Сетевой

Екатерина Осянина

Сетевой

Глава 1

Дом мне понравился. Я даже приостановилась, чтобы получше его разглядеть, когда мы с риэлтором подошли к нему со стороны остановки, где договорились встретиться. Я видела его и раньше, когда бывала в этой части города. Но мне и в голову не приходила мысль, что когда-нибудь я буду в нем жить.

Здание возвышалось над улицей величественным кораблем, устремляясь в небо своими вычурными надстройками и башенками. На самом деле это была обыкновенная «сталинка», облепленная всякими архитектурными излишествами на манер изысканных старинных особняков с богатым историческим прошлым. Оно могло показаться ценителям архитектуры верхом безвкусицы, но мне почему-то понравилось в нем все: и эти торчащие ежиком шпили на многочисленных башенках, и его мрачно-серый облупленный фасад, и высокие узкие арочные окна, которые некоторые жильцы умудрились-таки заменить на пластиковые.

Двор меня тоже не разочаровал: детская площадка утопала в зелени, на многочисленных лавочках уютно ворковали старушки, возле некоторых подъездов радовали глаз ухоженные цветники, один даже с намеком на альпийскую горку. Явно жильцы постарались.

Почему-то захотелось посмотреть, как здесь все выглядит ночью. Я легко представила компашку подростков на детской площадке в духе современных реалий – с баночками пива и энергетиков; припаркованные машины, сонно мигающие синими огоньками сигнализаций; фонари, освещающие входы в подъезды; свет чужого домашнего уюта, сочащийся из окон…

В общем, когда я подходила к дверям своей будущей квартиры, прижимая к себе томно обвисшего кота, она начала мне нравиться задолго до того, как я ее увидела изнутри.

Парнишка-риэлтор открыл дверь и впустил нас с котом внутрь.

Кот пошел первым.

Помедлив возле порога, он сразу направился в кухню. Он всегда так делал, и ему не надо было объяснять, где она находится, какая бы планировка нам ни попадалась. Кот, кстати, был не мой, он просто помогал мне выбирать квартиру. Я одолжила его у своей подруги. Риэлтор не возражал, его такие «фишки» давно перестали удивлять. Видимо, попадались клиенты с разными пунктиками, и меня он записал в их число. Ну и пусть.

Обнюхав косяк кухонной двери, котяра деловито потерся о него и вспрыгнул на низкий подоконник, прижался лбом к стеклу, обозревая вид из окна. Как будто ему здесь жить. Я разулась, тоже подошла к окну и посмотрела. Высоко. Пятый этаж, а по ощущениям – гораздо выше. Ах да, здесь же высокие потолки… Риэлтор скучающе протопал за нами, не заботясь о том, чтобы снять уличные ботинки, и тоже выглянул в окно. Отличная перспектива, и шум машин едва слышен из-за такого расстояния.

Кот знал свое дело. Спрыгнув с подоконника, он не спеша заглянул во все помещения, включая санузел и какой-то бесполезный, на мой взгляд, чулан. Заценил спальню, сделав по ней «круг почета». Наконец, он сел посередине гостиной и одобряюще стукнул по полу хвостом.

– Спасибо, друг! – сказала я коту на полном серьезе, и риэлтор наконец-то улыбнулся и выжидающе посмотрел на меня. Ну да, решающее слово все-таки за мной.

Я старалась не отставать от кота и вертела головой, делая вид, что поражена высотой потолков и просторами комнат, а на самом деле пытаясь увидеть всю квартиру, каждый уголок, боковым зрением. Для меня это было важно. Наконец решение было принято.

– Мне нравится, – сказала я. – Просторно, светло, в меру запущенно…

– Сантехника работает, трубы, краны в норме, я проверял, – поспешил успокоить меня парнишка.

– Я верю, верю. Нет, мне все нравится. Мы, пожалуй, берем. Да, Пух? Берем?

Я оглянулась на кота, который с самым своим флегматичным видом разлегся там, где сидел, показывая, что свою часть работы он выполнил.

Я с треском отодрала присохший шпингалет и распахнула тяжелую створку балконной двери. С Пуха слезла вся его напускная флегматичность, и он рванул на балкон, успев вперед меня. Бдит, молодец. Отрабатывает свой гонорар – килограмм куриных шей.

