Полная версия
Андрей Белый: между мифом и судьбой
Алконост [Сборник памяти В. Ф. Коммиссаржевской]. СПб., 1911. Кн. 1
О влиянии васнецовских образов Бельский, естественно, не говорит ни слова. Однако при изображении Сирина и Алконоста он сознательно или уже привычно их противопоставляет, причем именно по тому же принципу, который был предложен автором картины «Сирин и Алконост».
«Голос Сирина» объявляет, что он есть «птица радости»:
Птица Сирин я,Птица радости;А кому пою,Будет вечно жить.А «Голос Алконоста» сообщает о себе прямо противоположную информацию:
Есмь я птица милости;Алконост зовомая;А кому пою,Тому смерть пришла520.Примечательно, что васнецовская дефиниция в опере развивается и доводится, можно сказать, до логического конца. Если художник остановился на противопоставлении Сирина и Алконоста как птиц радости и печали, то авторы оперы пошли дальше, превратив птицу радости в вестника вечной жизни, а птицу печали – в вестника скорой смерти.
Полностью воспроизводится васнецовская парадигма (радость, печаль, вещий дар) в предисловии (от издателей) к сборнику памяти В. Ф. Коммиссаржевской, выпущенному в Санкт-Петербурге в 1911 году Передвижным театром П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. Естественно, как и в большинстве других случаев, отсылка в предисловии дается не к картинам Васнецова, а к несуществующей «русской древности».
Три райские птицы Искусства известны были русской древности, три мудрые райские птицы: Гамаюн – птица вещая, Сирин – птица радости, и птица печали – райская птица Алконост521.
Птицу печали Алконост авторы предисловия посчитали наиболее выразительным символом светлой скорби, вызванной кончиной великой актрисы:
Под сенью этого имени, древнего имени очарования печали, собираем мы повествования об Искусстве, и эту первую собранную нами книгу благоговейно посвящаем <…> восходившей на высоту, слышавшей там райские песни Алконоста, и великим их очарованием преображавшей зло, – Вере Федоровне Коммиссаржевской522.
В соответствии с выраженным в предисловии пониманием природы райских птиц сборник памяти Коммиссаржевской был назван по имени птицы печали – «Алконост». И столь же естественно, что на обложке Алконост был изображен – в виде птицы-девы с горделивым, широким размахом крыльев и с печально склоненной головой…
Все три птицы-девы фигурируют и в замечательном сонете Веры Меркурьевой «Аспект мифический», посвященном размышлению о сущности Божественного и природе веры. Он датирован 18 ноября 1917 года и написан, возможно, под впечатлением от революции, воспринятой как неизбежность и испытание, в котором необходимо сохранить себя и выстоять:
Кто нам солгал, что кроток он и мирен,Что благосклонен к розам на земле? —Горящий угль в кадильницах кумирен,Слепящий огнь на жертвенном столе,Он у себя, в прозрачности – эфирен,У нас он – лавы слиток, ток в золе.Его вела не сладостная Сирин,В затона отраженная стекле,Не Алконост, рыдающая с нами,Не Гамаюн, вещающая мне —Но песнь его смолою мирры крепла,Но путь его над бездной шел веками,Но Феникс, умирающий в огне,Его учил – как воскресать из пепла523.Несомненно, Меркурьева использовала именно васнецовские дефиниции птиц-дев, но и она, как кажется, один раз запуталась в васнецовской орнитологии, «поместив» «сладостную Сирин» в пейзаж с картины «Гамаюн – птица вещая». Ведь именно птица Гамаюн посажена Васнецовым на торчащую из воды ветку, и только она, а не разместившаяся на лесном дереве птица Сирин, может отразиться в зеркале водной поверхности. Блок назвал ее возвышенно-романтически: «гладями бесконечных вод». Автор подписи в «Альбоме революционной сатиры 1905–1906 гг.» скептически-иронически – болотом (и действительно, вода на картине Васнецова не проточная, а стоячая). Меркурьева подобрала наиболее близкое к изображенному на картине пейзажу слово – затон, подразумевающее и то, что вода стоячая, и то, что она прозрачная, и то, что гладкая водная поверхность простирается до горизонта.
