Эмма. Любовь и дружба. Замок Лесли

– Да, вот только она думает, что его приезд снова отложится. Миссис Уэстон не разделяет моей уверенности, но она и не знакома так, как я, с особенностями того дома. Видите ли, дело в том – и это только между нами, остальным я ничего об этом не говорил, ведь у каждой семьи есть свои секреты – так вот, дело в том, что в январе в Анскоме ждут гостей, и приезд Фрэнка зависит от того, не отменятся ли эти самые гости. Если они все же прибудут, то ему придется остаться. Но я-то знаю, что они не приедут, потому что гости эти – семейство, которое одна довольно влиятельная в Анскоме особа порядком недолюбливает. И хотя из приличия их раз в два-три года и приглашают, до самого дела обычно не доходит. Я совершенно не сомневаюсь, что в середине января Фрэнк будет у нас. В этом я уверен так же, как в том, что сейчас сам здесь сижу. Но ваша старая подруга, – он кивнул в сторону другого конца стола, – настолько сама не капризна и настолько не привыкла к такого рода блажи в Хартфилде, что не может вычислить ее последствия так, как это привык делать я.

– Досадно слышать, что в этом деле столько условий, – отозвалась Эмма, – но я, мистер Уэстон, склонна принять вашу сторону. Если вы полагаете, что он приедет, то и я буду считать так же. Вы лучше нас знакомы с порядками в Анскоме.

– Да, знаком в некоторой степени, хотя ни разу там и не был. Сложно понять эту особу! Но из-за ее любви к Фрэнку я не позволяю себе дурно о ней отзываться. Раньше я думал, что любить она может только себя, однако к нему она всегда была добра – конечно, по-своему, с капризами, с причудами и с желанием, чтобы все делалось лишь согласно ее воле. И я даже думаю, Фрэнку делает честь, что он умудрился вызвать в ней подобные чувства, ведь ее сердце – но это тоже только между нами – сделано из камня, а нрав сравнится лишь с дьявольским.

Эмму так порадовал этот разговор, что вскоре после ужина, когда некоторые из них перешли в гостиную, она завела ту же беседу с миссис Уэстон, поздравив ее со скорым приездом долгожданного гостя и при этом отметив, что первые встречи бывают волнующи. Миссис Уэстон согласилась, однако добавила, что радовалась бы еще больше, если бы эта первая волнующая встреча действительно состоялась в назначенное время:

– Я не слишком рассчитываю, что он приедет. Мистер Уэстон куда более уверен в его визите. Я же боюсь, что все это опять кончится ничем. Полагаю, он рассказал вам в точности, как обстоят дела?

– Да… Похоже, все зависит лишь от капризов миссис Черчилль, в которых, как я поняла, она довольно непостоянна.

– Ах, Эмма! – с улыбкой воскликнула миссис Уэстон. – А могут ли капризы быть постоянны? – И, повернувшись к Изабелле, которая в их разговоре не участвовала, добавила: – Дорогая миссис Найтли, понимаете ли, во мне нет такой уверенности, как в мистере Уэстоне, что его сын все же сможет нас навестить. Это зависит лишь от желаний и настроения его тетушки – другими словами, от ее характера. Вам, моим дочерям, я осмелюсь сказать правду. Анскомом заправляет миссис Черчилль, а она женщина очень своенравная. Приезд мистера Фрэнка Черчилля полностью зависит от того, захочет ли она его отпустить.

– Ох, да, миссис Черчилль! Кто ж ее не знает! – подхватила Изабелла. – Не могу думать о бедном юноше без сочувствия. Как тяжело, должно быть, пребывать под одной крышей с человеком, у которого столь скверный нрав. К счастью, нам эта участь незнакома, но жить так – пытка! Хорошо, что у нее никогда не было своих детей! Бедняжечки, она бы их совсем измучила.

Эмме хотелось побыть с миссис Уэстон наедине. Тогда она бы точно узнала больше: миссис Уэстон всегда говорила с ней откровенно, однако в присутствии Изабеллы позволить себе этого не могла. Эмма верила, что от нее подруга не стала бы скрывать совершенно ничего о Черчиллях и поведала бы все, кроме определенных видов на судьбу юноши, о которых ее воображение уже помогло составить некоторое представление. Теперь же миссис Уэстон добавить обо всем этом деле было нечего. Вскоре в гостиной к ним присоединился мистер Вудхаус. Он не мог долго сидеть в мужской компании после ужина. Ни вино, ни беседы его не привлекали, и он с радостью перешел к тем, с кем всегда чувствовал себя легко и свободно.

