Популяция

Олегу стало нехорошо. Недосып, беготня эта, дурные мысли. Хотелось воткнуть в одну точку на стене или на огонь в буржуйке и молчать. Но раз мусор очнулся надо поговорить.

– Я вот тоже как ты, кашлял, кашлял, валялся на полу, а потом очухался. Чуть не сдох. Не знаю сколько лежал.

– Мы людей сажали в автобусы, потом я пошёл погреться в опорку, помню чай налил и всё…

Из долгого разговора по полудохлым душам получалось вот что. В день, когда Олег уже лежал мордой в кафель в собственной ванной, смерть так и плясала по Батыйску. Скорые не успевали, с воем носились по улицам. Закрыли сады и школы, люди наскоро похватали вещи и побежали. Повезло тем, у кого машины были, они первыми рванули. Заводы выгнали свои хромые ПАЗики, пролётки и буханки. В них грузили желающих эвакуироваться. Люди падали прямо на улицах, поначалу их пытались хотя бы накрыть. Родители несли своих мёртвых детей к валу. Дети кричали возле холодеющих мам и пап. Жуткая чума не разбирала – выдавливала из лёгких бурую кровищу и откидывала душу вон, как лапшу.

Значит, многие уехали. Перед глазами опять появился вжавшийся в холодную батарею ребёнок. И откуда такая фантазия, только сердце рвёт.

– Вот что, Миша, ты давай лежи тут, а я ещё пошукаю. Вдруг кто ещё живой найдётся.

– Спустя две недели-то?

Как две недели? Дня три-четыре может. Но Миша показывал на экран телефона. Дешёвая балалайка чудом не разрядилась. Две недели почти прошло… и как только этот мусор выжил. Один там валялся.

– Ты ж выжил! – Олег разозлился. Мысль о ребёнке, запертом в пустой квартире, жгла изнутри, наивные глаза собеседника снаружи.

– Пойдём вместе, Олега. Я нормально.

Парни вышли из будки, молча зашагали по Батыйску. Иногда спрашивали друг друга о том, что там было ДО. Про дом, про родителей, про работу.

– Тебе лет сколько, малой? – Олегу захотелось расставить иерархию. Мусор, хоть и молоденький, а к власти привык наверняка, как ещё начнёт умничать.

–Тридцать один.

Ёптвою! А выглядит как пацан. Аж на шесть лет старше. Почему он так выглядит? Олег всмотрелся в лицо своего нового товарища. Усишки редкие, прыщ на носу, глаза такие, детские, щенячьи. Это ж надо. Он ведь не меньше пяти лет работает уже в системе, а такой чистенький, как шарик новогодний.

Олег насупился, вжал голову в плечи. Хотел послушать свой внутренний бубнёж про странности внешности и казённые молодильные харчи, но услышал плач. Тоненький, жалобный. Уши навострил. Миша тоже заводил мурлом. Снова всхлип и тоненький писк. Рядом совсем и как бы сверху. Из окна. Квартиры. Олег опять увидел в своей голове ребёнка.

Рванули в подъезд оба. Там замерли, вслушиваясь в стук сердца и отдышку.

– ЭЭЭЭй! ЭЭЭй!

И снова тишина. В ответ на зов, плач усилился. Реви, реви маленький, щас дядьки тебя вытащат. Звуки шли от двери на втором. Дёрнули ручку – заперто. Олег хотел ломать, рвануть за топором и…

– Я сейчас, погодь! – Миша порыл в карманах форменных штанов и вытащил связку крючочков. Поковырял в замке, и дверь открылась.

Вот так мусор. С волками жить… Олег шагнул в хату. Запах гниющей мертвечины ударил в нос. Ничем потом его не выветришь, он будто въедается в ноздри, в язык, в кожу. Отвратный, сладковатый. Чутьё тащило в дальнюю комнату. Плач и всхлипывания доносились оттуда. Вот как это назвать? Провидение, ясновидение?

