуня как сквозь землю провалилась. Не дали результатов и расспросы. Как только речь заходила о знахарке, люди шарахались от него, как от прокаженного, не помогали даже уговоры.

К полудню слово за слово выудил он, что женщина слегла, и болезнь её, как считали многие, неизлечима. Рассказывали, что раньше хоть в себе была, а на днях совсем занемогла – бредить стала, заговариваться, будто дочиста лишилась ума. Шептались, всё про конец света к Рождеству Христову твердит, про искупление грехов, а ещё – про покаяние на смертном одре, дескать, даже днём покойники мерещатся, к себе зовут, понуждают каяться, чтобы не сгореть в аду.

Хворь её на порчу грешили, мол, важному кому-то дорогу перешла. Так и сказала Филиппу давняя мамина подруга: «Была бы чахоточная или заразная – всё бы ничего, болезнь ещё никто не отменял, так нет, сохнет человек, страдает, а по какой причине, никто не знает. Мать еённая покойная, царства ей небесного, тоже на голову жаловалась. Пропала, горемыка, когда Дунька ещё в малолетстве была, повредилась рассудком, как нонче Явдоха. Кто знает, может, по роду нутро у них гнилое, или гнус в крови какой, но лучше с ней не связываться – бережённого бог бережёт».

После этих слов охота встречаться с Авдотьей и вовсе пропала, правда, помнил Филипп, как Дуня всякий раз крестила рот, когда садилась за обеденный стол, поэтому не очень верил им людям, да и чесаться в срамном месте не перестало, нужно было что-то думать, что-то решать. Как назло, ещё и день не заладился – с самого раннего утра рядом с его возом терлись одни лишь грудастые краснощекие молодицы. Казалось, они специально норовили очутиться у него на пути, чтобы напомнить о плотском грехе, а ещё – о плоской Татьяне, у которой ни спереди, ни сзади, вся фигура – сплошные кости да углы. У Филиппа от сравнения аж челюсти свело. Сплюнув от злости, он решил зайти в шинок, но только приготовился соскочить с подводы, как услышал:

– С субботою вас, будьте здоровы!

И снова засада – просто на дороге к Мойше в заведение стоял его тесть.

– Может, зайдём? – кивнул он на корчму. – Посидим, поговорим немного.

Посидели они с пользой: обсудили урожай, грядущую поездку в Краков, поговорили о детях, вспомнили добрым словом Филипповых покойных родителей, не забыли помянуть недавно преставившуюся рабу Божию Анастасию. Маленько попустило. Филя будто вернулся назад, когда при жизни отца частенько сидели они вдвоём, обсуждая домашние дела, а через неделю, по первому снегу, он двинул с товаром в город, на мануфактуру.

Четыре повозки, доверху гружённые тюками табака, заботливо увязанные и накрытые парусиной, важно выехали на прихваченную морозцем дорогу. Филипп перекрестился на розовеющий небосвод, краем глаза заметив, что то же самое проделали провожающие его Яков с Татьяной, потом неспешно обошёл подводы, проверяя упряжь на скотине. Задержавшись возле последней, дал распоряжения ездовым, потом взобрался на передок своей повозки, идущей впереди:

– Ну, с Богом! Пошёл! – и тронул вожжи.

Немолодые грузные волы размеренно брели по просёлочной дороге. В проторенной колее, навевая сон, тяжело скрипели деревянные колёса с железными ободьями. От нечего делать Филя думал о жизни, но в голову лезли одни лишь невеселые мысли, и первым делом беспокоил его новый контракт. Отец когда-то крепко на ногах стоял, умел вести дела, ни перед кем не унижаясь и не заискивая, но Филипп знал, что на отцовском авторитете долго не продержишься, поэтому обдумывал сейчас, как на месте сам поведёт разговор, и чем больше он думал, тем больше пугала его неизвестность. Дошло до того, что от нервов начал дергаться левый глаз.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.