Я – телохранитель. За пригоршню баксов

– Я ведь собираю информацию о нём.

– Зачем? – повторил свой вопрос Китайгородцев.

– Для статьи.

– Ты собираешься и об этом написать?

– Пока не знаю. Говорю тебе: сейчас я просто собираю информацию.

«Собираю информацию» – это для Китайгородцева как красная тряпка для быка. Тревожный звонок.

* * *

Утром, когда рассвело, теплоход причалил к пристани у парка Горького. Нетрезвая публика вяло негодовала – многие оставили свои машины на стоянке возле Киевского вокзала, и теперь из-за организационных неурядиц им предстояло добираться до своих четырехколесных любимиц самостоятельно. Китайгородцев по мобильному вызвал из охранного агентства разъездную машину, и им с Марецким даже не пришлось ловить такси. Композитор ввалился в салон под завистливые взгляды менее удачливых участников ночной прогулки по реке, Китайгородцев услужливо захлопнул за ним дверцу, а сам сел на переднее сидение рядом с водителем.

– Вот теперь я оценил всю прелесть общения с тобой, – признался Марецкий. – Наконец понял, что телохранитель – это очень удобно и практично.

– Я хотел с вами поговорить, – сказал Китайгородцев.

– О чём?

– Об обстоятельствах, при которых рядом с вами появилась Маша Мостовая.

– И что же тебя интересует? – осведомился Марецкий.

Голос всё ещё беззаботный, но уже угадывается, что как раз на эту тему он не очень-то расположен рассуждать. То ли тема эта ему неинтересна, то ли есть какая-то другая причина.

– Я объясню, в чём дело, – сказал Китайгородцев.

Это всегда очень важно – в разумных пределах информировать клиента о том, что вокруг него происходит. Телохранитель и клиент всегда должны быть заодно. В одной связке, как альпинисты. Несогласованность действий может обоим стоить жизни.

– Мы всегда отслеживаем круг общения охраняемого лица. Это необходимо, Игорь Александрович. Потому что рядом в любой момент может оказаться тот, кто вынашивает недобрые замыслы…

– Это ты о Маше? – насмешливо осведомился Марецкий.

– Против неё нет ничего конкретного, – признался Китайгородцев. – Но я навёл справки, и открылось кое-что такое, что меня настораживает. О своих подозрениях я просто обязан вам сообщить.

– Что же там такого страшного? – перестал улыбаться Марецкий.

Он выглядел удивлённым в эту минуту.

Китайгородцев рассказал ему про поездку Маши в Париж, про то, что источник появления денег у этой девушки до сих пор не установлен, рассказал и про то, как Маша предлагала Китайгородцеву попить кофе…

– Она ищет подходы к вам, – расшифровал подоплеку Машиных поступков Китайгородцев. – Лично я ей сто лет не нужен. Маша ищет людей, которые могут быть ей полезны.

– Полезны – чем?

– Скорее всего, как источник информации.

– Обо мне?

– О вас.

– Всё правильно, – подтвердил Марецкий, заметно успокаиваясь. – Ничего странного я тут не вижу. Она ведь пишет обо мне статью.

– Она сама вышла на вас с предложением подготовить материал?

– Какая разница? – отмахнулся Марецкий.

– Разница есть, Игорь Александрович.

А у Марецкого, как было заметно, стремительно портилось настроение. Он уже не выглядел расслабленным и беззаботным, как ещё каких-нибудь пять или десять минут назад. Всё больше хмурился. Китайгородцеву даже показалось – ещё немного, и Марецкий, не сумев сдержаться, взорвётся. Наверное, не надо было сейчас с ним об этом говорить. Пройдёт немного времени, Марецкий успокоится, всё как следует обмозгует и сам к этой теме вернётся.

– Единственное, о чём я прошу, – мягко и примирительно произнёс Китайгородцев, – хотя бы на ближайшее время, пока мы всё досконально не выясним, откажитесь от любых контактов с Мостовой.