Ведь Олег так и видел этого пацана. Вот лежит он на кровати лицом вниз и тихо плачет. Аккуратно, чтобы не напугать, подошёл, погладил, перевернул и заорал! Орал так, что стёкла зазвенели. Миша, вбежал, увидел белого и, кажется, седеющего напарника.

Как он мог плакать! Он же синий, твёрдый, под ним чёрная липкая лужа, его ротик навсегда открылся в кашле, глаза застыли выпученными и перепуганными. Мёртвые не плачут. Олег сел на пол. Чувствовал, будто он везде опоздал, будто жизнь ему оставили только, чтобы он теперь обо всём как следует успел пожалеть. Но тут он снова услышал нытьё. Из-под кровати же! Уже не осторожничая, он откинул простыню и посмотрел в темноту. Всхлипывая и прижимаясь к полу, к нему выползла собака. Тощая, беспородная псинка лизала Олегу пальцы. В первый раз он увидел собачьи слёзы. Они стекали по морде и капали на холодный пыльный линолеум.

– Пошли отсюда.

В горле пересохло. Олег расстегнул куртку, взял пса на руки, прикрыл полой и вышел. Пальцы гладили тонкую горячую шкурку под ошейником. В коридоре он мельком взглянул в зеркало. Кажется, свои слёзы он видел тоже в первый раз.

5.

Заход в мёртвую квартиру Олега придавил. Стоило закрыть глаза, как всплывало жуткой заставкой синюшное лицо мальчика с открытым чёрным от крови ртом и мутными бусинами навечно перепуганных глаз. Собака, которая всё время проводила возле Олеговой руки не могла развеять морок. Миша пытался, но тоже не мог. Олег лежал на диванчике в будке, пялился на огонь в буржуйке и дул пиво. Выходил покурить, отлить, посмотреть на пролетающие снежинки и снова возвращался в безопасное состояние ветоши.

Михаил убегал каждое утро. Осматривал дома, носил еду и питьё, забрался в аптеку и нагрёб чемодан лекарств. «Не хватало ещё сначала выжить, а потом сдохнуть от какой-нибудь дрисни!» – аргументировал он. Хотя Олег его не спрашивал. Лежал. Собаку и ту Миша кормил.

День на третий Михаил не выдержал.

– Хватит уже давить диван, ты тут всю жизнь лежать собрался? Надо искать машину, слить бенз и ехать. Должны быть ещё где-то люди. Может вообще только Батыйск вымер, а всех других вылечили. Ну тупо так лежать в будке и бухать. Хватит жалеть себя, чо ты раньше мёртвых не видел?

– Детей не видел…

Олег не хотел признаваться деятельному мусору, что ему хочется орать и выть как баба от увиденного, от мысли, что почти в каждой квартире на кроватках лежат вчерашние живчики. Не то чтобы он любил детей. Олег не мог собрать в своей голове слово «ребёнок» и слово «смерть» и поставить их рядом в одно предложение. Так не должно быть. В сознании его это было самое противоестественное. И поэтому самое страшное.

– Есть живые дети. Сирот сейчас представь сколько. Если много людей заболели, то их выжившие дети с кем сейчас? – Миша хотел заехать с той стороны, где товарищ хоть капельку слушал.

– Отъебись!

И Олег повернулся спиной. Собака прыгнула к нему на топчан, прижалась и тихонько заскулила. Михаил только усилил напор.

– Давай найдём тачку, поедем, может дом найдём пустой, с печкой, зиму перезимовать. Задрало на полу спать. Весной огород разведём, нормально жить будем.

– Как два пидора.

– Дебил, да? Есть ещё люди. И женщины, стопудов, есть. Можно вообще путешествовать, давай банкоматы расковыряем, вытащим все деньги. Вдруг ещё города есть, будем богачами, никто ж не узнает. Поедем на море, или в Париж!

