Полная версия
Незнакомец из подсознания. Книга 1
И вот опустевшая квартира. Две родные души: растерянные, в один миг лишившиеся опоры, совершенно опустошённые и обессилевшие от свалившегося горя.
Алла упала в мамины объятия. Ощутила нежное поглаживание по голове.
– Милая, да у тебя седые волосы! Много седых волос! Маскируются под белокурую шевелюру, но вблизи видны…
В этом отчаянном всплеске Алле открылось, насколько мама чувствует её горе – горе дочери, в одночасье утратившей любимого отца.
Самый родной человек на свете тихо плакал, но Алла не могла успокоить – из её глаз горячими ручьями тоже текли слёзы.
Долго-долго сидели, обнявшись.
Мама выпила успокоительное. Легла на диван. Алла села рядом.
– Дочка, ничего не бойся – мы с тобой справимся, – голос прозвучал неожиданно спокойно и убедительно. – Ты сдашь экзамены, поступишь в институт. Встретишь свою любовь и будешь счастлива.
– Мам, я хочу креститься, – твёрдо сказала Алла. – Помнишь те слова папы?
– Да. Я тогда сильно испугалась… Молила, чтобы они не стали пророческими… Нельзя было так испытывать Бога…
Она закрыла лицо руками, но сдержала слёзы, не желая, чтобы страдание передалось дочери. Через мгновение глаза прояснились, по лицу скользнуло подобие улыбки.
– Обязательно подумаем, как тебя окрестить, – пообещала, крепко обняв дочь.
Глава 11
Тиски горя сжимали намертво. Алла боялась, что мысль о трагедии будет преследовать всю жизнь, не ослабевая. «Так с ума можно сойти! – в ужасе думала она. – Надо как-то отвлечься. Хорошо, что завтра в школу – это, как спасательный круг».
Утром, войдя в класс, Алла читала на лицах ребят искреннее сочувствие. Но такое здесь случилось впервые, и, судя по всему, одноклассники не знали, как себя вести. Алла заметила, что некоторые, уловив её взгляд, опускали глаза. Другие подходили, осторожно заговаривали, пытаясь отыскать нейтральные темы.
Игорь, подвинув Илью с законного места, сел с Аллой. Она не возражала. Видела, что тот старается её расшевелить.
Гоша зашептал, как на днях Олег на географии Австрию с Австралией перепутал. Однако история не показалась Алле забавной. Набросок карикатурного портрета учительницы на салфетке, стянутой из столовки, тоже не впечатлил, показался нелепым.
Надломленная смертью отца, Алла за эти дни почувствовала себя намного взрослее, серьёзнее. Забавы Игоря больше не трогали, ребячество казалось странным. Но всё же она была благодарна ему за человеческую заботу, которая помогала хоть немного отвлечься от гнетущих мыслей.
Усилием воли Алла попыталась углубиться в учёбу. Когда поняла, что это удаётся, приободрилась. Пропущенного материала оказалось немерено. Теперь, чтобы всё наверстать, требовалась полная концентрация.
– Ир, можно, приду к тебе домашку делать? У себя в квартире тяжко, – спросила после школы.
– Конечно, приходи! – обрадовалась подруга. – Родители на работе, Дэн на тренировке. В тишине поучим… Хм, так пойдём сразу!
Дома Ира разогрела обед. Накрыла на стол.
Сидя в уютной кухне, Алла рассказывала, как всё происходило. Подруги тихо плакали.
– Знаешь, Ал, я всегда завидовала, что у тебя такие родители, – проговорила Ира, утирая слёзы. – Какие лыжные походы твой папа устраивал! Я однажды тоже с вами была, помнишь? Я-то никогда не забуду! А всей семьёй – на каток! А каждое лето – на море! Даже к йоге он тебя приобщил?
– Ты откуда знаешь? – встрепенулась Алла.
– У тебя около магнитофона увидела стопку фоток с упражнениями.
– От долгого сидения за уроками шею защемляет… Папа принёс комплекс «Крокодил»… – начала оправдываться Алла, зная, что заграничные духовные практики под запретом.
– Да ты не переживай. Никому не скажу. Я от твоих родителей балдею. Мои вот только в учёбу носом тычут…
– Зря ты так, Ир. Они о тебе тоже заботятся, – чуть слышно прошептала Алла, глаза её снова наполнились слезами.
– На тебя и голос никогда не повышают, а мне даже ремнём прилетало. Вот скажи, тебя хоть раз били? Ты ж далеко не идеальная. Да и в детстве не всегда же слушалась, бедокурила, небось, как все?
