Из пепла возродится

Яблонька разрумянилась, засветилась вся. Стужа ущипнула дочь за щёку:

– Чего ж ты растерялась? Беги наряды готовь!

Зной с сыном приехал накануне равноденствия и сразу приступил к делу:

– Полюбилась Ручью девица из вашей деревни, Смородинка, Папоротникова дочка. Отца я не знаю, вот и пришёл к тебе за помощью, замолви слово. Так понимаю, от невесты отказа не будет, они уж сговориться успели.

Буран посерел лицом, но вида не подал, лишь махнул Стуже, чтобы увела Яблоньку. А товарищ продолжал, вроде как ничего не замечая:

– Вот как сложилось-то. Признаться, хотел я к лету с тобой этот сговор вести, дочь твою для сына просить, да куда же против его охоты. Но в долгу не останусь, если посодействуешь. Трактиры ведь не на одном вине, к столу и харчи требуются. Так чего мне у чужих скупаться, когда с тобой можем дела вести?

Торговец в Буране возобладал над отцом. Ударив со Зноем по рукам, они ушли к Папоротникам. После удачного сговора гости сразу уехали: трактиры сулили принести добрую выручку в праздник.

До рассвета деревенские потянулись к Огневице. Ждали появления наставника, чтобы с молитвой встретить восход и приступить к гуляниям. Огневой Отец вышел с опозданием и не из врат храма, а из-за угла. Руки его тряслись, слабый голос дрожал, взгляд дико блуждал по сторонам. Из передних рядов послышался ропот, что наставник пьян. Кое-как прочитав молитвы, он поспешил скрыться. Такое поведение мало кого удивило. Уже много лет с наставниками в Трихолмке творилось необъяснимое.

Стужа кликнула дочь и невесток, чтобы несли из дома угощение на общие столы. Отдав должное Святозарам, народ отправился набивать животы и веселить себя вином.

Гуляние выдалось унылым. Тяжкие мысли о грядущей войне затмевали радость, даже музыка звучала глухо и печально. Пламень налёг на брагу и быстро захмелел. Заре пришлось держать его под локоть, чтобы того гляди не упал. Но унять буйный настрой Пламеня молодая жена была не в силах. Он задирался с каждым за любой косой взгляд или небрежное приветствие, пока не схватился с таким же хмельным соседом. Зара оттягивала мужа, пыталась образумить и увести домой, как за спиной раздался голос, при звуках которого Пламень стих:

– Совсем ты забыл меня, братец. Больше не навещаешь. Или я тебя чем обидела?

Зара обернулась. Горлинка улыбаясь протягивала Пламеню чашу с брагой:

– Давай же выпьем в знак старой дружбы!

Пламень, как заговорённый, потянулся к чаше.

– Не пей! – Зара вцепилась мужу в руку.

– Чего ты боишься, Зарница Полынь? Я его не отравлю, дорог он мне очень, – насмехалась ведьма.

– А-а, чего от глупой бабы ждать, – бесшабашно гоготнул Пламень, принял чашу из рук Горлинки и осушил одним глотком.

Ведьма ушла. Пламень, забыв про жену, побрёл домой. Зара поспешила следом, но догнала мужа только у ворот. Он не оборачивался, как она ни просила обождать её.

Пламень, точно запертый зверь, мерил шагами опочивальню, метался от двери к окну и обратно. Зара оставила всякие попытки отвлечь мужа ласками и разговорами, присела на край кровати и тревожно наблюдала за его помешательством. Пламень вдруг застыл на месте. Пробормотал непонятно о чём:

– Так что ж с того… Надо, непременно пойти надо…

– Куда?! – встрепенулась Зара. – К ведьме? Не ходи, Светом заклинаю. У нас… Дитё у нас будет!

Пламень наконец посмотрел на жену. Усмехнулся зло:

– Нашла время!

И вышел вон. Во дворе заржал конь и застучали копыта.

До вечера Зара проплакала, закрывшись в опочивальне. Как стемнело, вернулись Буран со Стужей. В трапезной Радуга загремела посудой, накрывая на стол. Зара оправила одёжу, спустила пониже оборку чепца и вышла помогать. Но не успели рассесться, как в дом вбежала Яблонька и со смехом принялась рассказывать:

– Я к Смородинке ходила, чтобы со сговором поздравить. А у них цыплёнок о четырёх лапах вылупился. Они скрыть хотели, да я такой крик на полдеревни подняла, что теперь придётся им весь курятник вырезать.

Буран собрался было осадить дочь, как в трапезную, не сняв грязных башмаков, влетел работник:

– Хозяин, пёстрая корова бычка о двух головах родила!

– Молчи! – вскочил с места Буран. – В долгу не останусь, только молчи!

Тут в ворота заколотили. За ударами послышались крики:

– Буран! Стужа! Пламень убился! В овраге со свёрнутой шеей лежит.