Вообще, идея с деньгами Олегу понравилась. Но отрывать жопу от дивана и нагретого места было страшновато. Скоро зима. А если бензин кончится. А если люди сбились в осатанелые напуганные стаи и власть в руках бандосов? А если реально все-все умерли и остались они с мусором вдвоём? От этих мыслей стало ещё паршивей. Не даст морда ментовская тишины, будет строить вслух свои планы, тошнит от его энтузиазма.

Олег надел куртку, свистнул Псинку.

– Пойду пройдусь! Один!!! – рявкнул он, только увидев готовность Миши присоединиться.

Олег Гулял по городу, по сторонам старался не смотреть. Несколько раз думал, не раскурочить ли и правда банкомат. Вместо этого пошёл на завод. Пустая проходная, пустая дорожка, гулкие тёмные цеха. Всех распустили по домам до начала вымирания, поэтому никаких трупов по углам. Картинка была привычной и мирной. Это успокаивало. Олег вспомнил про деньги. Дошёл до заводоуправления, там быстро отыскал кабинет с надписью «бухгалтерия». Разошёлся. В ящике стола нашёл коробку, пересчитал – десять тыщ разменными. Маловато. Под столом главбуха, упокой её жирную очкастую душу, нашёлся большой сейф. Уж в чём другом, а в металле Олег разбирался. Сейф этот был из листового железа, и варили его прямо тут – на заводе. Обычный ящик, но с правильным для хранения денег названием и кодовым замком. И дверцей, которую консервным ножом можно вскрыть. Метнулся за инструментом (до слесарей тут дорогу перебежать) и раскрыл ящик минут за 20. Две ровные красные пачки радовали глаз. Это на больших и современных заводах все деньги по банкам. У нас тут до сих пор наличка в ходу. И хорошо. Сунул пачки во внутренний карман и пошёл к будке.

План созрел по пути. Делиться деньгами с мусором не хотелось. И дружить с ним дальше – тоже. Олег решил спровадить его, пусть валит в свой Париж. А мы с Псинкой останемся, до весны. Как потеплеет, возьмём с лодочной базы моторку, и по реке двинем. Там или к людям прибьёмся живым или сами заживём. Как-нибудь.

Так сладко думалось, о свободе и жизни где-нибудь в черноземье или на юге, что Олег не сразу заметил клубы чёрного дыма. Покрышку что ли этот оптимист зажёг?

Хотелось сесть на задницу от ахуя. Вся в острых, летящих к небу языках пламени, в чёрных барашках сажи и дыма полыхала будка. Около неё стоял с полоумным видом Миша. Олег быстро промотал в голове мысли: дать мусору в дыню, кинуть его в огонь, вытащить, попинать ногами, снова кинуть в огонь. Промотал как хлопотные и бессмысленные.

– Чо, мусор, спалил родную хату? – Олег заржал. Вообще, конечно, не смешно было. То ли истерика, то ли способ не сойти с ума.

– Олеж, я подкинул, прогорела буржуйка, угли там на пол… я тушил…

– Пойдём машину искать пока не замёрзли нахер. Ты водить хоть умеешь, чучело?

– Умею.

Долго искать не пришлось, бери любую. У магазина аккурат был припаркован целый автопарк. Выбрали красный джип. До позднего вечера искали канистры, сливали бензин с других тачек, забивали багажник едой, водой и всяким инструментом. Псинка сначала крутилась под ногами, а потом признала новый дом на колёсах и улеглась на заднем сиденье.

В ночь решили не ехать. Переночевали, клацая зубами от холода, прямо в машине. Едва рассвело, выдвинулись. Хотелось докатить до города, 400 километров самый близкий.

Вдоль дороги попадались машины с людьми, теми, что померли по пути. А так было пустынно. Миша давил на газ от души. Говорили мало. Но оба вроде как надеялись, что там много живых.

В городе был страх. Пустые улицы с телами, машины с телами, витрины магазинов, за которыми видно было, как на полу разлагаются покупатели. Приходилось объезжать пробки из мёртвых караванов. Кое-где останавливались, кричали, звали людей. В ответ – тишина. Пополнили запасы. Переоделись в тёплое и, кажется, модное. Фонари на батарейках взяли, незамерзайку, котелок и чайник для походов, так, мелочь всякую. И поехали дальше. Теперь уже – куда глаза глядят.

