Маленькие грязные секреты

– Эй, – повысила голос Марин.

Одно дело, когда Лайла срывалась на ней и Фрэнсис – они способны справиться с ее выпадами. Саймон… более чувствителен, и если он заплачет, то это будет ужасно для всех. Но нельзя набрасываться на новичка. Все они и без того переживают чертовски трудные времена.

– Я понимаю, что ты злишься, но перестань брызгать ядом. Мы на твоей стороне.

– А я не хочу быть на этой стороне, – голос Лайлы задрожал, ее руки тоже. – Не желаю быть здесь, на этой стороне, с вами. Разве вы не способны это понять? Не хочу я такой жизни! И уж тем более не хочу слышать нравоучения от тебя, Марин, потому что если Дерек и не изменяет тебе сейчас, то скоро изменит. Таковы мужики.

– Тпру! Тпру! Попридержите коней! – воздев пухлые ладони, вскричал Саймон. Марин впервые слышала, чтобы он так повысил голос. – Дамы, давайте возьмем тайм-аут.

– Ой, да пошел ты к дьяволу со своими «дамами». – Фрэнсис встала с кресла. Ей явно понадобится сигарета. – Лайла, милая, мирись с чем хочешь, но не надо орать на нас. Я лишь хотела сказать, что у тебя есть выбор, ясно? И ты имеешь право сделать свой выбор. Но оставаясь замужем за изменником из-за мнимого чувства вины в плане похищения твоего ребенка, ты наказываешь не только себя, но и других своих детей. То, что случилось с Девоном, – не твоя вина.

– Но я же опоздала, – с надрывом возразила Лайла. – Опоздала забрать его из школы, а если б не опоздала, его отец не смог бы увезти его, и мой сын оставался бы дома со мной в полной безопасности.

– Нет. Это учителям не следовало его отпускать. – Фрэнсис похлопала себя по карманам в поисках сигарет. Саймон доел свой третий пончик и опять вытер остатки глазури о джинсы.

– Но я же опоздала. Опоздала.

– Да, тебя не было, когда Девона увезли, – тихо произнесла Марин, – а я была, когда увели Себастиана. Я стояла рядом с ним.

– Но, Марин, Себастиану же было всего четыре года. Как любой ребенок, он мог отвлечься на что-то и заблудиться. – Измученный голос Саймона вполне соответствовал его виду. – В девяноста девяти и девяти десятых процентах случаев дети просто теряются, и их снова находят. Это не твоя вина. Он ушел, потому что кто-то увел его. Его увел похититель.

Он взглянул на молча плачущую Лайлу.

– А у тебя похитителем стал твой бывший муженек. Ты же думала, что в школе Девон в безопасности. Ведь в школе обязаны обеспечивать безопасность. И твое опоздание ничего не меняет. Если б ты пришла тогда вовремя, он украл бы его в любой другой день.

Все немного помолчали. Они и сами думали об этом раньше, но полезно было услышать это от кого-то другого – и хотя бы ненадолго испытать чувство облегчения.

Марин глянула на Джейми, до сих пор безучастно воспринимавшую услышанное. Это заставило ее задуматься о том, какой же коктейль антидепрессантов принимала их новая подруга по несчастью.

– Десятиминутный перерыв, – объявила Фрэнсис и исчезла с пачкой сигарет в руке за задней дверью прежде, чем кто-то успел вымолвить хоть слово.

Саймон направился в мужской туалет. Лайла, шмыгая носом, поспешила в дамскую комнату. Марин тоже не отказалась бы туда зайти, но имелась только одна дамская комната, а Лайле, естественно, требовалось побыть в одиночестве, чтобы прийти в себя. Встав и потянувшись, Джейми подошла к столику с пончиками, оценила варианты и выбрала с кленовым сиропом. Станет ли он ее любимым? Останется она достаточно надолго, чтобы успеть выбрать то, что ей на самом деле понравится?

Да, их группа действительно производила жутковатое впечатление. Какое же определение опять использовал Сэл? Ах да… Самобичевание.

Саймон прав насчет похитителей. Когда Себастиану было всего три года, он убежал от нее однажды в парке аттракционов Страны чудес. После самых долгих пяти минут в мире его привел к ней какой-то незнакомец. Он увидел, что маленький мальчик потерялся в людном парке, и взял на себя смелость помочь ребенку найти свою мать. Потому что тот незнакомец не был ни похитителем, ни педофилом, ни убийцей.