Пока он болтал с Изабеллой, Эмма воспользовалась минуткой и заметила:

– Значит, вы сомневаетесь, приедет ли ваш сын. Очень жаль это слышать. Первая встреча всегда тяжела, и чем скорее вы познакомитесь, тем лучше.

– Да, и после каждой отсрочки со страхом ожидаешь вслед и других. Даже если это семейство, Брейтуэйты, не приедет, то, боюсь, найдется другой предлог обмануть наши надежды. Сам он, несомненно, приехать хочет, однако Черчилли не желают его ни с кем делить. Это ревность. Они ревнуют его даже к родному отцу. Одним словом, я и не смею надеяться, что он приедет, и хотела бы, чтобы мистер Уэстон не радовался раньше времени.

– Он обязан приехать, – сказала Эмма. – Пускай хотя бы на два денечка – обязан. Мне сложно представить, чтобы молодой человек настолько не мог распоряжаться собственной судьбой. Да, девушке, попади она в злые руки, сложно вырваться из плена и попасть к тем, с кем она хочет быть. Но что может так удерживать молодого человека, не давать ему провести хотя бы недельку с отцом – этого я понять не могу.

– Чтобы судить о том, что он может, а что – нет, надо сперва побывать в Анскоме и узнать, какие там порядки, – заметила миссис Уэстон. – Вероятно, стоит придерживаться такого правила, прежде чем судить о любой семье, однако в случае с Анскомом, я полагаю, дело обстоит еще труднее: там все подчиняется миссис Черчилль и ее капризам.

– Но ведь она так любит своего племянника, просто души в нем не чает. И, как мне показалось, для особы вроде миссис Черчилль было бы вполне естественно, постоянно помыкая своим мужем, которому она обязана всем, в то же время угождать племяннику, которому она не обязана ничем.

– Милая моя Эмма, у вас такой добрый нрав, что вы никогда не сможете понять такого человека и его мотивы – даже не пытайтесь. Не сомневаюсь, что иногда он и в силах на нее влиять, однако невозможно всегда знать заранее, что и когда ей взбредет в голову.

Эмма выслушала и холодно подытожила:

– Как бы то ни было, он должен приехать.

– Возможно, в одних вопросах он обладает бо́льшим влиянием, – продолжала миссис Уэстон, – а в других – меньшим. Не исключено, что его визит к нам относится как раз к последним, и миссис Черчилль в этом к его мнению не прислушивается.

Глава XV

Мистер Вудхаус вскоре захотел чаю, а выпив его, был готов ехать домой. Три собеседницы всячески старались отвлечь его от мыслей о позднем часе, покуда остальные джентльмены не присоединились к ним в гостиной. Мистер Уэстон, человек разговорчивый и общительный, не любил расставаться с друзьями слишком скоро, и все же наконец все они собрались в одной комнате. Первым вошел мистер Элтон, он был в прекрасном расположении духа. Миссис Уэстон и Эмма сидели на софе, и он тут же, не дожидаясь приглашения, разместился между ними.

Эмма тоже пребывала в хорошем настроении после разговоров о возможном приезде Фрэнка Черчилля, а потому была готова забыть неподобающее поведение мистера Элтона и вернуться к прежней своей благосклонности. Он первым же делом заговорил о Харриет, и Эмма, одарив его дружеской улыбкой, приготовилась слушать.

Он выразил крайнюю обеспокоенность состоянием ее подруги – ее милой, чудесной, любезнейшей подруги. Есть ли вести? Не сообщали ли ей о ее здоровье за время их визита? Он очень встревожен и должен признаться, что природа ее болезни внушает ему некоторые опасения… И в таком духе он еще попричитал некоторое время, не слишком прислушиваясь к ответам, но отдавая должное ужасам больного горла. Эмма же снисходительно его слушала.

Однако разговор принял неожиданный оборот: внезапно оказалось, что он больше обеспокоен здоровьем не Харриет, а Эммы – как бы она не заразилась больным горлом от своей подруги, как бы не подхватила тот же недуг. Он принялся пылко уговаривать ее воздержаться от визитов к больной, умолял дать ему обещание не рисковать, покуда он не разузнает все у мистера Перри. И хотя Эмма пыталась обратить все в шутку и вернуть разговор к заботам о Харриет, причитаниям его не было конца. Все это Эмму разозлило. Что ж, сомнений не было – он и впрямь сменил предмет обожания с Харриет на нее. Какое чудовищное, презренное непостоянство! Она с трудом держала себя в руках. Мистер Элтон повернулся к миссис Уэстон за поддержкой: ведь она, разумеется, с ним согласна? Не поддержит ли она его мольбы, чтобы мисс Вудхаус не приходила к миссис Годдард, покуда не станет ясно, что недуг мисс Смит не заразен? Пока мисс Вудхаус не даст ему обещания, он не успокоится – не поможет ли миссис Уэстон своим влиянием его добиться?