Балкон он тоже одобрил: застекленный, просторный. С низкими перилами, благодаря чему казалось, что ты паришь прямо над улицей. Кот бесстрашно вспрыгнул на перила в проем распахнутой створки и снова уставился вниз. У него свои представления о жизни, я не вмешиваюсь. Спустя пару минут мы вернулись в комнату и договорились с риэлтором, где и когда назначаем сделку.

Въехала я спустя пару недель. После переезда еще несколько дней все мои вещи возвышались горой посреди зала, и лишь рабочее место было первым делом распаковано и налажено: компьютерный столик занял свое место в самом уютном углу, а сам комп заботливо размещен, подключен и отлажен моим хорошим знакомым, мужем подруги. Пока он возился с проводами и модемом, настраивая мне интернет, без которого я не могла работать, мы с Маринкой сидели на кухне и пили вино и кофе, закусывая принесенным гостями сыром. Сама я ничего не готовила и даже еще не покупала продуктов, питаясь купленными в ближайшей мини-пекарне пирожками и кофе.

Подруга меня ругала, дескать, я себя запустила и так нельзя. Да я и сама понимаю, что нельзя, но за годы, прожитые в гордом одиночестве после развода, я страшно обленилась и не утруждала себя домашними заготовками и кулинарными изысками.

Когда рабочий комп был уже на месте, мне все как-то не хватало времени разобрать мои немногочисленные узлы, распихать вещички по своим местам, и они покрывались пылью, а ночью на фоне окна, освещенного уличными фонарями, представлялись мне огромным молчаливым монстром. Пару раз мне даже показалось, что в них что-то зашевелилось и закопошилось.

Потом апатия внезапно прошла, и я лихо потратила оставшиеся от продажи бабушкиного дома деньги на новую мебель. Прикупила даже шторы на окна. Вещи как-то быстро рассосались по местам, а те, что я не нашла куда пристроить, запихнула в чулан. Квартира стала уютной и обжитой, и я вновь погрузилась в тихую болотоподобную рутину, из которой было выдернули меня мамина смерть, поминки, похороны, всякие формальности, продажа маминой квартиры и бабулиного дома, а потом – покупка собственного жилья и переезд.

Вот вкратце и вся моя история: родилась, училась, была замужем, потом как-то все неудачно сложилось, и я осталась одна. Самое противное – что я еще даже до маминой смерти привыкла к своему одиночеству, смаковала его, рассматривала на просвет, любовалась игрой красок, издали присматриваясь и принюхиваясь к отблескам и отголоскам чужой жизни. И ничего не хотела менять в своей.

Поменяла только квартиру. Не было сил оставаться в стенах, где все навевало воспоминания о маме и бабуле. О старой жизни.

Новое жилье, несмотря на жгучее желание переехать как можно скорее, я искала долго и тщательно. С прицелом на всю оставшуюся жизнь. Средства позволяли мне повыбирать и покапризничать, и я сразу решила, что «сталинки» с их высоченными потолками и огромными жилыми площадями мне по карману. Современные дома мне совершенно не нравились, напоминали безликие муравейники. И «спальные» районы, где они располагались, все как один походили друг на друга своей безликостью, неуютностью и убогой планировкой. Однажды я даже умудрилась заблудиться в геометрически застроенном квартале среди высоток-близнецов. Поэтому я сразу пошла искать себе приличный старый дом с уютным двориком, старушками, цветочками…

Было только одно условие, о котором я не говорила ни одному риэлтору, но которое имело для меня решающее значение.

В квартире не должно быть домовых.

Именно поэтому на каждые «смотрины» я таскала с собой кота. Увидеть домового я смогла бы и сама, был у меня такой дар с детства. Или проклятие, как посмотреть. Но не факт, что обитающий в квартире домовой так сразу мне показался бы. А кот для него – что красная тряпка для быка. Домовые терпеть не могут тех, кто способен их увидеть: кошек, мышей, пауков и тараканов. С другой стороны, есть, конечно, в этом и положительный момент: в квартире, где живут домовые, не бывает ни мышей, ни тараканов, ни клопов.

Но и меня они тоже не выносят, эти загадочные существа. Как только понимают, что я способна их засечь, начинают всячески пакостить и вредничать, вытесняя меня с обжитой территории.