Глава 8. Вдова

Покойных провожали с высокого, открытого всем ветрам берега Серебрянки. Снег на круче уже растаял, поленья для костра сложили на жухлой прошлогодней траве. Пламень покоился сверху. На его лице застыло изумление, будто он и в смерти удивлялся нелепой причине своей гибели.

Стужа с надрывными воплями бросалась на поленницу к сыну. Буран с Паводком с трудом удерживали обезумевшую от горя мать. Зара же стояла с сухими глазами. С тех пор, как она увидела на дне оврага мужа с неестественно вывернутой головой и коня, что сбросил хмельного седока, а после равнодушно щипал нежные стрелки ранней травы на проталинах, внутри будто всё выгорело, не осталось ни слёз, ни слов. Если бы Брюква не поддерживала дочь за плечи, Зара опустилась бы на землю там, где стояла, да так и лежала бы.

Ждали наставника со светочем из Огневицы, чтобы зажечь поленницу. Но Огненный Отец не торопился. Уже рассвело, когда на тропе под кручей замелькали среди деревьев чёрно-красные одеяния Сестёр и оранжевые – служек, ведущих под руки шатающегося наставника. Тот снова был пьян, в грязной, некогда красной обрядовой рубахе. Кое-как прочитав отходную молитву, он подпалил от светоча пучок сухих веток и кинул их в поленницу. Просмолённое дерево задымило с треском.

Костёр жгли до ночи, подкладывали новые поленья и подливали масла, пока кости Пламеня не превратились в прах, уносимый ветром. К утру от мужа Зары осталась горстка пепла. Скорбящие родственники разбредались по домам. Борщевиков ждала телега. Брюква чуть не волоком подтащила к ней отрешённую от всего происходящего Зару и с мольбой посмотрела на Бурана:

– Верни мне дочку. Вам-то она теперь без надобности, только лишний рот кормить.

Буран оставил заунывно стонущую Стужу на Паводка, отошёл к Брюкве и тихо проговорил:

– Жена сказала, тяжёлая она. Место матери Борщевика в доме мужа. Хоть и нет больше Пламеня, а от крови своей я не откажусь.

В доме стало тихо. Смолкли разговоры. Ходить, убирать и готовить тоже старались бесшумно, будто звук шагов или скрип двери могли заставить горе каждого выплеснуться наружу и умножить общую скорбь. Даже дети оставили забавы и капризы и, подражая взрослым, смирно сидели с неподвижными лицами.

Зара не находила себе места. В опочивальне ей чудились тени, всё казалось, что Пламень по-прежнему рядом, в любой миг подойдёт и прошепчет на ухо одну из баек. Она пыталась занять себя работой, но от присутствия людей становилось невмочь, даже чуткая забота Радуги не утешала, и Зара вновь закрывалась наедине с призраком. Если бы дитя в её животе уже толкалось, то она бы легче пережила потерю. Но ребёнок был слишком мал, Зара не чувствовала его.

На третье утро после сожжения она проснулась в мокрой постели. На рубахе и простыне темнели пятна крови. Регулы пришли с запозданием, дав всем напрасную надежду. Зара собрала грязное бельё. О том, как сказать Стуже, что она напрасно ждала внука, даже думать не хотелось.

Однако говорить ничего не пришлось. Закончив со стиркой, Зара отправилась на кухню топить печь и готовить завтрак. Свекровь вошла следом:

– Не прикасайся к еде! Я не приму пищу из рук убийцы сына. Тебя терпели ради ребёнка, но раз ты пустая, твоё место в хлеву со свиньями.

Зара остолбенела. Она ожидала брани за обманную беременность, но никак не упрёков в гибели Пламеня. Она залепетала оправдания сбиваясь:

– Я не… Как убийцы? Неужто…

– А кто к ведьме ездил? Ещё тогда задумала сына извести, да Свет уберёг. Но ты, змея, всё одно его прикончила!

– Вы же сами меня к ведьме отправили!

Возмущение несправедливостью придало смелости, Зарница выкрикнула обвинение в лицо свекрови. Стужа побледнела, прошипела зло:

– Как твой поганый язык поворачивается напраслину наводить? Вон из дома!

Зара кинулась собирать вещи, но свекровь нагнала её на пороге:

– Не вздумай к родителям бежать! Ты мне за всё ответишь, ведьмовка! Пошла в хлев, иначе сдам вас с матерью дознавателям!

Услышав о матушке, Зара сникла и покорно последовала за Стужей. В свинарнике рыхлая девка чистила стойла. Свекровь кликнула её:

– Роса, хватит тебе в дерьме возиться, для этого более подходящая работница имеется. – Подтолкнув невестку в спину, Стужа добавила: – И смотри, чтоб эта гадина не отлынивала.

