Ветер в пустоте

– Что? Я просто задумался, как они скрепятся.

– Кто?

– Ну рассказы эти отдельные, если их писать вместо романа.

Алиса пожала плечами, как будто речь шла о чем-то совершенно очевидном.

– Как они могут не скрепиться – автор-то у них общий, сам посуди. Я потому и говорю – можно писать то, что интересно, ничего вперед не планируя. Сегодня комедия, завтра боевик, потом драма, потом сказка, трагедия, фантастика, любовь, да что угодно.

Сережа посмотрел на Алису с удивлением и уважением.

– Сама придумала или Ирвин Шоу подсказал?

– А чего тут придумывать? – хмыкнула Алиса. – Я так живу с 15 лет, как из дома ушла и в Москву уехала. У меня уже этих рассказов столько, что половину забыла.

Сережа посмотрел на нее с искренним интересом, как на редкий экспонат какой-то выставки.

– Ого. Вот это огонь.

– Это звучит как огонь, а когда ты внутри, ты так не думаешь, а просто выживаешь. Жить захочешь – и не такое сделаешь.

– То есть ты просто убегала? Без планов?

– Первый план был такой – доехать до Москвы, поселиться у подруги и там придумать основной план. Но, понятное дело, все пошло не так. У меня вообще с планами не очень. А у тебя вот, наверное, хорошо, да?

Если в ее вопросе и была ирония, то очень тонкая, и Сережа решил на нее не отвлекаться.

– Точного жизненного плана у меня никогда не было, – сказал он и с интересом отметил, что раньше об этом не думал. – Было общее представление на уровне образов, будто смотришь какие-то кадры из будущего. Или испытываешь какие-то состояния оттуда.

– Как это? – спросила Алиса.

– Не знаю, как объяснить. Когда я ребенком думал про будущее, то почти всегда, например, видел себя руководителем группы людей. А если я никем не руководил, то люди все равно приходили ко мне и слушали, или хотя бы прислушивались. И такие вещи, как машина, квартира, дом и прочие материальные вкусности подразумевались сами собой.

– А семья была?

– Семья была, но без деталей, я ее не ощущал так четко, как карьерно-денежные дела.

– А сейчас есть такие картинки?

– Сейчас нет. История с бизнесом, руководством, квартирой и машиной случилась, а что дальше – неясно.

– Странно… – протянула Алиса. – А семья?

– Семья пока не случилась. У меня отношения больше нескольких месяцев не живут. В последний раз мы встречались почти два года, это был рекорд, а потом решили сделать перерыв. У каждого были свои хотелки, которые он хотел реализовать, и в отношениях у нас это не получалось. Мне было важно компанию поднять, а она хотела изучать искусство. Поэтому я остался здесь в Москве, а она поехала учиться во Флоренцию.

– Понятно, – кивнула Алиса. – Статус «все сложно».

– Непросто, – согласился Сережа.

Алиса помолчала и продолжила:

– А я вот, наоборот, раньше жила без планов, как флюгер на ветру, а теперь нравится мечтать, превращать мечты в планы и исполнять. Хочу через год в Японию поехать – учить язык и писать сценарии для аниме. Я уже даже записалась здесь в языковую школу, после майских начну ходить на занятия.

– Классная мечта. Коро-коро кавару? («Меняться, как флюгер на ветру» (яп.))

– Точно, – засмеялась она. – Откуда знаешь – Мураками читал?

Сережа кивнул, и некоторое время они молчали. Алиса опустила капюшон и расстегнула ворот жилетки.

Сережа заметил край какой-то надписи у нее на шее.

– Я не замечал, что у тебя татуировка, что там написано?

– Да так, – Алиса смутилась. – Неудачная она получилась.

– Может подправить, если неудачная?

– Тогда для начала стоит что-то сделать с руками, – усмехнулась Алиса.

– А что с ними?

Она засучила до локтя рукава худи – предплечья были покрыты яркими цветными рисунками, напоминающими детскую тетрадь. Это был какой-то психоделический букет из цветов, птиц, оленей и дельфинов.

– М-да. Пожалуй, я тебя понимаю. Сколько тебе лет было?

– Шестнадцать, и мне казалось, что это очень круто.

– Никита! Я с тобой говорю, дрянь ты такая, – раздался дрожащий от раздражения женский голос.