Во время моих квартирных смотрин Пушок несколько раз обнаруживал домовых, о которых десятками лет не подозревали прежние хозяева. Точнее, Пух сперва заставлял их проявить себя, активизироваться, потом реагировал на них самым естественным кошачьим образом: выгибал спину, распушался, как огромный ершик, и шипел, таращась в пустоту. Риэлторы понимающе хмыкали, получив мой моментальный отказ, хотя могли только догадываться, в чем тут дело. А я не объясняла.

С домовыми мне не повезло столкнуться несколько раз.

В раннем детстве, когда я уже осознавала себя в окружающем мире, я несколько раз видела какую-то непонятную сущность, которая вполне мирно обитала в нашей квартире. Я не знала, с чем столкнулась, не знала, как на это реагировать, и поэтому никак не реагировала. Сущность эта тоже долгое время не принимала меня в расчет. Так мы и обитали бок о бок несколько лет, не догадываясь, что что-то не так.

Когда я стала постарше, в квартире одной из подружек я случайно заметила похожую сущность и поинтересовалась, не мешают ли они друг другу жить. Подруга сначала не понимала, о чем я говорю, потом долго таращилась в угол, куда я ей показывала, потом долго и внимательно смотрела на меня, потом покрутила пальцем у виска и поинтересовалась, не шизанутая ли я часом. Или я ее пытаюсь напугать? Я догадалась, что она, как и многие окружающие меня люди, не видит того, что вижу я, и что она этого страшится. Я сделала вид, что пошутила, подруга снова покрутила пальцем у виска, и мы забыли об этом дурацком разговоре.

А загадочная сущность после этого стала пакостить мне каждый раз, как я наносила подруге визит: когда никто не видел, роняла передо мной и на меня разные предметы, проливала мне на колени горячий чай, толкая под руку и при этом на мгновение становясь отчетливо видимой (только мне, опять же, как выяснилось), подсыпала мне в обувь колючие крошки (я просто догадалась, чья это работа, хотя сама за этим действием пакостную сущность ни разу не застукала).

В конце концов она добилась своего – я перестала бывать у Светки дома, каждый раз изобретая причину, чтобы не обидеть подружку отказом.

Однажды я пыталась заговорить об этом с мамой. Она, видимо, списала это все на мое подростковое воображение, фантазии и желание чувствовать себя хоть в чем-то исключительной. Я поняла, что моя мама тоже «их» не видит.

А сущность наконец-то поняла, что я знаю о ее существовании. И тогда дома начался настоящий кошмар. Про нас даже телевидение пыталось снять сюжет – барабашки тогда как раз вошли в моду вместе со всякими экстрасенсами, психотерапевтами и прочими знахарями и провидцами. Но во время визита съемочной группы сущность притихла и, как назло, перестала безобразничать. А когда разочарованные и злые телевизионщики уехали, кошмар возобновился: предметы летали, злобная сущность весьма отталкивающего вида почти все время торчала у меня на виду, потому что не переставая что-то двигала, роняла, шумела и всячески буянила. Один раз соседи даже вызвали милицию, посчитав, что это мама «воспитывает» дочь-подростка.

Составлявший протокол участковый явно мне не верил, хмыкал в усы, пытаясь разобраться в наших с мамой вполне мирных, на взгляд постороннего, отношениях, задавал неожиданные и каверзные вопросы о нашем образе жизни и о внезапно начавшихся безобразиях.

Когда он ушел, мама наконец-то поверила в то, что я не фантазерка и не шизофреник.

Мы временно перебрались к бабушке, в дом на окраине городка, а потом поменяли квартиру. Нам повезло: домового в ней не оказалось.

Позже я еще несколько раз сталкивалась с подобными агрессивными барабашками, и в общем-то понятно, что любить их причин у меня не было.

Итак, я жила одна, меня все устраивало, однако я подумывала, не завести ли себе кота. Я люблю котов. Они славные, очень мило подлизываются, когда им что-то от тебя надо, и очень стараются казаться независимыми, когда ничего не надо. Но в основном они милые. Я по натуре кошатница, собак недолюбливаю за их чрезмерность. Слишком много любви, шума и внимания, слишком много усилий требуется для их нормального существования в условиях городской квартиры. Нет, это не мое. Меня бы устроили рыбки. А еще лучше – цветочки в горшочке. Или коты. Но ни рыбок, ни цветочков я себе завести не успела.

И кота не успела.

В квартире обнаружился-таки домовой.