– Нет, не били. Мне тихим голосом строго говорили что-то вроде: «Не делай так, а то будешь наказана и сидеть в своей комнате одна». Я не понимала, что значит «будешь наказана», но представляла огромное чудовище, которое может броситься и разорвать на мелкие кусочки. И вот, чтобы от него спрятаться, изо всех сил старалась выполнять все требования. Так научилась понимать родителей с полуслова, даже со взгляда.
– Всё равно ж бывало что-то не так. Что тогда?
– Ну да, оставляли в комнате одну. Не разговаривали и вообще не замечали, будто меня не существует. До сих пор – это мой самый большой страх.
– Что именно?
– Изоляция. Тогда – в детстве – мир просто рушился. Я плакала и думала, что больше никому не нужна; мечтала, чтобы со мной оказалась бабушка или чтобы куклы стали живыми – уж они-то точно меня любят и жалеют.
Алла грустно улыбнулась от воспоминаний о наивных детских желаниях.
– В общем, чувствовать себя одинокой – самая страшная катастрофа.
Ира помолчала в задумчивости.
– Ну, уж лучше так, чем ремнём, – заключила твёрдо.
– Хм, даже поверить не могу, что такие интеллигентные люди, как твои родители, способны детей ремнём воспитывать.
– Ещё как. Чуть что не по ним – отец сразу за коньяк, а потом давай нас с Дэном гонять.
– А мама?
– А что мама? Верещит, что мы неблагодарные! Они для нас из кожи вон лезут – всё покупают, а мы даже учиться не хотим, как им надо.
– Мрак какой-то! А разве Ильдар Маратович пьёт? – удивилась Алла.
– Не то чтобы пьёт, но коньячок каждый вечер потягивает. А твой отец совсем не пил? – спросила Ира, заваривая травяной сбор в пузатом фарфоровом чайнике.
– Только по праздникам. Родители приглашали друзей, или мы в гости ходили. Детям всегда накрывали в соседней комнате. Мы только тосты слышали, но как взрослые выпивали – не видели. В настольные игры играли или во дворе бегали.
Щёлкнул замок. Хлопнула дверь.
– У нас гости?! – донёсся из прихожей радостный возглас.
На ходу скидывая куртку, в кухню вбежал Дэн.
– Чай ещё не пили? Отлично! Я – с вами!
– Ты же с тренировки! Пообедай сначала, – на правах старшей настоятельно проговорила Ира.
Но брат уже достал с полки огромный именной бокал. Следом на стол отправились две ажурные чашки из тонкого фарфора, куда смачно заструилась свежая заварка. Кухня наполнилась терпкими ароматами мяты и смородины.
Дэн вытащил из холодильника слоёный черничный торт. Большими треугольниками разложил на десертные тарелки от того же сервиза, что и чашки с чайником.
– Как красиво сервировал, – отметила Алла, любуясь нежно-розовыми цветами по краю посуды. – А кто у вас печёт?
– Мама, – ответил Дэн. – Ирка тоже умеет, но ей некогда, она всегда зубрит.
– Да заткнись ты, – цыкнула сестра.
Он не отреагировал. Подвинул торт ближе к Алле.
– Попробуй, как вкусно.
Слушая весёлую болтовню Дэна и наблюдая за его короткими безобидными перепалками с сестрой, Алла думала, как здорово иметь друзей – таких открытых, понимающих, способных к состраданию. Жизненные силы потихоньку возвращались, как и решимость, воплотить все свои планы. И не только ради себя, но и для мамы – ведь только так можно её поддержать.
Алла встала из-за стола.
– Ребят, спасибо! Вы такие классные! Жаль, что не успели ничего поучить. Надо домой, скоро мама с работы придёт, не хочу её одну оставлять.
– Я провожу, – сказал Дэн, выходя из кухни следом.
– Только потом сразу домой, наши тоже скоро заявятся, – предупредила Ира.
Алла решительно отказалась.
– Нет, нет! Я сама дойду, – сказала твёрдо, обняла подругу, помахала Дэну и торопливо вышла.
Улица без снега и фонарей казалась беспросветно тёмной, но внутри у Аллы было светло.
Она размышляла о семье. Переполняло чувство гордости, смешанное с изумлением от того, какой внутренней силой, оказывается, обладает её мама.
Раньше Алла была уверена, что мамино предназначение было исключительно в создании чего-то возвышенного. Тёплое спокойствие дома, увлекательная атмосфера на работе – всё это возникало с маминым появлением.
