Григорий Распутин. Жизнь и смерть самой загадочной фигуры российской истории

Ничего нельзя было сделать, кроме как устроить для ребенка постель в «черном углу» большой кухни: это было самое темное и самое теплое место кухни, наиболее комфортное зимой, когда по главной улице деревни мели сибирские вьюги. Наконец, кухня была излюбленным местом обитателей дома, и там можно было постоянно следить за ребенком.

С наступлением темноты приходили соседи и рассаживались по широким лавкам. Их угощали выпивкой и лакомствами, и допоздна велись разговоры о том, что произошло в деревне, или обсуждались новости, дошедшие до Покровского через соседние ярмарки.

Люди разговаривали вполголоса, потому что маленькому Григорию по-прежнему было плохо. К ужасу семьи, он, осунувшийся, целыми часами лежал, отвернувшись к стене и не обращая внимания на происходящее вокруг него.

Наконец, он, казалось, выздоровел. Он вырос, весьма рано стал шататься по трактирам, бегать за девками и вести беспорядочную жизнь. Устав за день от тяжелых крестьянских трудов, он проводил вечера в пьянстве до потери рассудка.

Однажды он присутствовал на празднике, где деревенская молодежь развлекалась играми, песнями и плясками, и там познакомился с хорошенькой черноглазой молодой блондинкой по имени Прасковья Федоровна Дубровина, в которую влюбился. Григорий совершенно не изменил своих привычек и даже после женитьбы на ней продолжал вести беспорядочную жизнь, как и прежде, посещал трактиры и крутил шашни с деревенскими девками.

Тогда-то и произошло в его жизни второе событие, произведшее на него сильное впечатление, о котором он рассказал лишь своему единственному верному другу Дмитрию Печеркину в тот день, когда оба шли вдоль берега Туры и разговаривали об урожае, скоте, лошадях, девушках и Боге.

По его словам, однажды, когда он пахал поле и в конце полосы собирался повернуть лошадей, позади него зазвучал великолепный женский хор, как бы церковный. Удивленный, он оставил плуг и обернулся: совсем рядом с ним шла необыкновенной красоты женщина, Богоматерь, словно окутанная золотистыми лучами полуденного солнца. В небе тысячи ангелов пели торжественный гимн, а им вторил голос Девы Марии.

Видение, рассказывал он своему другу, продолжалось всего несколько мгновений и исчезло. Смущенный до глубины души, Григорий стоял неподвижно посреди пустого поля, с дрожащими руками, и у него не было сил вернуться к своей работе. Когда вечером он привел коней в конюшню, чтобы почистить их, его охватила необъяснимая грусть. Что-то словно говорило ему, что Бог хочет сделать его избранным; но в то же время он чувствовал, что ради исполнения этой божественной воли ему придется отказаться от своих лошадей, кабака и дома, от отца, жены и дочерей. Поэтому он не стал дольше думать об этом видении и никому о нем не рассказал. Действительно, за исключением Печеркина, никто из его окружения не слышал ни слова о том, что случилось в тот день с крестьянином Григорием, и никто не узнал мыслей и чувств, зародившихся в нем.

Позврослев, Распутин занялся отцовским делом. Он перевозил пассажиров и грузы по длинным и очень узким дорогам от одной деревни к другой. Несколько раз побывал в Тобольске и Тюмени, даже добирался до Верхотурья у подножий Урала. Реками можно пользоваться только летом, зимой единственный транспорт – повозка или сани. Поэтому иной раз ему доводилось возить пассажиров до восточных уездов Тобольской и Пермской губерний.

Ему было тридцать три года, когда во время одной из поездок у него произошла встреча, полностью изменившая его жизнь и образ мыслей. Ему довелось везти в Верхотурский монастырь студента-теолога по имени Милетий Заборовский. По дороге между ямщиком и будущим священником завязался разговор, они говорили о церкви, и скоро семинарист с удивлением заметил, что этот простой крестьянин неплохо образован в религиозных вопросах. Молодой человек стал расспрашивать возчика подробнее, со все возрастающим интересом, и попытался убедить в том, что плохо жертвовать таким настроем ради распутной жизни. Эти слова произвели на Григория живое впечатление. Он почувствовал, как в нем пробуждаются все те мысли, что посещали его в детстве, когда он так верил в Бога, все те добрые чувства, которые он убил в себе годами разврата.