С другой стороны, незнакомец, уведший Себастиана, был именно похитителем. Увидел ли этот незнакомец, что Себастиан заблудился, и решил воспользоваться шансом украсть ребенка, или спланировал это заранее, – в любом случае он стал похитителем, поскольку не вернул Себастиана. В том-то и разница.

Ей до сих пор, хотя прошло почти шестнадцать месяцев, трудно осознать случившееся. Да, Себастиану было всего четыре года, но соображал он хорошо. И его постоянно предупреждали о том, как опасно разговаривать с незнакомцами, что нельзя брать у них игрушки, угощения или любые другие подарки, не посоветовавшись сначала с мамой или папой. Тому же его учили и в дошкольном учреждении.

Но его же увел Санта-Клаус! Детей учат любить Санту, разговаривать с ним, даже если они робеют или боятся, уговаривают их сесть на колени к этому чертовому веселому эльфу и сказать ему, что они хотят на Рождество. В свою очередь, он вознаграждает их сладкой сосулькой. Да, они получали угощение за то, что доверились незнакомцу.

Лайла вернулась с покрасневшими и распухшими глазами, но успокоенной. По пути за очередной чашкой кофе она слегка сжала плечо Марин – так она обычно извинялась. Марин улыбнулась ей, тоже, как обычно, показав, что извинения приняты. Встречаясь каждый месяц, они уже понимали друг друга без слов.

Когда сама Марин вернулась из дамской комнаты, Фрэнсис, уже вновь заняв свое место, начала рассказывать о ночных кошмарах, в которых видела Томаса. Она рассказывала о них на последних встречах, и с каждым разом ее сны становились все страшнее, вынуждая ее просыпаться в поту, стонать и мучительно вздрагивать.

– Он приснился мне прошлой ночью. Половина его лица превратилась в кровавое месиво. Один глаз вывалился из глазницы, обнажилась кость скулы, словно с нее сорвали кожу и…

– Фрэнсис… – прошептала Лайла, зажмурившись, но Саймон быстро шикнул на нее. Джейми, подавшись вперед, слушала точно зачарованная.

– …и он тянулся ко мне, а я, взяв его за руку, почувствовала, что она совсем холодная. – Лицо Фрэнсис горестно сморщилось, что встревожило их всех; обычно она бывала крайне сдержанна, редко проявляла свои чувства, не говоря уже о страданиях. – И у меня возникло ощущение… словно он пытается сказать мне, что умер… что я должна отпустить его.

– Фрэнсис, – вновь медленно и хрипловато произнесла Лайла, – не надо, Фрэнсис…

Вот это новость. Похоже, они вот-вот потеряют Фрэнсис.

Надежда жива до тех пор, пока ты надеешься. Она – и благословение, и проклятие. Иногда только надеждой и живешь. Она заставляет продолжать держаться, даже когда держаться практически не за что.

Но надежда может быть ужасной. Она заставляет желать и ждать, мечтать о том, что никогда не произойдет в реальности. Это как стеклянная стена между тем, где ты находишься и где ты хочешь быть. Вы можете видеть желанную вам жизнь, но не можете жить в ней. Точно рыба в аквариуме.

– Я жду уже девять лет, – срывающимся голосом добавила Фрэнсис, – и нет никаких причин думать, что Томас когда-нибудь вернется. Может, он попросту сбежал. Даже если б я могла принять, что он ушел по собственному желанию… но ведь его желания бывали такими переменчивыми, ведь он был еще слабохарактерным ребенком. Ему было всего пятнадцать. Он не смог бы выжить на улице. Не продержался бы столько лет в одиночку.

Фрэнсис тяжело вздохнула. Ее глаза оставались сухими, но ведь только внешнее проявление плача определяется наличием слез, а сейчас ее сердце, наверное, тайно обливалось слезами.

– Он же мог позвонить мне. Дал бы мне знать, что с ним все в порядке. Ему уже исполнилось двадцать четыре года. Двадцать четыре… А в моих снах ему по-прежнему пятнадцать. Он так и не вырос. Не знаю, сколько еще я смогу… смогу…

Опередив порыв Марин, Лайла вскочила с кресла и крепко обняла эту бесслезно рыдающую мать. И Марин обняла уже их обеих. Она почувствовала за спиной близость Саймона, но оглянувшись, увидела, что это не Саймон, а Джейми. Их новая подруга молчаливо проливала слезы горестной солидарности. Саймон присоединился к ним через пару мгновений.