– Столько внимания к другим, – продолжал он, – и совершенно никакой заботы о себе! Она просила меня остаться сегодня дома и лечить простуду, а сама не обещает не подвергать себя риску заразиться гнойной ангиной. Миссис Уэстон, разве это справедливо? Рассудите нас. Неужто я не вправе сетовать? Я уверен, что вы меня поддержите и поможете ее убедить.

Эмма заметила, что миссис Уэстон немало удивилась тому, как мистер Элтон словами и манерами присвоил себе право первостепенной заботы об Эмме. Сама же она была настолько возмущена и оскорблена, что не смогла найти слов, чтобы поставить его на место. Она лишь смерила его таким взглядом, который, по ее мнению, должен был привести его в чувство, и пересела с софы на стул поближе к сестре, уделяя все свое внимание ей.

Эмма не успела оценить, как мистер Элтон воспринял этот безмолвный упрек, поскольку тут же произошло новое событие: с улицы вернулся мистер Джон Найтли и сообщил всем присутствующим, что землю замело и что снегопад не прекращается, а только усиливается, и затем обратился к мистеру Вудхаусу со словами:

– Лихо вы, сэр, встречаете зиму! Такая метель вашему кучеру и лошадям будет в новинку.

Бедный мистер Вудхаус от страха оцепенел, прочие же сразу заговорили: кто-то удивлялся, кто-то заявлял, что этого следовало ожидать; одни взволнованно сыпали вопросами, другие их успокаивали. Миссис Уэстон и Эмма изо всех сил старались приободрить мистера Вудхауса и отвлечь его от речей зятя, который совершенно бесчувственно торжествовал:

– Сэр, я восхищаюсь вашей решительностью, – говорил он. – Поехать куда-то в такую погоду! Даже при том, что вы, разумеется, видели, как вскоре все заметет. Любому было ясно, что надвигается метель. Восхищаюсь вашей смелостью и не сомневаюсь, что домой мы доберемся без особых трудностей. За час-другой дорогу еще не засыпет окончательно, да и у нас целых два экипажа. Если один занесет в чистом поле, то рядом будет другой. Смею предположить, что к полуночи мы в целости и сохранности окажемся в Хартфилде.

Мистер Уэстон, тоже по-своему торжествуя, признался, что знал о снегопаде уже некоторое время, однако ничего не говорил, опасаясь, как бы мистер Вудхаус не забеспокоился и не заторопился домой. И все же снега выпало не так уж много, во всяком случае, к огорчению мистера Уэстона, их путь домой не принесет никаких трудностей. Хотелось ему, чтобы дорогу занесло и все друзья остались в Рэндаллсе подольше. С присущим ему добродушным гостеприимством он призвал жену подтвердить, что, прибегнув к некоторой изобретательности, они бы всем нашли место на ночь, с чем та едва ли могла согласиться, понимая, что в доме лишь две свободные комнаты.

– Эмма, голубушка, что же делать? Что же нам делать? – только и мог восклицать мистер Вудхаус. Он искал у нее утешения, и лишь после того, как она заверила его, что опасность им не грозит, и напомнила, что у них превосходные лошади, а Джеймс – замечательный кучер, и что они к тому же окружены прекрасными друзьями, мистер Вудхаус немного оживился.

Его старшая дочь встревожилась не меньше. Ее охватил ужас при мысли о том, что они с мужем застрянут в Рэндаллсе, покуда их дети в Хартфилде. Рассудив, что люди отважные могут отправиться в путь и по столь заснеженной дороге, она решила, что медлить нельзя: пускай Эмма и их отец остаются в Рэндаллсе, они же с мужем немедленно двинутся в дорогу, невзирая на наметенные ветром сугробы.

– Дорогой, велите скорее закладывать, – сказала она, – смею надеяться, что мы успеем добраться до дома, если выедем тотчас же. Если же с повозкой по пути что-то случится, я дойду и пешком. Полпути пройти не страшно. А дома сразу же переобуюсь, я от такого не простужаюсь.