Игравший на детской площадке мальчишка лет 5 забрался в большую лужу, и, стоя на четвереньках, что-то сосредоточенно выискивал на дне. К нему спешила мама.

– Ну вот куда тебя несет, а? Нет, ну вы посмотрите на него. А ну вылези немедленно, свинья ты последняя. Ни стыда ни совести. Вчера только постирала тебе комбинезон. Сейчас идешь домой и завтра никакого гуляния. Мы с папой поедем в парк, а ты будешь дома сидеть с бабушкой.

Никита поспешно выбрался из лужи и, потупившись, встречал стремительно приближающуюся грозу.

– Живо домой, – процедила женщина, не дойдя до него несколько метров. Заметив Сережу с Алисой, она повернулась к ним: – А вы чего уставились? Нечего тут смотреть. Будут свои дети – поймете. Идите делом займитесь, бездельники. Смотрят они тут, смеются. А я потом шприцы под лавочками нахожу. Сейчас домой поднимусь и наряд вызову, пусть они вас проверят.

Сережа с Алисой громко засмеялись.

– Держись, Никитос, – ободряюще проговорил Сережа.

– Ничего, – ответила Алиса. – Такой у него рассказ сейчас. Потом другие будут.

– А ты помнишь, как на тебя мама ругалась в детстве?

– Смотря в каком детстве. Я до 12 росла с дедушкой и бабушкой на Мадагаскаре. Потом пару лет с мамой, а потом сама.

– Ты правда на Мадагаскаре росла? – недоверчиво спросил Сережа.

– Правда.

Сереже было интересно про Мадагаскар, но он решил оставить такую благодатную тему на потом. Они помолчали, а затем не сговариваясь одновременно поднялись и медленно пошли в сторону офиса.

– А ты как, кстати, пылесос свой чистишь? – спросила Алиса через несколько шагов.

– Какой пылесос?

– Ну фильм такой есть у Ивана Вырыпаева – не смотрел? Там два персонажа беседуют о жизни и сравнивают человеческое восприятие с пылесосом, который втягивает в себя разные события. Один из них говорит, что пылесос необходимо периодически чистить и спрашивает второго, как тот это делает? Как ты расслабляешься, попускаешься?

– Мне кажется, что здоровому человеку это не нужно.

– Я, конечно, младше тебя, но таких здоровых пока не видела. По-моему, тому, кто скучает и несколько дней размышляет, какого жанра его жизнь, попуск очень даже показан.

– Ну хорошо. А что ты предлагаешь? Сходить в баню и побухать? – кисло спросил Сережа.

– Не знаю, – пожала плечами Алиса. – Михаил, кстати, про тебя ничего не говорил, я пошутила про профессиональную тайну, чтобы тебя заинтриговать. Я когда на прошлой неделе шла к нему документы подписать, видела издалека, как ты выходишь. Ну я и спросила про тебя – думала, может вы с ним тренинг какой-то готовите, и мне стоит узнать раньше других. А он сказал, что вы чай пили и о жизни болтали, потому что просто работать вам скучно.

Сережа почувствовал, как у него отлегло на сердце.

– Спасибо, что рассказала, – кивнул он. – А чего он вообще делает, консультации какие-то проводит?

Алиса хмыкнула.

– Я бы рассказала, да сама не знаю. Я прошу его сделать тренинг – он отказывается, говорит, не его формат. Работает индивидуально с некоторыми топами, но никто из них ничего не рассказывает. Все только отшучиваются или говорят о нем с придыханием, как о Боге или волшебнике. А я такого не люблю, потому что в Бога не верю. И тех, кто учит жить, тоже не особо люблю. Зачем мне слушать кого-то, как мне жить, если я могу просто жить? Никто ведь не знает, каково это – быть мной.

– А как же те тренинги, которые ваш отдел организует?

– Это другое совсем, – нахмурилась Алиса. – Разве неясно? Мы никого жить не учим. Приглашаем людей, которые в чем-то сложились как профессионалы, чтобы они могли поделиться своей экспертизой.

– Ясно.

– Ты пойми – я против Михаила ничего не имею, его защищать не надо. Мне самой интересно, что там у него, человек он явно необычный.

– Да, похоже на то.

Войдя в лифт, они прислонили свои пропуска, в которых был записан их базовый этаж. Кабинет Алисы был на третьем, а Сережин на пятом.

– Соберешься на лавочку – сигналь, – улыбнулась Алиса.

– Хорошо. Слушай, а автор точно общий?

