Гимназистка. Под тенью белой лисы

– Постараюсь обойтись своими силами.

– Лиза, это важно для страны, понимаете?

На мой взгляд, «Государство – это я» Волкову было говорить преждевременно, но я не стала на это пенять, ограничилась лишь замечанием:

– Я понимаю, что страна прекрасно живет без пропавшего артефакта, проживет и дальше.

– Вот как?.. Вы узнали?.. Или подсказал кто?

– Догадалась. За обычным артефактом не будет вестись такая охота. А вы сейчас подтвердили мою догадку.

– Подтвердил что? – с деланым изумлением спросил он. – Я вам ничего не подтверждал. Лиза, я просто уточнил, не ввел ли кто вас в заблуждение относительно артефакта. Очень нужного мне артефакта. И вам, если вы согласитесь стать… моим союзником. Да, для начала – союзником.

– Я подумаю, – решила успокоить его я. – А сейчас все же покиньте мой дом. У меня был тяжелый день, я устала. А вы знаете, господин штабс-капитан, что барышни не любят навязчивых кавалеров? Если нет, то я вам сейчас это сообщаю.

Но Волкова выставить не получилось, поскольку у него остались еще невыясненные вопросы, один из которых он тут же вывалил на меня.

– Спрашивать, как вам удалось сюда добраться и кто вам помог, разумеется, бесполезно? – с легкой досадой поинтересовался он.

– Мне никто не помогал, – доверительно ответила я. – Только мешали. Буквально все, с кем встречалась. А кто-то даже убить пытался.

– Кто эти нехорошие люди, Лиза? – воодушевился Волков, принимая воинственный вид защитника справедливости. – Скажите мне, я призову их к порядку.

Наверное, настойчивость – хорошее качество для его обладателя, но не для окружающих. Сейчас я сама была готова убить нежеланного визитера. Останавливало не то, что на территории наверняка нельзя хоронить столь высокопоставленные трупы, а то, что как раз в труп, к сожалению, я его превратить не смогу, а при попытке нападения из университета вылечу, даже не начав учиться, чего никак нельзя было допустить. Возможно, Волков как раз на это и рассчитывал, пытаясь вывести меня из себя? Поэтому улыбаемся и делаем вид, что все идет по плану. Моему или волковскому – не суть важно.

– Я вам так признательна, Александр Михайлович. – Вспомнив манеры мисс Мэннинг, я положила руку на плечо штабс-капитана и призывно улыбнулась. – Так признательна. Хоть кто-то обеспокоился судьбой бедной сироты.

– Итак, мы союзники? – уточнил он и прижал мою ладонь своей.

Уверенно так прижал, не сомневаясь в моей капитуляции. Я подергала рукой, но она словно в капкан попала. Пожалуй, это было стратегической ошибкой – настолько приближаться к противнику. Лапу я себе отгрызать была не готова, поэтому продолжила игру в ласковую кошечку.

– Разумеется, – прощебетала я. – Разве можно устоять перед вашим напором, Александр Михайлович?

– Я сообщаю княгине, что ваш выбор пал на меня, – даже без тени вопроса сказал он.

– Не стоит торопиться. Вы за мной еще даже не поухаживали как следует.

Я кокетливо стрельнула глазами, жалея, что не могу сделать этого буквально. В конце концов, огнестрельное оружие – не магия, а труп Волкова можно было бы попытаться вывезти, закатав в ковер. Наверняка Рысьина горничную ко мне приставила как раз на такой несчастный случай. Вон у нее какой подозрительный вид, словно прятать трупы ей не впервой. И руки подозрительно под фартуком держит. Я присмотрелась и чуть не упала от удивления: у горничной действительно наготове был какой-то артефакт. Но проверять, на чьей стороне он сыграет, моей или штабс-капитана, не хотелось. А вот уточнить, какие инструкции на мой счет ей дала Фаина Алексеевна, стоило бы, но, разумеется, не при Волкове.

– Мы можем прогуляться. Вы наверняка еще толком не видели Царсколевска.

Он расслабился, и мне удалось выдернуть руку. Да, то, что подходило мисс Мэннинг, совершенно не подходило мне. Ей Волков был всего на один укус. Наверное. Я вспомнила, как нанизала ее на сосульку, и подумала, что Волков это проделал бы куда быстрее и наверняка куда элегантнее. Мне до его уровня еще учиться и учиться. Но попытки выманить меня из университета казались не слишком серьезными, словно он и сам не особо рассчитывал на успех, а лишь проверял: вдруг получится?

