Вторая жизнь Мириэль Уэст

– Мы закончили?

– Почти, – ответил доктор.

Она сосредоточенно скривила лицо и стала ждать. Ручка сестры Верены царапала поверх бумаги.

– Левое колено, – почти закричала она, когда снова ощутила прикосновение.

– Вы уверены? – уточнил Док Джек.

– Да… э-э… кажется. Вы можете сделать это еще раз?

– У нас есть все необходимые данные. Можете открыть глаза.

Мириэль обхватила себя руками, впервые почувствовав неловкость от своей наготы.

– Могу я одеться?

– Пока нет. Я собираюсь взять несколько образцов тканей из найденных мною очагов, точно так же, как это делали в Калифорнии. Это совсем не больно.

Сестра Верена подкатила маленький стальной столик со скальпелем и несколькими лабораторными предметными стеклами на нем. Мириэль наблюдала, как доктор сделал небольшой разрез в обесцвеченном месте под ее большим пальцем, а затем провел лезвием по ране. Это действительно было не больно. То же самое произошло и в следующий, и в следующий раз, хотя у Мириэль скрутило живот, и ей пришлось отвернуться. Только когда он надрезал мочку ее уха, она почувствовала укол боли, и то мимолетный.

– Все готово, – сообщил Док Джек, снова нацепив свою дружелюбную улыбку. – Теперь можете одеваться. Сестра Верена, не отнесете эти стекла в лабораторию?

– Да, доктор. – Она откатила столик в сторону, стекла загремели по стали.

– Как скоро мы узнаем результаты? – уточнила Мириэль у доктора.

– Через несколько дней.

– Дней?! У меня семья, ребенок, который нуждается во мне. – Ее руки машинально потянулись к груди, хотя у нее давно пропало молоко. – Я должна вернуться домой!

Его усталые глаза изучали ее, и она убедила себя, что не жалость, а простая доброта заставила доктора смягчиться.

– Полагаю, я смогу пойти и сам посмотреть стекла. Дайте мне час, возможно, два.

Он начал перемещать ширму, но Мириэль окликнула его.

– Док Джек!

Он обернулся.

– Человек в наручниках, он в порядке?

– Потребовался почти час, чтобы распилить эти чертовы штуки, но да, он в порядке.

– А другой мужчина? – Мириэль колебалась. Действительно ли она хочет это знать? – Человек, которого принесли на носилках.

Его улыбка исчезла.

– Сегодня утром мы сделали ему экстренную трахеотомию, но у него уже было кровотечение в легких, и он не справился…

Мириэль кивнула, однако, когда доктор ушел, внезапно почувствовала тошноту. Ее пальцы дрожали, когда она застегнула пояс и лифчик и снова влезла в платье.

* * *

Док Джек вернулся чуть больше чем через час, как и обещал. Сестра Верена плелась за ним, ее жесткие юбки шуршали при ходьбе. Пересекая комнату и направляясь к Мириэль, врач улыбнулся другому пациенту. Весело поздоровался с одной из сестер. Хороший знак, решила Мириэль. Но он больше не улыбался, когда пододвинул табурет к ее кровати и сел.

– Я очень внимательно изучил ваши образцы, и, боюсь, врачи в Калифорнии были правы. Вы инфицированы бациллой микобактерия лепры.

Лазарет начал раскачиваться, как будто на них обрушилось землетрясение. Мириэль вытянула руки по обе стороны от себя и вцепилась в матрас.

– Бациллой?

– Мне жаль. Так мы называем микроорганизм, микроб, вызывающий проказу.

– Но это… это невозможно. Я чувствую себя абсолютно нормально.

– К счастью для вас, мы поймали болезнь на очень ранней стадии. При правильном лечении она не будет прогрессировать…

Мириэль попыталась расшифровать его слова и собрать их так, чтобы они имели смысл.

