Полная версия
Нострадамус и его пророчества
Все больше отстраняясь от лечения этих «варваров»[31], Нострадамус переоборудовал комнату под крышей в обсерваторию и рабочий кабинет и после того, как изучил книги по астрологии и магии[32], какие ему далось собрать, занялся делом, которое принесло ему известность, превратив в одного из известнейших людей Франции.
В 1550[33] году он выпустил первый альманах[34]. Альманах имел такой успех, что до конца жизни Нострадамус выпускал пользовавшиеся необычайной популярностью альманахи-ежегодники. Хотя во многих альманахах содержались предсказания, которые не подтверждались, множество доброжелателей с готовностью отвечали, что ложные предсказания в альманахе были не чем иным, как фальшивкой[35]. Слава и прибыль[36], которую он получал от быстро распродававшихся альманахов, подвигли его на написание книги пророчеств.
Однако пророчествам он отводил только часть своего времени. Нострадамус продолжал работу над косметическими средствами, медицинскими препаратами, рецептами консервирования и переводами классических литературных произведений. В 1552 году из-под его пера вышел Traicté des fardemens, первая из его «профессиональных» работ[37].
В тот период, благодаря молодому человеку по имени Адам де Крапон, у Нострадамуса появилось еще одно важное занятие. У Крапона была мечта превратить бесплодную степь Кро вокруг Салона в плодородную равнину с помощью оросительного канала. Пророк проявил живой интерес к строительству канала и поддерживал талантливого инженера не только советами, но и финансами; он несколько раз выделял значительные суммы. Работа началась 17 августа 1554 года и закончилась 20 апреля 1559 года. Крапон осуществил свою мечту. Сегодня восемнадцать коммун обязаны своим процветанием Крапону и его каналу.
В мае 1554 года на горизонте появился еще один молодой человек, Жан-Эме де Шавиньи из Бона. В 1554 году ему было тридцать лет и он имел степень доктора богословия и права. В 1548 году он был мэром Бона. Перед ним открывалось блестящее будущее, когда он вдруг решил, что для него нет ничего интереснее в мире, чем астрология и пророчества. По совету своего друга, Жана Дора, придворного поэта, профессора греческого языка и большого поклонника Нострадамуса, Шавиньи приехал в Салон. Биографы на основании его поздних работ о Нострадамусе высказывают предположение, что он в качестве секретаря, ученика и друга оставался с Нострадамусом до его кончины в 1566 году, но есть много причин сомневаться, что у них были настолько близкие отношения и что они не расставались с 1554 по 1566 год.
Нострадамус был убежден, что близится решающий период в истории. Различные предзнаменования только укрепили его уверенность. Об одном из таких предзнаменований упоминает Сезар в «Истории Прованса»: «Год 1554… Я не знаю, какие печальные и несчастливые события начнутся и последуют за появлением существ с обезображенными телами и чудовищных размеров. Только закончился январь, как в Сенасе родился огромный ребенок с двумя головами, на которого нельзя было смотреть без страха. Его появление было предсказано теми, кто знает о развитии будущих событий… Ребенка принесли моему отцу, и его видели несколько человек».
Этот случай и рождение двухголовой лошади рядом с Салоном спустя сорок пять дней после рождения двухголового ребенка заставили Нострадамуса уверенно заявить, что Францию ждет серьезный раскол.
В то время как в альманахах пророчества были только на текущий год, центурии должны были охватывать период более чем в две тысячи лет, а точнее, до 3797 года. Всего должно было быть десять центурий, в каждой по сто катренов, или четверостиший. Между катренами одной центурии не должно было быть никакой связи. Однако этот идеальный план не был реализован. По неизвестным причинам 7-я центурия не была закончена, часть «запасных» катренов имеет те же номера, что и катрены, входящие в центурии, дополнительные катрены составляют 11-ю и 12-ю центурии.
В 1594 году Шавиньи в краткой биографии пророка дает любопытное объяснение причине появления центурий: «Предвидения изменений, которые должны произойти повсеместно в Европе, а также кровавых гражданских войн и бед, приближающихся к Галльскому королевству, заставили его написать центурии и другие пророчества, которые он долгое время не хотел издавать, считая, что они не вызовут ничего, кроме злословия и клеветы, как это и случилось. Наконец, охваченный желанием быть полезным обществу, он обнародовал их, и в результате французы и иностранцы с восхищением заговорили о них».
