Василий Темный

Летом 1382 года князь Дмитрий спас себя и свою семью, но спасти Москву он не сумел. Разгром был ужасающим. Но вопреки ожиданиям врагов Москвы Тохтамыш не стал тасовать карты и сохранил за Дмитрием не только Москву, но и великое княжение Владимирское. Ценой примирения стала не только огромная дань, которую Русь заплатила Тохтамышу, но и жизнь старших сыновей главных русских князей. Им велено было явиться в Орду и жить там при ханском дворе до особого распоряжения. В случае неповиновения князей их сыновей ожидала казнь.

Три долгих года провел отрок Василий Московский и его товарищи по несчастью Василий Кирдяпа Суздальский и Федор Рязанский в Орде. За это время Василий не только выучился говорить на языке степняков, но и узнал их быт и нравы, усвоил их военное искусство. Конечно, жизнь в Орде в качестве заложника была полна угроз и унижений. Но привычка и опыт смягчили остроту переживаний. Василий близко познакомился с влиятельными фигурами ханского двора и самим Тохтамышем. Эти знакомства помогли ему бежать из Орды, а позднее, уже в качестве великого князя Московского и Владимирского, – успешно вести дела в Орде.

Прошло три года (1383–1386), и русские княжичи-заложники, рискуя головой, бежали из Орды. В истории этого побега много неясного. (Как тут не вспомнить другой побег: князя Игоря из половецкого плена?!) Была ли между заложниками предварительная договоренность? Как могли отнестись к побегу их отцы – Дмитрий Донской, Олег Рязанский и Дмитрий Суздальский? Принял ли хан какие-то меры для их розыска? Наконец, какие распоряжения в этой связи были даны ханом отцам беглецов? Кто сопровождал беглецов в их предприятии? Вопросов много, но ответ один – неизвестность. Разночтения летописей еще сильнее запутывают дело. Вот самые общие контуры событий.

Наследник московского престола Василий ушел из Орды степями на запад, во владения валашского правителя Петра Мушата. Оттуда беглец и сопровождавший его боярин перебрались в Литву (по другим источникам – «в немецкую землю»), где они попали в руки литовского князя-изгнанника Витовта. Тот увидел пользу для себя в том, чтобы породниться с Москвой путем брака княжича Василия со своей дочерью Софьей. Василий не мог решиться на такое серьезное дело без благословения родителей. Литовские гонцы поспешили в Москву. Опасаясь за жизнь сына, княгиня Евдокия уговорила мужа дать свое согласие. Скорые гонцы привезли в Литву ответ князя Дмитрия – родительское благословение на брак Василия и Софьи.

Дело сладилось. Московские бояре поехали на встречу к Витовту. Там, «в немецкой земле», в рыцарском замке Мальборке, они встретили наследника Василия и проводили его в Москву. 19 января 1388 года Василий с боярами вернулся домой.

Возвышение Московского княжества. Середина XIV – середина XV в.

Очевидно, что, получив обратно сына Василия, Дмитрий Донской мог и отказаться от брака Василия с Софьей Витовтовной, сговоренного в плену, по принуждению. Предвидя это, Витовт, вероятно, взял кого-то из московских послов в заложники до самой свадьбы. Но главное препятствие было всё же не в этом. Втянутые Витовтом в брачную интригу правители колебались, отыскивая свою выгоду и опасаясь обмана. Дмитрий Донской боялся литовским браком испортить свои и без того натянутые отношения с Тохтамышем. (Впрочем, Тохтамыш, кажется, не проявлял недовольства этими приготовлениями.) Главным энтузиастом брачного союза всё же был, по-видимому, сам наследник престола Василий. В конце концов жену выбирали для него не только ради дипломатической выгоды. Софья приглянулась ему при первой же встрече. Но пока был жив отец жениха, решающее слово принадлежало ему.

Осенью 1390 года невеста со свитой отправилась из немецкой Пруссии в далекую Москву. Путь свадебного кортежа пролегал из Мальборка – резиденции магистра Тевтонского Ордена, где, спасаясь от преследований своего кузена, польского короля Ягайло, жил тогда Витовт, – морем через Пернов и Нарву и далее через Псков и Новгород. Это было время осенних штормов на Балтике. Но невеста оказалась не из робких. Преодолев все препятствия, 1 декабря 1390 года Софья в сопровождении свиты въехала в Москву. 9 января 1391 года состоялась долгожданная свадьба.