– Чего?

– Ну автор в этих рассказах жизненных – он точно общий?

– Сергей, вы псих, – сказала Алиса, карикатурно вытаращила глаза, и смеясь вышла из лифта.

Ковер-самолет

– Сережа, здравствуй. Ты сейчас занят? – голос у Михаила был приветливый, но деловой. Чувствовалось, что у него какое-то предложение.

Сережу такие вопросы настораживали, и хотя никаких планов у него не было, он ответил аккуратно:

– Есть кое-какие дела, да. А что случилось?

– У меня массаж был назначен, Мастер уже тут, а сейчас вдруг встреча выездная срочная возникла, перенести нельзя. Я подумал – может ты вместо меня сходишь?

– Куда, на встречу? – удивился Сережа.

– На массаж, – хмыкнул Михаил. – Ты чего – не любишь?

– Да не знаю… Не то чтобы не люблю. Просто не особо хожу. Это надолго? Сколько стоит?

– Послушай, это не обычный массаж, у тебя такого точно не было. Это как попасть к очень хорошему доктору. Денег не надо, все оплачено. Я просто не хочу расстраивать Мастера. Она серьезно готовится к каждой сессии и не любит пустых выездов.

– Она? Это женщина?

– Да, она японка. Дзико.

– Это что-то эротическое будет? – попытался добавить веселости Сережа.

– Нет, это совсем другое. Точно не пожалеешь. Будешь еще просить потом повторить, вот увидишь. Ну что?

Сереже на мгновение показалось, что он наблюдает процесс принятия решения со стороны. Отсюда виделось, что решение идти или нет было принято еще в самом начале разговора, однако внутренним голосам было необходимо сделать несколько формальных па друг перед другом.

– Да, иду, – ответил он.

– Отлично. Если на вечер что-то планировал – лучше перенеси и просто проведи время дома. Заходи тогда прямо сейчас ко мне. Не задерживайся, пожалуйста – меня ждет машина внизу.

Серёжа заглянул в календарь – предполагалась одна рабочая встреча и вечеринка у школьного товарища. Встречу он передвинул на завтра, а на вечеринке поменял статус с «иду» на «может быть».

Михаил встретил его у входа своей «пещеры». Кроме электронного ключа он закрыл дверь на обычный олдскульный замок, видимо врезанный специально. На других дверях Серёжа таких не замечал.

Михаил был в черных джинсах, высоких темных ботинках и изящной черной куртке из тонкой замши с несимметрично расположенной молнией.

– Привет. Классная куртка, – сказал Сережа.

– Здравствуй. Здорово, что смог выбраться, ты еще не знаешь, как тебе повезло. Первый раз всегда особый. Передай, пожалуйста, Дзико вот это, – он протянул Сереже небольшой конверт с несколькими иероглифами в углу.

– Хорошо. А где она?

– До конца по коридору и направо. Она ждет, я сказал про тебя.

– Она по-английски говорит?

– Да. И даже по-русски немного. Но там не до разговоров будет. Все, пока. Да, и телефон выключи на время сессии. – Он кивнул и быстро зашагал к лифту.

– Это Rick Owens, – бросил он через плечо.

– Что? – не понял Сережа.

– Дизайнер куртки, – чуть повернувшись, но не сбавляя хода, пояснил Михаил. – Колоритный персонаж. И жена у него тоже интересная.

В конце коридора оказалось необычно тихо, здесь располагалась нерабочая зона, и сотрудники сюда не заходили. Одна из трех дверей была аварийным выходом, за другой хранилось оборудование для уборки, а третья походила на вход в обычный кабинет среднего размера с зашторенным изнутри окном. Обычно она была закрыта, но сейчас на двери висела табличка «Do not Disturb». Сережа остановился в легкой нерешительности, потом чуть смущенно огляделся по сторонам и толкнул дверь.

В комнате царил полумрак и пахло благовониями – этот запах моментально оживил в нем отрывистые воспоминания – магазин «Белые облака», офис туроператора «БуддаТур» и деревушку Арамболь из далекого Гоа. Внутри действительно оказался обычный кабинет, только мебели в нем было необычно мало – стол с креслом и две полки на стене.