– Мне пришлось пить воду из той же бочки, что и другим пассажирам в поезде. Возможно также, что я случайно коснулась одного из них. Есть вероятность, что это их микробы на предметных стеклах, а не мои. Если бы мне удалось принять душ, почистить зубы, тогда вы могли бы сделать еще один тест, и он точно будет отрицательным.

– Болезнь развивается не так. Требуются годы – для размножения… э-э… для появления симптомов. Многие здешние пациенты заразились ею в детстве и не ощущали признаков…

– Я ухожу! – Мириэль встала и потянулась за своими сумками. – Домой! Это неправильно, я не могу, вы оши…

Док Джек тоже встал и положил руку ей на плечо, прерывая ее тираду.

– Я боюсь, что вы не сможете. Я имею в виду – уйти. Карвилл – лучшее место в мире для лечения проказы. У нас лучший персонал, и мы постоянно испытываем новые лекарственные средства.

– Что, панацеи не существует?

Он сжал ее ладонь, затем опустил руку в карман.

– Ну, нет. Не совсем так. У нас есть лекарства и терапия, которые помогают в определенных случаях и могут…

Санитар ворвался в комнату и задыхаясь закричал:

– Док Джек, вы нужны в мужском лазарете!

– Мне нужно идти, но скоро мы снова увидимся. Медсестра Верена может ответить на все ваши вопросы.

Мириэль попятилась назад, пока подколенная ямка не уперлась в скрипучую раму кровати. Нет лекарства?! Она опустилась на матрас и огляделась в поисках тазика на случай, если ее непереваренный обед поднимется еще выше в горло.

– У вас есть еще какие-нибудь вопросы? – уточнила сестра.

Вопросы? У Мириэль их было миллион, но она не могла выразить их словами. Она покачала головой.

– И по поводу имени…

– Что?

– Мне нужно имя, чтобы вписать его в вашу карту, дорогая.

Мириэль закрыла глаза, надеясь, что это остановит вращение комнаты, остановит тошноту, прожигающую путь вверх по пищеводу, остановит фарс, в который внезапно превратилась ее жизнь.

Глава 7

– Это миссис Полин. – Сестра Верена вытащила карту Мириэль из-под мышки и заглянула внутрь. – Полин Марвин.

Имя, произнесенное вслух сестрой Вереной, прозвучало нелепо. Возможно, не слишком поздно для Мириэль сменить его? Впрочем, вся ситуация была нелепой. Другое имя – что-то более общее и менее личное, вряд ли изменило бы ее кардинально.

Сестра подтолкнула Мириэль к небольшой группе, ожидавшей снаружи лазарета.

– Ваши попутчики. Полагаю, вы их узнаёте.

– Я Гектор, – представился мексиканец, на мгновение встретившись с ней глазами, прежде чем снова опустить взгляд в землю. Он переоделся в чистую одежду, а его запястья были перебинтованы.

– Ольга, – сказала женщина с одутловатым лицом.

Конечно, это были не настоящие имена. Конечно, им тоже пришлось взять псевдонимы. Как их звали раньше? Укол сожаления шевельнулся в душе Мириэль из-за того, что она не поговорила с ними в поезде, когда они еще не были так оторваны от мира.

Как и Мириэль, они оба держали в руках больничную подушку и комплект простыней.

– А это Фрэнк Гарретт. – Сестра Верена указала на незнакомого мужчину. – Мистер Гарретт – пациент госпиталя уже в течение нескольких лет и очень активен в колонии. Он проведет вам экскурсию по учреждению, прежде чем показать назначенные вам дома́. – Она изобразила подобие улыбки, не разжимая губ, затем повернулась обратно к лазарету.

– Зовите меня Фрэнк, – произнес мужчина, протягивая руку.

Мириэль ахнула и попятилась. Это вообще вряд ли можно было назвать рукой. Кожа – грубая, покрытая шрамами, короткий бугорок, выступающий там, где должен был находиться безымянный палец. Остальные пальцы скрючены. Его левая рука, безжизненно свисающая сбоку, выглядела точно такой же исковерканной.