(Обращает внимание странный выбор дня для свадьбы – понедельник. Обычно такого рода торжества справляли в субботу или воскресенье. Понедельник в те времена, как и ныне, считался «днем тяжелым», неудачным для хороших начинаний (56). Возможно, на выбор дня повлиял месяцеслов. 9 января церковь славила мученика Полиевкта, почитавшегося и у православных, и у католиков строгим блюстителем клятв и договоров (101, 16). Свадьба стала исполнением договора, заключенного Василием с Витовтом при их первой встрече. Исполнение этого договора долгое время было под угрозой. Но теперь всё исполнилось, и обет мученику Полиевкту был наконец выполнен.)

Источники весьма сбивчиво и противоречиво излагают историю женитьбы Василия. Соответственно, историки по-разному выстраивают ход событий (114, 78).

Брачные проекты правителей всегда отличались сложностью и хрупкостью. Благодаря многодетности Ольгерда рынок титулованных женихов сильно пополнился. Дмитрий Донской еще в середине 1380-х годов пытался наладить московско-литовский династический союз путем брака одной из своих дочерей с великим князем Литовским Ягайло Ольгердовичем. Однако долгие переговоры окончились для Москвы полным провалом. В искусстве матримониальной интриги поляки оказались сильнее «московитов». Объединение Литвы и Польши путем брака Ягайло и королевы Ядвиги представляло для Польши больше выгод, чем брак великого князя Литовского с дочерью «ханского улусника» Дмитрия Донского.

* * *

После кончины Дмитрия Ивановича в 1389 году московская политика делает поворот в сторону сближения с Ордой. В этом было много личного. После Куликовской битвы и нашествия Тохтамыша Дмитрий Донской уже не мог лично являться в Орду. Там его ожидало по меньшей мере унижение, а скорее – прямая расправа вроде той, которой подверглись когда-то в ставке хана Узбека тверские князья. Василий был свободен от этих страхов. Он никогда не поднимал меч на ордынцев и всегда был верноподданным правящего хана.

Взойдя на московский трон, восемнадцатилетний Василий принялся за устроение своего княжества. Для начала он уладил семейные отношения с серпуховским князем Владимиром Андреевичем Храбрым, обиженным разделом наследия Дмитрия Донского.

«Того же лета князю великому Василию Дмитриевичю бысть розмирие с князем с Володимером Андреевичемъ. Князь же Володимер с сыном своим с князем Иваном и с своими бояры стареишими поеха в свои град Серпохов и оттуду в Торжок, и тамо пребысть неколико время в Теребенском, дондеже умиришася» (29, 139).

«Тое же зимы по Крещении князь великии Василеи Дмитриевичь взя мир и любовь с князем Володимером Андреевичем и удели ему неколико городов, вда ему Волок да Ржеву» (29, 139).

Незадолго до кончины Дмитрий Донской отнял у кузена два города с волостями – Дмитров и Галич Костромской. Причины этой немилости остаются неизвестными. Но Василий понимал, что он должен как можно скорее уврачевать рану, нанесенную самолюбивому Владимиру Храброму. Теперь вдобавок к своему прежнему уделу Владимир получил от молодого великого князя два «жирных куска» – Волок и Ржеву. Это был рискованный шаг со стороны Василия: обе крепости находились близ границы с Литвой. Владимир Серпуховской был женат на дочери Ольгерда и имел широкие связи в Литве. В принципе он вполне мог сыграть роль мятежника в Московском правящем доме. Но будущее показало, что единственным мотивом возмущения и резких движений Владимира Серпуховского было задетое самолюбие. Об измене московскому делу речи не шло.

Другой больной вопрос, доставшийся Василию из политического наследия отца – смута на митрополии. Как все харизматические лидеры, герой Куликова поля ощущал личную связь с небесными силами и потому позволял себе произвол в отношении иерархов. Он вмешивался в церковные дела, желая иметь на кафедре митрополита Киевского и всея Руси своего ставленника. Своих людей пытались провести на кафедру и Литва, и Константинополь. Василий решил пойти на уступки в этом вопросе и сделать шаг навстречу своему тестю Витовту. Он принял на московскую кафедру литовского ставленника болгарина по происхождению и византийца по службе Киприана. Так, отступая и наступая, начал он свой путь «великого князя всея Руси» – как гордо именовал себя Василий I в отношениях с Великим Новгородом.