Трасса виляла сквозь лес, машины попадались реже. Стало уже темнеть, когда вдалеке замаячил рыжий свет. Миха рванул машину вперёд. На краю дороги горел целый пионерский костёр, возле него сидели трое. Псинка – дурнина, рванула к людям первой, парни едва сдерживались, чтобы тоже с лаем не кинуться к живым.

6.

После радостных выкриков и рукопожатий познакомились. Высокого лысого мужика звали Алексей. Бывший вояка, прошёл Афган, такой херни от жизни не ждал, тоже переболел, когда очнулся дома – все умерли: мама, жена, сестра жены, которая приехала в гости. У костра варила кашу в большой эмалированной кастрюле Нина Ильинична. Пенсионерка. Жила одна, захворала, пошла в аптеку, там упала в обморок. Пришла в себя от холода и вони. К ней прижимался Санёк. Мальчик лет восьми. Про него ничего не понятно, потому что он только начинал говорить и срывался в рёв. Подобрал его Алексей на улице.

Олегу Алексей понравился. Чёткий мужик. Ильинична отгоняла их с куревом «подальше от ребёнка». За время перекуров они коротко обменялись историями жизни и тем, что произошло за дни эпидемии. Оказывается, по ящику успели показать, как по всей стране прошла неизвестная болезнь. Что врачи распознали её как скоротечную саркому лёгких, но так и не успели понять, как она передаётся и можно ли хотя бы начать лечить. Ввели военное положение кое-где. Потом электричество отрубилось. Связь тоже.

У костра старались о смерти и болезни не говорить. Малой тут же начинал рыдать и долго не мог успокоиться. Говорили о хорошем, рассказывали всякие байки из жизни. Особенно старался мент. То сюжет кино фантастического пересказывал, то про космос и далёкие вселенные, тыкая пальцем в ясные ноябрьские звёзды, то про праздник – Новый год, как он маленький с родителями встречал первый рассвет года и снег переливался розовыми искрами как ягодное мороженое, а потом постепенно сверкал на солнце так, что глаза слепить начинало.

– Я ж не местный. Я в Оленегорске жил, там столько снега и холод аж -50 бывал. Но мы в новогодние каникулы, чуть рассветёт, бежали в снежки играть, крепости строить, весь день до темноты.

Санёк слушал его и улыбался. А Алексей крепко сжал Олегу плечо.

– Пошли, Олежек, курнём.

Отошли в сторонку и лицо вояки переменилось. Он стал серьёзным и будто даже злым, руки на груди сложил, брови сдвинул по-волчьи, даже обошёл кругом свою машину, хотя обычно они закуривали, глядя на компанию издалека. Олег следом спрятался за старый битый логан нового своего товарища. Алексей попинал колесо:

– Ты где его нашёл?

– Вывалился на меня из опорного, я его выходил, а чо?

– А то, Олежек. Пиздит твой мусор! Был я в Оленегорске. Это город за полярным кругом, нет там в Новый год никаких рассветов и закатов, и слепящего снега на солнце. Полярная ночь, нах…

С утра выдвинулись на двух машинах. Санёк наотрез отказался ехать без Псинки. Они за ночь как приросли друг другу. Дворняга видимо нашла в мальчике замену, умершему на её глазах, маленькому хозяину. Саша хоть немного стал оттаивать, даже скользом упомянул в разговоре о папе, маме и Даше, которые «не проснулись».