Роса довольно хмыкнула – какая батрачка откажется поглумиться над хозяйской невесткой, да ещё и понукать её – и передала лопату новой работнице.

Убирать в хлеву Заре было не привыкать, только душила обида от несправедливости и ложных обвинений. Да и за матушку боязно сделалось. Ещё Роса забавлялась тем, что приводила других девок посмотреть, как хозяйка копается в навозе.

Как Борщевики разъехались по делам, в свинарник прибежала Радуга.

– Поесть тебе принесла. Матушка Яблоньку в помощь мне оставила, а скорее, чтоб следила, как бы ты в дом не вошла.

Роса при Радуге насмехаться не решилась и ушла. Зара дала волю слезам:

– За что она так со мной? Пламеня ведьма опоила, он к ней поехал, а виноватят меня. Она, бесстыжая, ещё братцем его называла, будто думала, что кто-то обманется.

Радуга вытерла Зарины слёзы:

– Так он и был ей братом.

– Как?!

– А так. Об этом вслух не говорят, Бурана боятся, только погибший брат его – отец Горлинки. Это с ним её мать спуталась и понесла. Старуха знахарка ещё жива была, она как узнала, заставила его на светоче поклясться, что опалится с воспитанницей. Только отец его по-своему решил: быстро нашёл сыну невесту и устроил свадьбу. Вся семья Борщевиков в Огневице собралась, только Буран с Паводком дома остались: Стуже рожать в тот день вздумалось. Народу уйма на опаление поглазеть пришла, все в храме не поместились, у врат наблюдали. Как молодых над огнём носить стали, появилась старуха. Носилки с женихом и невестой вдруг вспыхнули, а врата сами собой захлопнулись. Люд снаружи их выбить пытался, да какой там. Внутри кричат, стонут заживо горящие. Вскоре вся Огневица занялась и полыхала три дня, пока камень в пыль не обратился. Старуху с той поры не видал никто. Буран младенца назвал Пламенем. Только они из Борщевиков тогда и выжили. О том все помнят, хоть и не говорят. И станет ли Стужа против ведьмы, после страшного суда её бабки, чего замышлять?

Зара молчала, поражённая. Никогда она не слышала от матушки, отчего легло проклятие на Огневицу Трихолмки. Куда уж бедной Зарнице Полыни с такой колдовской силищей тягаться.

– Значит, пропадать мне теперь, никто не вступится, никто не поможет.

– Погоди отчаиваться. Поговаривают, что в войско всех мужчин со двора стали брать, кроме одного хозяина. Вот мы с Паводком думаем перебраться в новый дом поскорее. А там упрошу матушку тебя мне в помощь отправить.

На ночь в дом Зару не пустили. Свекровь выбросила за порог узелок с вещами невестки и проворчала:

– Где это видано, чтобы под одной крышей с убийцей спать? Всю семью во сне порешишь. Ступай к работницам, если пустят к себе, или на сеновал.

В пристройку к батрачкам Зара и проситься не стала. Ей хватило насмешек Росы днём, чтобы ещё ночью их сносить.

Разворошив стылое сено, Зара зарылась в него и пыталась согреться. Щели в стенах сарая не давали задержаться теплу внутри. Ближе к ночи, когда погас свет в окнах дома, прибежала Радуга, принесла старый тулуп и одеяло. Достала из-за пазухи мешочек с орехами и кусок хлеба.

– Всё, что найти удалось. Яблонька нажаловалась матери, что я тебе еду носила. Стужа теперь продукты закрывать стала. Ну да завтра умнее буду, сразу с завтрака припрячу. Муж отцу о переезде сказал, через пол-луны последние работы закончат, и начнём перебираться. Матушке о тебе ещё не говорила, зла она, пусть сперва остынет.

Стужа и через пол-луны не растеряла ненависти к вдове сына. На просьбу Радуги ответила резким отказом и велела брать с собой работниц в помощь.

Дошли слухи о Зариной беде и до Брюквы. Она отправилась к Борщевикам снова просить вернуть дочь, на что Буран ей ответил:

– Отчего ж не вернуть? Только в родительский дом она пойдёт, как и полагается за её деяния, голая, измазанная в навозе и битая камнями. А если выживет после этого, то сдам её дознавателям. Думаешь, не знаю, что вы с Зарницей в Логовицу к ведьме ездили, чтобы сына извести? Мне жена сказала о том.

Брюква отступилась и больше о Заре не просила. А после того, как Радуга покинула дом, жить стало вовсе невмоготу. Стужа науськивала работниц, чтобы те травили невестку, не пускали за общий стол. Поесть Заре теперь выпадало редко, да и довольствоваться приходилось тем, что оставалось от свиней. Ко всем напастям повадилась ещё и Горлинка ходить мимо скотного двора Борщевиков. Ведьма изменилась, больше не насмешничала, часто на её лице Зара замечала следы слёз, но смотрела Горлинка на несчастную вдову с ненавистью. Видать, и вправду любила Пламеня, а теперь винила Зару в его гибели.