Глава 2

Суздальские споры

Имя старинного, а ныне туристического городка Суздаля знают все. Многие бывали там на экскурсиях или в одиночных путешествиях. Огромная мощенная булыжником площадь… Торговые ряды… Сувенирные лавки… Царапающие небо колокольни… Всё привычно и знакомо. Но историю Суздаля знают немногие. А между тем этот пряничный городок мог стать столицей Руси, мог подчинить себе всю Северо-Восточную Русь. Мог, но не стал, не подчинил… Судьба и какое-то историческое невезение. Впрочем, Суздаль вполне доволен и своим нынешним положением. Тишина, чистый воздух, покой глубокой провинции… И всё же вглядимся в прошлое Суздаля. Оно того заслуживает.

Суздальско-Нижегородское княжество на исторической карте напоминает цифру 8. Два кружочка, маленький и большой, связанные узкой перемычкой. Маленький – Суздальское княжество, большой – Нижегородское. Такую причудливую фигуру нарисовала история.

Самым могущественным суздальским князем XIV столетия был дед Василия I по линии матери Дмитрий Константинович. Породнившись с московской династией в результате брака дочери Евдокии с Дмитрием Московским, Дмитрий Константинович получил большие политические возможности. Однако по-настоящему воспользоваться этими возможностями он так и не сумел.

За свою долгую жизнь (1324–1385) Дмитрий Константинович имел возможность в полной мере проявить как свои достоинства, так и свои недостатки. Последних, к сожалению, оказалось больше…

Наиболее заметной чертой его характера было непомерное честолюбие. Он явно переоценивал как свои собственные возможности, так и возможности своего княжества. За ошибки правителя расплачиваться приходилось его подданным…

Честолюбие князя Дмитрия подогревали его рано повзрослевшие сыновья – Василий Кирдяпа, Иван и Семен.

«Имя – тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность», – говорил Павел Флоренский (116, 26). Уникальное прозвище старшего сына Дмитрия Константиновича – Кирдяпа – до сих пор не имело убедительного истолкования. В древнерусском языке такого слова нет, как нет другого такого имени и в тогдашней ономастике. На наш взгляд, прозвище Кирдяпа, полученное князем при жизни, происходит от тюркского корня «кир» – «грязь». Кирдяпа – русская обработка тюркского корня с помощью суффикса «дя» и окончания «па». Пример словообразования с помощью суффикса «дя»: трудиться – трудяга, бродить – бродяга. Имя Кирдяпа в значении «грязный», «покрытый грязью», «грязнуля» явилось в результате взаимодействия русского и тюркского языков и носит насмешливый, уничижительный характер. Подобное прозвище вполне в духе русского языка. Например – Горбатый, Брюхатый, Ушатый. Прямая аналогия – известный опричник Ивана Грозного Василий Грязной и его родня.

В письменных источниках XIV–XV веков встречается много тюркских имен, так или иначе вросших в русскую историю и русский язык. Так, например, история гибели в Орде князя Михаила Тверского в 1318 году откроется новой гранью, если учесть, что имя главного злодея и клеветника, виновника гибели святого князя – Кавгадый. Это имя явно происходит от тюркского слова «кавга» – «смутьян», «баламут». Носил ли это имя (прозвище?) ордынский воевода с рождения или оно дано ему в связи с историей Михаила Тверского?

Известно, что язык – своего рода исторический источник. Давний спор о том, что представляло собой в повседневности татаро-монгольское иго, может стать чуть более предметным, если посмотреть на дело с той, ордынской стороны. При всей уязвимости этого источника – сколько веков прошло, сколько языков смешалось! – он всё же может порадовать историка, стесненного узостью источниковой базы.

Но вернемся к князю Дмитрию Константиновичу Суздальскому. Небывалая удача его дяди Александра Васильевича, ставшего вдруг великим князем Владимирским в 1329 году, быстрый рост Нижнего Новгорода при князьях Константине Васильевиче и Андрее Константиновиче вскружили ему голову. Подобно тверским князьям, он был слишком самоуверен. Это качество сводило на нет даже те скромные таланты, которыми он обладал. И судьба не замедлила преподать ему жестокие уроки.