Решено было ехать до любых первых домов с печной трубой, там остановиться на пару дней, нормально поспать, поесть, возможно даже помыться в бане. Ильинична хоть и пожилая женщина, а по сути, та ещё генеральша и всем мать. Вопросы быта, порядка и распорядка она выстраивала что надо. Первое утро началось с умывания и чистки зубов. Нина Ильинична вытащила из своей кошёлки всем по щётке и пасту «Хвойная», а покорные «мужчины мои» как малыши в садике выстроились рядком и крайне неаккуратно ёрзали щётками, плевали на жухлую траву и немного себе на куртки. Женщина потом всем разлила по кружке воды – прополоскать, и нежно «доумывала» каждого. Потом она всех накормила рисовой кашей на сгущёнке. По машинам запрыгнули сытыми и счастливыми, будто не пахнет их одежда труповиной, будто не встретятся дальше на трассе машины с окоченевшими пассажирами и разноцветные блестящие горки мёртвых проституток у обочин.

Домики с кирпичными трубами появились уже к обеду. Все про себя отметили удачу. Машины свернули с трассы к деревне и остановились у первого, самого близкого к съезду жилья. Мужчины вошли внутрь. Разведка показала, что остановиться в этом доме никак не получится. Хозяева померли в своих кроватях и, прежде чем дом выстыл, успели хорошенько начать разлагаться. Вонь внутри стояла нестерпимая. Пошли в следующий, похожая фигня – хозяйка упала возле горячей печки. Бабушка – божий одуванчик, сначала немного испеклась, а потом уже попортилась. И третий, и четвёртый оказались для постоя не пригодными. В пятом хозяин лежал в сенях, возле него сидел пушистый пёстрый кот. Могло показаться, что верное животное не смогло пережить смерть своего человека и теперь сидит рядом, у головы, ожидая своего неминуемого конца. На деле пушистая мразь жрала хозяину лицо. С хрустом и чавканьем.

Коту пнули ботинком в зад, мужика отволокли в огород. Внутри дома оказалось пусто и чисто. Мертвечиной пахло из сеней, но не сильно, мужик, в отличие от бабули «пирожка» из предыдущего дома, почти сразу превратился в строганину.

Чтобы не травмировать малого, наскоро выкопали в огороде неглубокую яму, завернули мужика в одеяло и закопали, даже почтив покойника традиционной горстью земли и молчанием над холмом. Вместо памятника воткнули его, хозяйскую, лопату.

Печь при растопке сначала надымила в хату, а потом ничего, разошёлся огонь, стало теплеть. Пока Нина Ильинична готовила первое, второе и компот из варенья, найденного на полке, пока Санёк в обнимку с Псинкой спал, пока Миша мародёрил по домам в поисках «выживших». Алексей и Олег под предлогом поиска бензина поехали назад к придорожному отелю (тому, где, радуя глаз блёстками и кислотным нейлоном, лежала у обочины кучка путевых шмар).

Бензин, конечно, нужен. А ещё хотелось обшарить отель на предмет деньжат и оружия. Эти заведения при трассах – те ещё гадюшники. А значит должна быть охрана, а у охраны стволы. По дороге Алексей с Олегом порешили, что мусор – крайне мутный тип, а ехать надо на юг, к морю. Там не будет лютой зимы, там можно рыбачить и там же, если что, летом больше шансов что-то вырастить. Они намечтали Ильиничне огород, а себе лодку и жареной с луком морской рыбы. Менту они намечтали потеряться в дороге. Больше в шутку, чем серьёзно, но об оружии подумали в первую очередь из-за него. Мало ли, кто кем сейчас окажется, а в их компании женщина и ребёнок.

Бензин слили из легковушек, стоявших за отелем. Получилось две полных канистры, недурно. Внутри отеля находиться было чуть страшнее, чем невыносимо. Фильм ужасов наяву. С эффектом полного погружения, когда не только картинка и звуки пугают до усрачки, но и вонь от мертвецов стоит такая, что рвёт даже пустой желудок. Украдкой друг от друга мужики поблёвывали. Гулкое эхо разносило по коридорам звуки вывороченных наизнанку внутренностей. Олегу очень не хотелось, чтобы Алексей считал его слабаком. Но предательская тишина скозлила. На весь этаж раздался Олегов рык, плевки и тихий мат. Стало стыдно. Ровно до тех пор как похожие звуки эхом не отозвались с другого конца коридора.