Довольно трудно понять, как эти предсказания, по общему признанию смутные и столь непостижимые, насколько это возможно, могли стать «полезными обществу». Конечно, не в этом заключается причина, заставившая Нострадамуса, отринув страх, опубликовать свои пророчества.
Хотя первая часть центурий содержала, по всей видимости, семь центурий, в 1555 году в Лионе было издано только Предисловие сыну Сезару[38], целиком 1, 2 и 3-я центурии и 4-я центурия, включавшая пятьдесят три катрена. Остальные катрены 4-й центурии и 5, 6 и 7-я центурии были, возможно, напечатаны позже в том же году. В любом случае все семь центурий были опубликованы в 1557 году[39].
Реакция на центурии, как и следовало ожидать, была неоднозначной. «Неработающие классы», наслаждавшиеся чтением альманахов, оказали новым пророчествам восторженный прием[40]. Смутные, непонятные катрены вызывали у них огромный интерес, и им, обладавшим знаниями и эрудицией, удавалось объяснить и понять их. Необразованные массы считали, что стихи содержат тарабарщину и Нострадамуса, который, по их мнению, был орудием дьявола, следовало бояться и ненавидеть.
Хотя при дворе наблюдалось повальное увлечение катренами, мнение многих образованных людей совпало с мнением народа. Врачи и астрологи обвиняли его в дискредитации их профессий; философы были не согласны с его предположениями; поэты достаточно разумно критиковали его стихи.
Во Франции среди критиков Нострадамуса ходила эпиграмма:
Nostra damus cum falsa damus, nam fallere nostrum est;Et cum falsa damus, nil nisi nostra damus[41].В переводе этот каламбур звучит примерно так: «Мы даем то, что является нашим, когда преподносим ложь, ибо в нашей природе заложен обман, и, когда мы преподносим ложь, мы даем только то, что у нас есть». В действительности должно было пройти много лет, чтобы Нострадамус подвергся суровой критике по более весомой причине – многое из того, что он предсказал, произошло, как он и предвидел.
Из всех знаменитых личностей Франции, относившихся к поклонникам Нострадамуса, самой знаменитой, несомненно, была большая любительница астрологии королева Екатерина Медичи. По ее просьбе Генрих II приказал Клоду Савойскому, графу де Тенду, губернатору и сенешалю Прованса, попросить Нострадамуса приехать в Париж.
14 июля 1556 года Нострадамус отправился в опасное путешествие. Поскольку путешествовал согласно приказу короля, он смог воспользоваться почтовой каретой из Пон-Сент-Эспри, благодаря чему поездка заняла всего один месяц. 15 августа он въехал в Париж и остановился в гостинице «Сен-Мишель», сочтя это добрым предзнаменованием, рядом с Нотр-Дамом. Королеве тут же доложили о его приезде, и на следующий день в гостиницу пожаловал не кто иной, как Анн де Монморанси, великий коннетабль Франции.
Коннетабль отвез Нострадамуса в Сен-Жермен-ан-Ле, где в это время находился королевский двор. Пока он дожидался приема у королевы, его со всех сторон окружили любопытные придворные – одни бомбардируя вопросами, серьезными и остроумными, а некоторые просто из желания получше разглядеть оракула Франции.
Несколько часов Нострадамус провел наедине с королевой. Скорее всего, они говорили об астрологии, косметике, Италии и будущем Франции. Генрих II уделил пророку меньше времени. Некоторые комментаторы не сомневаются, что Генрих расспрашивал его о 35-м катрене 10-й центурии, поскольку если катрен относился к нему, то он соответствовал зловещему предостережению известного итальянского астролога Люка Гаурика[42].
По возвращении в Париж Нострадамуса поселили во дворце кардинала Бурбона-Вандома, архиепископа Санса. Король отправил ему 100 крон в бархатном кошельке, а Екатерина добавила 30 крон. Поскольку поездка обошлась ему в 100 крон, по возвращении[43] ему пришлось занять деньги у доверчивого незнакомца, Жана Мореля. Столь скупая награда за все его труды привела Нострадамуса в ярость.
