Риджийский гамбит. Интегрировать свет

– Как я и думала. – Сделав пару глотков, Навиния вернула бокал на парчовую скатерть. Аккуратно промокнула рот шёлковой салфеткой. – Ничего вы обо мне не знаете. – Уронив салфетку обратно на стол, она с достоинством встала. – Я насытилась. Не будете ли так добры сопроводить меня обратно?

Алья безмолвно поднялся на ноги и, вновь подхватив девушку под руку, повлёк её к лестнице. Сопротивления он не встретил.

Обратно они тоже шли в молчании, не глядя друг на друга. Глаза обоих туманила непроницаемая пелена сумрачных дум.

– Дальше я сама, – бросила Навиния, когда Алья открыл дверь в башню колдуна.

– Как пожелаете, – равнодушно ответил тот. – Я всё равно узнаю, если вы не дойдёте до своих покоев.

Фыркнув, она встала на первую ступеньку – и остановилась, замерев в полутьме витого лестничного колодца.

– В одном Дэнимон был прав. Когда я вернусь в своё королевство… если вернусь… я найду тех, кто сделал это с вашей сестрой, – проговорила Навиния, не оборачиваясь. Слова заметались между гулкими стенами, чтобы эхом осыпаться на принцессу людей и Повелителя дроу за её спиной. – Я боролась с монстрами всю свою жизнь. Я не позволю, чтобы монстры жили среди моего народа. Ни один ребёнок, дроу он или нет, не должен пережить то, на что её обрекли.

– Она и не пережила, – произнёс Алья мягко. Когда Навиния, вздрогнув, оглянулась через плечо, отступил на шаг – и отвесил церемонный поклон. – Благодарю, принцесса. До скорой встречи.

Когда Алья закрыл дверь, оставляя девушку наедине с окружающим сумраком, та ещё пару мгновений смотрела на чёрное дерево. Потом поднялась вверх на две ступеньки – и опустилась на третью так резко, будто ей в один миг отказали ноги.

Она долго сидела, прикрыв лицо ладонями, зарыв кончики пальцев в волосы, и компанию ей составляла лишь не нарушаемая ничем тишина. По прошествии нескольких тягучих минут медленно опустила руки, чтобы сказать пустоте, завершая долгий диспут с кем-то невидимым:

– Всё равно он тот ещё сигсонур.

И стёрла призрак улыбки, мелькнувшей на губах от мыслей о чём-то, чему определённо стоило остаться в этом сумраке.

* * *

Лод смотрел на меня, а я смотрела на него – во все глаза, вспоминая, как в школе мне периодически напоминали, что у меня их четыре.

…так вот почему Морти защищала Артэйза. Принцессе действительно уготована блестящая партия в виде дроу из славного древнего дома; только вот я не ожидала, что личность этого дроу уже всем известна.

– И… как давно?..

– Морти и Лу обручены с семи лет. – Лод присел на ручку кресла. Голос его был спокойным. – Эта помолвка оказалась последним, что успел сделать покойный Повелитель дроу, прежде чем отбыл на переговоры со светлыми.

– Так давно? Но почему тогда они до сих пор не…

– Дроу редко вступают в брак раньше тридцати. Как мужчины, так и девушки. На Детей Луны не давят ограничения короткой человеческой жизни, а дроу, как я уже говорил, ценят опытных женщин. Мать Альи вышла замуж, когда ей было всего девятнадцать, но они с Повелителем искренне любили друг друга и не видели смысла ждать. К тому же королевство нуждалось в наследнике.

– А в случае Морти торопиться некуда, и о любви, как я понимаю, речь не идёт.

– По крайней мере, с одной стороны. Насколько могу судить, для Лу это не только расчёт.

…поразительно, как невозмутимо он рассуждает о будущем браке любимой женщины.

– И почему именно Лу?

– А почему нет? Дом Рауфгата – славный и древний род. К тому же покойный Повелитель был очень дружен с главой дома, дядей Лу и Артэйза. Он хотел, чтобы Бллойвуги и Рауфгата породнились.