В заключение нельзя не упомянуть о сказочной орнитологии Николая Клюева, демонстративно и даже эпатажно ориентирующегося на славянскую мифологию, ее воспроизводящего и во многом сочиняющего. Влияние старообрядческих настенных листов на образы Сирина и Алконоста в поэзии Клюева тщательно прослежено в работе О. В. Пашко524. Из нее со всей очевидностью следует, что Клюев остался совершенно чужд произведенной Васнецовым и Блоком модернизации этих образов. Какого-либо противопоставления райской птицы Сирин и райской птицы Алконост у Клюева просто нет. Но вот образ птицы Гамаюн, как кажется, некоторого васнецовско-блоковского влияния не избежал. Гамаюн у Клюева – тоже райская птица (например, в цикле «Спас»525), но песнь ее отнюдь не радостная, не райская, а горестная. Плачем и рыданием Гамаюн откликается на разрушение старорусского идеального мира, превращаясь в птицу печали:
Не размыкать сейсмографу русских кручин,Гамаюнов – рыдающих птиц красоты526.Или:
Оттого стихи мои как тучиС отдаленным громом теплых струн.Так во сне рыдает Гамаюн,Что забытый туром бард могучий527.Или:
Но цветы, как время, облетели.Пляшет сталь и рыкает чугун.И на дымно закоптелой елиОглушенный плачет Гамаюн528.«Песней Гамаюна» Клюев планировал открыть цикл «Разруха», обнаруженный В. А. Шенталинским в следственном деле поэта 1934 года529. В нем Гамаюн становится еще и птицей вещей, оплакивающей и предрекающей гибель «родной земли»:
Песня Гамаюна К нам вести горькие пришли,Что зыбь Арала в мертвой тине,Что редки аисты на Украине,Моздокские не звонки ковыли,И в светлой Саровской пустынеСкрипят подземные рули!К нам тучи вести занесли,Что Волга синяя мелеет,И жгут по Керженцу злодеиЗеленохвойные кремли,Что нивы суздальские, тлея,Родят лишайник да комли!Нас окликают журавлиПрилетной тягою в последки.И сгибли зябликов наседкиОт колтуна и жадной тли,Лишь сыроежкам многолеткиХрипят косматые шмели!К нам вести горькие пришлиЧто больше нет родной земли,Что зыбь Арала в мертвой тине,Замолк Грицько на Украине,И Север – лебедь ледяной —И стен бездомною волной,Оповещая корабли,Что больше нет родной земли!530По силе и масштабности апокалиптического пророчества клюевский Гамаюн вполне сопоставим с Гамаюном Блока, вещающего и «казней ряд кровавых, / И трус, и голод, и пожар, / Злодеев силу, гибель правых…».
3. ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА «СИРИН» К ИЗДАТЕЛЬСТВУ «АЛКОНОСТ»
Райская птица Алконост во всех смыслах прекрасно подходила для названия нового издательства. Во-первых, благодаря легенде о ее сладкоголосом пении: «<…> кто во близости ея будет, той все в мире сем забудет, тогда ум от него отходит, и душа его из тела исходит…»531 Сладкоголосое пение воспринималось как метафора поэтического творчества, что прекрасно рифмовалось с желанием Алянского издавать книги известных поэтов. Во-вторых, Алконост часто изображался держащим в руке свиток с начертанным на нем изречением. Получалось, что Алконост имеет непосредственное отношение еще и к слову написанному, напечатанному532. Следует также учитывать, что «издательский портфель» Алянского на момент выбора состоял лишь из одной книги: поэмы Блока «Соловьиный сад». А блоковский образ «соловьиного сада» и являлся аналогом того Рая, вблизи которого, как следует из лубочных надписей, птица Алконост пребывает. Таким образом, с точки зрения ориентации на Блока лубочный Алконост также был более чем уместен.