Она еще сильнее вцепилась в постельные принадлежности, которые несла. Все истории оказались правдой. У прокаженных просто отваливались пальцы, конечности. Что, если они найдут части тел, разбросанные и разлагающиеся по всей территории? Будут ли ее конечности сморщиваться и отваливаться таким же образом?

– Занятная картина, правда? – сказал он, поднимая обе свои ужасные руки на уровень глаз. – Когтистые, как мы их здесь называем. Из-за этого сложно держать ручку, но не вызывайте меня на соревнование по поеданию раков. – Он картинно изогнул свои когти.

Гектор усмехнулся. Мириэль попятилась снова.

– Mais[9], – продолжил Фрэнк, его тягучий голос продолжал звучать непринужденно. – Рад познакомиться с вами, миссис Марвин. – Он начал спускаться по экранированному проходу и махнул когтем Мириэль и остальным, чтобы они следовали за ним. – Слушайте, мне действительно нравится ваше имя. Наводит на мысль о каком-то сериале, который я смотрел много лет назад.

Он остановился и указал на Т-образное здание, в котором со всех сторон по всей длине тянулись окна, затененные брезентовым навесом. Как и остальные здания и дорожки, оно стояло на кирпичных опорах, поднимающих его на несколько футов над болотистой землей.

– Там столовая и кухня. Еду подают в семь, одиннадцать и в шестнадцать тридцать. Вы услышите сигнал – звонок. Если нет, вы увидите очередь. Мы выстраиваемся в очередь в Карвилле практически за всем, от супа до мыла. – Он повернулся и улыбнулся Мириэль и Ольге. – Не стесняйтесь брать поднос и вставать в очередь, дамы. Мы действительно стараемся вести себя здесь по-джентльменски. Во всяком случае, большинство из нас.

Они продолжили путь, Фрэнк указал на теннисный корт и прачечную, лабораторию и операционную. Не только его руки годились для интермедии[10], он еще забавно говорил. Быстрый, но ленивый звук, как будто он не утруждал себя произнесением гласных или вытягиванием языка вперед, чтобы издать звук «т». Он отличался от южного протяжного произношения, с которым говорили другие. Возможно, креол. Или каджун[11]. Есть ли между ними разница? Мириэль не знала, и ей было все равно. Она только хотела, чтобы ей не приходилось так напряженно прислушиваться, чтобы разобрать, что он говорит.

Другие обитатели двигались мимо них по дорожкам: в инвалидных колясках, на велосипедах, пешком. Они бесстыдно таращились на Мириэль и ее спутников. Фрэнк, казалось, знал всех и затянул экскурсию ненужной церемонией представления. Мириэль не слушала имена и не протягивала в ответ руку. Ей обещали комнату где-то в длинном четырехугольнике домов в стиле бунгало, окружающих столовую, и она просто хотела попасть туда. Хотелось закрыть дверь и отгородиться от этого места.

– Полин Марвин? – переспросил один из проходящих мимо незнакомцев, когда Фрэнк знакомил их. Шишки разного размера облепили его лицо так, что она едва могла видеть его губы и глаза. – Как в том старом фильме?

Фрэнк хлопнул себя по ноге.

– И я о нем подумал! Ты помнишь название?

– Нет, – ответил мужчина. – Там снимались Перл Саттер и Чарли Уэс…

– Ради всего святого! Мое имя не имеет никакого отношения к этим старым фильмам, – резко прервала его Мириэль.

– Блин! – воскликнул мужчина, неодобрительно взглянув на Мириэль, прежде чем сесть на свой велосипед.

– Простите, chère[12], – сказал Фрэнк, хотя в его деревенской манере говорить это звучало как sha. – Не хотел, чтобы ваши перышки встали дыбом.