Вот тут Марецкий и взорвался.

– Ты не будешь мне указывать! – заорал он внезапно и так громко, что в ушах заложило. – И пошёл ты к черту со своими шпионскими историями! Я вышвырну тебя в два счёта, если ты будешь думать, что ты тут самый главный!

Он разозлился не на шутку и кричал, не выбирая выражений. Всё это время и Китайгородцев, и водитель сидели неподвижно, как истуканы, глядя на дорогу впереди себя, и только когда Марецкий, отбесновавшись, затих, водитель произнёс вполголоса:

– Извините, но так мы когда-нибудь попадём с вами в аварию.

* * *

Телохранитель Китайгородцев: «Я знаю, что нашим клиентам не нравится, когда мы пытаемся о них узнать больше, чем им хотелось бы. А нам это нужно. Такая уж у нас специфика работы. Однажды я охранял человека, у которого была любовница. Обычное дело для наших бизнесменов. От жён своих они любовниц скрывают, от охраны, как правило, нет. Этот – скрывал. То ли стеснялся, то ли другие какие-то резоны у него были. Но мы о его увлечении знали. А поскольку ближайшее окружение клиента всегда просвечивается насквозь, то и за этой женщиной негласно присматривали. И вот она внезапно, в середине учебного года, отправляет за границу своего двенадцатилетнего сына. В сопровождении бабушки. Стали выяснять, в чём дело. И обнаружилось, что к той женщине приходили какие-то люди. Они не угрожали ей. И ничего не требовали. Просто дали понять, что знают о существовании её сына. Это раз. Знают о том, что она знакома с господином таким-то (то есть нашим клиентом). Это два. И единственное, что им нужно, – знать, когда ее друг вылетает из Москвы в Йоханнесбург. Это три. Женщина испугалась и отправила сына за границу от греха подальше. Возлюбленному своему она не сказала ни слова. Побоялась. Клиента нашего, кстати, никто не собирался убивать, как почти сразу выяснилось. Хотели всего лишь сорвать одну из его сделок. Но срыв имел бы для нашего клиента катастрофические последствия. Нам пришлось поработать с этой женщиной. Когда те люди пришли к ней, она назвала им дату вылета. Ту, которую мы ей подсказали. Но на самом деле наш клиент улетел в Южную Африку неделей раньше. Всё обошлось. Он, кстати, так и остался в неведении о тех событиях, что происходили вокруг него».

* * *

Пока Марецкий отсыпался после бессонной ночи, Китайгородцев отправился в «Барбакан». Костюков уже был там.

– Ты хотя бы предупредил, что тоже будешь на теплоходе, – попенял ему Китайгородцев.

– Толик, всё решилось в последний момент. Все претензии – к Хамзе.

Сам Хамза не заставил себя долго ждать. Лицо хмурое, в руках тонюсенькая папочка. Сел за стол, обвёл взглядом подчинённых.

– Ничего особенного по этой девчонке нет. По милицейским базам данных мы её проверили… По другим источникам…

Сделал неопределенный жест рукой.

– В общем – пустышка, – подвёл итог.

Это значит, что дальше этой Машей заниматься бессмысленно.

– Что у тебя? – обратился он к Костюкову.

– В штате ни одного из изданий она не состоит. Пишет время от времени материалы, приносит в редакцию, взяли – хорошо, не взяли – дальше идёт со своей писаниной. В общем, вольный стрелок. Сейчас, похоже, занимается только статьёй о Марецком. Сегодня ночью на теплоходе, по крайней мере, я от неё эту фамилию слышал не раз. С кем ни заговорит, непременно разговор сведёт к нашему клиенту. Девушка умная и на язык острая. Статейка та ещё получится.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Китайгородцев.

– Разденет она его, Толик.

– В смысле?