Обнаружился самым мерзким образом. Дверь туалета была довольно широко открыта, и в разгар моего, пардон, безмятежного чтения периодической литературы (а от кого мне было запираться?) на пороге возникло отвратительное существо, много раз описанное в сказках и страшилках. Лохматое, непропорциональное, черт-те во что одетое (ладно хоть вообще одетое!), подбоченившееся и нагло ухмыляющееся. Типичный фольклорный домовой.

– Просвещаешься? – нагло вопросило безобразное существо и нагнуло голову, чтобы рассмотреть обложку. От неожиданности я заорала. Журнал выпал из рук. Домовой, казалось, тоже не ожидал такого поворота и вместо того чтобы деликатно исчезнуть, застыл на месте и уставился на меня своими блестящими маленькими глазками-бусинками из-под спутанных кустистых бровищ, перемешанных с гривой и прочим волосяным покровом на лохматой физиономии. Голым на ней был только нос, да и тот с отвратительной волосатой бородавкой.

– Ты что, меня видишь? – удивленно спросил домовой, делая попытку пошевелить своими бровищами.

– И даже слышу! – в ярости рявкнула я и чуть было снова не перешла на истерический визг. – Сгинь, нечистый! – Ничего более умного мне в тот момент не пришло в голову. Швырять в него журналом я поостереглась, хотя очень хотелось.

Домовой расхохотался, но отступил и дверь прикрыл. У меня тряслись руки, ноги и всякие поджилки, пока я спешно заканчивала свои дела. Я не понимала, как такое могло получиться, ведь кот мне ничего не сказал! Откуда он тут взялся, этот мерзкий тип с отталкивающей внешностью? Я уже столько времени тут жила и ничего не замечала… Или замечала, но не придавала значения?

Я долго стояла в раздумьях, не решаясь покинуть спасительное убежище, в котором мне не повезло (или в котором повезло? это теперь как посмотреть) встретиться с этим созданием. Во-первых, здесь мало места. Во-вторых, здесь нет тяжелых вещей, которыми он мог бы в меня запустить. В-третьих, здесь мало предметов, способных самовозгореться. Ну, журнал. Ну, рулон туалетной бумаги. Коврик… О! баллончик с освежителем воздуха! Пока я судорожно соображала, что предпринять, если он вдруг вспыхнет или взорвется, из-за двери послышался его мерзкий скрипучий голос:

–Ты там уснула что ли? Корни пустила? Давай выходи, знакомиться будем.

Я продолжала стоять столбом, осматриваясь в туалете, как будто видела его первый раз. Долго я тут отсиживаться все равно не смогу. Держать оборону тут трудновато, а осаду и подавно. Бежать мне некуда, но и погибать от голода в собственном сортире не входило в мои планы. И вообще: мой дом – моя крепость!

Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор, готовая чуть что юркнуть обратно. Было тихо. Как мне показалось, звеняще тихо. Даже тиканье часов не нарушало этой напряженной тишины, потому что у меня дома не было тикающих часов! Я выскользнула из туалета и замерла в нерешительности, как витязь на распутье, решая, в какую из своих комнат мне сейчас безопаснее двигаться.

– Давай-давай, не боись, я тебя не трону.

– Почему?

Мне было и впрямь интересно. Ни один из прежде встреченных мной барабашек не проявлял подобного дружелюбия. Подозрительно.

– Я любопытный. Ты нет?

– Я в меру.

Я осторожно двинулась по коридору на голос. Кажется, это из гостиной.

Я сперва заглянула в зал из-за дверного проема. В меня опять ничего не швырнули, и я встала на пороге, оглядывая свое жилище, которое вот-вот могло превратиться в поле боя. Я никого не увидела. Ошиблась? Голос шел из кухни?

Вдруг вертящийся компьютерный стул развернулся ко мне, резко остановился безо всякой инерции, и я увидела его. Он сидел, слегка подавшись в мою сторону, скрестив ноги и чуть покачивая ими. Сейчас он казался мне не вполне материальным – каким-то расплывчатым и полупрозрачным. Я разглядывала его, он меня. Он явно ждал, но я не собиралась нарушать молчание. Мало ли что я ляпну, вдруг он обидится и передумает меня не трогать. Однако ему надоело играть в гляделки, он откинулся на спинку кресла, и оно стало тихонько поворачиваться вправо-влево. Я люблю так покачиваться, когда задумаюсь над текстом во время работы, но я отталкиваюсь при этом ногой. А он ничем не отталкивался. Просто покачивался туда-сюда, как будто тоже над чем-то задумался. Я заметила, что теперь стала видеть его лучше, четче, как будто надела очки.