– Мои перышки не встали дыбом! Я просто хочу попасть в свою комнату.

– Я понял. Мы почти на месте. – Он снова зашагал, уводя их все глубже в лабиринты крытых дощатых тротуаров. – Как там назывался этот фильм… «Заблуждения Полин»? Нет, не так. «Опасности Полин»?

«Опасные приключения Полин». Мириэль каждую неделю выбиралась из дома тем летом, когда ей исполнилось девятнадцать, чтобы посмотреть очередной эпизод. Ее бабушка находила всю киноиндустрию невыносимо заурядной, но Мириэль полюбила кино с тех пор, как в первый раз попала в никелодеон[13] на пирсе. В «Опасных приключениях Полин» блистал Перл Саттер. Его красивый коллега тоже был неплох, хотя в то время Мириэль не знала его имени. Фильмы снимались в Нью-Джерси. Только следующей весной Чарли сменил студию и приехал в Голливуд. Они познакомились на вечеринке – на которую, как и на фильмы, ей пришлось улизнуть тайком, – но она всегда шутила, что их первая встреча состоялась в темном никелодеоне на Адамс-стрит во время показа «Опасных приключений Полин». Однако никому здесь не нужно было об этом знать. Точно не Фрэнку.

Экскурсия снова остановилась в зале отдыха и пристроенной к нему столовой.

– Обычно меня можно найти здесь, за прилавком, у аппарата с газировкой, – объяснил Фрэнк. – Или на сортировке почты. Ваши письма должны быть доставлены ровно к десяти утра, чтобы они могли пройти через стерилизатор до прихода почтальона. – Фрэнк сделал паузу. – И не помешает немного помолиться, чтобы они не сгорели в процессе.

– Почту стерилизуют? – переспросила она.

Он откинул с лица прядь темных волнистых волос. Очевидно, не знал, что теперь в моде короткие волосы с пробором сбоку и зачесанные назад а-ля Валентино[14].

– Да, мэм.

– И иногда письма сгорают?

– Не слишком часто, – сказал он, подмигнув.

Она поджала губы и отвела взгляд. Столовая состояла всего-навсего из стойки и табуретов; нескольких полок, уставленных сигаретами, шоколадными батончиками и консервами; и множества разномастных столов и стульев. В углу стояла мышеловка с заплесневелым кусочком сыра. На стенах болтались золотисто-зеленые гирлянды из крепированной бумаги, разорванные и обвисшие, а нарисованная от руки табличка, с надписью: «Счастливого Марди Гра![15]» висела косо. Несколько островков одинаковых конфетти виднелись на полу.

– Готовы двигаться дальше? – Фрэнк произнес это так, словно именно она их удерживала.

Она протиснулась мимо наружу, к дорожке, но не смогла пройти дальше самостоятельно. Все белые здания здесь были похожи одно на другое, соединенные между собой тем, что должно было составлять более мили прогулок. Мириэль чувствовала себя грызуном в лабиринте, которого пытают экспериментами, пока он не потеряет всю свою шерсть и не отгрызет собственный хвост.

Процессия остановилась на другом перекрестке.

– Для тех из вас, кто придерживается протестантских убеждений, есть Union Chapel[16], – продолжал Фрэнк, указывая когтистой рукой на оштукатуренное здание с квадратной колокольней и окном янтарного цвета. – Проводит регулярные службы по утрам в воскресенье и библейские лекции по вечерам в среду.

Он также указал на католическую часовню, расположенную не более чем в нескольких десятках ярдов от них. Оба здания выходили окнами в сторону от колонии, к узкой грунтовой дороге и пологой дамбе. Фрэнк рассказал, что река Миссисипи ограничивает резервацию с трех сторон, но дамба закрывает вид на воду. Между часовнями и дорогой возвышался высокий забор, увенчанный несколькими рядами колючей проволоки. Она тянулась звено за звеном, насколько хватало глаз.