Прямо по центру на полу лежал тонкий двуспальный матрас, застеленный простыней с изображением большого дерева в круге. Дерево соединяло небо и землю, а в переплетении его ветвей возникали фигуры животных и людей. Рисунок показался Сереже знакомым, хотя он не помнил откуда – вероятно, из того же Арамболя. Верхний свет был выключен, в углу горел торшер, а на столе, полках и в углах матраса подрагивали свечи, в свете которых лежанка напоминала сказочный ковер-самолет. На углу матраса, скрестив ноги, сидела женщина в белой футболке и коротких хлопковых штанах на завязках.

Ее одежда, интерьер комнаты, свет и запах настолько контрастировали с офисом, что Сереже показалось, будто, войдя в комнату, он телепортировался из корпоративного государства. Куда именно, правда, было пока неясно, и это предстояло выяснить.

Женщина сняла большие наушники, встала и с достоинством едва заметно поклонилась.

– Дзико. Ты Сергей? – Говорила она тихо, но отчетливо. С сильным акцентом.

– Угу, – кивнул Сережа и хотел шагнуть ближе, но она остановила его жестом и показала взглядом на коврик у двери.

– Обувь, – сказала она.

Пока Сережа снимал кеды, в комнате тихо заиграла музыка. Сначала ему показалось, что звучат колокола, но потом он узнал тибетские чаши, и ему снова вспомнились пестрые лавочки Арамболя. Офис с его шумными коридорами-улицами стал еще дальше.

– Одевайся и рожись, – услышал он Дзико. Как и все японцы, вместо «л» она говорила «р».

– Переодеваться? – удивился Сережа. – А у меня ничего нет.

– Вот, – Дзико показала на аккуратно сложенные штаны с футболкой – они откуда-то появились на краю матраса.

– А зачем? Я думал, массаж в трусах делается, – Сережа попытался добавить в голос игривости, но получилось неуклюже.

– Это другой массаж, – сухо ответила японка и подошла к полке, где на небольшом коврике были разложены какие-то мелкие предметы.

Переодеваясь, Сережа украдкой наблюдал за ней. Рост чуть ниже среднего, черные длинные волосы свернуты пирамидкой на макушке, тонкие черты лица, прямой ясный спокойный взгляд. Дзико доставала из рюкзака какие-то фигурки и камушки, ставила их на полку, что-то шептала и делала короткие изящные движения кистью, будто что-то помешивая или поглаживая.

В ее движениях ощущалась та особая природная грация, которую можно увидеть у диких животных, наблюдая за ними в их естественной среде. Особое изящество, естественным образом привлекающее внимание.

«Сколько ей лет?» – думал Сережа. Оценить возраст другой национальности, особенно азиатов, непросто. Ей могло быть около 30, а может и все 40. Но каким-бы ни был ее биологический возраст, внутренне она была явно старше, и это создавало ту невидимую, но отчетливую иерархию, которая определяла допустимые ролевые модели и из-за которой его недавняя игривость с трусами прозвучала неуклюже.

Была и другая причина – Дзико ему понравилась. Она была не просто симпатичной японкой – от нее исходила та магнетическая женская сила, которая даже многих взрослых мужчин превращает в робких пубертатных подростков.

– А как ложиться? – спросил он, завязывая на поясе выданные ему штаны. – На спину или на живот?

– На спину, – не поворачиваясь от полки ответила Дзико.

Матрас оказался неожиданно жестким, и Сережа поерзал, устраиваясь поудобнее.

Дзико села рядом, взяла одной рукой его запястье, нащупав пульс и опустила веки, как будто прислушиваясь к чему-то или что-то вспоминая.

От ее непонятных многозначительных действий и спокойной серьезности Сережа почувствовал себя неуютно, тишина вдруг стала такой гулкой, что он ощутил биение сердца. Нестерпимо захотелось сказать что-нибудь, чтобы снять напряжение.

– Этот матрас похож на ковер-самолет, – сказал он, пытаясь придать голосу максимально расслабленное выражение.

Дзико никак не отреагировала.

«Что она делает, молится кому…» – мысль оборвалась, потому что Дзико подняла веки. Каким-то неведомым образом ее взгляд полностью захватил Сережино внимание, отчего он забыл, как пошевелиться, и замер, отмечая короткие вспышки мыслей: «Кролик и удав», «Это что – гипноз какой-то?», «Цыганка у метро», «Что происходит?», «Зачем я сюда пришел?»…

Ему показалось, что она его то ли сканирует, то ли успокаивает, и почти сразу после этой мысли взгляд Дзико утратил гипнотическую силу, а на лице даже появилась легкая улыбка. Способность двигаться вернулась, но двигаться не хотелось. Дзико положила ему ладонь на низ живота, словно слушая кончиками пальцев область вокруг пупка, и Сережа вдруг почувствовал на себе волну такой теплой материнской заботы, что ощутил себя совсем маленьким и почему-то готовым заплакать. От этого стало неудобно и он отвел глаза.