Сейчас почему-то он не казался мне таким страшилищем. Вполне себе добродушный лохматый сказочный персонаж. Сидящий, правда, на моем стуле спиной ко моему рабочему ноутбуку.

– Да ты проходи, не стесняйся.

– Чувствуй себя как дома, – ехидно подхватила я.

– Чувствуй, чувствуй, – вальяжно разрешил он.

– А ничего, что я тут уже две недели чувствую себя как дома?

– Ничего, – снова важно покивал он своей лохматой башкой, – я-то тут подольше живу! – сообщил он, явно чем-то гордясь.

– А я тут теперь и дальше собираюсь жить! – с нажимом сказала я.

– Да живи, пожалуйста! Я тебя что, выгоняю, что ли? – возмутился он. – Что ты бычишься вообще?

Он вдруг насупился и замолк. Я ждала продолжения.

– Ну, вообще-то я должен извиниться, да. Я не хотел тебя пугать и оскорблять. Некрасиво получилось.

– Некрасиво.

– Я извинился!

– И чего ты от меня ждешь? Что я брошусь тебе на шею?

Мы снова замолчали. Чтобы заполнить паузу, да и вообще как-то сменить обстановку, я решила наконец-то занять хотя бы нормальное место в своей квартире. В конце концов, что я, гость?

И я развязной походочкой продефилировала к своему любимому креслу, на ходу размышляя, какую позу мне подобает принять. Ничего не придумав, я уселась в кресло с ногами и завернулась в любимый флисовый плед. И включила торшер, чтобы стало еще уютнее и чтобы показать, что квартира моя, и хозяйничаю тут и задаю атмосферу – я!

Теперь мы с ним были на равных, сидели друг напротив друга и продолжали играть в гляделки.

Он перестал крутить стул и снова стал каким-то размытым и нечетким. Теперь было трудно разглядеть выражение его лица.

– А где ты был все это время? – наконец-то задала я мучивший меня вопрос.

– Недалеко, – уклончиво ответил он, снова начиная покачиваться в кресле и принимая четкие очертания. В чем тут дело, я еще не вполне понимала, но уже начала догадываться.

– А почему кот тебя не видел?

– Кот? Я тоже его не видел. У тебя был кот?

– Я брала его взаймы, когда приходила выбирать квартиру.

– Наверное, я в тот момент отлучился.

– Повезло мне, – задумчиво произнесла я, – как утопленнице.

– Ты так не любишь домовых? И почему же?

– Это они меня почему-то не любят. – Прозвучало это так, как будто я жаловалась, и он это сразу понял и использовал против меня же.

– Обижают? – спросил он с притворным сочувствием.

Я не стала развивать тему. Наверняка ему известно больше моего, на что способны эти парни.

– Как же так вышло, – продолжала я гнуть свое, – что ты проявился только сейчас?

– Ну, сначала я отсутствовал. Временно. Потом я обнаружил, что ты сюда въехала.

– Прости, что не предупредила, – съехидничала я. – Ах да! Ведь если бы я знала, что ты тут обитаешь, то вообще ноги бы моей тут не было!

– Потом я присматривался к тебе, а потом не удержался и… Но зато мы все выяснили! – Он явно оправдывался, и это было хорошо. – Я правда не думал, что ты меня услышишь. Почему ты вообще меня слышишь? И видишь… Давно это у тебя?

Я немного расслабилась. Он действительно не производил впечатления агрессивного, как те злобные сущности, которых я встречала раньше. Он даже внешне на них не был похож. Может, у них есть какая-то система различий? Они вообще общаются друг с другом?

Вопросов было море, и я решила, что когда-нибудь все их задам. Если, конечно, у нас с ним все сложится. Шанс, надо признать, был уникальный.

– С детства. Я могу видеть таких, как ты, но я и не подозревала, что вы умеете говорить.

– Я умею.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Я любопытный. И я так давно наблюдаю за людьми, что… И вообще: с волками жить – по-волчьи выть!

– О! – удивилась я. – Ты знаком с нашим устным народным творчеством?

Он усмехнулся.

– Сколько тебе лет?