Ах да, Морти же говорила, что Артэйз потерял в резне любимого дядю. Видимо, того самого.

– Эмер Айкатт стал во главе дома, когда его старший брат погиб на переговорах, – продолжил Лод, отвечая на не заданный мною вопрос. – Тот любил Айкатта всем сердцем, и его детей – как собственных. Сам он когда-то разорвал помолвку со своей суженой, другую заключать не торопился, а потому считал Лу своим будущим наследником. Вот и решил обручить Морти именно с ним.

– Как интересно. А почему он разорвал помолвку?

– Понял, что его невесте больше по сердцу его друг. И что её чувства взаимны. А поскольку он искренне любил обоих, то решил не мешать их счастью.

Внезапная догадка заставила меня подозрительно сощуриться:

– А этим другом, случайно, не был отец Альи и Морти?..

Лод в ответ только кивнул.

– И поэтому Повелитель хотел, чтобы его дочь стала частью дома Рауфгата? Потому что испытывал чувство вины?

Ещё один кивок.

– А Алья не разрывает помолвку, потому что уважает, можно сказать, последнюю волю отца?

– И матери. Когда Повелительница лежала на смертном одре, Лу поклялся, что будет беречь её дочь больше, чем себя самого. Ему тогда только исполнилось десять, но он всегда был серьёзным молодым человеком, – Лод сказал это без всякой насмешки. – Последнее, что Морти слышала от своей матери, – что с Лу та спокойна хотя бы за её будущее.

…как же часто родители ломают наши жизни. Даже самые любящие. Чем больше они любят нас, чем больше мы любим их – тем больше давит на нас груз обязательств, желания соответствовать ожиданиям и чувства вины, если не соответствуешь; тем больше ты превращаешь в нерушимую заповедь последнее, что родитель успел сказать или сделать, прежде чем бросить тебя навсегда…

– Значит, когда-нибудь Морти выйдет замуж за Лу… а ты останешься её хальдсом?

– Если мы все доживём до этого момента, – безыскусно проговорил Лод. – Я знал, на что иду. Мы все знали. И мы не первые, кто будет жить так. Мужем её мне в любом случае стать было не суждено: то, что Алья сделал меня Первым Советником – уже нонсенс, с которым дроу смирились, признавая мои дарования. Но выдать за меня принцессу – за человека, своего вассала… почти то же, как если бы Навиния обручилась с конюхом.

И снова в словах – ни досады, ни печали, ни горечи.

Пожалуй, иногда я понимала, почему Лу сомневался в наличии у него сердца.

– При её взбалмошности, пожалуй, могла бы, – пробормотала я, решаясь на вопрос, который терзал меня уже давно. – А Алья… всё-таки… Навинию…

Я всё-таки запнулась, и под внимательным взглядом Лода меня потянуло пригладить чёлку.

– Просто… они как-то странно смотрят друг на друга после этого, и я… мне кажется, что они друг другу нравятся, но я не понимаю…

– Нет. – Лод отстранённо сжал двумя пальцами воротник своей рубашки. – Алья не смог этого сделать. Не с ней.

Я сдержала облегчённый выдох в горле.

…что ни говори, надеяться, что ты не служишь венценосному садисту – одно, а получить подтверждение этого – другое.

– И что, они правда…

– Правда. Потому что Навинии нужен тот, кто возьмёт над ней верх, тот, кто не станет под неё подстилаться. А Алье нужна та, кто сможет быть с ним на равных, та, кто примет его таким, какой он есть. Его худшие стороны Навинии известны, и всё же они её не отпугнули. В сравнении с омерзительным чудовищем, которого она воображала, когда представляла наследника Тэйранта… реальный Алья, даже со всеми своими демонами, просто обречён был приятно её поразить, – голос Лода звучал иронично. – Он достаточно силён, чтобы иметь над ней власть – даже без ошейника. Что бы она ни говорила, ей это нравится. Она достаточно сильна, чтобы не бояться его тьмы и не смотреть на него снизу вверх, как придворные дамы. И ему, в свою очередь, это нравится. Когда принимают даже твоего дракона… это высшая степень близости.