– Удивительно! – изумился мистер Джон Найтли. – В таком случае, моя дорогая Изабелла, это не иначе как чудо, потому что простужаетесь вы обычно от малейшего ветерка. Дойти пешком!.. Хорошо же вы обуты для такой прогулки. Сейчас даже лошадям придется нелегко.

Изабелла взглянула на миссис Уэстон, надеясь на ее поддержку. Той оставалось лишь одобрить ее план. Затем Изабелла обратилась к Эмме, однако Эмма так легко сдаваться не собиралась: она надеялась, что они смогут благополучно добраться до дома все вместе. Обсуждение как раз было в самом разгаре, когда с улицы вернулся мистер Найтли. Как только его брат сообщил о снегопаде, он вышел проверить погоду и остался совершенно уверен, что гости без труда смогут добраться до дома хоть сейчас, хоть через час. Он немного прошелся по дороге в сторону Хайбери: снега намело на полдюйма от силы, а в некоторых местах землю и вовсе едва припорошило. С неба все еще сыпали редкие снежинки, но тучи уже расходились, и снег, по всей видимости, скоро должен был совсем прекратиться. К тому же он успел посоветоваться с кучерами, и те согласились, что опасаться нечего.

Изабелла вздохнула с облегчением, да и Эмма не могла не порадоваться таким новостям, ведь их батюшка тут же успокоился, сколь то позволяла его нервическая натура. И все же произошедшее так его взволновало, что он не мог долее спокойно оставаться в Рэндаллсе. Мистер Вудхаус был рад узнать, что дорога домой безопасна, но ничто не могло бы убедить его, что безопасно и продолжить вечер, и покуда все пытались уговорить его остаться подольше, мистер Найтли и Эмма быстро решили дело:

– Ваш батюшка беспокоится, не лучше ли вам собраться в путь?

– Я готова, ежели готовы другие.

– Я позвоню?

– Да, пожалуйста.

Мистер Найтли позвонил в колокольчик и велел закладывать. Эмма надеялась, что совсем скоро оба ее неугомонных спутника благополучно отправятся по домам, где один сможет прийти в себя после крепких напитков и остыть, а другой – обрести долгожданный покой после столь утомительного вечера.

Экипажи были поданы. Мистера Вудхауса, как всегда в таких случаях, усадили первым, однако, увидев, что снег действительно выпал, а ночь оказалась гораздо темнее, чем он ожидал, тот разволновался вновь. Никакие уверения провожавших его мистера Найтли и мистера Уэстона успокоить его не могли. Поездка, он опасался, их ждала непростая. Как же ее перенесет бедняжка Изабелла? А несчастной Эмме придется ехать в карете позади. Что же делать? Нужно непременно держаться как можно ближе друг к другу. И после таких причитаний Джеймсу было велено ехать медленно и не оставлять вторую повозку далеко позади.

С ним села Изабелла, а за своей женой вполне естественно последовал и Джон Найтли, позабыв о том, что сюда он ехал с другими попутчиками. В общем, когда мистер Элтон сопроводил Эмму ко второму экипажу и сам забрался в него же, а за ними, как и положено, захлопнули дверцу, то обнаружилось, что ехать им предстояло наедине. До сегодняшнего дня подобное обстоятельство ничуть бы ее не смутило, а даже наоборот, порадовало: она свела бы разговор к Харриет, и три четверти мили пролетели бы в один миг. Однако после возникших подозрений Эмма предпочла бы избежать подобной поездки. После всего вина, которое он выпил у мистера Уэстона, мистер Элтон наверняка начнет нести всякую чепуху.

С намерением привести его в чувство своей собственной сдержанностью Эмма приготовилась со всей невозмутимостью и важностью говорить о погоде и позднем вечере, однако не успела она сказать и слова, не успели они выехать за ворота и догнать первую карету, как вдруг ее перебили, схватили за руку, потребовали внимания и стали пылко изъясняться в любви, радуясь столь чудесной возможности. Мистер Элтон стал говорить что-то о чувствах, которые для нее, несомненно, уже не были тайной, с надеждой, со страхом, с обожанием, с готовностью умереть в случае отказа, но все же лелея в душе мысль, что его горячая привязанность, безмерная любовь и безграничная страсть не могли не оставить ее равнодушной – одним словом, он с самыми серьезными намерениями надеялся на скорейшую взаимность. Это был не сон. Безо всяких угрызений, без оправданий мистер Элтон, возлюбленный Харриет, беззастенчиво признавался в любви ей, Эмме. Она пыталась его остановить, но тщетно: он не умолк, пока не высказал все. Когда же ей наконец удалось вставить слово, то, несмотря на переполнявшее ее негодование, она смогла удержаться от грубостей, понадеявшись, что в нем говорит вино, а не рассудок, и через некоторое время он образумится. Полусерьезно, полушутя – в манере, которая, как она полагала, будет понятнее всего захмелевшему человеку, – Эмма ответила:

