Закат Америки. Уже скоро

Были и такие, кто возражал Рузвельту. Заместитель государственного секретаря и друг президента Самнер Уэллс опасался, что концепция «четырех полицейских» восстановит против Соединенных Штатов более мелкие государства. Корделл Холл беспокоился, что закончится все тем, что каждая из четырех держав будет контролировать свою сферу интересов, не заботясь о коллективном управлении. Британский министр иностранных дел Энтони Идеи разделял это опасение, давая понять, что ему «не очень нравится идея о том, что китайцы будут бороздить Тихий океан»(72).

В марте 1943 года Уэллс составил компромиссный меморандум, содержавший план организации, в котором учитывались идеи Рузвельта и сохранялся дух коллективной безопасности. По плану Уэллса в организации предусматривалось наличие исполнительного органа, в который входили четыре сверхдержавы, совета из одиннадцати государств-членов (четыре сверхдержавы плюс еще семь стран из разных частей света), а также ассамблеи, открытой для всех государств. Организация Объединенных Наций, появившаяся в конце концов в 1945 году, в значительной степени соответствовала схеме Уэллса(73). Рузвельт наконец нашел свою золотую середину.

Осторожность и прагматизм Рузвельта проявлялись не только в вопросах установления послевоенного порядка, но и в аспектах проведения внутренней политики, связанных с обеспечением поддержки участия США в ООН. В отличие от Вильсона, который стремился к жесткому контролю над проведением Дебатов вокруг вопроса о Лиге Наций, но так и не смог добиться ратификации Версальского договора, Рузвельт пошел другим путем, сумев быстро достичь межпартийного консенсуса по вопросу об ООН. Рузвельт тоже не стремился участвовать в публичных дебатах, но в отличие от Вильсона, ведомого упрямством и честолюбием, намеренно говорил о форме и функциях ООН неопределенно, используя общую терминологию, избегая конкретных тем, таких как, например, принятие на себя Соединенными Штатами сковывающих военных обязательств.

Во взаимоотношениях с Конгрессом администрация президента была особенно осмотрительна. Проект послевоенного устройства Рузвельт не посылал на обсуждение в Конгресс до 1943 года, когда наконец Палата представителей и Сенат приступили к обсуждению резолюций (предварительно тщательно выверенных в терминологическом отношении, чтобы избежать межпартийных разногласий). Документ, принятый Палатой представителей тремястами шестьюдесятью голосами против двадцати девяти, призывал к «созданию приемлемой международной структуры, обладающей достаточной властью для достижения и поддержания долгосрочного мира между народами, а также участию в ней Соединенных Штатов через собственные конституционные процессы». Подчеркивая важность американских «конституционных процессов», авторы этого документа предупредили возможные возражения со стороны приверженцев односторонних действий и других оппонентов, обеспокоенных угрозой суверенитету и независимости Соединенных Штатов.

Затем за обсуждение документа взялся Сенат. Газета «New York Times» заметила, что это были «самые важные дебаты по международным делам с момента отклонения Версальского договора и статьи об учреждении Лиги Наций почти двадцать четыре года назад». В резолюции отсутствовали какие-либо упоминания о международных вооруженных силах и обязательствах Америки принимать участие в военных действиях. Документ был принят восьмьюдесятью пятью голосами против пяти. Потенциальный скептик сенатор Артур Ванденберг, будущий представитель Соединенных Штатов на конференции ООН в Сан-Франциско, сделал заявление, которое вполне могло исходить и из уст Рузвельта: «Я искал золотую середину между теми экстремистами, которые бы с радостью сдали Америку, и теми экстремистами, которые хотят полной ее изоляции, теперь невозможной»(74).

С конца 1943 года до завершения войны администрация президента шла двумя параллельными путями: составляла подробные планы строительства ООН и пыталась выработать межпартийный консенсус для поддержки участия США в ООН. Рузвельт по-прежнему лавировал между реалистичным и идеалистским подходами к решению вопроса, готовя политическую почву для ООН и стараясь избегать идеологических и тактических ошибок Вильсона. Рузвельт не стал предлагать американцам модель идеального внешнеполитического института. Он учитывал традиционную склонность своих сограждан к ограниченному участию США в международных делах. Рузвельт не спорил со скептиками, старательно избегая тем, которые всколыхнули бы оппозицию. Вместо того чтобы настаивать на необходимости принятия обязательств по коллективной безопасности, он говорил о неопределенных и несистематических обязательствах, гармонирующих со склонностью американцев к изоляционизму и с их неопределенным и несистематическим пониманием интернационализма. В 1944 году на одной из пресс-конференций президент уверял потенциальных скептиков, что ООН создаст механизм «обсуждения проблем с другими государствами без утраты независимости Соединенных Штатов в какой бы то ни было форме»(75).