Однажды Горлинка остановилась поодаль, укрылась в тени ветвей ивы. Заре показалось, будто ведьма кого-то ждёт. Вскоре, таясь по кустам, к иве прокралась Яблонька. Они с ведьмой долго о чём-то шептались, а после также тихо разошлись. Зара наблюдала за заговорщицами, затаившись за углом свинарника. Надо бы сказать Стуже о том, что её дочь якшается с Горлинкой. Только Яблонька от всего откажется, да ещё невестку в клевете обвинит. «Пусть сами разбираются, мне и без них бед хватает». Однако на ночлег Зара устроилась в укромном углу сарая, а на прежнем месте оставила тулуп, набитый сеном. Но ночью её никто не потревожил.

В начале лета в Трихолмке появился скорняк. Уже более десяти витков по кожевенным делам приходилось ездить в Перепутье или соседние деревни. Старый мастер помер, оставив после себя малолетнего сына, Тумана, необученного ремеслу. Вдова скорняка взяла все сбережения, отвезла мальчонку в Долье, городок у южной границы Кольцегорья, в котором учился делу её муж, и отдала сына в подмастерья. И вот он вернулся зрелым мужчиной и мастером.

Батрачки Борщевиков по очереди бегали посмотреть на нового скорняка, а после шумно обсуждали, какой он пригожий да сноровистый, и как повезёт девице, которую он в жёны возьмёт.

– Ох, а я бы и без опаления такому уступила, – вздыхала Роса.

– Нашёлся бы ещё тот, кто бы тебя уговаривал, – насмешничали над грузной Росой подруги. – Эк, на кого замахнулась! Да Туман любую из мастеровых дочек выбрать может, и уж покраше тебя, батрачки босявой.

Роса кинулась мутузить обидчицу, у которой тут же нашлись заступницы. Завязалась склока.

Зара отошла от дерущихся и поспешила в сарай. Под сеном она закопала несколько мелких монеток, что дала ей Радуга. Зарины ботинки совсем развалились, подошвы приходилось приматывать верёвками, кожа рассохлась и потрескалась. Скорняк появился как нельзя более кстати.

У входа в скорняжную лавку толпился народ. Зара ждала своей очереди в сторонке, в высокой траве, чтобы никто не заметил её ног, обмотанных рогожей. Ботинки, завёрнутые в старый мешок, она прижимала к груди. А люди всё прибывали. Их вело сюда, скорее, любопытство, чем необходимость. Каждый, кто выходил из лавки, рассказывал о новом мастере, словно тот был какой-то диковиной. Наконец подошёл черёд Зары. Она робко вошла внутрь и поздоровалась, стараясь не смотреть на Тумана.

– Ну? Тебе пояс или кошель? – спросил скорняк усмехаясь.

Зара вытряхнула из мешка на прилавок ботинки, положила рядом монетки.

– Мне только починку. На сколько хватит.

Туман взял ботинок, пощупал иссушенную кожу.

– Тут уже ничего не сделаешь. Заплатки не к чему крепить. Проще пошить новые.

– Нет у меня денег на новые. Простите.

Забрав обувку, Зара вышла из лавки.

– Чего это ты тут шляешься, а? – Перед крыльцом, преградив путь, встала Яблонька. – Ты где быть должна?! За что только батюшка такую непутёху кормит!

За плечом Яблони возникла Горлинка. Видимо, эти двое разгуливали вместе не скрываясь. Ведьма тихо шепнула:

– Остынь!

Но Яблонька уже распалилась. Да и скучающий у лавки люд обратил к ним любопытные взгляды. Застигнутая за бездельем Зара непременно должна была понести наказание от хозяйки.

– А ну, показывай, чего в мешке! – Яблонька выхватила старые ботинки, брезгливо скривилась и отшвырнула их в пыль. – И чем ты, голодранка, расплачиваться собиралась?

Зара так и сжимала монетки в ладони и от крика сестрицы невольно отвела руку за спину. Яблоня уловила нечаянное движение и вцепилась Заре в запястье, больно выкручивала, пока не увидала монетки под пальцами.

– Воровка! Так-то ты батюшке на доброту отвечаешь?

Яблоня ударила наотмашь невестку по лицу. Зара пошатнулась. На передник из разбитого носа заструилась кровь. Вторая оплеуха сбила с ног.

– Не смей! – На крики выбежал Туман и встал перед Яблоней, заслоняя Зару. – Вон с моего двора!

Скорняк помог Зарнице подняться, завёл в лавку, в каморку за занавесью, и усадил на табурет. Затем принёс кувшин с водой, таз и полотенце. Смыл кровь и грязь с лица, приложил мокрую тряпку к носу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.