– Мы можем прогуляться только по территории университета. Знаете, Александр Михайлович, я его тоже толком еще не видела. Сейчас как раз такой чудный день. – Я бросила взгляд на окно, за которым уже было темно, и поправилась: – Чудный вечер. Так что прогуляемся в другой день.

Я уже подумывала, не воспользоваться ли предложением горничной и не вызвать ли университетскую охрану, если это возможно, когда внезапно раздался стук в дверь. Горничная метнулась в прихожую, а Волков чуть удивленно спросил:

– Вы кого-то ждете?

– Я и вас не ждала.

Волков развеял плетение и сделал это вовремя, так как горничная вернулась и важно спросила:

– Поручик Хомяков спрашивает, примете ли вы его?

Поручик? Его повысили в звании? Наверняка после того покушения на цесаревича, о котором я даже не расспросила, больше интересуясь отношениями Николая с великой княжной. А ведь тогда его вполне могли убить.

– Этот-то откуда здесь взялся? – не скрывая раздражения, бросил Волков.

– Разумеется, приму.

Горничная отправилась сообщать радостную весть Николаю, а Волков осведомился неприятным лающим тоном:

– Откуда Хомяков знает, что вы тут?

– А откуда знаете вы? Или это секрет?

– Какой секрет? Мне сообщила Фаина Алексеевна. Это входит в наши договоренности. Но откуда узнал Хомяков?

– Возможно, с Хомяковыми тоже есть договоренности? – насмешливо предположила я. – Фаина Алексеевна очень договороспособная особа. Сегодня она дружит с одними, завтра – с другими. Возможно, ее расположение к вам закончилось, когда вы не сумели меня найти.

Выяснить, получилось ли заронить сомнения в дружелюбии Рысьиной по отношению к Волкову, мне не удалось, поскольку Николай как раз зашел в гостиную и был неприятно поражен наличию в ней родственника. Поздоровался, но на его лице проступило такое искреннее огорчение, что я, не задумываясь, сказала:

– Господин штабс-капитан пришел без моего приглашения и уже уходит.

– Я решил задержаться, Лиза, – совершенно нагло ответил Волков. – Вы же не так давно говорили, что неприлично столь юной барышне находиться в компании офицера. Вот я вам и помогу соблюсти приличия.

– Я говорила про вас, Александр Михайлович. Уверена, что присутствие Николая меня ничуть не скомпрометирует. Мне нужно с ним поговорить. Наверняка у него есть известия об Оленьке. Я так переживала, не случилось ли с ней чего-нибудь.

– Коля, откуда ты узнал, что Лиза в университете? – внезапно спросил Волков.

Я, прикусив губу, посмотрела на Николая, пытаясь дать ему понять хоть как-то, чтобы он умолчал о моем вестнике. Ужасно не хотелось, чтобы штабс-капитан узнал, что нас с Николаем что-то связывало. Не потому, что я этого стыдилась, вовсе нет, а потому, что мне казалось, свои интересы Волков ставит куда выше родственных отношений, и в случае чего, щадить Хомяковых не будет. Но врать Николай родственнику точно не станет, так что я заранее начала прикидывать, как смягчить могущие возникнуть проблемы. Идей не было никаких: я понятия не имела, чем смягчаются Волковы…

– Это одна из главных сегодняшних сплетен в царсколевских салонах, – неожиданно ответил Николай.

– И что именно говорят? – удивилась я, недоумевая, долетела ли вообще моя кривобокая птичка до адресата или свалилась где-то по дороге. Конечно, это ни на что не повлияло, и все же мне было бы немного досадно, окажись мое плетение нежизнеспособным.

– Все разговоры крутятся вокруг поступления в университет. Кто говорит, что это произошло по решению княгини, кто – вопреки. Сама Фаина Алексеевна, по слухам, твердит о необходимости пройти несколько курсов до начала основного. Что касается объявлений в газете, то княгиня говорит, что это было в рамках испытаний наследницы, которая их с честью прошла.

Какая находчивая у меня бабушка! Чего только не придумает, чтобы сохранить лицо. Волков, конечно, этому не поверил, но вот те, кто не в курсе ситуации, – вполне.