Он фыркнул:

– Я после первой сотни тысяч сбился со счета! – Мое лицо вытянулось, и он явно был доволен произведенным эффектом.

– Миллион есть?

Он опять пожал плечами. Я решила не выяснять, видел ли он динозавров.

– А зовут тебя как?

Он опять усмехнулся:

– Отвечу избитой фразой: никто меня не зовет, я сам прихожу.

– Серьезно.

– Серьезно! Ну подумай: кто, когда и куда меня зовет? Я уже много тысяч лет разговариваю сам с собой и с мебелью. Я могу себе придумать имя, но кто им будет пользоваться? Я у себя один такой!

– Ну вот теперь ты со мной разговариваешь. И мне, наверное, иногда придется тебя звать.

– Ну и зови.

– И тебе все равно, как?

– Все равно. Назови хоть горшком, только под задницу не суй.

– Воспитанные люди говорят «в печку».

– Я не воспитанный. И не человек. А тебя-то как звать?

– Ольга.

– Вот и познакомились, Ольга.

– И что теперь?

– А что теперь? Теперь я иногда буду с тобой разговаривать. Если ты не против.

– Я в общем-то не против. Но давай договоримся, куда и когда ты НЕ будешь приходить.

– Ой, ну чего я там не видел?

Я было набрала в легкие побольше воздуха, чтобы выдать ему тираду о личных границах, зонах приватности и еще что-то в этом духе. Но он меня перебил:

– Да понял я, понял. Только ты тоже теперь двери прикрывай, что ли.

– Теперь буду!

Он молча посмотрел на меня, как будто что-то для себя решая, и исчез. Кресло перестало покачиваться, и из окружающей меня атмосферы исчезло какое-то едва заметное напряжение. Внутри меня тоже что-то отпустило, и у меня было такое чувство, что это «что-то» внутри меня было там очень давно, задолго до моего переезда сюда. И это было странно.

После этого разговора я несколько дней его не видела и не слышала и даже не могу сказать, был он в это время в квартире или не был. Все это время я переваривала увиденное и услышанное и пыталась прийти в себя.

Надо же! Встретились два одиночества! Человек, способный видеть и слышать домовых, и домовой, умеющий говорить и не имеющий желания крушить, рвать и метать при виде такого человека.

Один шанс на… на… даже не знаю, на сколько. Но он живет тут целую вечность и еще ни разу таких, как я, не встречал.

Мне даже стало его немножечко жаль.

Сто тысяч лет одиночества. С ума можно сойти. А может, он уже того? Может, поэтому со мной и общается? А может, это я сама – того? Я ведь тоже иногда разговариваю сама с собой и с мебелью.

Я порылась в сумке, отыскала мобильник и набрала подружкин номер. Той самой подружки, муж которой был ангелом-хранителем моего рабочего компьютера и которая одалживала мне кота на смотрины квартир.

Подруга ответила почти сразу же, и я обрадовалась: хороший знак.

– Привет. Тебе что, опять кота? Или мужа? Что-то с компьютером?

– А просто так нельзя позвонить? Ой, я тебе помешала?

– Да нет, что ты. Просто я привыкла… Ты же просто так никогда не звонишь. Что-то случилось?

– Да нет, Марин, у меня вопрос.

– А, вопрос. Давай. – Подруга явно заинтересовалась.

– Скажи мне, Марина, я нормальная?

– В каком смысле?

– Ну в каком… В нормальном.

– Нет, ты уточни. Если тебя интересует, можно ли тебя назвать обычным или нормальным человеком, то нет. Если тебя интересует твое психическое состояние, то я же тебе не доктор. И вообще, говорят, что нет нормальных людей, есть необследованные. Так в каком смысле?

– Нуу… Вот ты с мебелью разговариваешь?

– Да. В основном матом. Например, когда на нее натыкаюсь в темноте. Устраивает?

– В целом да. А сама с собой?

– Ну а кто ж не разговаривает сам с собой? С умным собеседником всегда приятно поговорить. А что случилось-то? Ты там рехнулась, что ли, от одиночества?

Зрит в корень! Лучшая подруга.

– Я надеюсь, что нет, но…

– Приходи, поболтаем, – сразу же отреагировала она самым что ни на есть правильным образом, видимо, почуяв мое взбаламученное состояние. – Я, правда, еще не дома, но через полчаса буду. Олежек нам мешать не будет, кот никому ничего не расскажет.