И все же наличие многочисленных лубочных изображений Алконоста не дает ответа на основной вопрос: почему Алянский стал искать название для своего предприятия именно в мире народных картинок и почему в итоге он остановил выбор именно на райской птице Алконост.
Думается, что основной причиной появления райской птицы Алконост в названии издательства стала отнюдь не любовь Алянского к орнитологии или народной культуре, а сложившаяся к 1918 году сложная ситуация на литературно-издательском рынке. И важнейшим фактором, побудившим Алянского обратиться к образу, навеянному лубком, оказалось закрытие в 1915 году петербургского издательства «Сирин», традиции которого, как мы попытаемся показать, «Алконост» собирался продолжить.
Ведь Сирин – тоже райская птица-дева, чарующая людей райским пением. Она еще чаще, чем Алконост, изображалась на лубочных картинках и почтовых открытках. Причем четко закрепленных иконографических различий между обеими лубочными райскими птицами-девами не было, так что при отсутствии подписи на картинке определить, какая из райских птиц на ней изображена, весьма затруднительно.
Можно сказать, что Сирин и Алконост традиционно выступают как близнецы-братья, или, точнее, как близнецы-сестры. На этом неразличении, видимо, и сыграл Алянский, сигнализируя названием нового издательства о продолжении им дела издательства «Сирин». Это, во-первых, отражало реальные намерения Алянского, а, во-вторых, было умно и дальновидно с точки зрения привлечения авторов, в недавнем прошлом печатавшихся в «Сирине» или «Сирину» симпатизировавших.
В этом плане показательна реакция А. М. Ремизова, тесно сотрудничавшего и с «Сирином», и с «Алконостом». По случаю организации издательства М. И. Терещенко он завел в 1912 году специальную тетрадь (так называемую «сириновскую» тетрадь), в которой рассказал, как придумывалось название, как заключались договоры на собрания сочинений и пр. В качестве преамбулы к собственно дневниковым записям Ремизов в свойственной ему декоративной манере сделал выписки о Сирине из известных источников, в том числе из так называемого «Русского хронографа» 1512 года и из «Русских народных картинок» Д. А. Ровинского:
Птица райская Сирин, глас ея в пении зело силен; на востоце в раю пребывает, непрестанно пение красно воспевает; праведным будущую радость возвещает, – которую Бог святым своим обещает.
Временем вылетает и на землю к нам, сладкопесниво поет, якоже и там всяк человек во плоти живя, не может слышати песни ея; аще и услышит – то себе забывает и, слушая пение, так умирает533.
В 1919 году в рукописном альбоме, заведенном Алянским в связи с юбилеем «Алконоста», Ремизов выступил в аналогичном жанре – сделал записи, всесторонне поясняющие и обыгрывающие смысл названия издательства. И примечательно, что в одной из них534 он обратился к тем же источникам, что и в «сириновской тетради»:
<…> Птица райская алконост близь рая пребывает, некогда и на Эфрате реце бывает. Егда же в пении глас испущает, тогда и сама себя не ощущает. А кто во близости ея будет, тот все в мире сем забудет. Тогда ум от него отходит и душа его из тела исходит. Таковыми песнями святых утешает и будущую им радость возвещает <…>535
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
1
Лавров А. В. Мифотворчество «аргонавтов» // Миф – фольклор – литература. Л.: Наука, 1978. С. 137–170.
2
Крестовский В. В. Петербургские трущобы (Книга о сытых и голодных): В 2 т. Т. 2. Л.: Художественная литература, 1990. С. 553, 760.
3
Там же. Т. 1. С. 404–405.
4
Кони А. Ф. Приемы и задачи прокуратуры (Из воспоминаний судебного деятеля). Пг.: П. П. Сойкин, 1923. С. 72–73.