– Садитесь же, Николай, – предложила я и радостно потянула его за руку к диванчику, Горничную, которая не торопилась покидать гостиную, я спросила: – Вы можете организовать чай для гостя?

– Для гостей, – усмехнулся Волков и нагло уселся в кресло. – Я не могу позволить компрометировать мою будущую супругу.

– Это уже переходит все границы! В вашем возрасте обычно уже не предаются юношеским мечтаниям, Александр Михайлович, – прошипела я. – А супругой вашей я только в ваших мечтах и могу быть.

– Кто знает, Лиза? Жизнь непредсказуема…

– Саша, мне кажется, тебе стоит уйти, – внезапно твердо сказал Николай. – Лиза тебя уже несколько раз об этом просила.

– И не только уйти, но и не приходить больше, – зло бросила я.

– Не думаю, кузен, что тебе стоит влезать между мной и Лизой, – процедил Волков. – Ты ей кто? Брат подруги? А я одобрен Фаиной Алексеевной.

– Куда важнее то, кто одобрен Лизой, – отрезал Николай. – Так что это тебе не стоит влезать между нами.

Слово было сказано, и изменить я уже ничего не могла. Боже мой, ну почему горничная вообще впустила Волкова, который сейчас сидит и смотрит на противника, словно прикидывая, когда и откуда начинать его есть?

– А ты одобрен? – нехорошо усмехнулся Волков.

– Да, – твердо ответила я, понимая, что хуже быть не может. – Он одобрен мной, а если Фаина Алексеевна одобрила вас, то можете на ней и жениться. А меня будьте любезны оставить в покое.

Глава 8

Филипп Георгиевич, заведующий лабораторией целительских артефактов, к моему появлению отнесся довольно прохладно. Возможно, дело было даже не в том, что на этом месте он наверняка видел «юношу бледного со взором горящим»[1], а в том, что вчерашний визит ко мне двух офицеров не прошел незамеченным и мнение обо мне сложилось как о девице весьма легкомысленной. И это еще Фаина Алексеевна не знает о моей работе и не провела соответствующего инструктажа с работодателем.

Вчерашний вечер не удался. Волков ушел только вместе с Хомяковым, как я ни пыталась штабс-капитана выставить раньше. Он внезапно вспомнил о приличиях и начал вещать о допустимости и недопустимости тех или иных действий. Причем с таким видом, словно его присутствие в гостиной делало любую ситуацию приличной, а присутствие родственника – напротив. Волков даже намекнул на скандальную историю брака хомяковских родителей. Но поскольку прошелся этак вскользь, я предпочла сделать вид, что ничего не поняла, и, пока покрасневший Николай не сказал чего-нибудь непоправимого, торопливо всунула им обоим так вовремя принесенные горничной чашки с чаем и завела разговор на нейтральную тему – об Оленьке, заодно выяснила, что та собирается тоже поступать в следующем году в одно из царсколевских учебных заведений, только пока окончательно не решила куда. Известие меня обрадовало: как ни странно, мне казалось, что мы с ней дружим уже много-много лет, поэтому мне ее ужасно не хватало. И вообще, ужасно не хватало тех, кому я была нужна просто потому, что я – это я, а не из каких-то высших клановых соображений.

В результате с Николаем мы толком не поговорили и, боюсь, не поговорим в ближайшее время. Наверняка Рысьина уже предприняла какие-то действия по устранению неугодного Хомякова из моей жизни. Горничную, подсунутую любящей родственницей, по здравому размышлению, я решила оставить: было бы куда хуже, если бы Волков вломился в квартиру, в которой, кроме меня, никого бы не оказалось. А так Мефодий Всеславович обещал присмотреть за рысьинской шпионкой и не позволить ей очень уж наглеть. Квартира, кстати, ему понравилась. Сказал, что света в ней достаточно. И ужин от Полины – так звали горничную – тоже одобрил. Что касается артефакта, который я у нее заметила, то я так и не выяснила, что это было, а домовой сказать не мог, потому что к тому времени, когда я открыла шкатулку, артефакт уже не работал.