В то же время Григорий услышал, как путешественник проповедует новую доктрину, не имевшую ничего общего с суровым церковным учением, не оставлявшим ему, бедному грешнику, никакой надежды на спасение. А то, что он слышал сейчас, утверждало, что он может участвовать в земных радостях, если будет следовать божественным наставлениям мистической «истинной веры». Наконец, семинарист убедил Распутина остаться с ним в Верхотурском монастыре, когда они туда приедут, а не возвращаться обратно, как тот делал множество раз.

В Верхотурском монастыре существовало одно из тех странных сибирских братств, которые больше походили на хутор, чем на место духовного созерцания. Верхотурские монахи подчинялись строгим правилам монастыря и выполняли религиозные обязанности, наложенные на них. Одновременно они обрабатывали землю. Поэтому крестьянину Григорию было нетрудно адаптироваться к жизни в этой общине. Он участвовал в молитвах и епитимьях и работал с монахами в поле.

Скоро он с удивлением заметил, что братия разделена на два лагеря. Монахи одного играли роль узников, а другого – тюремщиков. О таком положении вещей не говорили, даже старались его скрыть, но Распутин осознал его по отношению к нему других монахов: за ним плотно следили. В Верхотурье имелись тайные и явные приверженцы еретического учения хлыстов, а также те, кто был сослан на исправление и возвращение к православной церкви. Монастырь с давних пор имел репутацию тюрьмы для мятежных священнослужителей. В любое время из всех уголков Сибири прибывали люди, которых встречали с открытой настороженностью и которые через некоторое время, казалось, отказывались от своих еретических идей.

Распутин долго размышлял над словами молодого священника, увлекшего его в Верхотурье. Он запомнил, как сильно они отличались от официальной церковной доктрины, и мало-помалу уверился, что его хотели завлечь в секту.

Также Григорий понял, что мятежные монахи, сосланные в этот монастырь, отказались от своих заблуждений лишь для формы, внешне строго следуя церковным предписаниям. Чем больше он сближался со своими товарищами во время полевых работ или минут отдыха, когда они знали, что за ними в большей или меньшей степени следят, тем сильнее убеждался в том, что эти еретики готовы вернуться к своим взглядам, что даже многие их «тюремщики» приняли веру сектантов и, наконец, что весь Верхотурский монастырь лишь внешне повинуется предписаниям православной церкви, а в действительности является очагом еретических идей.

В глазах этих монахов суровые обряды церкви были пустяками, которые следовало соблюдать только для того, чтобы не вступать в острый конфликт с властями. Но каждый носил в сердце «истинную веру», о которой говорили только среди чистых, верных хлыстовской доктрине, в братстве «Божьих людей».

Эта доктрина требует от своих последователей хранить ее правила в тайне, не раскрывать их ни отцу, ни матери; надо быть твердым и молчать, даже под угрозой кнута и костра. Тогда ты сможешь войти в Царство небесное и сохранить на земле блаженство духа.

Значительную часть своей силы секта хлыстов черпала именно в таинственности. Ради сохранения тайны и сбережения истины от любого повреждения основатели этого нового учения советовали своим последователям внешне подчиняться правилам «ложной» православной веры и даже проявлять в этом пылкое рвение.

Таким образом, не только Верхотурский монастырь внешне сохранял, несмотря на свои сектантские идеи, облик благонамеренной общины, но и каждый монах, чем сильнее он верил в хлыстовскую доктрину, тем ревностнее соблюдал церковные правила. Скоро Распутин сам полностью примкнул к еретикам и подчинился их наставникам; раскаявшийся грешник, он был одним из тех, кто активнее всех в монастыре постился и молился, в то время как его приобщали к мистическим секретам тайного учения.

В этом Распутин увидел возможность осуществления того, о чем мечтал с самого юного возраста: приобрести на земле радости вечной жизни и достичь наконец благодати: если бы ему удалось однажды слиться со Святым Духом и умереть «мистической смертью», ни один грех больше уже не мог бы его искусить, он всегда оставался бы на верном пути, потому что был бы очищен благословением Святого Духа. С этого дня у Григория Ефимовича было лишь одно желание: достичь совершенства, следуя по пути, который перед ним открывало хлыстовское учение.