– В смысле – не комплиментарная статья получится. Пройдётся пигалица эта по Марецкому, как танк. Мало ему не покажется.

– Погоди-погоди! Ты уверен?

– Конечно. Вот она разговаривает с кем-то, ей про Марецкого гадость какую-нибудь скажут… Ну, это же наша тусовка эстрадная, гадюшничек такой, наш российский серпентарий. А она этого мимо ушей не пропускает. Напротив, проявляет живейший интерес. Вопросы уточняющие задает, комментариев требует. Всю грязь соберёт, а после её на голову героя выльет.

После этих слов Китайгородцев сломал с хрустом авторучку. Костюков и Хамза посмотрели на него вопросительно.

– Вся штука в том, – сказал Китайгородцев, – что Марецкий, судя по всему, ждёт статьи как раз комплиментарной.

Китайгородцев нащупал суть проблемы. Маша старательно окучивает окружение Марецкого, собирая материал для своей статьи, которая будет однозначно негативной.

Хамза пожал плечами.

– Ну, если так – я тут ничего особо страшного не вижу. Будь он банкир какой или, к примеру, политик – тогда да. А это публика такая: им плюй в глаза – всё божья роса.

В глубине души Китайгородцев был с ним согласен. Негативная информация о чьём-нибудь бизнесе порой способна этот бизнес разрушить. Компромат на политика может привести к его отставке. А у попсы голимой всё с точностью до наоборот. Скандалы вспыхивают один за другим, и никто не ропщет, никому хуже от этого пока не стало. Наоборот, дополнительная реклама.

– Всё-таки его надо поставить в известность, – сказал Китайгородцев.

– Да, действуй, – кивнул Хамза.

Это была часть их работы – следить за тем, чтобы по репутации клиентов не был нанесён внезапный удар.

* * *

Проснувшись, Юшкин обнаружил, что понятия не имеет о том, какой сегодня день недели. Это открытие нисколько его не встревожило. За последний год он привык к тому, что запой – это всегда надолго. Было бы что выпить.

Он увидел своего собутыльника. Собутыльник странный, конечно. Не пьёт, а только подливает.

– Не спишь? – спросил у него парень.

Таиться было бессмысленно. Раньше встал – раньше опохмелился. Безотказный стимул.

– Не сплю, – отозвался Юшкин.

– Поднимайся, выпьем.

А на столе уже, действительно, стояла водка. И когда только этот парень успевает?

Юшкин лежал с закрытыми глазами и слушал, как булькает наливаемая в стакан жидкость. Эти звуки казались ему музыкой.

– Пей!

Парень поднес стакан к самому его носу. Юшкин выпил и даже не стал закусывать. Разве лекарство закусывают?

– Ещё? – спросил парень.

– Погоди. Вроде отпускает потихоньку.

Он почувствовал себя лучше. И мысли упорядочились. Уже не метались так бестолково-хаотично, как пять минут назад.

– Какой сегодня день? – спросил Юшкин.

– Четверг.

– А приехали мы когда?

– Какая разница? Давай ещё выпьем.

Юшкин даже не ответил. Он не помнил твёрдо, сколько здесь находится, но отдавал себе отчёт в том, что провёл в этом доме немало дней. Может быть, неделю. Или даже больше. И все это время безымянный и странный собутыльник поит его и кормит, ничего не требуя взамен и даже не рассчитывая, кажется, на банальное «спасибо».

А ведь его явно специально спаивают. Он не испугался этой мысли и не изумился. Просто принял как должное. Он им нужен. Всё-таки они до него добрались. Вот только теперь противный холодок появился в груди. И дрожь в руках. В общем, вычислили они его. Парень этот специально приставлен к нему. От этой мысли – снова в груди холодок. Не надо ему пить. Нельзя больше пить. Нет, немножко можно, конечно, но только для отвода глаз. Чтобы парень этот ничего не заподозрил. Потом сделать вид, будто заснул. Не может быть, чтобы этот парень не спал. Или не отлучался куда-нибудь. Надо дождаться удобного момента и дать дёру. А не то его, Юшкина, эти ребята в конце концов порежут на куски. Дождётся он. Допьётся.