– Мистер Элтон, я поражена. Говорить все это мне! Вы забываетесь, вы приняли меня за мою подругу. Я с радостью передам мисс Смит любое ваше послание, но меня, прошу, от подобных признаний избавьте.

– Мисс Смит!.. Послание мисс Смит!.. И как прикажете это понимать?.. – И он повторил ее слова в такой кичливой манере, с таким напускным изумлением, что она не удержалась и тут же воскликнула:

– Мистер Элтон, ваше поведение возмутительно! Вы не в себе – лишь так я могу его объяснить. Иначе бы вы не позволили себе ни говорить со мной, ни отзываться о Харриет в подобном тоне. Лучше молчите – тогда я постараюсь забыть об этом недоразумении.

Однако выпитого мистером Элтоном вина хватало как раз, чтобы придать ему смелости, не помутив при этом рассудок. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что говорит, и отметил такого рода подозрения спутницы как крайне оскорбительные. Упомянув, что он, конечно же, со всем почтением относится к мисс Смит как к ее подруге – однако не понимает, при чем здесь вообще мисс Смит, – мистер Элтон вернулся к своим пылким признаниям, с нетерпением ожидая благоприятного ответа.

Чем больше Эмма осознавала, что он трезв, тем большее негодование вызывали у нее его непостоянство и наглость. Теперь уже она отвечала, не делая былых попыток быть вежливой:

– Сомнений больше нет. Вы выразились предельно ясно. Мистер Элтон, моему изумлению нет предела. После того отношения к мисс Смит, тех знаков внимания, коим я была свидетельницей целый месяц изо дня в день, обращать подобные речи ко мне? Что за неслыханная ветреность! Поверьте, сэр, мне ничуть не льстит быть предметом такого рода признаний.

– Боже мой! – воскликнул мистер Элтон. – Что все это значит?.. Мисс Смит!.. Да я и не думал о мисс Смит… И никогда не оказывал ей знаков внимания иначе как вашей подруге, никогда не волновало меня ее существование иначе как вашей подруги. Ежели она вообразила что-то иное, ежели обманулась своими собственными мечтами, то я искренне сожалею… Мисс Смит! Подумать только!.. О, мисс Вудхаус! Кто подумает о мисс Смит, когда рядом мисс Вудхаус! Нет, клянусь честью, ветреность мне не свойственна. Я думал лишь о вас. Лишь вам я оказывал знаки внимания. Все мои слова и все мои действия в эти прошедшие недели были призваны выразить мое обожание вам. Быть не может, чтобы вы и в самом деле в этом сомневались. Нет! – вскричал он и многозначительно добавил: – Уверен, вы прекрасно все понимали.

Невозможно было сказать, какое именно чувство испытала Эмма. Вернее, какое именно из всех охвативших ее недобрых чувств в ней возобладало. От их переизбытка она потеряла дар речи, но это короткое молчание вновь вселило надежду в мистера Элтона, и, попытавшись опять схватить ее за руку, он радостно воскликнул:

– Очаровательная мисс Вудхаус! Позвольте мне истолковать ваше выразительное молчание: вы давно меня поняли.

– Нет, сэр! – запротестовала Эмма. – Отнюдь! Я не только вас не понимала, но и до настоящего момента имела совершенно неверное представление о ваших видах. О вашем признании могу сказать лишь одно: мне очень жаль, что вы дали волю своим чувствам… Этого я желала меньше всего… Ваша привязанность к Харриет, ваши старания завладеть ее, как мне казалось, вниманием доставляли мне огромную радость, и я искренне желала вам успеха. Однако заподозри я, что причиной ваших частых визитов в Хартфилд является вовсе не она, то тут же перестала бы их поощрять. Правильно ли я понимаю, что вы никогда не искали расположения мисс Смит? Что никогда не имели на нее видов?