Перед тем как покинуть Верхотурский монастырь, Распутин захотел посетить старца Макария. Скит этого почтенного отшельника стоял не очень далеко, и он мечтал получить его благословение.

Мужчины и женщины всех сословий приходили к отцу Макарию издалека, когда им предстояло трудное испытание или надо было вымолить прощение за тяжкий грех.

Нищие, зажиточные крестьяне, буржуа, даже аристократы, солдаты и офицеры проделывали многодневный путь через бескрайнюю сибирскую тайгу к скиту отшельника, босые, с непокрытой головой, с котомкой на спине и посохом в руке. Никто не уходил от святого человека без слова утешения и доброго совета. А по возвращении паломники разносили славу о нем по всей России.

В монастыре Распутин слышал, будто старец, ныне такой благочестивый, был большим грешником, человеком, испытавшим все страсти и все слабости. Он поддавался всем земным искушениям, перепробовал все радости жизни, да так, что след греха остался у него в крови. Но вскоре он очистился, ничто дурное не омрачало ни его чувств, ни помыслов, и тогда он преподнес Богу свою отмытую плоть, свое чистое сердце и свои смиренные чувства.

Рассказывали, что в начале своего пребывания в монастыре он долгие годы усмирял свою плоть, чтобы стать полностью достойным Всемогущего. Потом, окончательно уверившись в том, что он прежний умер в «мистической смерти», он ушел в лес и затворился в своей хижине. В ней он с тех пор и жил, вдали от мира с его искушениями, в «чистой Божьей радости». С этого дня он больше не испытывал человеческих слабостей, равно как не ощущал и груза тяжелых цепей, которыми обмотал свое тело. Он не чувствовал никаких недугов, свойственных прочим людям. Пределы пространства и времени для него не существовали, и он смог легко читать будущее. Одним словом, он теперь был святым, к которому можно обращаться, как к самому Богу, ибо старец, известный прежде грешник, точно знал намерения Всемогущего по отношению к его детям на Земле.

Все услышанное побудило Григория Ефимовича обратиться за советом к чудотворному отцу Макарию. После посещения отшельника он будет точно знать, возвращаться ли ему домой, к жене и детям, к приятелям по развлечениям, к своим лошадям и конюшне, или же посвятить жизнь более высокой цели, к которой божественная сила предназначила его с детства.

Прежде чем посетить старца Макария, Григорий пошел к раке, в которой хранились мощи святого Симеона Верхотурского, и в долгой пламенной молитве искал силы и чистоту души, необходимые ему, чтобы предстать перед старцем. Затем он направился к скиту святого человека.

Скит стоял в лесу, и идти до него надо было достаточно долго. Это была жалкая маленькая хижина, в которой едва хватало места для одного человека. Старец завершал там в самой глубокой нищете свою жизнь, наполненную покаянием и отречением от благ. Его страшно худое тело, казалось, поддерживалось только тяжелыми цепями, которые святой носил без труда. Его взгляд был весел, а на губах была улыбка. Голос был таким слабым и тихим, что казался дуновением ветерка, но тон – горячим и полным жизни.

Едва войдя в эту хижину, Григорий пал на колени и покрыл руки старика поцелуями. Потом он просто рассказал ему, зачем пришел, ничего не скрывая. Он признался в своих грехах, в своих дурных мыслях, в плотских желаниях, донимавших его даже в монастыре. Поведал и о своем странном видении. Потом заговорил о своих слабостях, своих сомнениях: внутренний голос требовал, чтобы он посвятил себя Богу, но в то же время он хотел снова увидеть свою жену, детей и все, чем владел на земле.

Исповедавшись, Распутин смиренно остался стоять на коленях, склонив голову. Потом он поднял глаза и увидел, что Макарий смотрит на него по-доброму, ласково улыбаясь. Исхудавшие руки святого легли на его голову. «Будь счастлив, сын мой, – сказал он вдохновенным голосом, – ибо Господь избрал тебя из тысяч людей. Ты совершишь великие дела! Оставь жену и детей, уходи, спрячься, странствуй по свету. Слушай голос и, когда поймешь его слова, только тогда возвращайся к людям и объяви, что голос нашей Святой Русской земли говорит твоими устами!»