– Давай выпьем! – произнес требовательно парень.

– Сейчас! – заторопился Юшкин. – Я вот только схожу прогуляюсь.

Парень вышел за ним следом. Каждый шаг под присмотром. А Юшкин, дурья башка, напивался в стельку, да еще и радовался, что ему всё подливают и подливают. Бесплатный сыр бывает где? Правильно, там, где тебя прищемит железякой.

– Тьфу, тьфу! – чертыхнулся он, ударив себя по щеке, а потом по лбу.

Комаров здесь видимо-невидимо. А людей нет. Сожрали их комары, наверное.

За все дни, которые Юшкин здесь провел, он изучил только один маршрут – двадцать шагов от дома до туалета и обратно. Видел ещё казавшиеся нежилыми домики за деревьями и совсем недавно обнаружил озерцо. Оно, оказывается, было совсем рядом, прямо за тем домом, в котором Юшкин ночевал. И ещё одно открытие сделал Юшкин – где-то поблизости была дорога, он явственно слышал, как одна за другой проехали две машины. На большой скорости. Значит, там не просёлок, а самое настоящее шоссе. А где шоссе – там люди. Если добраться до людей, ничего этот парень ему уже не сделает.

– Ты скоро?

– Иду-иду! – заторопился Юшкин.

Он услышал звук проезжавшей машины. «А ведь уходить надо прямо сейчас», – вдруг подумал он. До парня двадцать метров. Вроде как фора. Он помоложе, конечно, чем Юшкин, да и выглядит поздоровее, но шоссе где-то рядом, успеет Юшкин добежать. А там как повезёт. Если люди будут, ничего ему парень не сделает. Если даже они сцепятся, будет драка. Юшкин, может быть, его и одолеет. А в дом возвращаться нельзя. Опять его напоит этот вертухай. Надо уходить.

Но едва он сделал шаг в сторону, как парень крикнул:

– Стоять!

Юшкин замер как вкопанный. Потому что испугался так, что ноги отнялись. Но не крика испугался – у парня в руке был пистолет. Он сначала руку держал вроде как за спиной, а когда Юшкин дёрнулся, парень уже оружие не прятал.

– Иди сюда! – сказал.

Он так смотрел, что никаких сомнений не оставалось – застрелит в два счёта. Юшкин на ватных ногах шёл к нему, некрасиво кривился, будто собираясь заплакать, и бормотал потерянно:

– Братаны! Нету у меня тех денег! Я же вам говорил! Ну, вот хоть на куски меня режьте!

* * *

Марецкий с Китайгородцевым ехали по загородному шоссе.

– Ты не сердись на меня, – сказал Марецкий.

Не попросил, а именно сказал. Разве барин о чём-нибудь просит свою челядь? Не графское это дело.

– Я не сержусь, – пожал плечами Китайгородцев.

– Не люблю, когда в мои дела кто-то лезет.

– При моей работе это неизбежно, – спокойно возразил Китайгородцев. Знаю, мол, что для вас это создает некоторые неудобства, но служба есть служба, понимать надо. – Есть подозрения, Игорь Александрович, что Мария Мостовая, собирая информацию о вас, особое внимание уделяет негативу. Вполне возможно, статью она напишет злую, со скандальным оттенком.

– Это невозможно! – отмахнулся Марецкий.

– У нас есть такая информация, – проявил неуступчивость Китайгородцев.

– Это невозможно, – повторил Марецкий. – Она не напишет обо мне ни одного худого слова, потому что ей, этой пигалице, выплачены авансом такие деньги, каких она ещё никогда не держала в руках.

– За что?