Фрэнк говорил что-то о ежедневном расписании месс, но она перебила его.

– Это больница или тюрьма?

Он перевел взгляд с нее на забор и обратно.

– Разве вы не слышали? Здесь есть прокаженные. – Он подождал немного, затем усмехнулся собственной жалкой шутке. Мириэль крепче обхватила подушку и простыни, чтобы не задушить его. Они продолжили путь по дорожке, Мириэль шла последней. Она больше не утруждала себя тем, чтобы поднимать глаза, когда они проходили мимо других пациентов. Она не кивала и не называла им в ответ свое вымышленное имя. Она боялась того зрелища, которое могло предстать перед ней – еще больше чешуйчатой кожи и запавших носов, больше отсутствующих ног и сморщенных рук, больше покрасневших и унылых глаз.

Они завернули за угол и остановились перед длинным рядом домов. Она молилась, чтобы экскурсия закончилась и один из этих домов принадлежал ей.

– Не забудьте прийти на следующую встречу клуба поддержки, – не унимался Фрэнк, обращаясь к ним и пятясь назад; его неуклюжая походка была медленнее, чем ползала ее дочь Хелен. – Мы устраиваем веселые праздничные вечеринки и светские…

– Довольно шуток! – Мириэль топнула ногой по дорожке. – Мы устали и просто хотим добраться до наших чертовых комнат.

Фрэнк остановился. Ольга и Гектор обернулись и с любопытством посмотрели на нее.

– Боже мой! – продолжала Мириэль, плотина ее ярости прорвалась. – Очереди, почта, ваши искалеченные руки, – она махнула рукой в сторону коттеджей, дорожек и больничных зданий, – все это не смешно! И этот Как-развеселиться-клуб! Вы принимаете нас за дураков? С чего здесь кому-то веселиться?!

Фрэнк посмотрел вниз, провел грубыми пальцами по своим растрепанным волосам, затем поднял подбородок. Его льдисто-голубые глаза прямо встретились с ее взглядом.

– Мы живы. Вот с чего.

– Живы?! Ты сам сказал, мы… – Она с трудом выдавила следующее слово: –…прокаженные! С таким же успехом мы могли бы быть мертвы!

– Я вижу это совсем не так.

Она подхватила свой багаж и проскользнула мимо Ольги и Гектора, чтобы встать прямо перед ним.

– В таком случае, возможно, тебе стоит проверить зрение! Эта шутка для тебя! А теперь я хочу узнать, какой номер моей комнаты?!

Он покачал головой, затем пробормотал:

– Дом восемнадцать. Айрин – твой комендант. Она покажет тебе твою комнату.

Мириэль протопала мимо него. Коттеджи вплотную примыкали к дорожке, над дверью каждого был нарисован номер. Большинство из них были открыты, кресла-качалки и растения в горшках загромождали похожий на крыльцо уголок, который выступал за пределы дорожки.

У дома восемнадцать в таком же обветшалом кресле-качалке, сгорбившись, сидела пожилая женщина. Поражения обезобразили ее лицо, левую щеку закрывала марлевая повязка. Розовая жидкость просочилась сквозь волокна и текла вниз из-под краев прямо по ее лицу.

– Что вы ищете? – поинтересовалась она, когда Мириэль приблизилась.

– Вы Кэтлин?

– Вы имеете в виду Айрин? Нет, это не я.

Женщина замолчала, и Мириэль, обойдя ее, вошла внутрь. Коридор тянулся по всей длине дома, с дверями по обе стороны. Половицы скрипели. Краска на стенах пузырилась от плесени.

– Третья дверь справа, новенькая, – крикнула ей вслед женщина.