Успех Рузвельта в смещении Америки с изоляционистских позиций объясняется не только его выдающимися политическими способностями. Продолжавшаяся индустриализация страны способствовала изменению региональных интересов в пользу более глобального международного присутствия. В 1920 году Север и Запад объединились против Юга, чтобы опрокинуть Лигу Наций. В 1945 году Север и Юг объединились против Запада в противоположных целях – чтобы ратифицировать американское участие в ООН.

Столь важные изменения региональных интересов происходили следующим образом. Юг поддержал Рузвельта, поскольку по-прежнему оставался оплотом демократической партии и был заинтересован в развитии внешней торговли. В двадцатые годы Юг экспортировал более шестидесяти процентов производимого хлопка. К началу сороковых годов этот показатель упал до двадцати процентов вследствие протекционистской политики тридцатых годов и начавшейся войны(76). Восстановление жизнеспособной экономики в этом регионе зависело не только от победы в войне, но и от создания открытого и стабильного международного порядка, обещанного ООН.

Кроме того, Юг воодушевился идеей военного строительства и сопутствующего последнему сильного федерализма. В южных штатах появились новые военные базы и стала развиваться оборонная промышленность. Да, милитаризм и имперские устремления конца девяностых годов девятнадцатого века и начала двадцатого века были неприемлемы для Юга, но милитаризм и сильное правительство 1940-х годов оказались необходимыми для победы над Германией и Японией. Хотя Юг еще не «созрел» для принятия модели неограниченного международного присутствия, он уже был готов бороться против фашистских режимов, угрожающих миру и мировой экономике. Более того, Рузвельт сознательно не включал в повестку дня вопрос о гражданских правах, чтобы сохранить политическую поддержку южан.

Наиболее значительные региональные изменения произошли в северо-восточных штатах, ставших одним из ведущих мировых торговых и финансовых центров. Экономика этих штатов добилась мировой конкурентоспособности и уже не была заинтересована в протекционистских тарифах. Она стремилась к открытому доступу на внешние рынки и к международной стабильности, способствующей свободному движению капитала. Урбанизация также изменила политический облик электората Севера: приток иммигрантов и рабочей силы с Юга как никогда способствовал укреплению позиций демократической партии. Близость экономических интересов двух регионов и демократическая поддержка дали Рузвельту беспрецедентную возможность создать коалицию между Севером и Югом. Несмотря на политическое и культурное соперничество, оставшееся еще с колониальных времен, несмотря на сильные изоляционистские тенденции, существовавшие в обоих регионах, Север и Юг в конце концов объединились в поддержке нового варианта американского международного присутствия.

В западных и некоторых центральных штатах изменений не произошло. Фермеры Запада продолжали ориентироваться в основном на внутренний рынок и, в отличие от своих южных соседей, меньше зависели от экспорта. Невысокие темпы урбанизации также означали сохранение более традиционных аграрных ценностей, включая либеральные тенденции к изоляционизму и односторонности. Сенатор от штата Северная Дакота Джеральд Най напомнил об озабоченности Джефферсона и Джексона по поводу тирании центра. Он настаивал, что реальная угроза для Америки исходит не от Германии и Японии, а от «посягательств на наш конституционный строй и от нарушения процесса управления со стороны самого правительства»(77). Представитель штата Иллинойс Стивен Дэй был еще больше озабочен посягательством на американский суверенитет и обвинял сторонников участия США в ООН в намерениях «окончательно сдать нашу американскую независимость и возвратить Соединенные Штаты в лоно Британской империи»(78). Однако столь резкое суждение не нашло столь же многочисленных откликов, как во время дебатов вокруг Лиги Наций. А без политической поддержки Севера у Запада не было достаточного влияния, чтобы остановить развивающуюся тенденцию либерального международного присутствия. Последней составляющей плана Рузвельта по обеспечению всестороннего участия Америки в формировании и управлении мировым послевоенным порядком стало умелое регулирование межпартийных отношений. Если Вильсон пренебрежительно относился к республиканцам и Сенату с самого начала, Рузвельт поступил иначе. Он привлек их на свою сторону. В 1940 году он назначил в свой кабинет двух республиканцев – Генри Симеона в качестве министра обороны и Фрэнка Нокса в качестве министра ВМС. В 1942 году администрация пригласила двух сенаторов в секретную консультативную группу, занимающуюся послевоенным планированием. Один из них, Уоррен Остин из Вермонта, был республиканцем.