– За статью обо мне. И за то, что материал обо мне появится в конкретном издании, иллюстрированном еженедельнике, где у неё какие-то связи, где она гарантирует полное отсутствие проблем.

– И много она получила? – спросил Китайгородцев.

– Три тысячи я ей заплатил.

– Рублей?

– Долларов. Обычный белый пиар, распространение позитивной информации. Чтобы о тебе говорили хорошо, хотя бы вообще что-то говорили, приходится платить. Кто не платит, тот остаётся на обочине.

Вот и прояснилась ситуация с деньгами, которые вдруг появились у Маши Мостовой. Не бог весть какая журналистка, зато у неё какие-то концы в издании, представляющем интерес для Марецкого. Все объяснилось и выглядит логично.

* * *

Они приехали туда, где когда-то давно хозяйничали представители старинного рода Тишковых, но к развалинам родового имения подъезжать не стали, миновали деревню, взобрались на взгорок, где, видимые издалека, на фоне безукоризненно синего неба чернели могильные кресты. У въезда на кладбище Марецкий попросил остановить машину.

Они пошли по кладбищу меж могил, в большинстве своем неухоженных и заброшенных. Памятников почти не было. Деревянные кресты, редко – железные. Фамилии на некоторых табличках уже не прочитать. Тлен и запустение. И только ближе к центру кладбища – вызывающе аккуратные памятники. Белый мрамор, имена усопших золотыми буквами: Тишков Петр Андреевич, Шахова (Тишкова) Мария Дмитриевна… Несколько памятников, все похожи друг на друга и поставлены совсем недавно. Площадка под них разровнена, лишний грунт сложен кучей на свободном месте. Какой-то мужичок с рулеткой бродил вокруг памятников. Увидел Марецкого, суетливо заторопился навстречу:

– Здравствуйте вам, Игорь Александрович!

Будь на голове у него картуз, как пить дать стал бы ломать перед барином шапку.

– Здравствуй, Степан, – отозвался Марецкий.

Ткнул невнимательно ладонь для рукопожатия.

– Ну, как тут?

– Справляемся, Игорь Александрович. Всё поставили, как вы велели.

– А вот крайний вроде косо стоит.

– Нет-нет, это кажется! – засуетился Степан. – Я вот вам сейчас отвесиком… Прямо вот чтобы вы глазомером вашим…

Тотчас же извлёк из кармана отвес, подбежал к последнему в ряду памятнику, застыл, давая возможность Марецкому лично убедиться в качестве работы.

Плита стояла ровно.

– Хорошо, – одобрил Марецкий. – Ты мне скажи, когда отсюда весь этот мусор вывезут? Чтобы здесь не позорно было родственников поминать.

– А вот к следующей неделе, – затараторил Степан. – Как, в общем, и договаривались с вами. Всё будет в лучшем виде. Вы даже не беспокойтесь, Игорь Александрович. Мы своё дело знаем.

– Дело знаете, а людей нет, – нахмурился Марецкий. – Где люди твои?

– Так это… – растерялся Степан. – Так отлучились… Придут… Как не прийти…

– Пьют? – строго спросил Марецкий.

– Так ить пятница, Игорь Александрович, – пробормотал несчастный Степан, совершенно уничтоженный необыкновенной прозорливостью барина.

– И что же, что пятница?! – осерчал Марецкий.

– Ну, как же, – бормотал Степан. – Завтра ж суббота… И воскресенье опять же… Выходные, в общем…

– Если не сделаешь к сроку – я тебе этого не спущу! – посулил Марецкий.

– Сделаю! – приложил руку к груди Степан, глядя на собеседника с той истовой честностью во взгляде, что выдает обычно человека необязательного и лживого. – Я и людям этим вашим сказал, которые приезжали…

– Каким людям?

– А вот в прошлом месяце от вас приезжали, интересовались тут всем.

– Да кто приезжал-то? – всё никак не мог взять в толк Марецкий.