Где бы ни оказывалась, она украшала жильё самодельными диковинными статуэтками, оригинальными вазочками, подушечками, вышитыми цветными нитками и бисером.
Алла бывала на маминых уроках немецкого, организованных, как театральные представления. А ещё вся школа пела под её аккомпанемент на старинном пианино с канделябрами.
На папе в семье висела техническая часть. Он любил повторять: «Женщина в доме для красоты и уюта. Мужчина же должен брать на себя всё самое тяжёлое, чтобы оно случайно не упало и не придавило красоту».
И вот теперь, когда папы не стало, всё то – тяжёлое – свалилось на маму, такую воздушно-неземную. Но, вопреки ожиданиям, не придавило, а вскрыло задраенные шлюзы подсознания мощным потоком новых возможностей, спрятанных до времени так глубоко, что о них не подозревала даже она сама…
«Успела!» – подумала Алла, взглянув на угловые окна четвёртого этажа, чернеющие пропущенными ячейками на ярком полотне светящейся мозаики.
Глава 12
В ожидании празднования Дня Победы школа бурлила. Коридоры украшались Георгиевскими ленточками, букетами из искусственных цветов, сделанных на трудах. Активисты готовили специальные выпуски стенгазет.
На литературе Фёдор Яковлевич, поправляя пальцем круглые очёчки, постоянно съезжающие на кончик носа, торжественно объявил:
– Товарищи десятиклассники! Сегодня пишем сочинение на тему «Война и моя семья». Работа конкурсная. Победитель получит право на участие в региональной олимпиаде по русскому языку и литературе. Если же и там зарекомендует себя с хорошей стороны – получит дополнительные баллы при поступлении в институт.
Класс недовольно загудел.
– Знать бы заранее, подготовились бы получше, – выкрикнул Игорь.
Фёдор Яковлевич не отреагировал.
– Приступаем, приступаем! У нас только два академических часа, – поторопил он.
Алла давно ждала этого урока. Не терпелось рассказать о близких, ставших непосредственными участниками тех далёких страшных событий.
Быстро сосредоточившись, она стала описывать бесчисленные бабушкины истории о жизни семьи среди поляков в Бресте от начала до конца войны, куда она – бабушка – с детьми на руках отправилась вслед за мужем офицером. О бомбёжках фашистов, о связи с партизанскими отрядами.
.«…Заканчивался насильственный вывоз советских людей в Германию. Дом, где жила бабушка со своими тремя малютками, был последним на улице. Выйдя во двор, она обняла детей и, смело глядя в глаза вооружённому до зубов фашисту, заявила:
– Никуда не поедем! Стреляй всех здесь! Умирать, так на родной земле!
Поражённый и обескураженный храбростью русской женщины немецкий офицер замешкался и через полицая-переводчика неожиданно ответил:
– Оставайся с детьми, мать. Это последний вывоз советских. Мы отступаем, теперь берегитесь, чтобы не погибнуть от своих.
На следующий день пришло сообщение о том, что тот эшелон был пущен под откос…»
Алла писала самозабвенно. Ощущала себя участницей, видевшей происходящее собственными глазами. Всё существо её находилось во внутреннем движении: то накрывали волны страха, то подхватывали порывы счастья.
Прозвенел звонок. Не тронулась с места, не подняла головы. Писала и писала, не обращая внимания на расшумевшихся одноклассников. Стремилась успеть вылить на бумагу переживания до последней капли.
Не заметила, как, вернувшись с перемены, все затихли и вновь углубились в творчество.
– Что ж, товарищи десятиклассники, сдаём работы! – прозвучал голос Фёдора Яковлевича. – Сдаём, сдаём! Скоро придёт десятый «Б». После звонка не приму ни одного сочинения!
Складывая тетради в стопку на учительском столе, ребята возбуждённо покидали класс.
– У меня, наверное, будет два, – сказала Ира по дороге домой.
– Не успела дописать?
– Просто нечего было. У нас в семье никто не воевал и в блокадном Ленинграде не были. От бабушек и дедушек далековато живём. Видимся редко. Дома о войне разговоров никогда не заводили.
– Ну, ты хоть что-нибудь написала?
– Насочиняла чего-то. Лучше бы две контрольных по алгебре решила. Надо родителей заранее предупредить, что выше трояка не будет.
– Может, не стоит? Обойдётся?
– Моим лучше сказать, – с уверенностью ответила Ира.