Ввязавшись в тяжбу с Москвой за великое княжение Владимирское (1360–1364), он вышел из этого спора безо всякого успеха и с сильно подмоченной репутацией.

Вскоре выяснилось, что даже младший брат Борис не боится Дмитрия и не признаёт за ним права старшинства. После кончины князя Андрея Константиновича в 1365 году Борис стремительным набегом захватил Нижний Новгород. Предполагавший торжественно занять старший стол Дмитрий вместе с матерью, княгиней Анной, суздальским владыкой и большой свитой оказался перед закрытыми городскими воротами. Более глупого и унизительного положения трудно было вообразить.

Не решившись брать штурмом собственную столицу, сорокалетний Дмитрий Константинович вступил на путь переговоров. Вначале он отправил своих сыновей Василия и Семена к Борису для выяснения его намерений. Намерения оказались просты и состояли в удержании захваченной столицы. Тогда Дмитрий Константинович послал старшего сына Василия Кирдяпу с жалобой на действия Бориса в Орду.

Всё это мало продвигало дело. И тогда Дмитрий Константинович обратился за помощью к своему недавнему сопернику в борьбе за великое княжение Владимирское – пятнадцатилетнему московскому князю Дмитрию Ивановичу.

В Москве в то время решающий голос принадлежал митрополиту Алексею. Это был человек широкого политического кругозора. Он понимал, что силовое вмешательство Москвы в суздальскую усобицу на стороне Дмитрия Константиновича тотчас вызовет жалобу Бориса своему тестю Ольгерду. Дальнейший сценарий развития событий был очевиден. Литовский князь давно соперничал с москвичами и пытался установить свой контроль над киево-брянским, смоленским и новгородско-псковским регионами. Ему было бы очень выгодно посадить своего зятя Бориса в Нижнем Новгороде, в тылу у москвичей. Поэтому он не замедлит прийти на помощь Борису, послав свои полки на Москву как раз в тот момент, когда московские полки будут заняты осадой Нижнего.

Опасаясь такого развития событий, митрополит Алексей решил помочь Дмитрию Константиновичу мирными, церковными средствами. Он послал в Нижний Новгород своих представителей: сначала игуменов Герасима и Павла, а затем – игумена Сергия Радонежского. Взывая к христианской совести Бориса, они убеждали его уступить Нижний Новгород старшему брату. Но Борис был тверд в своем решении. Его не испугала даже угроза интердикта – прекращения богослужения во всем городе.

Не знаем, как Борис мотивировал столь явное попрание традиций старшинства. Возможно, он ссылался на то, что главным городом княжества издавна был Суздаль, и советовал Дмитрию отправиться туда. А может быть, Борис козырял ярлыком на Нижний Новгород, полученным от какого-нибудь очередного ордынского хана.

Исчерпав мирные средства и ославив Бориса как врага церкви, Москва решила, наконец, поддержать Дмитрия Константиновича военной силой. На помощь ему было послано войско, с которым он и подошел к Нижнему Новгороду.

Летописи умалчивают о литовском аспекте этого конфликта. Однако было бы странно думать, что Борис оставил без употребления свой самый сильный козырь. Очевидно, Ольгерд был занят тогда более важными делами и не успел прийти на помощь зятю.

Трезво оценив обстановку, Борис решил, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и ушел в Городец, уступив Нижний Новгород Дмитрию Константиновичу. В Суздале Дмитрий оставил своего старшего сына Василия.

Погрязшие в усобицах ордынские ханы в 60-е годы XIV века ослабили контроль над русскими землями. Московские политики строили в это время смелые планы. Заключив прочный династический союз с Дмитрием Константиновичем, они решали важную стратегическую задачу. Нижний Новгород закрывал подходы к Владимиру и Москве с востока. Через него проходил торный путь в районы Верхнего Поволжья и на Клязьму. Этот город занимал ключевое положение во всем регионе. Его значение в полной мере раскрывалось лишь в условиях ослабления Орды, когда русские князья могли не только заключать оборонительные союзы для отражения грабительских набегов, но и разворачивать систематическое наступление на ордынские улусы в Среднем Поволжье.