Окончательное признание дается трудно, независимо от того, связано ли оно с получением новостей или процессом собственного осознания. Но, может, теперь Фрэнсис удастся встать на путь исцеления.

Когда они все разошлись по комнате, Марин поймала взгляд Саймона. Она догадалась, о чем он думает. Им придется найти новое место для своих глупых и бессмысленных самобичеваний в так называемой группе поддержки. Через несколько минут встреча закончилась, и четверо участников, простившись с Фрэнсис, вышли на улицу. Машины Джейми и Марин стояли рядом, и они одновременно нажали на свои брелоки.

– Кошмарненько, верно? – спросила Марин.

Она не пожелала бы для новичка того, что обсуждалось на сегодняшней встрече, и ее совсем не удивит, если больше они никогда не увидят Джейми.

– Да уж, – голос Джейми прозвучал неожиданно мягко, почти с девичьей сентиментальностью, – «кошмарненько», лучше не скажешь. Но знаете… Мне стало гораздо легче. Увидимся в следующем месяце.

Они сели в свои машины, и Марин вдруг уже не впервые подумала, что порой только чья-то боль способна уменьшить ощущение твоего собственного несчастья.

Глава 4

Письмо от частного детектива застало ее врасплох. Секунд семь Марин стояла, словно окаменев, не в силах даже дышать. Она только что вышла из душа. Капли с ее мокрых волос падали на мраморную столешницу, пока она, наклонившись, взирала на имя Ванессы Кастро в почте на экране своего смартфона. Строка темы пустовала.

Она знала, что прошло именно семь секунд, потому что считала их. Досчитав до пяти, вспомнила, что Ванесса Кастро не стала бы писать ей, если б получила плохие новости. Не стала бы сообщать ей в письме, что ее сын умер. Марин сделала вдох, открыла письмо и прочитала его. Всего два предложения.

Привет, у вас есть время встретиться сегодня утром? Я буду в офисе к 10.

Она хочет встретиться? О боже. Какие бы жуткие новости ни планировала сообщить частный детектив, она захотела сделать это во время личной встречи.

Они не уславливались о том, как будут передаваться новости о Себастиане, если они появятся. Они вовсе не обсуждали этого. Ванесса Кастро сказала только – причем просто между прочим – что если она узнает нечто важное, то сразу же позвонит.

Я приеду к вам. М. М.

Прошло четыреста восемьдесят шесть дней. Неужели сегодня ее ждет кошмар?

Нет, не может быть. Их встреча в десять, а сейчас только половина девятого. Если б частный детектив собиралась сообщить, что Себастиан мертв, то не заставила бы Марин ждать такой жуткой новости.

С другой стороны, возможно, так и будет. Если ее сын мертв, то какая разница, узнает ли она новость сейчас или через полтора часа?

Марин пыталась занять свой разум другими мыслями. Перед уходом из спальни она слегка прибралась. Сегодня придет убираться Даниэла, но это не значило, что она должна собирать одежду с пола или заправлять кровать. Это не заняло много времени: на стороне Дерека простыни по-прежнему не тронуты. Взбивая и без того взбитую подушку, Марин вдруг осознала, что понятия не имела, когда ее муж вернется из деловой поездки сегодня. В своем кратком сообщении накануне вечером он так и не уточнил время. С другой стороны, она не спрашивала. И он не предложил вместе поужинать. А она не предлагала сготовить ужин.

Вот как они теперь живут. Параллельной жизнью по большей части. Бок о бок, но не пересекаясь.

Проходя мимо комнаты сына, Марин коснулась двери. На секунду, как поступала ежедневно. Там Даниэле убирать запрещено.

Сегодня утром она проснулась с легким чувством. Ей всегда хорошо спится после групповых встреч, к тому же вчера, вернувшись домой, она ничего не пила. И разница налицо: нет ни красных глаз, ни мешков под ними, ни легкой одутловатости. Начало дня могло бы быть хорошим, если б не письмо от частного детектива.

Спустившись на кухню, Марин включила кофеварку, которая могла делать все виды кофе, от капучино до латте – стоило просто нажать нужную кнопку. Дожидаясь кофе, Марин присела на стул около центрального острова и проверила список дел в ежедневнике мобильника. Найдя один номер в списке контактов, коснулась иконки звонка. После второго гудка, как обычно, включилась голосовая почта. Он никогда сразу не отвечал сам.