– Ну, как же. Двое на большой машине. Очень вашими предками интересовались, расспрашивали обо всём. Я-то думал, что от вас…

Китайгородцев видел выражение лица Марецкого и понимал, что тот не в курсе. Но ни о чём расспрашивать его не стал.

* * *

Хамза внимательно следил за тем, как Китайгородцев на листе бумаги аккуратно вычерчивал схему. В центре небольшой круг – «Марецкий». Рядом ещё три кружка. Первый – «Развалины». Второй – «Музей». Третий – «Кладбище».

– Вот, – сказал Китайгородцев. – Есть три места, которые посещает потомок старинного рода Тишковых. Вот здесь, – ткнул в круг с надписью «Кладбище», – в том месяце появлялись люди, о которых Марецкому ничего не известно. Они очень интересовались историей рода и вообще всем, что связано с Тишковыми. Я при Марецком не стал расспрашивать мужика, что с теми любопытствующими разговаривал, а расспросить бы его надо. У меня к вам просьба. Отправьте туда кого-нибудь из наших, того же Костюкова, например. Пусть он по всем этим местам проедет, поговорит с людьми.

– Думаешь, кто-то вокруг Марецкого крутится?

– Мужик этот на кладбище чётко сказал: приезжали и расспрашивали. И я ещё одну историю вспомнил. Сначала внимания не обратил, а сейчас вот всплыло в памяти. Недавно мы были в тех краях, Марецкий нас с Машей возил к развалинам своего родового имения. Там к нему кто-то из местных подходил. Спросил тогда у нас: «Тоже любопытствуете?» Он сказал: «Тоже»! Понимаете?

– Ну и что? – пожал плечами Хамза.

– Это могли быть те же люди, – сказал Китайгородцев, – что и на кладбище приезжали. Пусть Костюков потопчется там, порасспрашивает. С мужиком на кладбище поподробнее поговорит. Косаря пусть разыщет. В музей обязательно заедет, где истории рода Тишковых посвящена целая экспозиция. Они и мимо музея никак не могли пройти.

– И что ты хочешь установить?

– Я хочу понять, действительно ли вокруг Марецкого кто-то крутится? Или это у меня просто паранойя?

– Да уж, ты с таким рвением ищешь врагов в окружении Марецкого, что, похоже, налицо все симптомы болезни.

Китайгородцев не обиделся. Подначивал его шеф. Это у Хамзы такая привычка: вроде как поднимает на смех, а на самом деле призывает: давай-ка, мол, братец, выкладывай свои резоны, обосновывай позицию, вижу, что ещё не всё выложил.

– Я так неистово ищу врагов Марецкого, потому что до сих пор не понял, для чего он нанял телохранителя. Либо это дешёвый выпендрёж, либо клиент ощущает угрозу собственной безопасности. Сам Марецкий считает, что опасность ему не грозит…

– Может, это действительно так?

– Может, и так. А может, и нет.

* * *

В парикмахерском салоне людей почти не было. Одиннадцать часов дня. Слишком рано для публики, которая сюда захаживает. Две девушки-работницы, одна клиентка в кресле, охранник на входе, женщина-кассир.

Марецкий был здесь частым гостем. Китайгородцев сел на диван в углу, откуда ему были видны входная дверь и кресло, в котором устроился его подопечный.

– Как твой киндер? – спросил Марецкий у девушки, которая начала колдовать над его причёской.

– В деревне он, у бабушки.

– Далеко?

– Ивановская область.

– Скучаешь?

– Скучаю. Сначала думала – вот и хорошо, что уехал, у меня ведь комната в коммуналке, никакой личной жизни. А уехал – я всего два дня продержалась.

– Ревёшь в подушку?

– Реву, – засмеялась девушка.

Охранник решал кроссворд. Здоровенный детина, уши по-боксерски приплюснуты, нос сломан. Пыхтит, хмурится, как школьник, которому не даётся задачка.