Несмотря на ужас и уже непрекращающуюся рвоту они облазили всю гостиницу. Ни оружия, ни охранников не нашли, очевидно, они свинтили первыми, почуяв смерть рядом. Мужики выскочили на улицу и долго трясли и махали куртками, пытаясь хоть немного выветрить въедливый запах мертвечины. Уже собирались ехать, как оба заметили странное на дороге. Вдоль обочины кто-то двигался. Олег первым метнулся навстречу. Это люди. Они тоже прибавили шагу, а потом и вовсе побежали. Парень и девушка с рюкзаками и сияющими от радости лицами. Они тяжело дышали, покраснели, лбы в поту, почти упали на колени перед другими живыми.

Витя и Алиса, муж и жена. Повезло так повезло, выжили вдвоём, не потеряли друг друга в этой эпидемии. Олег открыл дверь машины, представил лица тех, кто остался в доме и улыбнулся сам себе.

Лица Ильиничны, Миши и Санька и правда, были радостными. Есть живые, значит, есть и надежда. Ужинали с аппетитом. Олег и Алексей обошлись сушками и компотом, до сих пор тошнило. Вонявшие безобразно шмотки вывесили в сени. Каждый рассказал свою историю, каждый, наверняка, приврал или как минимум скрыл подробности. Стали думать, куда дальше. Олег изложил доводы о море, тепле и огороде, Алексей ему вторил, молодожёны согласились, Нина Ильинична мысленно уже собирала абрикосы на урюк. Один Миша был против.

«Надо ехать до столицы. Тут 800 километров или около того, там есть выжившие ещё. Там много еды и бензина, и много ещё чего.» – пытался внушать мент.

Олег закрыл Саньку уши ладонями.

«Трупов там много, крыс там много, машинами дороги забиты. Люди всегда к теплу стремились, если и есть кто живой, он тоже к югу двинет.»

Михаил ещё долго спорил, но шестеро одного не ждут. На юг так на юг. Разгорячённый спором, злой на Олега, он выбежал на улицу. А через минуту оттуда послышался душераздирающий визг, переходящий в плачущее «мяяяя». Олег выскочил в сени, визг к тому времени перешёл в хрип и стих.

– Ты чо с котом сделал, сука?!

– Да наступил на хвост ему в темноте.

Вошли в дом. Напуганные и недоумевающие глаза смотрели на них в упор.

– На хвост наступил! – буркнул Миша, лёг на лавку и отвернулся к стене.

Позже Олег, Витя и Алексей курили на улице.

– Ты веришь, что он случайно наступил и только на хвост? – Алексей опять смотрел серьёзно и зло.

– Хер знает, кот орал так, будто с него шкуру сняли заживо.

– Мужики, это что за живодёр?

– Мент! – нервно выпалил Олег и уже неуверенно прибавил, – Кажется…

Утром позавтракали спокойно, чаю напились, заправили тачки. Отъехали метров сто и аж подпрыгнули от хлопка. У машины Алексея лопнуло колесо, да как лопнуло, его аж разорвало. Машине трында. Вышли, матерились на ситуацию. Санёк держал на руках перепуганную Псинку, Алиса держала за плечи перепуганного Санька, Ильинична держала за бока перепуганную себя.

– В одной машине нам вшестером с собакой только на бошках друг у друга ехать. – Олег сплюнул, – запаски у меня нет и домкрата нет!

– Давай сгоняем поищем. – Олег пытался вспомнить, где по дороге видел машины похожие на эту.

– Ага, давай, время потратим, бензин пожжём! Поехали до столицы, вечером уже там будем, там же маршрутки, большие такие мерседесы. В них и мест много и продуктов много войдёт, надо запасаться. Успеем мы к морю. – Миша, кажется, слишком сильно радовался.