Распутин приехал из Верхотурья в Покровское лишь затем, чтобы надолго проститься с семьей. Отец Макарий отправил его странствовать, и он сам признал, что все внешние формы епитимьи и наказания были лишь первыми ступенями, подготовкой к настоящей «дороге».

Чтобы быть способным пройти по «внутренней дороге», ему нужна была внешняя дорога, паломничество, странническая жизнь, поскольку «мистическая смерть» для русского крестьянина не может произойти иначе. Тот, кто становится «странником», оставляет свое имущество, свою родину, дом и семью, бросает все, что привязывает его к земле. Странничество – один из важнейших моментов в русском мистицизме; в один прекрасный день выходцы из всех сословий оставляют свои поля и свой дом, оставляют всё и отправляются в неизвестность; они «умирают» для своих близких. Они теряют свои имена, выбрасывают прежнюю одежду, сжигают документы и забывают жену и детей; они идут странствовать. Они никогда не пишут писем, никому не дают о себе знать, их семьи и друзья годами ничего о них не знают. Они паломники, странники, бродяги.

Для всех этих сектантов, жаждущих «мистической смерти», брак есть презренный, ненавистный институт. Быть женатым для них означает быть крепко привязанным к собственности, к дому, к земле. Ненависть к браку четко изложена в правилах учения хлыстов. Это грех против «святой веры», и всякий «Божий человек» должен оставить жену или, по крайней мере, прекратить с ней всякие сексуальные контакты. Кроме того, поскольку союз, благословленный попом, проклят, отмечен печатью Антихриста, хлыстовское учение должно заменить брачные узы другим или другими, которые будут угодны Богу.

Эти сектанты странствуют по стране во всех направлениях, либо без цели, наугад, по собственному вдохновению, либо отправляясь в паломничества по христианским святым местам: на Афон, в Иерусалим или на Синай.

Распутин странствовал так много лет. За это время он приобрел глубокое знание русского народа. В это же время он удивительным образом развивал свой дух. Действительно, он встречал самых разных людей в погребах изб, людей, которые, как и он, оставили свои дома ради жизни «подпольников», то есть прячущихся в подполе. Постоянно преследуемый жандармами и попами, он научился разбираться в людях, читать их самые потаенные мысли и замечать их слабости и особенности. Благодаря прямым контактам с этими мечтателями и верующими всех мастей, он проник в самые глубокие тайны русской души и узнал подлинные чувства и чаяния крестьян.

Наконец за время своих странствий Распутин был полностью посвящен в тайны учения хлыстов. Все то, что он предчувствовал уже в Верхотурье, что его глубоко волновало и искушало, стало для него реальностью в его странствиях, во время пребывания в бесчисленных деревнях огромной России. В частности, он присутствовал на большой мистерии «чудесного преображения», которая обычно устраивалась в маленькой крестьянской избе или даже в обычном сарае. На этих «кораблях» «Божьих людей» Распутин действительно приобщился к чуду «мистической смерти» и наконец достиг того совершенства, к которому его должны были привести умерщвление плоти, паломничества и отречение от всех земных благ.

Этот «мистический акт», впрочем, весьма своеобразен. Изба, в которой должно произойти чудо, ничем не отличается от других в деревне. Внутри большая комната со скамьями по краям и столом с двумя стульями в центре. Каждую субботу крестьяне и крестьянки собираются в этом доме. На заходе солнца, плотно закрыв окна, члены общины молча рассаживаются, мужчины справа, женщины слева. У них такие же выражения лиц и такие же жесты, как в их собственных домах, когда, после полевых работ, они садятся перед самоваром. Они одеты в грубые одежды, какие носят обычно, а их обувь покрыта пылью. Мужчина и женщина, крестьяне, как и они, занимают почетные места за столом, на котором горят двенадцать свечей. «Божьи люди» дрожат, когда их взгляды поднимаются на эти два существа, потому что они знают, что на них почиет Святой Дух.