Остановились на развилке.
– Приходи сегодня ко мне? Химию объясню. У тебя, вроде, с задачами проблемы?
– Если не смогу сама решить, то приду, – пообещала Алла и поспешила к дому.
Войдя в квартиру, она вновь почувствовала холод одиночества. Усилием воли заставила себя переключиться. Переоделась в домашнее. Разогрела обед. За едой размышляла: «Вот бы победить в литературном конкурсе, поучаствовать в олимпиаде».
Покончив с насущным, принялась за уроки. Химия – камень преткновения. Решила начать с неё. Глядя в учебник, попыталась сосредоточиться. В очередной раз поймала себя на мысли, что глаза бегут по строчкам, а сознание уносит куда угодно, только не в заданном направлении. Предмет не поддавался.
Алла решительно встала из-за стола, собралась, побежала к подруге.
С верхних этажей подъезда доносилась ругань. Гневный женский голос, вибрирующий на повышенных тонах, порой подбрасывало так, что он переходил в визг. «Кто-то попал под горячую руку», – подумала Алла, искренне сочувствуя провинившемуся.
Резво проскочила последний пролёт до нужной квартиры, остановилась на лестничной площадке. И вдруг поняла, откуда доносились истошные крики. Теперь отчётливо слышалось, как Эмма Владимировна, не стесняясь в выражениях, истерично распекала Иру за четвёрку по геометрии и возможную тройку за сочинение.
Скандал разгорался слишком близко. Алла замерла, сжалась от испуга, будто кричали на неё. Очнувшись от минутного оцепенения, опрометью бросилась вниз по лестнице. Пробежав через двор, остановилась, отдышалась. Пошла медленно, понемногу приходя в себя от невольно подслушанной сцены.
Сознание вновь оживило образ любимого отца, который никогда бы никому не позволил так кричать на дочь. «Оценки – это не главное. Важно – что в голове!” – подбадривал он Аллу, если та переживала за несправедливую оценку.
«Больше никогда не услышу от папы этих слов. С каждым днём я ухожу от него дальше и дальше…» – спица, застрявшая в груди, прокрутилась ещё на один оборот.
«А если бы с Ирой сейчас случилось страшное? Что бы тогда почувствовала её мама? Неужели нужно умереть, чтобы стало понятно, что детей важно просто любить?»
Воспоминания об отце жгли, а смешиваясь с сочувствием к подруге, становились совершенно невыносимы. Алла почувствовала острую необходимость оказаться рядом с мамой – со своей милой, любимой, родной мамочкой.
Глава 13
Наступил день оглашения результатов конкурсного сочинения. Три параллели десятых классов собрались в актовом зале. Фёдор Яковлевич поднялся на сцену и завёл речь о важности темы войны, о патриотическом воспитании, о том, как все серьёзно подошли к подготовке и написанию сочинения.
Алла поняла, что к главному он перейдёт лишь в конце урока, когда завершит пресный пространный монолог. Зал постепенно наполнялся шумом. Ребята болтали о своём, вертелись, противно скрипя откидными стульями, давно ожидающими смазки.
Казалось, учитель не замечал, что его никто не слушает, и продолжал формально исполнять повинность, порученную школьной администрацией в канун важнейшего для страны праздника.
Дежурная речь оборвалась так же нелогично, как и начиналась больше получаса назад. В воздухе повисла тишина, как магнитом притянувшая внимание.
Фёдор Яковлевич продолжил:
– Все порадовали. Двоек за сочинение нет. Пятёрок много.
Алла оказалась в списке отличников одна из первых. Когда же неожиданно прозвучала фамилия Иры, повернулась в её сторону. Встретила глаза полные удивления.
– А теперь торжественный момент! Мне поручена почётная миссия наградить грамотами самых достойных. Напоминаю, сочинение победителя будет отправлено на областной конкурс, где определятся кандидаты от разных школ для участия в олимпиаде.
Зал замер. Пятёрочников оказалось слишком много. Каждый понимал, что сейчас именно он может получить свой шанс.
– Грамотой за третье место награждается Столбунов Алексей, десятый «Б»! – торжественно произнёс Фёдор Яковлевич и вручил награду под жидкие аплодисменты.
– Второе место присуждено Покровской Алле, десятый «А»! – голос учителя прозвучал ещё более торжественно.