Смех. Смеялась девушка, которая стригла Марецкого. Наверное, он сказал ей что-то смешное.

Распахнулась входная дверь, в комнату ворвались трое: короткие стрижки, лица злые, в руках – обрезки арматуры. Охранника свалили сразу – накинулись на него разъяренной сворой, нанося удары металлическими прутьями. Завизжала одна из девушек.

* * *

Телохранитель Китайгородцев: «Из кобуры… Предохранитель…»

– На пол! Все – на пол! Стреляю!

«Марецкий… Бледен… Трое… Растерянны…»

– Лежать!

«Ствол пистолета – в лоб ближайшему… Один пятится к двери… На мушку…»

– Лежать!

«Не лягут… Не верят… Пол… Деревянный… Без рикошета… Можно стрелять… Под ноги… Этаж первый… Можно…»

– Лежать!

«Выстрел… Упали… Одновременно…»

– Вызывайте милицию! Живо!

«По стеночке… К Марецкому…»

– Лежать! Поубиваю!

«За ворот рубахи… Не до сантиментов… За мной… Бледный он очень… У входа могут быть сообщники…»

– Где у вас запасной выход?

«Дверь ногой… Оказывается, была закрыта… Коридор… Что здесь?.. Комната… Женщина…»

– Здесь выход?

– Да!

«Напугана… Пистолет в моей руке… Пистолет не прятать… Дверь… Двор… Проходной… К своей машине нельзя… Она у входа… Там могут быть сообщники… Машина… Дверца… Марецкого в салон… Водитель испуган…»

– Все нормально, мужик! Вперёд! Ты на пистолет не смотри, у меня на него разрешение есть.

И уже Марецкому:

– Нормально! Всё хорошо!

Волосы у Марецкого мокрые. Не достригли его. Вид диковатый, конечно. В другом месте теперь марафет наведёт.

– Вам теперь нельзя здесь появляться, – сказал Китайгородцев. – Забудьте про этот салон навсегда.

Могут ведь мстить, попадёт под горячую руку.

* * *

Степан, несмотря на ранний час, был уже сильно поддатым. Его Костюков распознал сразу – по словесному описанию, данному ему Китайгородцевым, хотя рядом сидели ещё три пьяных мужика.

– Ты Степан? – на всякий случай уточнил Костюков.

– Ну, допустим, я, – не очень уверенно подтвердил тот.

Чтобы мысли собеседника потекли в правильном направлении, Костюков показал ему своё удостоверение. «Ксива» была самой обычной. Из неё следовало, что Костюков является сотрудником частного охранного предприятия «Барбакан». Но на фотографии он красовался в милицейской форме. Фото сохранилось с тех давних уже пор, когда он служил в органах. Ход запрещённый, но действовало обычно безотказно.

– Поговорим? – предложил Костюков тоном человека, никогда в своей жизни не знавшего отказа.

Пошел по тропинке, уводя Степана прочь от его собутыльников. Степан послушно шёл следом, вздыхая от посетившего его расстройства чувств.

Шли мимо размытых дождями могильных холмиков, мимо неровно стоящих крестов, к машине, припаркованной у покосившегося забора.

– Садись!

– З-зачем? – испугался Степан.

Машина большая и роскошная. Он в таких и не сидел никогда.

– Садись!

Сел. Руки держит на коленях. Голову вжал в плечи. И спиртным от него разит за версту. Эх, матушка Россия!

– Сейчас расскажешь мне о людях, которые приезжали сюда в прошлом месяце. Те, которые про графа расспрашивали. Это ведь ты с ними разговаривал?

– Нет! То есть да!

– Послушай, – сказал Костюков. – Меня бояться не надо. Если ты обо всём толково расскажешь, я тебе ещё и литр водки поставлю. А если будешь бекать-мекать, вот тогда уж точно держись. Понял?