Все начинают очень медленно петь ектении, в которых выражают свои веру в хлыстовское учение, свое почитание Бога и Святого Духа, и призывают царство небесное. Сначала они поют монотонно, затем темп ускоряется, и в возбуждении экстаза они воспевают приход Искупителя со святыми ангелами. Скоро они сбрасывают с себя одежду и обувь.

Один из них вскакивает и начинает ритмично кружиться. Остальные в свою очередь встают и по двое исполняют нечто вроде крестьянской пляски, одни за другими, тяжело кружась вокруг своей оси.

Так они достигают божественного экстаза, их касается крыло Святого Духа, происходит «мистическая трансформация». Больше ничто земное их не окружает. Крестьянская изба с лавками, столом и стульями превращается в «ковчег праведных», везущий их по бурному морю обыденного мира в место блаженства. Мужчина и женщина, сидящие на почетных местах, – это Христос и Дева Мария. Это они направляют ковчег в Царство Божье.

И совершилось чудо: Святой Дух снова стал плотью. Все исступленно кричат: «Святой Дух с нами!» Они повторяют это до тех пор, пока не онемеет язык и они не почувствуют, как блаженная скованность овладевает их членами.

Кружение заканчивается, пение умирает. Божественный кормчий встает и говорит, голос его суров и впечатляющ либо сюсюкающий, как у ребенка; порой он выражает легкость и радость. Он смеется ребяческим смехом или строит жуткие гримасы: в него вселился Святой Дух. Все сектанты почтительно опускаются на колени перед божественным кормчим; со струящимися по лицу слезами они крестятся и в экстазе слушают слова, слетающие с губ пророка.

Потом пляски, дикие и разнузданные, возобновляются и продолжаются до рассвета. В топоте ног уже не слышно голосов. Пот течет по лицам на пол.

Внезапно все снимают с себя рубашки и, голые по пояс, проходят один за другим перед пророком, который хлещет их розгой, чтобы показать, что в теле сына Адама теперь живет новый человек.

Наконец, как Иисус сбросил свою плащаницу, чтобы воскреснуть духом, все адепты полностью обнажаются. Сотрясаемые конвульсиями, некоторые падают без чувств. Свет гаснет. Женщины с распущенными волосами бросаются на мужчин и, крепко сжимая их в объятиях, страстно целуют. Тогда все «Божьи люди», абсолютно голые, падают на пол, не обращая никакого внимания на возраст и родство. Это свальный грех.

В этом опьянении чувств, в этой дикости, ими руководит уже не желание, а воля невидимого Духа, уничтожающего земное «я».

Григорий Ефимович Распутин, чувственный, однако верующий крестьянин из Покровского, видел в хлыстовских оргиях истинный смысл мистического «искупления через грех». В его глазах это был единственный истинный путь духовной жизни, пробуждавший человека в свальном грехе, чтобы вести его через истощение к благословенному исчезновению всяких страстей. А человек не мог окончательно разорвать все земные привязанности, не уничтожив в себе самом последние остатки гордыни и самонадеянности, свойственные каждому добродетельному существу. Распутину показалось, что путь к истинному смирению заключается в свальном грехе, где, переступая последние преграды, унижаешь сам себя плотским грехом.

Глава 3

Проповедник из погреба

Много лет прошло с того дня, когда Григорий Ефимович завязал свою котомку, взял посох и ушел странствовать. Давно уже семья в Покровском не имела никаких вестей о нем, и старый Ефим, его отец, тяжело переживал его отсутствие. Старший сын был его ценным помощником, ибо, хоть и любил кабаки, все-таки очень помогал и в рыбалке, и в поле, и особенно с лошадьми.

Ефим Андреевич Распутин был очень трудолюбив и с годами сильно преумножил отцовское наследство. На месте старой семейной избы он построил крепкий трехэтажный дом; он даже расширил конюшню и теперь владел несколькими десятками лошадей. Хозяйство его было большим и аккуратным, какие нередко встречаются в Сибири.

Судьба не пощадила его и нанесла один за другим несколько ударов: за небольшой промежуток времени Бог отнял у него двух сыновей и его жену Анну Ивановну, которая всегда была верной и работящей и до последнего дня следила за домом. Простуда, подхваченная ею осенью по пути из Тюмени в Покровское, уложила ее в постель, и через несколько дней она умерла. Старый Ефим Андреевич остался один с сыном Григорием, но и тот покинул его, отправившись странничать.