Шума стало больше – класс болел за своих. Но Алла шла на сцену поникшая. Получив грамоту, она вернулась на место, сопровождаемая упадническими мыслями: «Вот я неудачница! Всегда не хватает совсем чуть-чуть: до пятёрки, до первого места, до выбора в комсорги… Интересно, кому же на этот раз «хватило», чтобы меня обойти?»
– Ну, и самые большие поздравления победительнице… – учитель загадочно прищурился, выдержал короткую паузу, добавив интриги, и объявил, акцентируя на каждом слове: – Нуриевой Ирине, десятый «А»!
Ира вскочила с места так, будто в её сторону неожиданно кинули мяч, а она собиралась отбить его головой. Ликуя от нежданной победы, бросилась на сцену принимать поздравления Фёдора Яковлевича.
Одноклассники недовольно зашептались.
Алла остолбенела. В иной ситуации она непременно порадовалась бы за подругу, но, зная конкретные обстоятельства, была вне себя.
Прозвенел звонок. Ребята, уставшие от нудного урока, спешно покидали зал. Ира догнала Аллу в холле.
– Ты что, Ал? Понеслась, как с цепи сорвалась.
– Раз уж решила поговорить, может, сначала объяснишь, откуда у тебя пятёрка? Снова папочка позаботился? Услышал, что дочурке трояк светит, и сразу договариваться побежал?
– Да ты чё завелась-то? Ну, сходил, денег на ремонт класса дал. А сочинение тут при чём?
– Правда не понимаешь или прикидываешься?! Где твоё комсомольское сознание?! А совесть?! А справедливость, к которой всех призываешь?! Так и будешь на папочке всю жизнь выезжать?! – гневно выкрикивала Алла.
– Ты что, с Луны свалилась? В наше время не подмажешь – не поедешь, – выпалила Ира.
– Видно, поговорочка у вас дома в ходу…
– Кто тут с Луны свалился? – вклинился проходивший мимо разгорячившихся одноклассниц Гоша.
– Иди, куда шёл, – грубо оборвала Ира.
– А не подерётесь, – шутливо добавил парень, ускоряя шаг.
– Кажется, у Ильдара Маратовича партийный билет в кармане? – не могла остановиться Алла.
– И что? Это порицаемо? Твой отец тоже коммунистом был, кажется.
– Нет, не был. Но никогда не ходил за меня просить! Чего сама добилась – всё моё! Знаешь, как мне сейчас нужна эта олимпиада. Я ведь готовилась, в отличие от некоторых!
С последними словами Алла резко развернулась и пошла прочь.
– Ну вот! Так и скажи, что завидуешь! – крикнула Ира вслед.
В негодовании Алла выскочила на улицу, оставив куртку в раздевалке. Огромный школьный двор, прогретый юным весенним солнцем, был полон народа. Детвора высыпала на перемену, стремительно сбегая с крыльца по разбитым ступенькам. Мальчишки и девчонки носились наперегонки. Старшеклассники, собравшись группами, басили, громко хохотали.
Шумно-пёстрое зрелище немного охладило Аллу, но, миновав школьный двор, почувствовала, что внутри снова забурлило. Вспомнилась недавняя истерика Эммы Владимировны. Теперь подругу было совсем не жалко, даже, наоборот, хотелось сделать побольнее. «Так ей и надо! Сама виновата! Не зря её лупят!»
– Вы чё, с Иркой поцапались? – раздался голос сзади.
– Гоша-а-а! Напугал! Нельзя так подкрадываться!
Пошли вместе. Аллу буквально разрывало. Сначала она раздумывала, нужно ли поделиться с Игорем наболевшим, но не в силах больше держаться, выплеснула бушующий поток негодования на его суд.
Игорь не перебивал. Только когда Алла выдохнула, сказал серьёзно:
– Сочинение дашь почитать? Тебе ведь выдали?
Ребята свернули к обшарпанному деревянному столику, сколоченному местными мужиками, чтобы по вечерам резаться в домино.
Алла достала из рюкзака тетрадь, протянула Игорю. Тот бросил на стол дипломат, положил её поверх, чтобы не испачкать, стал читать. Алла тихо сидела рядом, не торопила. По сосредоточенному лицу одноклассника видела – отозвалось.
Наконец Игорь оторвался от текста.