– Поэтому ты тогда не стал препятствовать ему? – тихо спросила я, когда Лод замолчал, задумавшись. Тоже запоздало заметил в собственных словах резонанс с нашей историей?.. – Потому что знал, что он не сделает этого?

– Предполагал. И надеялся. А если бы всё-таки сделал… мне пришлось бы признать: возможно, я зря пытаюсь убедить светлых, что мы не такие, какими они нас считают. – Он выдержал длинную паузу, и я прекрасно понимала причины как её длины, так и её тяжести. – Если ты проголодалась, можем пообедать вместе.

…да, моё дорогое отражение из зазеркалья. Всё-таки ты ничего и никогда не делаешь просто так.

– С удовольствием.

Вызвав Акке, Лод принялся отдавать ему распоряжения насчёт обеда, – а я, мысленно вернувшись к началу разговора, невидящим взглядом уставилась на рунные цепочки.

…не знаю, почему Морти так любезна со мной. Даже узнав всё, что я теперь знаю, я не могу верить ей. Но я поверю тебе, Лод. Хотя бы потому, что у меня слишком мало точек опоры, помогающих мне жить и сохранять здравомыслие, и ты – главная из них.

Я поверю, что ты мой друг. Я даже поверю, что моё чувство не безответно. Ты не обещал не лгать мне, но ложь входит в моё представление о предательстве, а ты обещал не предавать меня. И если ты обманешь моё доверие, если все твои слова были ложью – мне не придётся беспокоиться, что будет со мной после того, как вся эта история окончится. Потому что твоё предательство меня уничтожит. Потому что я впустила тебя в свою душу, мысли и сердце так глубоко, как не пускала никого. Потому что удар от тебя будет последним ударом, который я смогу вынести. И то, что останется от меня после него, уже не будет мной.

Да, то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Но не обязательно убивать тело, чтобы убить душу. Если после контрольного выстрела судьбы ты не умираешь, твоё место просто занимает кто-то другой: очень похожий на тебя, но куда более сильный. А ещё куда более циничный, равнодушный и злой.

И не хочу даже думать, во что в таком случае превращусь я.

Лод сел рядом – улыбчивый, близкий, надёжный. Улыбнувшись в ответ, я захлопнула книгу, которую по-прежнему держала в руках.

…а теперь, зная всё это…

…я просто постараюсь об этом не думать.

Глава 3

Фигурная атака на королевском фланге

Дерево-дом привычно и приветливо распахнуло дверь, стоило коснуться её ладонью, – и Фрайндин вошёл внутрь, навстречу тёмной тишине. Стало быть, Мэрис отошла… и хорошо.

Сейчас ему отчаянно требовалось побыть одному.

Волшебные огоньки в светильнике под потолком вспыхнули, встречая хозяина, но эльф уже поднимался наверх по плетёным ступенькам, чуть пружинившим под его ногами.

Этот дом всегда успокаивал его, помогал привести в порядок мысли и чувства. Дом, принадлежавший ещё их матери. После войны он стоял пустым, и Фрайндин часто покидал дворец, чтобы побыть здесь в тишине и одиночестве. Сюда он поселил Мэрис, когда нашёл её на улицах Солэна, – пока та не усвоит все правила придворного этикета, лучше ей жить не во дворце. Ему было бы спокойнее, если б он мог держать её при себе, но, но…

Фрайндин поднялся в бывшую комнату матери, небольшую и круглую, под самой крышей. За триста лет здешняя обстановка порядком обветшала, а он так и не решился ничего менять, хотя много раз думал, что надо бы. Только у людей вещи часто переживают хозяев, для эльфов же всё было наоборот: Фрайндин уже потерял счёт тому, сколько раз меняли мебель в его дворцовых покоях. А эти стены, сплетённые из гладких светлых лоз, эти скромные простые предметы… они знали мать куда дольше, чем сам Фрайн.

В который раз он думает, что это абсолютно, отчаянно неправильно?..