Я могла размышлять об этом в свое удовольствие, поскольку мой труд мозги не задействовал: Филипп Георгиевич после совсем краткого инструктажа выдал мне халат, чистый, но не слишком новый, отсыпал горсть мелких однотипных серебряных деталек, вручил моток тонюсенькой серебряной же проволоки и коробочку с крошечными кристальчиками. Все это нужно было собирать по определенной схеме, которую мне тоже выдали. Заведующий лабораторией объяснять ничего не стал и вообще выглядел так, что я сочла за лучшее лишний раз к нему с вопросами не лезть, а кроме него, пока больше никого не было. Насколько я поняла, сотрудников не слишком много и те предпочитают работать либо по домам, либо по лечебницам. Обязательный присутственный день был лишь один – пятница, и то поближе к обеду. То ли для того, чтобы сотрудники успевали выспаться, то ли потому, что рано с утра все заняты с пациентами, – что называется, выбери свой вариант. Подозреваю, что работали оба, в зависимости от того, о ком шла речь.

Сам же заведующий лабораторией принялся колдовать под вытяжкой, вываривая кусок темной древесины в растворе, фонящем магией. Время от времени он сверялся с часами и добавлял по капле жидкость из темного пузатого флакончика, больше похожего на бутылку с коньяком, чем на химическую посуду, что особенно усугублялось закручивающейся крышкой. Но был бы там коньяк, Филипп Георгиевич наверняка вливал бы его не только в зелье, но и в себя, да и в воздухе витал бы не этот странный запах, в котором я улавливала отдельные нотки, но, кроме сандала, мне ни одна не была знакома.

Ближе к обеду Филипп Георгиевич затушил спиртовку, отставил посудину с деревяшкой, пошебуршал немного бумагами, потом снял рабочий халат и набросил пальто с небольшим каракулевым воротником, явно собираясь уходить.

– Филипп Георгиевич, – спохватилась я, поняв, что меня сейчас оставят в одиночестве, – какие будут указания?

– Да какие указания? – чуть раздраженно буркнул он. – Закончите с заготовками и, если никто больше не подойдет, закройте дверь и сдайте ключ. Ключ – вон он.

Он указал на гвоздик около двери, на котором и в самом деле болтался затейливый ключ, и взялся за ручку.

– Но мне всего пару штук осталось доделать, – опять остановила я его. – А рабочий день еще не закончен, я могу сделать что-то еще.

– Что-то еще, что-то еще, – проворчал Филипп Георгиевич. – Книжки вон почитайте, если так не хотите раньше времени уходить. У нас большая тематическая библиотека. Вам будет полезно, если вы действительно собираетесь стать целителем.

– Действительно собираюсь, – подтвердила я. – Значит, вы даете разрешение брать любые книги из лабораторной библиотеки?

– Брать – даю, выносить – нет, – коротко ответил Филипп Георгиевич и, не дожидаясь могущих возникнуть дополнительных вопросов, добавил: – Всего хорошего, Елизавета Дмитриевна.

Я даже не успела спросить, вернется ли он сегодня, как он вышел и захлопнул за собой дверь с громким стуком. Ох, не нравится ему мое назначение. Настолько не нравится, что он даже не дает себе труда это скрывать. Интересно почему? Самое вероятное – давние принципиальные профессиональные разногласия с моим дедушкой, но варианты неприязни к оборотням в целом и к Рысьиным в частности тоже отбрасывать не стоит. Или даже он был некогда влюблен в мою бабушку, а та не ответила взаимностью. Или ответила, но замуж не вышла. Короче говоря, гадать можно долго, но безрезультатно.

Я довертела проволоку на заготовки, закрыла коробочку, в которую их складывала, и поставила на стол заведующего. После чего с чистой совестью пошла смотреть книги. Вдруг там найдется хоть что-нибудь такое, что смогу понять даже я?

Первый шкаф, к которому я подошла, оказался заперт, и не только на ключ, но и на плетения, вскрыть которые я теоретически могла, но посчитала не слишком правильным это делать в первый же рабочий день. Поэтому я только и смогла, что прочитать названия и фамилии авторов на корешках, большая часть которых была потрепана в такой степени, что разобрать написанное удавалось лишь с большим трудом. И все же я усмотрела целых четыре книги авторства Седых: одну такую тоненькую, что фамилия и название влезли на корешок с трудом, и три вполне себе солидных академических талмуда, один из которых именовался «Введение в целительскую артефакторику». Во втором шкафу, который тоже оказался заперт, содержались преимущественно папки, судя по высунувшемуся кончику листа, с отчетами. И лишь дверка третьего послушно распахнулась, явив нутро шкафа, забитое всяческими книгами от совсем тоненьких брошюрок до толстенных талмудов. Правда, выяснилось, что все они были справочниками, то есть совершенно бесполезной вещью при моем уровне образования. В самом деле, к чему мне знать про изменяющийся процентаж при готовке больших объемов зелья, о котором я слышала впервые? Или расчет углов в артефакте, даже название которого звучало для меня китайской грамотой. Впрочем, Ксиу поняла бы ровным счетом столько же.