Комната была пуста, если не считать узкой кровати с железной рамой, приставного столика, стула с прямой спинкой и платяного шкафа без изысков. У стены гудел чугунный радиатор. Багаж Мириэль лежал кучей в углу. Серый дневной свет проникал в комнату через незашторенное окно. Мириэль вошла внутрь и закрыла дверь. Она просто уронила все, что было у нее в руках, и уставилась на крошечную комнату, слишком потрясенная, чтобы плакать.

Глава 8

Несколько часов спустя раздался стук в дверь. Мириэль не потрудилась встать со своей голой кровати, чтобы отворить дверь.

– Уйдите.

Она ничего не достала, кроме фотографии своей семьи в рамке, которую поставила на шаткий прикроватный столик. Все остальное лежало нетронутым – ее багаж возвышался кучей в одном углу, ее постельное белье и подушка грудой валялись на полу.

Стучавший вошел без приглашения.

– Добро пожаловать в Карвилл!

Это была высокая женщина, с широкой талией, с выкрашенными хной волосами, седеющими у корней.

– Вы Айрис? – спросила Мириэль.

– Айрин. Комендант этого вот дворца.

– Вы что…

– Прокаженная? – Она протянула руку и похлопала Мириэль по плечу. – Детка, мы все здесь прокаженные.

Мириэль отпрянула так резко, что упала с узкой кровати, приземлившись на спину с противоположной стороны.

– Я не… я не… У меня не может быть этой болезни!

Айрин обошла кровать и протянула руки, чтобы помочь Мириэль подняться. За исключением нескольких красных пятен на лице и шее, ее кожа была безупречна, а конечности целы. Мириэль неохотно взяла ее за руки. С удивительной силой для женщины, которой было под пятьдесят, та подняла ее на ноги.

– Я знаю, это тяжело, детка. Мне потребовались месяцы, чтобы принять это. Плакала две недели подряд, а потом еще немного. – Она сжала руки Мириэль, прежде чем отпустить. – Давай возьмем тебе что-нибудь поесть.

– Уже время ужина?

Айрин склонила голову набок, обнажив большое ухо с изуродованной, вытянутой мочкой. Словно по сигналу, где-то в колонии зазвонил колокол.

– Вот сейчас. Это сигнал к ужину. Давай, пошли.

– Я не голодна.

– Конечно же, голодна. – Айрин схватила ее за руку и потащила из комнаты.

Пройдя по дорожке несколько изгибов и поворотов, они добрались до столовой. Айрин болтала всю дорогу, но Мириэль не уловила ни слова. Они встали в конец длинной очереди и зашаркали со своими подносами вдоль прилавка с едой. Кухонный персонал выложил на тарелку горох, жареный картофель и курицу и поставил ее на поднос Мириэль. Следом хлеб с маслом, стакан молока и какое-то липкое вещество, которое, как она догадалась, было десертом.

С полными подносами они с Айрин пересекли обеденный зал и направились к столу, за которым сидели женщины. Люди крутили головами и глазели на проходящую мимо Мириэль.

– Народ здесь пошевеливается, только когда наступает время еды, – говорила Айрин. – Как только услышишь сигнал, тебе лучше поторопиться. – Она кивнула Мириэль, чтобы та заняла последнее оставшееся за столом место, затем втиснула другой стул для себя. – Послушайте, дамы, это Полин.

После хора приветствий Айрин представила каждую из женщин, большинство из которых жили в доме восемнадцать, включая пожилую, забинтованную женщину, которую Мириэль встретила на крыльце. Ни одно из их имен не застряло в ее затуманенном сознании. Все, что она заметила, – это их болезнь. У некоторых на коже были видны островки поражений – сухие, толстые участки более или менее круглой формы. У одной на руках и ногах были волдыри размером с горошину. У другой не было бровей, только утолщенная красная кожа на их месте. Женщине слева от Мириэль было трудно схватить вилку, так как несколько ее пальцев скрючились, как у Фрэнка. Женщина напротив не могла полностью сомкнуть веки, ее дряблые щеки и губы обвисли, придавая ей странное, печальное выражение. У кого-то вообще не было заметных признаков болезни.