К сожалению, источники почти не дают сведений о том, что происходило в это время на территории бывшей Волжской Болгарии. Однако повышенное внимание к этому региону как татарских «царевичей», так и соседних русских князей позволяет думать, что настал час раздела «болгарского наследства». И в этой связи значение Нижнего Новгорода как «последней станции» на пути в Казань резко возрастало.

Князь Дмитрий Константинович не обладал стратегическим мышлением и не ставил перед собой исторических задач. Однако кое-что в этой жизни он понимал правильно. Имея за собой двух братьев-соперников, один из которых был женат на дочери Ольгерда, Дмитрий Константинович нуждался в династическом союзе с Москвой. Он охотно пошел на переговоры с московскими сватами. Дело сладилось. 18 января 1366 года в Коломне была сыграна свадьба пятнадцатилетнего Дмитрия Московского и младшей дочери Дмитрия Константиновича Евдокии. Несколько лет спустя и старшая дочь Дмитрия Константиновича Мария была выдана замуж в Москву, за боярина Николая Васильевича Вельяминова.

Водворившись в Нижнем Новгороде с московской помощью, Дмитрий Константинович вскоре понял, что усидеть на Синичьих горах не менее сложно, чем взобраться на них. Не только в прямом, но и в переносном смысле город стоял на юру и был открыт всем напастям. Волга была самой большой дорогой Руси. По большой дороге, как известно, гуляет как добро, так и зло.

Первой проблемой, с которой пришлось столкнуться Дмитрию Константиновичу, были бесчинствовавшие на Волге речные пираты – ушкуйники. Этот род пиратства зародился в Великом Новгороде. Привыкнув наживаться за счет грабежа лесных народов Севера, новгородские «удальцы» перенесли этот обычай на Волгу и ее притоки. Снаряжением экспедиций занимались новгородские бояре. Летом 1366 года целая флотилия (около двухсот лодок-«ушкуев», в каждой – по 20 головорезов) внезапно появилась под стенами Нижнего. Они разграбили весь нижегородский торг и ушли дальше по Волге так же неожиданно, как и появились. Князь Дмитрий Константинович не сумел защитить свою столицу.

Спустя несколько лет Нижний Новгород вновь подвергся атаке «ушкуйников», которые разграбили город и ушли вниз по Волге. Летописец отмечает, что этой пиратской флотилии удалось дойти до самой Астрахани, где их обманом захватил и уничтожил местный правитель.

Летом 1367 года в нижегородских землях явился другой грабитель – ордынский изгой князь Булат-Темир. Опустошив юго-восточные районы княжества, он двинулся прямо на Нижний. На сей раз Дмитрий Константинович успел призвать на помощь братьев, и общими усилиями они отогнали Булат-Темира обратно в Дикое поле.

С юга и с востока владения нижегородского князя граничили с землями мордвы, волжских болгар и марийцев («горной и луговой черемисы»). Возмущенные теснившей их русской колонизацией, они часто оказывали содействие идущим на Нижний Новгород татарским отрядам. Это, в свою очередь, вызывало карательные операции русских войск. В целом отношения с лесными народами были достаточно напряженными.

Крайне сложной была в эту пору обстановка и в Волжской Болгарии. В 1370 году Дмитрий Константинович, по распоряжению Орды, посылал на болгар войско под началом своего брата Бориса. Этот поход завершился сменой правителей в Волжской Болгарии. Однако обстановка на русско-болгарской границе оставалась тревожной. В 1372 году князь Борис поставил в своих владениях на Суре пограничную крепость Курмыш.

Все эти внешние угрозы заставили князя Дмитрия Константиновича начать строительство в Нижнем Новгороде каменного кремля. Прямым примером для него служила Москва, где в 1367/68 году была построена каменная крепость. Вероятно, митрополит Алексей дал Дмитрию Константиновичу не только полезный совет о постройке крепости, но и мастеров, работавших в Москве.

Под 1372 годом летопись сообщает о закладке Нижегородской крепости. К этому времени у нижегородцев уже имелся некоторый опыт каменного строительства. Годом раньше они поставили каменную церковь Николы на Бечеве.

Строительство крепости шло медленно. Князь Дмитрий Константинович не проявил в этом деле необходимой расторопности и настойчивости. В конечном счете именно отсутствие мощных укреплений и позволило татарам без труда захватить Нижний Новгород в августе 1377 года.