Я все еще грустно перебирала содержимое шкафа, надеясь найти что-то полезное, когда пришел Соколов.

– Добрый день, Елизавета Дмитриевна! – радостно возопил он. – А я-то думал, почему ключ не сдан. Старик-то в это время никогда тут не бывает.

– Старик? Павел Владимирович, вы о ком?

– Тимофеев, – пояснил Соколов.

– Не такой уж он и старый.

– Старый, старый, – убежденно сказал аспирант, – просто выглядит хорошо для своих лет. А еще ужасно педантичный и занудный.

– Зато наверняка хороший специалист, – осторожно заметила я. – Иначе не стал бы заведующим такой непростой лаборатории.

– Специалист он прекрасный, Елизавета Дмитриевна, в этом вы совершенно правы. А вот со вторым вашим утверждением можно и поспорить, поскольку, по слухам, заведующим лабораторией он стал исключительно по причине происхождения.

– Происхождения?

– Вы не в курсе, что он в родственных отношениях с Соболевыми? В их клане и состоит, – продолжал меня просвещать Соколов. – Старик – ретроград еще тот, поддерживает устаревшую клановую систему всеми силами, представляете?

– Может, он не считает ее устаревшей?

– Естественно, его же не касается нищета, – горько сказал Соколов.

– Подозреваю, вас тоже, – не без ехидства заметила я, поскольку аспирант хоть и не выглядел особо преуспевающим, но и голодающим тоже.

– Но это не значит, что я не могу переживать за других, – гордо ответил он. – Елизавета Дмитриевна, вы не представляете, в каких условиях живет простой народ, в то время как кланы жируют. Если бы вы хоть раз увидели, не могли бы говорить без слез на эту тему.

– Павел Владимирович, не могли бы вы посоветовать мне литературу для чтения? – решила я уйти от опасного разговора.

– Разумеется, Елизавета Дмитриевна, – оживился он. – Только имейте в виду, что посторонним показывать нельзя, иначе и у вас, и у меня будут неприятности.

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака тоненькую брошюрку, на которой без указания авторства просто было написано: «Пауки и мухи». И выглядела она не совсем так, как положено выглядеть научным или учебным трудам, поэтому сразу закралось подозрение, что с этой книгой что-то нечисто. В руки я ее брать не стала и вообще сделала вид, что ничего не понимаю:

– Почему нельзя показывать? Филипп Георгиевич мне разрешил пользоваться библиотекой лаборатории, но согласовывать с ним, если я захочу что-то изучить дома. Только мне нужны книги по артефактам, а не по энтомологии.

– Энтомологии?

– К чему мне подробности жизни пауков, Павел Владимирович? Я это прекрасно наблюдала в клане, – не удержалась я от шпильки по отношению к Рысьиным. – Я столь гадкими существами не интересуюсь вовсе. Мне нужны такие книги, которые помогли бы в работе здесь, понимаете?

– Эка вы точно про кланы отметили, Елизавета Дмитриевна, – чуть смущенно ответил Соколов, убирая книгу туда, откуда ее достал. – А что мы с вами так официально? Я вам еще вчера предлагал обращаться ко мне просто Павел. Время обеденное, может, нам с вами сходить в столовую? Здесь прекрасная студенческая столовая, – разливался соловьем Соколов. – Кормят хорошо и недорого. Можем обсудить все за едой.

В столовую с ним идти не хотелось, но и оставаться вдвоем в лаборатории тоже, поскольку упорно казалось, что Соколов пытается вовлечь меня во что-то противоправное. Похоже, «Пауки и мухи» – самый настоящий антиправительственный памфлет. То-то Соколов так оживился, когда я про клан заговорила. Наверняка решил, что я все поняла и его поддерживаю.

– Спасибо за приглашение, Павел Владимирович, но я совершенно не голодна. Быть может, вы все же посоветуете нужную литературу и я возьму книги в библиотеке университета? Я же имею право ею пользоваться как сотрудник?