Во дворце кардинала его свалил приступ подагры, продолжавшийся десять дней. Это послужило основанием для создания еще одной легенды о Нострадамусе. Многие приходили к пророку в течение дня с подарками, стремясь заглянуть в будущее. Ночами он мог заниматься своими «тайными исследованиями» и был крайне рассержен, когда однажды ночью услышал требовательный стук в дверь. Это был паж известной семьи Бово, который потерял породистую собаку, за которой должен был ухаживать. Прежде чем он смог объяснить причину своего наглого поведения, Нострадамус сказал: «В чем дело? Ты слишком шумишь из-за потерянной собаки. Иди по дороге на Орлеан и увидишь ее там, сидящей на привязи». Паж последовал его указаниям и увидел королевского слугу, который на поводке вел собаку обратно. Говорят, что, когда паж рассказал эту историю при дворе, слава пророка возросла еще больше.
Ему сообщили об истинной цели приглашения в Париж. Он должен был посетить королевский замок в Блуа, чтобы составить гороскопы детей Валуа. Королева проявляла нетерпение. Как только он смог встать с постели, он тут же отправился в Блуа. Комментаторы не сомневаются, что Нострадамус увидел, что большинство детей ждет трагическая судьба.
«…Разве на туманном языке центурий не были уже написаны их судьбы? Этот тринадцатилетний мальчик, который однажды должен стать Франциском II, женившись еще ребенком на другом несчастном ребенке, Марии Стюарт, и умереть от быстрой и смертельной болезни после года правления; эта одиннадцатилетняя девочка, которой тоже было предназначено умереть молодой, молоденькая жена мрачного Филиппа Испанского; эта девятилетняя девочка, которая умрет, не дожив до тридцати, как герцогиня Лотарингская; этот маленький шестилетний мальчик, в чьих широко раскрытых глазах однажды отразится огонь святого Варфоломея; этот пятилетний мальчик, который должен дважды стать королем и в чье тело проникнет кинжал убийцы; и еще один двухлетний мальчик, Франсуа, герцог Алансонский, вечный оппозиционер, номинальный суверен Нидерландов, просивший руки Елизаветы, посмешище Европы. Единственным здоровым ребенком из всех детей была буйная Маргарита, в то время четырехлетняя девочка, которая должна выйти замуж за врага, Генриха Наваррского, развестись с ним, пережить всех и остаться в истории как беспутная, необузданная, но весьма привлекательная королева Марго»[44].
Нострадамус, конечно, не мог сообщить Екатерине о трагических судьбах ее детей. Говорят, что он просто сказал, что все ее сыновья будут королями. Это не совсем так. Франсуа так и не стал королем. Возможно, он сказал, что она видит перед собой четырех будущих королей, поскольку Генрих правил Польшей и Францией. Но вне зависимости от того, что он сказал Екатерине, она никогда не говорила, что он в чем-то ошибся, и полностью доверяла ему.
Вскоре Нострадамус поспешно покинул Париж. «Некая весьма благородная дама» предупредила его, что «господа из Парижского суда» собираются навестить его, чтобы расспросить, что это за наука, которой он занимается столь успешно. Хотя Екатерина могла вызволить его из любой беды, он истолковал это как доброе предзнаменование покинуть большой город[45].
Триумфальным стало возвращение великого человека в Салон. Его дом постоянно осаждали посетители. Крапон был близок к завершению работ по строительству канала. Нострадамус написал много небольших сочинений и, вероятно, работал над новыми центуриями, с 8-й по 10-ю. В 1557 году родился его второй сын, Андре.
Вероятно, в тот же период епископ Оранжа отправил письмо знаменитому пророку с просьбой о помощи: какой-то негодяй украл серебряную чашу. Смог ли пророк установить преступника? Ответ Нострадамуса[46] до сих пор хранится в архиве Арля. Его ответ звучит необъяснимо зловеще. Он пишет, что если чаша не будет быстро возвращена, то Оранжу грозит самая страшная чума в его истории, а вор умрет самой мучительной, какую только можно вообразить, смертью. К сожалению, нет никаких сведений, чем закончилась эта история.
К этому же периоду относится еще одна легенда о Нострадамусе. Как-то вечером, когда пророк сидел у своего дома, мимо проходила дочка соседа, которая шла в лес за дровами. Она вежливо поприветствовала пророка:
– Добрый вечер, месье Нострадамус.