– Здравствуйте, доктор Чен, это Марин Мачадо. – Голос немного хрипловат, ведь это первые слова, произнесенные ею за утро. – Из-за неотложного дела, связанного с моим сыном, я не смогу сегодня прийти на прием. Разумеется, я оплачу счет из-за позднего отказа. Все нормально. Спасибо.

Она помедлила, раздумывая, стоит ли договориться о переносе сеанса, но решила пока не делать этого и отключилась. Можно позвонить и позже – сейчас она не уверена, захочет ли снова видеть своего психотерапевта.

Доктор Чен ни в чем не виноват. Он хороший специалист. Спокойный, умиротворяющий, понимающий, с ним легко говорить, в общем, ему присущи все те достоинства, которые вы хотели бы видеть в своем психотерапевте. Однако трудна сама терапия. Вы должны выполнять задания, и вам потребуется большое терпение, прежде чем они начнут приносить пользу. А на последнем приеме возникло… некоторое противостояние.

Марин наконец открыла свой секрет.

Такого она еще никому не осмеливалась говорить. К тому же она решила проверить доктора, оценить его реакцию, узнать, позволит ли он ей продолжать делать это или попытается заставить ее прекратить подоб- ную деятельность.

Когда Марин наконец произнесла свое признание, на невозмутимом лице доктора Чена отразилось удивление, быстро сменившееся участливой озабоченностью. Тем не менее ему потребовалось много времени для обдумывания ответа, и в итоге он ответил мягко, но твердо. Марин предвидела, что он так скажет. И, возможно, именно поэтому сделала свое признание. Чтобы он сказал ей, что она поступала неправильно. Чтобы сказал ей не делать этого больше.

– То, что ты только что сказала мне, Марин, непродуктивно. – Голос его звучал сдержанно, но в нем точно не ощущалась тревога. Она проявилась в языке тела. – Более того, вредно для здоровья. На самом деле, я полагаю, что тебе стоит немедленно остановиться.

– Но я делаю это не каждый вечер. Даже не каждую неделю. Только… когда не могу перестать думать о нем. Когда не могу унять беспокойство.

– Я понимаю. Но это не выход, – доктор Чен подался вперед, как поступал только когда чувствовал необходимость сделать важное замечание, – это… совсем не хорошо. Я очень обеспокоен тем, что подобное поведение усугубит твои мысли о членовредительстве. Не говоря уже о том, – продолжил он в своей безумно спокойной манере, вновь вальяжно откинувшись на спинку кресла, – что это запрещено. У тебя могут возникнуть серьезные неприятности. Тебя могут даже арестовать.

Она знала, что он так скажет. Ей просто нужно было услышать это от него самого. Она возражала, ее голос становился все громче, а его голос оставался на своем обычном диапазоне, пока не истекло время сеанса. Его огорчение, однако, было очевидным. Психотерапевты восприимчивы к эмоциям.

Оставив сообщение для доктора Чена, Марин написала Сэйди:

Увы, я не смогу все-таки приехать сегодня утром. Прости, я знаю, что обещала помочь тебе разобраться с договорами поставки.

Не бери в голову. У тебя все нормально?

Не уверена. Еду на встречу с частным детективом.

В переписке возникла пауза. Марин видела, как мерцают на экране три точки, пока Сэйди пыталась сформулировать ответ. Подруга вряд ли о чем-то спросит, она никогда не задавала вопросов, – но, вероятно, почувствовала, что Марин волнуется. Наконец, пришел ее ответ, и, как и предполагала Марин, он оказался милосердным и коротким.

Понятно. Пиши, если смогу чем-то помочь. хо[11]

Она не представляла, как справилась бы без помощи Сэйди.

Когда через месяц после исчезновения Себастиана ФБР сообщило, что поиски их сына не будут «прекращены», хотя в ближайшем времени не предвидится никаких новых зацепок для расследования (образно говоря, «его дело отложено в долгий ящик»), то у Марин возникло ощущение, что она еще раз потеряла ребенка.