– Это правда, что вы из Калифорнии? – спросила женщина с несколькими бледными кружками, разбросанными по ее коже.

– Да.

– Вы когда-нибудь встречали кого-нибудь из кинозвезд?

Мириэль поперхнулась глотком молока.

– Нет.

– Как жалко! – вздохнула женщина и вернулась к своей еде.

Женщины задавали и другие вопросы. Личные. Замужем ли она? Как долго? Дети? Мальчики? Девочки? Сколько их? Сколько лет? Был ли у кого-нибудь из них этот недуг?

– Конечно, нет, – ответила Мириэль на последний вопрос.

Несколько женщин за столом фыркнули и ухмыльнулись.

– Ладно, хватит расспросов, – прервала их Айрин, накалывая на вилку последние кусочки курицы и картофеля. – Дайте бедняжке отдышаться, ладно?

И они перешли к обсуждению Гектора и других новичков, на которое Мириэль никак не отреагировала. Вместо этого ее мысли вернулись к осмотру. Интересно сколько раз Док Джек коснулся ее ватной палочкой, которую она не почувствовала? Распространилось ли онемение на ее обожженный палец? Все ее тело казалось расплывчатым, словно она была персонажем одного из рисунков дочери – одна рука и половина тела были беспорядочно стерты, остальное без четких очертаний или украшений, оставлено для завершения, но уже после чаепития с куклами.

Она посмотрела вниз на вилку, погруженную в нетронутую еду. Если она проткнет руку зубцами, почувствует ли боль? А как насчет того, чтобы пронзить ею сердце? Анализы и микроскоп Дока Джека не имеют значения. Несколько крошечных – как он их назвал? Бациллы? – не помешают ей вернуться домой.

– Вот пожалуйста, – громко произнесла Айрин, отвлекая Мириэль от ее мыслей. – Что я тебе говорила насчет опоздания на ужин?

К их столику подошла маленькая девочка. Ее чулки сморщились на лодыжках, а черно-белые оксфорды были заляпаны грязью. Воздух покинул легкие Мириэль. В Карвилле были дети?! Прошло несколько секунд, прежде чем она вспомнила, что нужно снова вдохнуть.

Девочка втиснулась между Мириэль и Айрин, со стуком поставив поднос с ужином.

– Я тебе говорила, никаких привилегий для радио, – продолжила Айрин. – Помнишь?

Девочка кивнула.

– Хорошо. Ты еще раз опоздаешь?

Она покачала головой и отправила в рот большой кусок картофеля.

– Полли, это Жанна, – сказала Айрин.

– Приятно познакомиться, – выдавила Мириэль после очередного прерывистого вздоха.

Жанна повернулась и посмотрела на нее, одновременно громко жуя и причмокивая губами. Ее темные волосы были заплетены в две косы, одна из которых начала расплетаться. Веснушки усеивали нос и щеки наряду с красными пятнами, Мириэль предположила, что это болезнь.

– Сколько тебе лет?

Жанна сглотнула и широко улыбнулась. Одного из ее коренных зубов не хватало, а другой частично врос. Она подняла девять пальцев.

Мириэль показалось, что ребра сдавили ей сердце. Ее сыну тоже было бы девять лет.

– Когда у тебя день рождения?

Вместо ответа Жанна откусила еще кусочек картофеля.

– Она не может говорить, – вмешалась одна из женщин через стол.

– Это неправда, – возразила Айрин. – Она не разговаривает. Разница есть.

Ребра Мириэль сжались еще сильнее. Как ужасно для маленького ребенка так страдать. Она оглядела обеденный зал в поисках других детей и заметила почти дюжину. Их родители тоже были прокаженными? Слава Богу, ее собственные дети были за сотни миль отсюда, в целости и сохранности, под надежным присмотром няни.