– Добрый вечер, девочка.
Спустя час, возвращаясь из леса, она опять поприветствовала Нострадамуса:
– Добрый вечер, месье Нострадамус.
– Добрый вечер, маленькая женщина.
Правда это или нет, но история очаровательная.
Новое издание центурий Нострадамуса было посвящено недавнему благодетелю пророка, королю Франции. Это Посвящение, или Послание, пророчество в прозе, хотя датировано 27 июня 1558 года и содержит упоминание о 14 марте 1557 года, и три последние центурии увидели свет только в 1568 году, через два года после смерти пророка. Однако, по всей видимости, копии рукописи переходили из рук в руки при жизни Нострадамуса, поскольку по крайней мере один из катренов этого издания был известен при дворе приблизительно в 1560 году[47]. Остается только гадать, почему Нострадамус воздержался от публикации нового издания.
Летом 1559 года королевский дом Франции праздновал две свадьбы. 22 июня состоялось бракосочетание дочери короля Елизаветы с королем Испании Филиппом II, а 28 июня – сестры короля Маргариты с герцогом Савойским. Среди трехдневных праздничных торжеств особое место было отведено турнирам на улице Сен-Антуан. Король принял участие в турнирах и отличился в первые два дня. В конце третьего дня, 1 июля, король вступил в поединок с Габриэлем де Монтгомери, капитаном шотландской гвардии. Первая схватка закончилась вничью, и Генрих потребовал провести повторный бой. Всадники бросились навстречу друг другу с копьями наперевес. Раздался треск ломающихся копий, обломок копья Монтгомери попал в прорезь королевского шлема и выбил Генриху II глаз. Король зашатался, отчаянно цепляясь за седло, и упал на руки своим конюхам. 10 июля, промучившись десять дней, король скончался.
«Будь проклят прорицатель, предсказывавший так жестоко и точно!» – воскликнул в сердцах Монтгомери. Вероятно, он имел в виду Гаурика, но при дворе было много тех, кто вспомнил 35-й катрен 1-й центурии Нострадамуса. Сезар говорит, что в пригороде Парижа толпа сожгла чучело Нострадамуса и обратилась к церкви с просьбой сделать то же самое с самим пророком.
Преемником Генриха был его старший сын Франциск II. 17 ноября 1560 года у него случился приступ лихорадки и он упал в обморок. 20 ноября 1560 года венецианский посол во Франции Микеле Суриано написал дожу: «Все придворные только и говорят, что о 39-м катрене 10-й центурии Нострадамуса, и обсуждают его втихомолку». 3 декабря посол Тосканы, Николо Торнабуони, пишет Козимо Медичи: «Здоровье короля очень неопределенно, и Нострадамус в своих предсказаниях на этот месяц говорит, что королевский дом потеряет двух[48] молодых членов дома от непредвиденной болезни». Франциск умер 5 декабря.
12 января 1561 года испанский посол Шантоне пишет Филиппу II: «Было отмечено, что за месяц умерли первый и последний по порядку члены королевского дома. Эти трагедии вызвали при дворе ошеломление, в том числе из-за угроз Нострадамуса, которого стоило лучше высечь, чем позволять продавать свои предсказания, способствующие пустым суевериям». В мае 1561 года Микеле Суриано опять пишет дожу: «Во Франции широко распространилось еще одно предсказание, исходящее от знаменитого астролога по имени Нострадамус, в котором он предсказал королеве, что она увидит королями всех своих сыновей».
Находясь в Салоне, Нострадамус ничего не знал о своей известности в европейских канцеляриях. В октябре 1559 года герцог Савойский, направляясь домой в Ниццу, остановился в Салоне. Узнав, что в его владениях свирепствует чума, он решил пожить какое-то время в Салоне. В декабре к нему присоединилась Маргарита. Город принимал ее со всеми полагающимися почестями, и Нострадамусу поручили составить приветственную надпись на арку. Сочиненная им фраза на латыни выглядела следующим образом: «Sanguine Troianno, Troiana stirpe creata et Regina Cypri»[49].