– Никогда! – воскликнул он, глубоко оскорбленный. – Никогда, уверяю вас! Чтобы я имел виды на мисс Смит?! Мисс Смит – девушка славная, и я буду счастлив, коли она удачно выйдет замуж. Я желаю ей всяческих благ и не сомневаюсь, что найдутся мужчины, которые не против… Словом, каждому свое, однако я до такого еще не дошел. Я не настолько отчаялся найти партию, равную себе, чтобы иметь виды на мисс Смит! Нет, мисс Вудхаус, в Хартфилд я приходил лишь ради вас, и встречая с вашей стороны поощрение…

– Поощрение! С моей стороны!.. Сэр, вы глубоко заблуждаетесь. Я всегда видела в вас лишь поклонника моей подруги. Только в таком свете вы значили для меня больше, чем простой знакомый. Я очень сожалею об этом недоразумении, но рада, что оно наконец прояснилось. Если бы вы и далее продолжили в том же духе, то ввели бы мисс Смит в немалое заблуждение относительно ваших намерений. Вероятно, ей, как, впрочем, и мне, неизвестна эта очевидная для вас, мистер Элтон, разница в положении. Но, увы, вам пришлось столкнуться с разочарованием, чувство которого, я полагаю, долго не продлится. Я же пока что замуж не собираюсь.

От злости мистер Элтон не мог вымолвить ни слова, а Эмма своим решительным видом показывала, что мольбы бесполезны. В таком состоянии нарастающего недовольства и взаимного негодования они вынуждены были ехать в обществе друг друга еще некоторое время, обреченные по милости мистера Вудхауса и его страхов тащиться со скоростью пешего человека. Не будь они так сердиты, оставшийся путь прошел бы в неловком молчании, однако их прямолинейность не оставила места для смущения. Они не заметили, как карета свернула на Пастырскую дорогу и как остановилась у дома мистера Элтона. Когда дверцу открыли, он вышел, не проронив ни слова. Эмма все же сочла нужным пожелать ему доброй ночи. Последовал холодный и высокомерный ответ, и Эмма, в ужасно раздраженном состоянии, продолжила свой путь в Хартфилд.

Дома ее с величайшим восторгом встретил отец, который содрогался от ужаса, представляя себе все опасности поездки от Пастырской дороги: ведь ей пришлось ехать совсем одной и миновать такой крутой поворот, да еще и с посторонним кучером, а не с их опытным Джеймсом! Казалось, для всеобщего счастья только возвращения Эммы и не хватало: мистер Джон Найтли, устыдившись своего прежнего дурного настроения, был сама доброта и забота. Стремясь угодить тестю, он охотно соглашался признать многочисленные достоинства овсянки, хоть и не был готов составить компанию за ее вечерним приемом. Словом, конец дня принес мир и покой всем в их небольшой компании, кроме Эммы. Никогда еще она не была взволнована столь сильно, и ей стоило больших усилий притворяться перед всеми учтивой и веселой. Лишь когда настало время отходить ко сну, Эмма смогла спокойно предаться размышлениям.

Глава XVI

Волосы были закручены, служанка отпущена, и Эмма наконец погрузилась в мысли и терзания… Какой кошмар! Все ее мечты рухнули! Хуже не придумать! Какой удар для Харриет!.. Именно последняя мысль задевала ее более всего. О произошедшем невозможно было думать без боли и унижения, но в сравнении со злом, причиненным Харриет, все это было ничто. Эмма с радостью согласилась бы на еще большие страдания, боль и унижение, лишь бы последствия ее ужасного заблуждения коснулись ее одной.

– Ах, если бы только я не убедила Харриет влюбиться в него! Я бы вынесла что угодно, стерпела бы, будь он хоть вдвойне наглее… Но бедная Харриет!

Как она могла так обмануться!.. Он заявил, что никогда не имел видов на Харриет… никогда! Эмма постаралась вспомнить события прошедших недель, но в голове ее все смешалось. Сделанное предположение овладело ею, и все его поступки она толковала лишь так, как желала. Но, вероятно, и он вел себя неопределенно, держался двусмысленно и колебался, иначе не ввел бы ее в такое заблуждение.

А портрет! Как увлечен он был портретом!.. И шарада!.. И сотни других мелочей… Все они, казалось, так ясно указывали на Харриет. Надо признать, что строки про «острый ум» сразу ее удивили, но ведь в шараде упоминался и «нежный взгляд»… Словом, стих не подходил ни одной из них. Все намешано в одну кучу, попробуй тут разберись! Безвкусный, бессмысленный бред.