5
Мей Л. А. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1972 (Библиотека поэта). С. 138.
6
Тургенев И. С. Пунин и Бабурин // Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Т. 9. М.: Наука, 1982. С. 12.
7
Гончаров И. А. Фрегат «Паллада» // Гончаров И. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. 2. СПб.: Наука, 1997. С. 11–13.
8
Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 81.
9
Андрей Белый. Световая сказка // СГ. С. 240.
10
Андрей Белый. Ветер с Кавказа: Впечатления. М.: Федерация; Круг, 1928. С. 38–39.
11
См.: Сапожков С. В. Поэзия и судьба Николая Минского // Ранние символисты: Н. Минский, А. Добролюбов. Стихотворения и поэмы / Сост., вступит. статья, подгот. текста, прим. А. А. Кобринского и С. В. Сапожкова. СПб.: Академический проект, 2005. С. 7–98 (Новая библиотека поэта).
12
Ранние символисты: Н. Минский, А. Добролюбов. С. 192.
13
Там же. С. 378.
14
Там же.
15
Лавров А. В. Мифотворчество «аргонавтов». С. 137–170; Лавров А. В. Андрей Белый в 1900‐е годы.
16
Лавров А. В. Мифотворчество «аргонавтов». С. 141.
17
Стихотворение «Золотое Руно» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 81).
18
Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 82.
19
Письмо Э. К. Метнеру от 19 апреля 1903 г.
20
Андрей Белый. Аргонавты // СГ. С. 234.
21
Контекст исканий Белого и некоторые мотивы, связывающие «аргонавтов» с поисками и открытиями русской литературы конца XIX – начала XX в., см.: Хансен-Лёве А. Русский символизм: система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999 («Современная западная русистика»); Хансен-Лёве А. Русский символизм: система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм начала века: космическая символика. СПб.: Академический проект, 2003 («Современная западная русистика»).
22
Стихотворение «За солнцем» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 85).
23
Стихотворение «Золотое Руно» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 81).
24
Андрей Белый. Аргонавты // СГ. С. 234.
25
Стихотворение «За солнцем» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 85).
26
Стихотворение «Путь к невозможному» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 90).
27
Стихотворение «Солнце» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 82).
28
Андрей Белый. Световая сказка // СГ. С. 240.
29
Письмо Э. К. Метнеру от 19 апреля 1903 г.
30
Андрей Белый. Световая сказка // СГ. С. 239.
31
Там же. С. 242.
32
Письмо Э. К. Метнеру от 26 марта 1903 г.
33
Образ небесного «Арго», возможно, косвенно связан с существовавшим в Южном полушарии созвездии «Корабль Арго» (самая яркая его звезда – Канопус). В XVIII в. оно было упразднено (из‐за огромного размера его разделили на несколько других созвездий), однако память о нем отразилась, напр., в поэтических описаниях звездного неба аргонавтом-Гончаровым во «Фрегате „Паллада“»: «Вы ослеплены, объяты сладкими творческими снами… вперяете неподвижный взгляд в небо: там наливается то золотом, то кровью, то изумрудной влагой Канопус, яркое светило корабля Арго, две огромные звезды Центавра» (Гончаров И. А. Фрегат «Паллада». С. 123); «Вы не знаете тропических ночей <…>. Дрожат только звезды. Между Южным Крестом, Канопусом, нашей Медведицей и Орионом, точно золотая пуговица, желтым светом горит Юпитер. Канопус блестит, как брильянт, и в его блеске тонут другие бледные звезды корабля Арго, а все вместе тонет в пучине Млечного Пути. Что это за роскошь!..» (Там же. С. 524).
34
Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 79.
35
Стихотворение «Золотое Руно» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 81).
36
Стихотворение «За солнцем» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 85).
37
Стихотворение «Золотое Руно» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 82).
38
Андрей Белый. Аргонавты // СГ. С. 234.
39
Там же. С. 237.