Едва успев поставить первую башню своей новой крепости, Дмитрий Константинович почувствовал себя недосягаемым для врагов. Осенью 1374 года он со всем семейством участвовал в княжеском съезде в Переяславле-Залесском. Поводом для съезда было рождение у Дмитрия Московского сына Юрия. Княгиня Евдокия – дочь Дмитрия Константиновича – принимала поздравления и подарки. Однако под звон серебряных чаш шли доверительные разговоры не только о семейных делах. Дмитрий Московский, которому в ту осень исполнилось 24 года, решил, что настало время подвигов. Пора сбросить власть поганой Орды. Дмитрий призывал князей объединиться для войны с Мамаем.

Известно, что с возрастом человек становится осторожнее. Но коренные черты характера всё же не меняются. Дмитрий Суздальский был человеком переменчивым. Он легко воодушевлялся и так же легко впадал в панику. Под впечатлением достигнутых в Переяславле договоренностей он приказал Василию Кирдяпе перебить стоявший в Нижнем Новгороде татарский отряд. Отныне путь назад был заказан. Татары не прощали убийства своих послов.

Месть за убийство ордынских послов была делом чести пославшего их хана Абдулы и реального правителя Орды темника Мамая. Кроме того, и сам по себе союз двух Дмитриев, зятя и тестя, вызвал недовольство степняков. Мамай, под властью которого собрались улусы правого берега Волги, решил начать разгром русского дуумвирата с его слабейшего звена – Дмитрия Константиновича. Уже летом 1375 года татары из Мамаевой Орды совершили набег на его столицу – Нижний Новгород. Не взяв крепости, они страшно разорили окрестности и с большим пленом ушли в Орду.

Во время этого набега Дмитрий Суздальский находился далеко от родных пенатов. Верный союзу с Дмитрием Московским, он ходил на Тверь в составе объединенных сил летом 1375 года. Однако полного разгрома Твери не произошло. Хорошо укрепленный князем Михаилом Александровичем город выдержал все приступы союзных войск. Осада затягивалась, наступала дождливая осень. Желая поскорее закончить дело, Дмитрий Московский удовольствовался победным мирным договором, выполнять который Михаил Тверской отнюдь не собирался

* * *

Волжские болгары помогли татарам внезапно напасть на Нижний Новгород. Не надеясь на собственные силы и желая хорошенько припугнуть болгар, Дмитрий Константинович в начале 1376 года обратился за помощью к Дмитрию Московскому. Тот прислал рать под началом опытного воеводы, своего шурина Дмитрия Михайловича Боброка Волынского. Нижегородские и суздальские полки повели сыновья Дмитрия Константиновича Василий Кирдяпа и Иван. 16 марта союзники подошли к Казани и начали осаду города. После некоторого сопротивления болгарские князья согласились заплатить большой выкуп и признать себя данниками великого князя Московского.

На следующий, 1377 год татары решили нанести новый, сокрушительный удар по Нижнему Новгороду. Некий царевич Арапша из Синей Орды (возможно – по договоренности с Мамаем) двинулся в нижегородские пределы. Князь Дмитрий Суздальский поспешил призвать на помощь московские полки. Дмитрий Московский двинулся на помощь тестю. Однако татары умело использовали свою старую военную хитрость – распространение ложных слухов. Этим способом они убедили Дмитрия Московского, что опасность миновала и Арапша ушел куда-то далеко в степи. Князь вернулся в Москву, оставив, впрочем, в Нижнем своих воевод с полками. Но тут была пущена новая волна слухов, согласно которым Арапша объявился где-то далеко на юге, на Волчьих водах, в районе современной Самары.

Московские полки не могли долго стоять в чужом для них Нижнем Новгороде. Дмитрий Константинович решил отправить их вместе со своими воинами в погоню за Арапшой. Командовать походом он поручил своему сыну Ивану, призванному из Суздаля…

Этот поход вошел в историю как символ традиционной русской беспечности. Переправившись через реку Пьяну (левый приток Суры), воеводы расположились на отдых, полагая, что татары далеко. Между тем мордовские князья скрытно подвели находившихся неподалеку татар к русскому лагерю. 2 августа 1377 года они напали на растерявшихся русских ратников и учинили кровавое побоище. Многие воины, среди которых был и главнокомандующий – сын Дмитрия Константиновича Иван, утонули в реке Пьяне, пытаясь спастись от погони.