И она плохо справилась с новым ударом. Смертельно плохо…

Когда неделю спустя ее выписали из больницы, первым делом она позвонила частному детективу. Кастро оставила свою визитку в пластиковой вазе на стойке регистрации центрального салона Марин, зайдя однажды к ним сделать педикюр. Каждый месяц в салонах проводилась лотерея на бесплатное обслуживание, но в тот раз визитка Ванессы Кастро не выиграла. Марин заметила ее только потому, что задела рукавом край вазы и опрокинула ее, в результате чего содержимое разлетелось по полу.

В этой визитке не было ничего особенно интересного – посередине простыми синими буквами было написано название агентства «Айзек & Кастро», а под ним мелким шрифтом: «Ванесса Кастро, частный детектив», – однако из двух дюжин упавших на плитки пола визиток только она лежала лицевой стороной вверх. Может быть, это единственное, что Марин нужно было увидеть. Пути мироздания порой забавно неисповедимы.

К тому времени с похищения Себастиана прошло две недели. Марин положила визитку в карман, а потом, выписавшись из психиатрической клиники, позвонила по указанному там номеру.

Кастро раньше служила в полиции Сиэтла. Она специализировалась на поиске пропавших детей и сделала себе имя, поскольку искала их в тех в местах, куда другие не хотели или не могли соваться. Чуждая условностей, она имела легкую склонность к бунтарству. Элегантная и утонченная с виду, эта женщина не боялась испачкать руки. При первой встрече она предложила называть ее Ванессой, что, по мнению Марин, прозвучало неуместно – они ведь не подруги, встретившиеся ради воскресного обеда. К тому же ее услуги оказались невероятно дороги.

Марин наняла эту сыщицу для поисков своего сына. Она не могла жить, сознавая, что никто не ищет его. Кто-то постоянно должен продолжать поиски.

Вопрос о том, похитил ли Себастиана кто-то знакомый мальчику, стал яблоком раздора между Марин и полицией – а позднее и ФБР. Никто не нашел никаких свидетельств, позволявших предположить, что похититель был другом или знакомым семьи; ей привели статистические данные о похищениях посторонними лицами, туманно пояснив, что число таких случаев «невелико, но значительно». Костюм Санты, по их мнению, свидетельствовал о намерении украсть ребенка – возможно, любого ребенка из многолюдного, заполненного суетливой толпой рынка: похититель сообразил, что для малышей нет более соблазнительного представителя Рождества, чем Санта-Клаус. Даже ребенка, невольно не доверяющего взрослым, можно соблазнить красным костюмом и белой бородой. Что касается леденца, то ведь они с Себастианом находились как раз рядом с кондитерской лавкой. И если уж кто-то планировал похитить мальчика, то он (или она) мог подслушать их разговоры.

Марин не согласилась с такой версией событий. Она могла признать, что Себастиан ребенок общительный – причем вполне доверяющий взрослым в целом, – но он никогда не позволил бы увести себя вот так, без оглядки на нее. И откуда вообще Санта мог узнать, что ему хотелось именно такой леденец? Марин просматривала зернистые кадры с камеры наблюдения множество раз. Она знала своего сына лучше, чем кто-либо на земле. Ему нравился Санта, но он уже успел понять, что реальное присутствие Санта-Клауса пугает его. Он обязательно оглянулся бы на Марин и убедился, что она разрешает ему уйти.

Если только его не уводил кто-то знакомый.

Но все знакомые их семьи были опрошены. Все без исключения. И у каждого проверили алиби. За последний год Кастро повторила всю работу ФБР и провела еще множество проверок сверх того.

На их последней встрече Марин попросила расширить поиск и проверить всех их с Дереком сотрудников. И всех ее клиенток. Компания Дерека в начале декабря традиционно проводила праздничные вечеринки для семей сотрудников, а Марин проводила нечто подобное летом, устраивая в благодарность сотрудникам барбекю. Любой, кто был на этих вечеринках, познакомился бы с Себастианом. Марин считала нужным проверить их всех, поэтому Кастро начала поиски с ближайших к Дереку и Марин сотрудников.

Она вдруг задумалась: «Что, если именно Сэйди увела Себастиана? Неужели именно об этом собиралась сообщить частный детектив?»

Эта мысль впервые залетела в голову Марин, и ее громкий смех тут же прорезал тишину кухни. Разумеется, Сэйди тут ни при чем. Более того, у нее только что родился свой ребенок. Зачем ей мог понадобиться еще и ребенок Марин?