Не одному Олегу хотелось разбить этому мутному мучителю котов рожу, но тот был целиком прав. Надо ехать в большой город, искать микроавтобус, в конце концов, вдруг ещё людей найдём, не на крыше же их везти, не бросать же на дороге. Набились в джип. Мусор за рулём, на переднем сидении Витя с женой на коленях, остальные сзади. Тронулись и на указателе повернули налево. Решили гнать без долгих стоянок. Все напряжённо молчали и смотрели в окна. Один Миша улыбался и, кажется, даже напевал что-то себе в жидкие усишки.

Долго молчать в тесной во всех смыслах компании не выйдет. Тем более то Саньку «надо», то Псинка скулит, потому что ей тоже «надо», то заправиться надо, то курить уже хочется так, что скулы сводит. А во время остановок все разбредались. Шерстить заправки, набивать карманы леденцами и сигаретами, сливать бензин, курить в сторонке и, хочешь, не хочешь, разговаривать друг с другом.

Олег больше слушал. И смотрел украдкой на Витю и Алису. Вот ведь голуби. Держатся за руки, обнимают друг друга, целуют, она ему курточку застёгивает, он ей шоколадку носит. Кругом всё порюхалось, а у них всё равно любовь. Неприятно обнаружил Олег, что не знал ни единой такой девушки, за которую хотелось бы умереть. Даже такой, которой не стрёмно было бы при пацанах локоны за ушко поправить. «Не судьба» – думалось ему. Но думалось уже с оглядкой. Почему другим «судьба», а ему нет? Может такие тоненькие лёгкие добрые Алисы достаются только заботливым, как мамка, и ласковым, как телята, «каблукам» Витям, а пацанам с понятиями нормальные бабы не достаются. Стало обидно и немного жалко себя.

Больше на парочку Олег не смотрел. Смотрел на Ильиничну. Вот ведь совсем старая, сколько её 60, 70… а бодрячком. У неё на пустыре дела находятся. Выжила, и дальше живёт, будто впереди ещё 100 лет. А Олегу едва 25, а кажется, что всё, дальше только хуже. Ещё и люди все повымерли. Зачем суетиться, заботиться о ком-то, планы строить. Один фиг, жизнь уже на закат. Опять стало жалко себя.

Посмотрел на Псинку. Та спала в ногах и иногда подпрыгивала, чтобы вылизать Санька. Зашибись, я её спас, а теперь даже не подходит. Ни одной собаке я не нужен. Стоп. Это что, опять себя жалко?

Так и прожалел себя до самых подъездов к столице, чувство это Олегу показалось новым и сильно противным. Но вот замелькали коробки многоэтажек спальных районов, мосты, стройки. По дороге из города брошенных машин и правда, было много, в город – свободнее. Редкие заторы получалось легко объезжать. Заспорили снова, где искать подходящий транспорт, где набирать продукты и как далеко заезжать к центру. Решили достопримечательности не смотреть, а найти ближайший торговый центр. Там оставить инициативную группу собирателей. Остальные бравым маршем двинут вдоль дороги в поисках маршрутки, при необходимости зачистят и подгонят к ТЦ. Первый попавшийся, с жизнерадостным названием «Радуга», был что надо: продуктовый, хозяйственный, одёжный. Оставили молодожёнов, Ильиничну и Санька с Псинкой на сборе хозяйства. Машину им же оставили. Скоро ночь, не спать же им на улице.

Где будут спать Миша, Олег и Алексей они не уточнили и между собой не обсуждали. Вышли быстрым шагом. Через час ходу попался первый микроавтобус. Пустой. Почти пустой. В руль вжимался мёртвый водитель, а сзади сидели двое пассажиров. Воняли не сильно. Видимо в Москве не было оттепелей, а 0 – 5 это почти как в холодильнике. Водилу достали и аккуратно положили у обочины. Полезли в салон. Алексей взвалил на плечо тело молодого парня, а Олег за куртку поволок мёртвую грузную девицу. Какая сила заставила его всмотреться в её лицо после того, как он положил её у дороги…