40
См. анализ важнейших аспектов этого влияния: Лавров А. В. Андрей Белый в 1900‐е годы. С. 103–112; см. также о рецепции идей Ницше в России, в том числе символистами: Клюс Э. Ницше в России. Революция морального сознания. СПб.: Академический проект, 1999; Фридрих Ницше и философия в России. СПб.: РХГИ, 1999.
41
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого / Пер. Ю. М. Антоновского. СПб.: Новый журнал иностранной литературы, 1898; Нитцше <так!> Ф. Так говорил Заратустра. Девять отрывков / Пер. С. П. Нани; на русск. и нем. яз. СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1899.
42
Ницше Ф. Веселая наука (La gaya Scienza) / Пер. А. Николаева // Ницше Ф. Собрание сочинений: В 8 т. М.: Издание М. В. Клюкина, 1901–1903. Т. 7. <б. г.: 1902?>. Белый, видимо, ошибся: он не мог прочитать «Веселую науку» в 1899 г., так как первые ее переводы на русский вышли в 1901–1903 гг.
43
Лавров А. В. Андрей Белый в 1900‐е годы. С. 108.
44
Ницше Ф. Веселая наука. С. 276–277.
45
Там же. С. 177–178.
46
Франк С. Л. Фр. Ницше и этика «любви к дальнему» // Проблемы идеализма. <М. 1902> / Под ред. М. А. Колерова. М.: М. Колеров и «Три квадрата», 2002. С. 453.
47
Там же. С. 453–454.
48
Там же. С. 455.
49
Там же.
50
Андрей Белый. Символизм как миропонимание // Арабески. Луг зеленый. С. 182–183.
51
Там же. С. 183.
52
Ницше Ф. Веселая наука. С. 146.
53
Там же. С. 88.
54
Там же. С. 171.
55
Там же. С. 173.
56
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого / Пер. Ю. М. Антоновского // Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1990. Т. 2. С. 155.
57
Андрей Белый. Символизм как миропонимание. С. 183.
58
Ницше Ф. Веселая наука. С. 184.
59
Там же. С. 179.
60
Там же. С. 173.
61
Там же. С. 171.
62
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. С. 87.
63
Ницше Ф. Веселая наука. С. 277.
64
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. С. 166.
65
Стихотворение «Путь к невозможному» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 89).
66
Стихотворение «Образ Вечности» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 95).
67
Ницше Ф. Веселая наука. С. 193–194.
68
Ницше Ф. Веселая наука. С. 173.
69
Андрей Белый. Аргонавты // СГ. С. 238.
70
Ницше Ф. Веселая наука. С. 178.
71
Там же. С. 178–179.
72
Там же. С. 283.
73
Там же. С. 168.
74
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. С. 70.
75
Ницше Ф. Веселая наука. С. 178.
76
Там же.
77
Андрей Белый. Символизм как миропонимание. С. 182.
78
См. о написанном Белым «в духе речей Заратустры» дневниковом отрывке за май 1901 г.: Лавров А. В. Андрей Белый в 1900‐е годы. С. 110.
79
Ницше Ф. Веселая наука. С. 279, 271.
80
Стихотворение «Образ Вечности» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 95).
81
Стихотворение «На горах» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 95).
82
Стихотворение «Золотое Руно» (Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 82).
83
См.: Хансен-Лёве А. Русский символизм: система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм начала века: космическая символика. С. 186–188, 255–256.
84
См. ниже раздел «„О, дети Солнца, как они прекрасны!“: родственные узы».
85
Ницше Ф. Веселая наука. С. 269.
86
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. С. 155.
87
Там же. С. 147.
88
Эллис. Русские символисты: К. Бальмонт. В. Брюсов. А. Белый. Томск: Водолей, 1996. С. 182.
89
Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 1. М.: Художественная литература, 1973. С. 349–350.
90
<Брюсов В. Я.> Переписка с Андреем Белым. 1902–1912 / Вступит. статья и публ. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова // ЛН. Т. 85: Валерий Брюсов. М.: Наука, 1976. С. 364, 365.