Дождавшись кофе, она перелила его в высокую розовато-золотую чашку с выгравированным сбоку логотипом салона. Они продавали такие во всех трех салонах по шестьдесят пять долларов, что являлось возмутительно дорогой ценой за кофейную чашку, но клиенты регулярно покупали их для себя и в качестве подарков. Иногда Марин пила из нее вино. Но не сегодня.

Сев в машину, Марин задумалась, не стоит ли ей звякнуть Дереку в Портленд, сообщив о возможности плохих новостей. Несмотря на эмоциональную дистанцию между ними, она была бы не против услышать сейчас его голос, всегда такой успокаивающий и деловой. Он, безусловно, напомнил бы ей, что если б у Ванессы Кастро – бывшего копа и профессионального частного детектива – появились реальные новости о Себастиане, то она сразу же сообщила бы их, не заставляя ее дожидаться личной встречи.

Марин хотела бы поговорить с ним, но не могла. Она не могла ни черта рассказать Дереку.

Ведь он до сих пор не знал, что она наняла частного сыщика.

Глава 5

– Как там с пробками? – поинтересовалась Кастро, когда Марин приехала в ее небольшой офис во Фримонте.

Она никогда не спрашивала Марин о делах или самочувствии. Это и так было ясно. Детектив, видимо, сама только что приехала. Еще даже не сняла куртку.

– На мосту постояла, но не слишком долго, – ответила Марин, заметив также, что с ее посещения офиса в прошлом месяце обстановка несколько изменилась.

Маленький аквариум, раньше стоявший на нижней полке книжного шкафа у стены, сейчас переместился на угол письменного стола, где Марин могла отлично видеть его. В аквариуме жила всего одна рыбка. У нее был большой ярко-красный хвост, и Марин с любопытством наблюдала за ее передвижениями, пока Кастро включала компьютер.

Они встречались раз в два месяца, хотя, по правде говоря, все вопросы, решаемые на этих встречах, можно было бы разрулить по телефону или электронной почте. Тем не менее Кастро, очевидно, понимала, что общение лицом к лицу с матерью пропавшего ребенка необходимо для благополучия самой матери, и на таких личных встречах она говорила с Марин терпеливо и откровенно. А по мнению самой Марин, встречи с частным детективом помогали ей лучше, чем сеансы психотерапии.

– Спасибо, что смогли так быстро приехать. – Кастро поставила перед ней бутылочку воды.

Обычно она предлагала кофе, но сегодня все, казалось, происходило по-новому.

– Естественно, – Марин вглядывалась в лицо детектива, пытаясь прочесть хоть какой-то намек на то, что сейчас ей предстоит услышать ужасные новости. Но выражение лица Кастро оставалось практически непроницаемым. Разве что проявилось легкое смущение.

– Итак… – Кастро помедлила, – новости не касаются Себастиана.

Марин осознала, что до сих пор сидела затаив дыхание, только теперь, когда вздохнула с облегчением. «Ох, слава богу». Взяв бутылочку воды, она отвинтила крышку и сделала большой глоток.

– Простите, – лоб детектива прорезали легкие морщины, – мне не хотелось пугать вас. Наверное, следовало сразу написать об этом в письме.

– Все в порядке. – На самом деле Марин сильно испугалась, но сейчас испытывала лишь облегчение. – О чем же тогда пойдет речь?

– В общем… – Кастро вновь нерешительно помедлила, и хотя Марин больше не беспокоилась, она не представляла, что могло вызвать такое смущение детектива. В конце концов раньше эта женщина работала в полиции. – Похоже, что ваш муж с кем-то встречается.

«Что-что?» Марин глотнула воды, пристально глядя на свою собеседницу и не вполне понимая сказанное.

– Что вы имеете в виду?

– Я не знаю, конечно, как у вас двоих дела, но в последний раз, когда мы разговаривали, вы не упомянули о разводе.

– Так мы и не думали разводиться.

– Тогда мне очень жаль, но придется сообщить вам, что у вашего мужа роман.

Марин недоверчиво прищурилась. Она слышала слова, сказанные детективом, и не нуждалась в их повторении, хотя, возможно, предпочла бы, чтобы Кастро выбрала менее значимое существительное. Они немного помолчали. Марин, казалось, ждала продолжения, но его не последовало.

О каком романе, черт возьми, говорит эта женщина? Не по этой же причине она вызвала ее сегодня! Ведь ее наняли искать ребенка…