Подобная надпись свидетельствует о хорошем вкусе. По словам Сезара Нострадамуса, «дворянин, который присутствовал при этих событиях, уверял его, что принцесса очень долго разговаривала с его отцом и оказала ему большую честь»[50].
Нострадамус продолжал работать над ежегодными и ежемесячными пророчествами, защищаясь от нападок cabans («шинелей»), принявших угрожающий масштаб в 1560 году. В декабре 1561 года пророка вызвал в Ниццу герцог Савойский для составления гороскопа будущего Карла-Эммануэля (Маргарита еще только носила его под сердцем). Нострадамус предсказал, что ему суждено стать крупнейшим полководцем своего века; что оказалось некоторым преувеличением[51].
В начале 1564 года у Екатерины зародилась мысль организовать поездку королевского двора по Франции в тщетной надежде примирить раздираемые разногласиями земли. Поездка должна была закончиться встречей с дочерью и государственными деятелями на границе с Испанией. Если бы гугеноты к тому времени не образумились, она бы договорилась о совместных действиях с испанцами. С «сокращенной» до восьмисот человек свитой, включая королевскую семью, она отправилась в путешествие, которое должно было продлиться два года.
Ее путь лежал через Прованс, и Екатерина, естественно, не могла не посетить Нострадамуса в Салоне. Сезар Нострадамус собрал большой объем информации относительно этого апогея в карьере своего отца. Вот как он описывает посещение королевской семьей Салона:
«Вскоре по прибытии в Прованс молодой король, организовавший поездку по своему королевству, во вторник 17 октября в 15 часов прибыл в Салон. В этом небольшом городе уже было объявлено об эпидемии чумы, которой заразились четыре или пять человек, поэтому город обезлюдел. Люди не захотели бороться с этим безжалостным врагом. Мрачно выглядели дома, оставленные людьми. Город был в плачевном состоянии, не подобающем для встречи королевского кортежа. Его величество через глашатаев приказал вернуться всем покинувшим город вместе с имуществом под страхом наказания. Все вернулись к домашним очагам, но не только потому, что боялись ослушаться приказа, а еще и потому, что хотели увидеть его величество и принцев; за всю свою историю Салон не видел разом столько королевских особ. По обычаю на всем пути следования монарха от ворот Авиньона до ворот салонского замка соорудили временные арки, увитые ветками самшита. Улицы посыпали песком и устлали веточками розмарина, издававшего нежный аромат. Король, верхом на коне, покрытом серой попоной с упряжью из черного бархата с золотой бахромой, в мантии темно-красного цвета, обычно называемого фиолетовым, украшенной серебряным шитьем; шляпа и перья гармонировали с одеждой. У главных ворот Салона под навесом из дамаста фиолетового и белого цвета короля встречали консулы Салона, Антуан де Кордова, благородный господин, вскоре ставший рыцарем ордена святого Михаила, и Жан Поль, один из самых богатых людей своего времени, который спустя несколько лет был возведен в дворянское достоинство. Власти города просили Мишеля Нострадамуса присоединиться к делегации, встречавшей королевскую семью, весьма справедливо полагая, что ее высочеству будет особенно приятно увидеть и поговорить с ним, но он как можно любезнее извинился перед Антуаном де Кордовой, который был его близким другом, и остальными, объяснив, что хочет держаться в стороне и приветствовать ее величество вдали от грубой толпы, от этой толпы народа, которая предупреждена, что о нем будут спрашивать и искать, когда приедет ее величество.
Итак, он стоял в стороне, дожидаясь момента, когда можно будет засвидетельствовать почтение своему королю; консулы указали его величеству на него, и он, скромно с достоинством поклонившись, произнес: «Vir magnus bello, nulli pietate secundus»[52]. Затем, чувствуя себя свободно под доброжелательным взглядом приветствуемого великого монарха, подданным которого он являлся, и испытывая возмущение своей родной страной, он произнес: «О ingrata patria, veluti Abdera Democrito!»[53], словно желая сказать: «О неблагодарное отечество, пусть видит, как мой король благоволит ко мне». Эти несколько слов были направлены против грубого, варварского отношения со стороны мятежных негодяев, висельников, кровавых мясников, отвратительных «шинелей» к нему, который принес славу своей родине. Затем мой отец пошел рядом с королем к замку, держа в одной руке свою бархатную шляпу, а другой опираясь на красивую трость из ротанга с серебряной ручкой (его сильно мучила подагра). Потом отец в течение долгого времени беседовал с молодым королем и его матерью, королевой-регентшей».