91
ЛН. Т. 85. С. 355.
92
<Брюсов В. Я.> Переписка с Ив. Коневским (1898–1901) / Вступит. статья А. В. Лаврова; публ. и коммент. А. В. Лаврова, В. Я. Мордерер и А. Е. Парниса // ЛН. Т. 98. Кн. 1: Валерий Брюсов и его корреспонденты. М.: Наука, 1991. С. 552; см. также вариант: Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 3. М., 1973. С. 280–281.
93
Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 1. С. 394–395.
94
Лавров А. В. «Золотое Руно» // Лавров А. В. Русские символисты: Этюды и разыскания. М.: Прогресс-Плеяда, 2007. С. 460.
95
Любимый Брюсовым Орфей присутствует и в других его стихотворениях, не связанных непосредственно с аргонавтическим сюжетом.
96
Не исключено, что с процитированным выше письмом Белого Брюсову от 17 апреля 1903 г. мог быть связан и образ «лодочки» (из брюсовской речи), на которой аргонавты вышли в путь за символизмом.
97
Лавров А. В. «Золотое Руно». С. 459–460.
98
Брюсов В. Я. Собрание сочинений. Т. 3. С. 286–287.
99
Андрей Белый. О Блоке. Воспоминания. Статьи. Дневники. Речи / Вступит. статья, сост., подгот. текста и коммент. А. В. Лаврова. М.: Автограф, 1997. С. 54.
100
См.: Белый – Блок. С. 143–144; 147 (прим.).
101
Андрей Белый. О Блоке. Воспоминания. Статьи. Дневники. Речи. С. 54–55.
102
Там же. С. 55.
103
Там же. С. 54.
104
Эллис. Стихотворения. Томск: Водолей, 1996. С. 105. В написанной позднее поэме «Мария» (1912) солнце также оказывается золотым руном: «Уж облака – без пастыря барашки – / одели мглою золото-руно <…>» (Там же. С. 179).
105
Эллис. Арго. Две книги стихов и поэма. М.: Мусагет, 1914.
106
«Уже слишком поздно!» (франц.), из стихотворения Бодлера «Часы» («L’ Horloge»), в стихотворном переводе самого Эллиса – «О, поздно, слишком поздно!» (Бодлэр Ш. Цветы зла. М.: Заратустра, 1908. С. 212).
107
Эллис. Стихотворения. Томск: Водолей, 1996. С. 104.
108
Кречетов С. Алая книга. Стихотворения. М.: Гриф, 1907. С. 41. Приношу благодарность А. Л. Соболеву за указание на этот текст.
109
Ср. также в финальном стихотворении цикла «Харикл из Милета», где устремленный к солнцу герой называет себя аргонавтом: «Солнце, ты слышишь меня? я клянуся великою / клятвой: / Отныне буду смел и скор. <…> / Радостный буду герой, без сомнений, упреков и / страха, / Орлиный взор лишь солнце зрит. / Я аргонавт, Одиссей, через темные пропасти моря / В златую даль чудес иду» (Кузмин М. А. Стихотворения / Вступит. статья, сост., подгот. текста и прим. Н. А. Богомолова. СПб.: Академический проект, 2000. С. 606 (Новая библиотека поэта)). Цикл при жизни Кузмина не публиковался, автографы датируются августом – сентябрем 1904 г. (Там же. С. 779–780). О влиянии первых опытов Белого на зрелого, совершенно самостоятельного в выборе сюжетов и тем Кузмина говорить как-то не принято. Скорее всего, это параллельные поиски и открытия. Однако теоретически Кузмин мог прочитать стихотворение «Золотое Руно», включенное в статью Белого «Символизм как миропонимание». Ср. запись за июнь 1904 г.: «<…> выходит моя статья „Символизм, как миропонимание“ в „Мире искусства“» (РД. С. 352).