– Сильно! – сказал он, немного помолчав. – Жаль, что сочинение не увидят в Области. Это точно – первое место…
Глава 14
Алла смотрела в окно. Под маршевую музыку со всех сторон к центру города устремлялись чёрно-серые потоки однотипных плащей, курток и пиджаков. Редкие вкрапления белых бантов и цветных туфель немного оживляли безликое однообразие. А вот настоящие атрибуты праздника – воздушные шары и кумачовые флаги с торжественно-белыми надписями «Да здравствует 1 мая!» и «Мир, труд, май!»– ярко расцвечивали процессию, создавая приподнятое настроение, которое читалось по бодрой походке и улыбкам на лицах людей, спешивших занять свои места в колоннах трудящихся.
– Аллочка, может быть, тебе всё-таки сто́ит пойти на демонстрацию? – осторожно спросила Екатерина Михайловна.
– Ещё нет сорока дней. Знаю, это дело патриотическое, но точно не для наших. Будут анекдоты травить да ржать. Лучше почитаю.
– А знаешь что? Пойдём-ка в парк! Прогуляемся, головы проветрим. Надо же когда-то отдыхать.
– Точно! Пойдём! – не раздумывая согласилась Алла, уловив на мамином лице долгожданную улыбку.
***
Взявшись за руки, они неспешно шли по чуть влажной протоптанной дорожке парка, то перешагивая, то обходя выступающие над землёй причудливые корни.
– Смотри, мам, ящерица!
– А вот крокодил.
– Те, как змеи, переплелись, а головы и хвосты в песок спрятали.
– В земле копошатся, не видят красоты небесной!
Алла вскинула голову. Слепящая синева накрывала пространство ровным полотном без изъяна: ни складочки, ни зацепочки, ни замина. В эту неведомо кем натянутую синь упирались вечнозелёными начёсами сосны-гиганты. Берёзы и рябины не могли достать так высоко, но усиленно тянулись крючковатыми пальцами, хвастаясь изумрудами молодых листочков в огранке из недавно лопнувших почек.
Весеннее ликование отозвалось у Аллы радостным порывом, но скоро природа вновь стала для неё лишь бездушной декорацией.
Побрели по безлюдному парку дальше.
– Мам, почему всё так несправедливо в этом мире? Другие пьют, курят, болеют, но… живут. А папа – он же почти идеальным был, и так рано…
Алла не смогла договорить. Когда произносила вслух слово «умер», испытывала ощущение, что её защёлкивает стальной капкан, и всё тело пронзает нестерпимая боль.
– Папа – удивительный человек. Мы его любим. Мне тоже очень тяжело. Пройдёт ли эта боль? Не знаю. В одном я уверена: если Бог так решил, значит, по-другому нельзя. А для чего это надо – поймём позже.
Алла остановилась в удивлении.
– Как это? Позже, это когда?
– Конечно, откуда тебе знать? – мама грустно улыбнулась. – Вам же говорят, что Бога нет, а значит, человек умер – и всё. Скажу по секрету: душа остаётся жить, она просто покидает тело и улетает в вечность.
Алла задумалась.
– Историк с издёвкой велел нам передать набожным бабушкам, что космонавты вокруг Земли летали, но никакого Бога там не видели.
– Идеология, доченька. Сами-то партийные руководители втихаря крестятся, детей крестят и даже службы в церквях стоят. Только ездят в глухие деревни, чтобы их не уличили.
Очередное открытие породило в голове Аллы множество вопросов. «Значит, они сами не верят в то, что говорят? Тогда, может, и социализм – враньё? Где же достижения, о которых в газетах пишут и по телику показывают?..»
Алла помотала головой, будто отгоняя мысли.
– Мам, ты обещала о моём крещении договориться.
– Помню. Сразу после того, как мы с тобой посекретничали, попросила коллегу узнать, что да как. Она наведёт справки. Думаю, скоро уже.
Алла облегчённо вздохнула.
«Так, значит, папа жив! – снова и снова думала она. – И я не удаляюсь, а наоборот, с каждым днём приближаюсь к нему!»
Мысли растекались живой водой, заполняя даже самые потаённые уголки сознания. Цепь с чугунной гирей, болтающейся на шее, с тех пор как папы не стало, вмиг оборвалась. Алла мысленно перешагнула через «груду металлолома», оставив ржаветь там – на дороге. Выпрямилась, подхватила маму под руку и твёрдо зашагала вперёд возрождённая, вновь устремлённая в жизнь, полную вдохновения и радости…
Из подъезда выскочил взъерошенный Игорь. Нервно потрясая свёрнутой в трубочку газетой, одноклассник едва не сшиб Аллу с ног.
– Здрасть, Катерина Михална! Алк, привет! Я к тебе поднялся, а дома никого. Хорошо, что всё-таки встретил! – выпалил, переводя дыхание.