«На следующее утро[54] его величество покинул Экс… и отправился в Арль, где провел пятнадцать дней… Находясь там, он пожелал увидеть моего отца, послал за ним и после нескольких бесед, зная, что его отец, покойный король Генрих II, очень ценил его и принимал со всеми подобающими почестями, он вручил[55] ему 200 золотых крон, к которым королева добавила еще сто, и назначил его советником и лейб-медиком с соответствующей этому званию зарплатой и привилегиями».
Мы уже отмечали, с каким презрением отзывался о Нострадамусе Шантоне. С такой же враждебностью относился к нему и испанский посол дон Франсиско де Алава. Некоторые его сообщения Филиппу II содержат весьма интересные подробности, связанные с визитом короля. В одном говорится о пророчестве, не подтвержденном историей. Он пишет, что в первый день, когда король и королева встретились с Нострадамусом, он объявил, что король женится на Елизавете Английской[56].
Спустя несколько месяцев в другом сообщении из Тулузы говорится о том, с каким уважением Екатерина относится к Нострадамусу.
«Чтобы ваше величество убедились, насколько люди здесь безумны, расскажу вам, что королева, проезжая город, где живет Нострадамус, вызвала его и подарила ему 200 крон[57]. Она приказала ему составить гороскоп для короля и королевы[58]. Поскольку он самый дипломатичный человек в мире и никогда не говорит ничего, что могло бы вызвать недовольство задающих вопрос, он так обольстил этими гороскопами короля и королеву, что они велели ему следовать за двором, обращаясь с ним наилучшим образом, пока не расстались с ним в Арле. Когда я выразил надежду, что с Божьей помощью от этих встреч[59] будет большая польза, королева спросила меня: «А известно ли вам, что Нострадамус заверил меня, что в 1566 году воцарится всеобщий мир и что Франция умиротворится и упрочит ее положение?» У нее был такой уверенный вид, словно она цитировала святого Иоанна или святого Луку»[60].
После этого визита противникам Нострадамуса стало ясно, что французский дом с большим уважением относится к пророку. Но его триумф длился не долго. Здоровье Нострадамуса стало ухудшаться. Подагра и артрит измучили его настолько, что он перестал выходить из дому и общался только с семьей и близкими друзьями. 17 июня 1566 года Нострадамус вызвал нотариуса, Жозефа Роше, чтобы продиктовать завещание[61].
Нострадамус подробно перечислил различные типы монет, которыми он владел, на общую сумму 3444 кроны[62]. Большую часть наследства он завещал своей дочери, Мадлен. Ей он оставил 600 крон, а ее сестрам Анне и Диане по 500 крон каждой. Жена Нострадамуса получала 400 крон и большую часть домашней обстановки. По достижении двадцати пяти лет каждый сын должен был получить по 100 крон. Кроме того, незначительные суммы он завещал девушке по имени Мадлен Безодин (10 крон), братьям-францисканцам (2 кроны), братьям монастыря Сен-Пьер-де-Канон (1 крону), часовне Кающихся Грешников Белого Братства (1 крону) и тринадцати нищим (по 6 су). Пророк, который мог быть очень точным, когда этого хотел, предусмотрел все возможные варианты, связанные с повторным браком жены, рождением у нее детей в новом браке, смертью жены до замужества дочерей. Кроме того, он дал подробные указания относительно похорон. Он распорядился, чтобы его тело было похоронено в церкви монастыря Святого Франциска, между большой дверью и алтарем Святой Марфы. За это монахи получали 1 крону. Распорядителями он назначил Палламеда Марка, месье де Шатонефа и Жака Сюфрена, буржуа.
Самым старшим и, очевидно, самым любимым сыну и дочери, Сезару и Мадлен, он завещал некоторые из своих вещей, которые им не терпелось получить. 30 июня Нострадамус опять вызвал нотариуса, чтобы составить дополнение к завещанию, согласно которому сразу же после смерти отца Сезар получал астролябию и большое золотое кольцо, а Мадлен два ящика орехового дерева с одеждой, кольцами и драгоценностями, которые в них хранились.