– Куда хочешь порететь? – спросила Дзико.

– Что? – не понял Сережа, шмыгая носом. – Я уже немного того… «полетел».

– Ты сказар «ковер-саморет». Куда поретишь?

Сережа не знал, что ответить, и ему стало грустно и жалко себя.

– Не знаю, – сказал он. – Высоко.

Дзико чуть наклонила голову, едва заметно кивнула и коротко скомандовала: «На живот».

Лежать на животе оказалось хорошо. Сережа удобно положил голову, закрыл глаза и стал расслаблять тело, скользя по нему вниманием от макушки к пяткам – он привык так делать еще в детстве по совету бабушки.

Он снова подумал, что Дзико ему симпатична, и в голове возник знакомый голос Николая Николаевича: «Не стоит забывать, что в основе любой межполовой коммуникации внутри вида лежит инстинкт размножения».

Прикосновения Дзико были приятны и отличались от массажей, которые ему делали когда-либо в прошлом. Поначалу казалось, что ее движения совершенно хаотичны, но скоро это ощущение сменилось – теперь, наоборот, казалось, что все прикосновения строго выверены, и то, что начинается в одном месте, подхватывается и продолжается в другом.

Подобно музыканту, взявшему в руки новый инструмент, чтобы его узнать, Дзико перебирала клавиши и струны его тела. Чувствовалось, что такие инструменты она знает хорошо, но этот конкретный экземпляр был для нее новым, и она с ним знакомилась.

Сережа все больше расслаблялся, погружаясь в новое для себя состояние широкого пространства без конца и края. Иногда в нем возникали знакомые ему люди – друзья, коллеги, родственники, иногда появлялись какие-то мультяшные образы или животные. Несмотря на расслабление, он не проваливался в сон, а напротив, отмечал удивительную ясность восприятия.

«Классно, что пришел, надо будет поблагодарить Михаила», – подумал он. Еще несколько минут прошли в приятном расслаблении, а затем темное пятнышко сгустилось на периферии внимания и стало быстро расти, превращаясь в отчетливую тревогу. Что-то было не так и требовало его внимания. Возможно, дело было в звуке – казалось, что он обрел какую-то острую форму и колет его в скрытое и очень нежное место души. К чашам добавилось низкое горловое пение, которое проникало куда-то вглубь и царапало.

Расслабленное состояние исчезло, звук явно представлял угрозу, и нужно было действовать. Сережа хотел что-то сказать, но в этот момент Дзико сильно надавила куда-то двумя пальцами в середине спины так, что у него в глазах сверкнуло и вырвался стон. И следом за этим еще раз, но уже другим голосом – ее пальцы теперь нажали в новом месте. Когда она нажала в третий раз, то перед глазами снова сверкнул радужный свет, а затем он оказался в непроглядной густой темноте.

Прямо перед ним возникло лицо Дзико, она смотрела на него и что-то говорила. Наконец ему удалось разобрать. «Дыши и пой», – сказала она.

Боль от очередного нажатия вернула его на матрас, пальцы японки безошибочно находили какие-то особые точки на его теле, вызывая запредельно острые ощущения. Но в этот раз у него остался небольшой хвостик ясности и, вспомнив совет, Сережа завыл. Сначала тихо и жалобно, а потом все сильнее. Возникла сложная гамма ощущений: боль, тоска, стыд, сладость и радость облегчения переплелись непередаваемым образом, и несмотря на неоднозначность этой комбинации, он сразу почувствовал, что делает все верно. Словно застарелая пробка внутри раскрошилась и теперь вымывается мощным чистым потоком, несущим жизнь в заболоченные участки его существа. «Мородец, – донесся до него голос Дзико. – Рет ит гоу».