– Разумеется, Елизавета Дмитриевна, имеете, – довольно кисло ответил Соколов. – Я бы рекомендовал вам взять «Основы целительства». Но ограничиться исключительно теорией. Практика без присмотра не разрешена и даже может быть опасна.

– Огромное вам спасибо, Павел Владимирович. – Я сняла с вешалки свой полушубок. – Тогда я прямо сейчас отправлюсь в библиотеку, поскольку Филипп Георгиевич заданий мне не оставил. Хорошего вам дня!

Я рванула за порог, словно за мной черти гнались, и, только выскочив из здания, вспомнила, что так и не спросила, где брать ключи от закрытых книжных шкафов. Почему-то ужасно захотелось посмотреть, чем же таким занимался мой дедушка. Но возвращаться я не стала. Более того, почему-то подумалось, что плохое отношение заведующего лабораторией могло быть следствием хорошего отношения аспиранта. А ну как Соколов поделился с Тимофеевым своим мнением о моем отношении к кланам и заявил, что я его во всем поддерживаю? С него сталось бы…

В библиотеку я все-таки сходила, а потом пошла домой. Как ни странно, я успела напрочь забыть о Полине, зато она обо мне не забыла и даже приготовила обед, оказавшийся на удивление неплохим. Мефодий Всеславович тоже одобрил, хотя не преминул сообщить, что горничная изучала мои вещи с превеликим тщанием. Не знаю, удалось ли ей найти что-то, могущее заинтересовать Фаину Алексеевну: учебники по магии все так же лежали под отводом глаз, а в документах не было ровным счетом ничего компрометирующего. Остальные же вещи были щедро предоставлены Рысьиными, поэтому ройся там, не ройся – ничего нового не отроешь.

До вечера я с интересом изучала «Основы целительства», придя к заключению, что к ним неплохо было бы взять еще анатомический атлас, и чем подробнее, тем лучше. Но в библиотеку не вернулась, поскольку обнаружила раздел, посвященный диагностике по ауре, где вскользь прошлись по тому, как все-таки эту ауру видеть. Оказалось, что это доступно отнюдь не всем и большая часть целителей использует для этой цели диагностические плетения. С силой дара умение видеть ауру было никак не связано, нужно было умение входить в особое состояние, но как его достичь, описывалось довольно невнятно, или мне не хватало знаний понять написанное. В любом случае оказалось, что существуют плетения и артефакты, позволяющие видеть ауру, что, несомненно, радовало.

Когда пришла пора отправляться на курсы, учебник я отложила с сожалением, хотя чем больше я читала, тем больше появлялось вопросов, ответы на которые получить было не у кого. Разве что попытаться поспрашивать на курсах? Вряд ли преподаватель откажется помогать любознательной ученице.

На курсы я шла в приподнятом настроении, которое испарилось очень быстро, поскольку первой, кого я обнаружила в аудитории, была Свиньина-Морская во всем своем великолепии. Заметив, как я вошла, она устремилась ко мне с таким пылом, что я почему-то решила: будет бить. Как-никак от того, чтобы стать женой Волкова, Полину Аркадьевну отделяла сущая мелочь – предложение руки и сердца от кавалера. А все и всех, могущих воспрепятствовать ее будущему счастью, Поленька наверняка сносила тараном со своего пути.

– Елизавета Дмитриевна Рысьина? – уточнила она.

– Да, это я, – призналась я, подавив малодушное желание сказать: «Нет, вы ошиблись».

– Полина Свиньина-Морская, – гордо отрекомендовалась Поленька. – Как удачно, что на этом курсе есть приличные люди. Благородные роды́ должны держаться вместе, вы согласны?

Я неопределенно дернула плечами. Конечно, эта особа не попытается всучить подозрительную литературу про насекомых, но и сидеть с ней – то еще удовольствие.

– Представляете, Елизавета Дмитриевна, меня не хотели пускать на эти курсы, – тем временем тараторила Поленька, возмущенно колыхая выдающимся бюстом, – сказали, что у меня слишком мало магии, чтобы учиться ее контролировать. Мол, пустая трата денег, представляете, какая наглость?

– Может, они за вас беспокоились? – предположила я, попытавшись уйти с прохода. Это было стратегической ошибкой, поскольку Поленька посчитала это капитуляцией с моей стороны и с упорством бультерьера потащила меня к тому столу, за которым сидела до моего прихода. – Чтобы не вгонять вас в лишние траты?