Несмотря на огорчение, доставленное ему уходом сына, Ефим никогда не жаловался. Он был набожным и покорялся воле Божьей. Разве не сам преподобный отец Макарий Верхотурский призвал Григория оставить дом, отца, жену и детей? Поэтому Ефим Андреевич дал сыну свое отцовское благословение и смотрел ему вслед с уверенностью, что лучше посвятить себя Богу, чем жить в семье.

С момента ухода Григория прошло три года, но старик утешался мыслью, что он нужен самому Богу. Временами он даже гордился им, как бывает с каждым человеком, уверенным, что Бог призвал его совершить великие дела, принести большую жертву или перетерпеть жестокую муку.

Чем глубже эта мысль укоренялась в нем, тем больше времени проводил Ефим в церкви или в большой комнате дома, где висела чудотворная икона Казанской Божьей Матери. Он проводил многие часы в молитвах, с каждым днем все сильнее пренебрегая обычными хозяйственными заботами.

Теперь он по возможности избегал соседей и гостей, и, даже оставаясь с Прасковьей Федоровной, женой пропавшего сына, и внучками, больше не рассказывал им сказки, как в прежние времена; он упрямо хранил глубокое молчание. Если его просили отдать распоряжения по дому, он с удивлением смотрел на спрашивающего, словно говоря: «Мой сын и я живем только ради служения Богу».

Прасковья, молодая жена Григория, тоже была набожна. Но отсутствие мужа переживала тяжело. Помощь, которую она просила у чудотворной Богоматери, ее нисколько не утешала: она не имела той сильной и гордой веры, которая поддерживала ее свекра; женщина заглушала в ней громче покорность Божьей воле, и на лице ее отпечаталось страдальческое выражение.

Через деревню часто проходили паломники, странники и, по обычаю, просили дать им ночлег. Тогда Прасковья оживлялась и задавала чужакам тысячу вопросов, она все еще надеялась получить известия о Григории Ефимовиче, и в такие моменты в ее глазах появлялся прежний блеск, лицо вновь становилось молодым и полным жизни.

Первое время действительно случалось, что иной паломник полагал, что встречал человека, которого она описывала. Некоторые считали, что разговаривали с Григорием Ефимовичем и даже проделали вместе с ним какой-то отрезок пути. Другие утверждали, будто встречали его в одном уральском монастыре, где им дали приют. Третьи, наконец, говорили, что видели его на дороге в Казань. Паломники даже считали, что однажды проходили неподалеку от Покровского, по другому берегу Туры. Правда, ни в одном случае не было точно известно, идет ли речь о муже Прасковьи Федоровны, поскольку ни один из этих людей не называл его по имени.

С годами эти новости становились все более и более редкими, а потом и вовсе прекратились. Но на третий год после ухода Распутина среди крестьян пошли странные слухи о некоем страннике, который заставил о себе говорить своими чудесами.

Теперь проходившие через Покровское путники рассказывали о странных деяниях и новом учении какого-то бродяги. Его видели рыбаки, он долго оставался возле них выше по течению Туры, помогал им вытягивать сети и учил петь псалмы. Он рассказывал тем рыбакам, что послан Богом и что в нем пребывает Святой Дух.

Другие потом сообщили, что видели его в поле убирающим урожай среди парней и девушек, которых затем он собирал вечерами вокруг себя. Он учил их, что попы разучились понимать Евангелие и истинные слова Божьи, что они забыли счастливую новость, согласно которой всякий грешник может быть помилован после покаяния, и что Господь, в конце концов, предпочтет одну заблудшую овцу целому стаду.

Еще рассказывали, что этот паломник отправляет в лесу странные богослужения с молодыми женщинами и девушками, которых приводил с собой. Он ломал ветви, выкладывал их крестом и молился. Потом гладил своих спутниц, целовал, плясал и пел с ними. Он объяснял им, что его поцелуи, его прикосновения угодны Богу. Он плясал в определенном ритме и пел те же псалмы, что женщины слышали в церкви.