Фрайндин хлопнул в ладоши, притушив свет и погрузив комнату в полумрак. Скинув с плеча ножны с мечом, положил их на пол и сел в кресло, устремив взгляд в единственное окно, тоже круглое: его закрывало земляничное стекло, за которым разливалась ночная тьма.

Ночь, время тайн, злодейств и Детей Луны…

Фрайндин долго сидел, думая о самых разных вещах, которые в большинстве своём его совсем не радовали, пока чуткий эльфийский слух не уловил сзади странный шелест. И когда брат Повелителя обернулся, он увидел тех, кого никак не ожидал сейчас здесь увидеть.

– Здравствуй, дядя, – негромко сказал Фаник, стоя бок о бок с Дэном, положив руку брату на плечо в поисках не то опоры, не то поддержки.

Старший принц безмолвно всматривался в лицо Фрайна, и тот замер, ошеломлённый вихрем мыслей и догадок: те моментально закружились в голове, забились в висках ритмом вопросов «как», «откуда», «почему»…

– Мы рады тебя видеть, – добавил Фаник, когда молчание затянулось. – А ты нас?

…и, отбросив на время все свои вопросы, Фрайн вскочил – чтобы, в один миг оказавшись рядом с племянниками, заключить в объятия сразу обоих.

– О, боги, ты ещё спрашиваешь?! Мои мальчики, мои дорогие мальчики, вы живы! – «Мальчики» были почти одного с ним роста, но Фрайндин поцеловал каждого в макушку с такой нежностью, будто перед ним несмышлёные малыши. – Я… я не надеялся, я думал, что уже никогда вас… – он осёкся, когда голос его задрожал от радости и тепла; обнял принцев ещё крепче, так, что младший слегка захрипел – и, вдруг отстранившись, обеспокоенно всмотрелся в их лица. – Помилуй Пресветлый, Фаник, что тёмные с тобой сделали?! Ты так исхудал! Вы сбежали? Но почему пришли не к отцу, а ко мне? Или вы уже были у него? Хотя нет, иначе Фин дал бы мне знать, ведь мы оба так… но… – радость вдруг ушла из его голоса. – как вы пробрались в дом так, что я этого не заметил?

– Мы всё знаем, – произнёс Фаник торжественно и мрачно. – О том, кто нанял тех людей. Кто велел им держать меня в том подвале. Кто велел им убить меня и выставить жертвой дроу.

– Каких людей? Какой подвал? Кто хотел тебя убить? Солира ради, расскажите уже всё по порядку! – воскликнул Фрайндин отчаянно и немного сердито. – Как вас пленили? Как вы сбежали? И при чём тут люди? Только не говорите, что у тёмных есть сторонники среди них!

Принцы хмуро переглянулись.

– Мы не сбежали, дядя, – вздохнув, признал Фаник. Оглянувшись, махнул рукой. – Выходите.

Прежде чем из пустоты в дальнем конце комнаты проявились очертания четверых незваных гостей, в воздухе сверкнула золотая пыль.

– Приветствую, тэлья Фрайндин, – поклонился Лод, пока темноволосая девчонка в белых одеждах цепко глядела на происходящее из-за его плеча. – Прошу прощения, что вторглись без приглашения.

* * *

Я следила, как меняется лицо Фрайндина, когда он увидел нас. Вначале меня и Лода, потом Навинию, одарившую его хмурым кивком…

И последним – Эсфориэля.

– Здравствуй, брат, – молвил тот, и, враз помрачнев, Фрайндин шагнул между нами и эльфийскими принцами, точно хотел заслонить их собой.

– Здравствуй, брат, – тихим эхом повторил Фрайн. – Так ты всё-таки сделал свой выбор. Перешёл на сторону зла.

– Не зла. Народа, который когда-то был нашими братьями.

– А я так надеялся, что даже после предательства ты сохранил себя. Свою душу, своё сердце. – Лицо Фрайндина обратилось обречённой фарфоровой маской. – Как ты мог? Как мог помогать… им – захватить в плен тех, кого мы называли своими детьми?