Начался каскадный парный процесс – Дзико нажимала на точку, и Сережа начинал гудеть или выть, выпуская с этим звуком боль и очередную порцию какого-то плесневелого эмоционального груза, который носил с собой многие годы. Незнакомые ему прежде сила и легкость нарастали и вскоре перешли в эйфорию, так что в перерывах между воем Сережа смеялся и плакал от радости. Краем сознания он уловил мысль, что со стороны это, вероятно, выглядит как минимум странно, но она тут же была смыта потоком ощущений от следующей точки. Ум пытался сравнить это с каким-то прошлым опытом, однако в его картотеке не было ничего похожего. И тогда он вспомнил слова Михаила: «Первый раз всегда особый». Ему подумалось, что в начале массажа, во время знакомства, Дзико нашла и заминировала какие-то пробки или плотины внутри него, а затем начала цепной управляемый подрыв.

Сколько это продолжалось, было неясно. В какой-то момент он ощутил ее руки у себя на голове и почувствовал, что эмоциональные качели, сделавшие несколько раз «солнышко», начинают замедляться. Дзико что-то тихонько приговаривала на незнакомом языке, меняя положение рук на голове. Иногда ее пальцы мягко нажимали какие-то точки на макушке и лице, но это было уже совсем не больно, а только приятно. Ее пальцы проникало куда-то глубоко-глубоко, заставляя расслабляться старые напряженные узлы.

Качели возвращались к серединному положению, где возникала приятная тяжесть. Сережа чувствовал, будто пробежал в парке 10 километров или прополол грядки на бабушкином участке. Сон быстро обволакивал его целиком, делая тело таким тяжелым, что невозможно было не то что пошевелиться, но даже поднять веки.

«Невероятно. Как же это хорошо. Надо ее обнять», – думал он, летя в приятную бархатную черноту, и прежде чем сон полностью его накрыл, он различил завораживающий мелодичный звон. Последнее, что он запомнил, было тепло от дыхания Дзико на своем ухе и ее шепот: «Это ветер в пустоте. Запомни его. Отдыхай».

Натуральный ГТА

Дом, где жил Сережа, располагался в Трубниковском переулке напротив музея истории русской литературы. Это был семиэтажный кирпичный дом, построенный за несколько лет до революции. Два года назад Сережа купил здесь стометровую квартиру на верхнем этаже, а спустя три месяца с помощью знакомого юриста купил еще и чердак. Покупка квартиры превышала его финансовые возможности на тот момент – ему пришлось отдать все сбережения, занять у Кости, родителей и даже продать любимый БМВ. Сережа легко на все это решился, поскольку «Мандельвакс» каждый месяц удваивал план по выручке, а расходы росли значительно медленнее. Конечно, ребятам приходилось порой в прямом смысле ночевать в офисе, чтобы обрабатывать входящий поток новых клиентов, но это не воспринималось в тягость – было интересно и задорно.

Сереже нравилось думать, что основным секретом их успеха был спроектированный и разработанный его командой продукт, но у Кости было другое мнение. «Серега, пойми, – говорил он, когда сотрудники их не слышали, – продукт у нас самый обычный, ты не обижайся – я без наезда. А маркетинг так и вовсе фуфловый. Мы просто вовремя зашли. Появись мы на год раньше или позже – сидели бы на дошираке сейчас».

Мандельвакс предлагал розничным продавцам online-кассу и автоматизацию их торговых точек. Продукт был упакован по последней моде – облачная архитектура, возможность доступа к системе с собственного планшета, регулярные обновления, расширение функционала, недорогая подписка. Однако сами по себе эти хипстерские преимущества вряд ли создали бы очередь из клиентов, основная часть которых продавала колготки и «угги» в ларьках на крытых рынках. Дело было в другом. То «вовремя», о котором говорил Костя, заключалось в том, что «Мандельвакс» вышел за полтора года до вступления в силу закона, требующего от торговых точек в обязательном порядке отправлять все кассовые операции в налоговую. Для этого владельцам предлагалось купить железо и софт, стоимость которых кратно превышала предложение «Мандельвакса».

Поэтому к тому моменту, когда законодательный петух получил официальную силу и, громко кукарекнув, стал клевать в разные места тех, кто не верил в него, или вообще о нем не слышал, у ребят было работающее решение, обкатанное на паре сотен добросовестных клиентов, которые к приходу петуха подготовились.

Разумеется, ягоды на такой красивой поляне Мандельвакс собирал не в одиночестве. Похожие проекты возникали один за другим, однако реальные клиенты и отлаженность решения позволяли не слишком беспокоиться о конкурентах. Кроме того, поляна была большой, и можно было планомерно расширять свою территорию без стычек с другими «собирателями».