Он очень походил на Эсфориэля – лишь синева глаз была темнее, без намёка на сиреневый отлив. А ещё он казался младше, почти ровесником Дэнимона. Из-за волос, остриженных до плеч? Или просто каждый эльф перестаёт стариться в разном возрасте? Понять бы, как устроено это их бессмертие…

Я наблюдала за его мимикой. Слушала его слова. Анализировала его интонации.

Я пыталась найти в его реакции намёк на фальшь – и не находила.

…что ж, если это лицедейство, браво. Первую проверку, которую в своё время провалил Артэйз, Фрайндин однозначно прошёл. Однако это ещё ничего не значит: если Фрайндин тот, о ком мы думаем, он очень умён – и его не раскусишь неожиданной встречей с жертвами или блефом в духе «мы всё знаем». Он вполне мог моментально сообразить, что в одиночку Дэнимон и Фаник не преодолели бы магическую защиту дома, куда им не давали доступа, и предположить наличие невидимых свидетелей, которые не дадут ему расправиться с племянниками самому. А ведь меч так соблазнительно лежал рядом… Если верить Эсфориэлю, его брат ненавидел ходить с охраной, зато всегда готов был защитить себя сам.

Неужели можно не только так быстро соображать, но и столь гениально играть?..

– Дядя, мы больше не в плену, – произнёс Дэнимон. – Мы вольны уйти в любой момент.

Фрайн даже не сразу оглянулся. Видимо, какое-то время просто не мог поверить своим острым ушам.

– Ты ведь заметил, что на нас нет ошейников, – продолжил принц. – А то, почему исхудал Фаник… это сделали не дроу. Дроу спасли его.

Фаник кивнул в знак подтверждения, но Фрайндин промолчал. Лишь опять повернулся к нам:

– И какими чарами вы задурили им головы?

– Это Фин, ослеплённый жаждой мести, дурил им головы, – сказал Эсфориэль. – Им и нам, убеждая всех, включая себя самого, что дроу – наши враги. Но Фаника похитили трое людей, и наняли их не тёмные.

– Не тёмные? – Фрайн фыркнул, и его мнимая юность бросилась в глаза ещё отчётливее. – И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

Лод и Навиния молчали, как и я. Это была семейная встреча, которой пока мы не решались мешать, исполняя роли страхующих статистов. Откровенно говоря, комнатка была маловата для представления с таким количеством участников: из мебели присутствовали лишь узкая кровать, шкаф да плетёное кресло, но они занимали почти половину помещения, и на оставшемся пространстве было особо не развернуться.

Лод оторвал меня от тома «Сокрытия чар» буквально полчаса назад: весь свой досуг я преимущественно посвящала изучению заклятий, начиная немного скучать по нормальным книгам и компу. И когда колдун объявил, что Фрайн покинул дворец и настал тот самый момент, которого мы ждали со вчерашнего дня, в первый миг я удивилась составу отряда, который колдун счёл наилучшим для вылазки в Солэн. Нет, зачем понадобилась троица эльфов, я понимала прекрасно, но вот Навиния?..

А спустя тот самый миг я вспомнила о Мари, вероятность встречи с которой была далеко не нулевой, и поняла, что Навиния нам действительно необходима. И хотя принцесса явно была не в восторге от происходящего, судя по всему, она пошла добровольно, а не ведомая ошейником.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Отсылка к знаменитой шахматной задаче «Мат Диларам». Диларам – жена арабского визиря, который однажды едва не проиграл её в шахматы, но Диларам помогла мужу выпутаться из безвыходного положения и победить в той партии.

2

От англ. cheat code (cheat – «жульничество», «обман»): код, который может быть введён в программу, чтобы изменить ход её работы.

3

Наиболее близкий по смыслу цензурный перевод – «сын вредной самки собаки» (ридж.).

4

Задачи тысячелетия – семь математических проблем, решение которых до сих пор не найдено; гипотеза Пуанкаре – математическая гипотеза, которую внесли в список задач тысячелетия, но в конце концов её решил российский математик Григорий Перельман.

5

Некрепкий спиртной напиток на основе цветов (ридж.).