Для принятия участия в решении вопросов строительства ООН Рузвельт пригласил и побежденного им на выборах 1940 года республиканца Уэнделла Уилки. После бомбардировки японцами Перл-Хар-бора Уилки полностью посвятил себя международным проблемам. Он призвал республиканский национальный комитет принять резолюцию 1942 года, признающую, что «после войны ответственность нации не будет ограничиваться территориальными пределами Соединенных Штатов». «New York Times» поставила ему в заслугу «снятие с республиканской партии клейма изоляционизма»(79). После того как на выборах 1942 года республиканская партия, включая некоторых видных изоляционистов, доказала свою лояльность курсу президента, тот вновь обратился к Уилки, предложив ему отправиться в кругосветное турне для привлечения народов мира к международным проблемам. По возвращении Уилки опубликовал книгу «Единый мир», содержавшую путевые заметки и пропагандистский материал в защиту американского международного присутствия. Она быстро стала бестселлером.

К подобной тактике Рузвельт прибегнул, стремясь ограничить влияние кулуарной политики на ратификацию устава ООН. В апреле 1944 года, когда планы формирования ООН начали приобретать окончательную форму, Сенат по просьбе Холла сформировал «комитет восьми» для консультаций с администрацией. Комитет состоял из четырех демократов, трех республиканцев и одного представителя «прогрессивного движения», и Холл постоянно с ним консультировался, когда американские, британские, русские и китайские дипломаты собрались в Думбартон-Оукс, роскошном имении в Джорджтауне, чтобы договориться о деталях соглашения. А когда в следующем году пришло время формировать делегацию для отправки в Сан-Франциско, Рузвельт настоял, чтобы она включала в себя одинаковое количество конгрессменов от республиканцев и от демократов(80).

Несмотря на то что продолжали звучать голоса изоляционистов, опасавшихся, что Соединенные Штаты подчиняют свою волю «безбожному, бездушному международному Франкенштейну»(81), превращения дебатов вокруг международной роли Америки в выяснение межпартийных отношений удалось избежать. Республиканец Джон Фостер Даллес, будущий госсекретарь при президенте Эйзенхауэре, обращаясь к своему брату Аллену, сокрушался по поводу проигрыша кандидата от республиканцев Рузвельту в 1944 году, но радовался, что «мы преуспели в деле отделения [вопросов о] международной организации от [кулуарной] политики. Думаю, мы получили важный прецедент»(82).

Задача Рузвельта сильно облегчалась благодаря усилиям многих частных организаций, поддержавших среди американской общественности идею либерального международного присутствия. В отличие от Вильсона, который сторонился Лиги по укреплению мира, Рузвельт в полной мере использовал эти источники политической поддержки. По сравнению с двадцатыми и тридцатыми годами этих организаций стало больше; они выступали против войны и ратовали за вступление Соединенных Штатов в систему коллективной безопасности. Среди прочих движений, работавших с администрацией президента над формированием общественного мнения, можно назвать следующие: Совет по внешним отношениям, Ассоциация внешней политики, Комитет по защите Америки и Ассоциация объединенных наций. «Теперь необходимо мобилизовать общественное мнение, – заявил один из лидеров интернационалистского движения в марте 1941 года, – чтобы Америка могла сыграть эффективную роль в сохранении устойчивого мира и на сей раз довести дело до конца»(83).

Предпринимались, конечно, и официальные усилия. В течение шести месяцев после конференции в Думбартон-Оукс официальные лица Госдепартамента произнесли около трехсот речей по всей стране. Кроме того, департамент заказал Альфреду Хичкоку фильм о послевоенной внешней политике и роли ООН. Сценарий к фильму, получившему название «Сторожевая башня завтрашнего дня», был написан Хичкоком совместно с драматургом Беном Хехтом, а озвучен Эдвардом Стеттиниусом, который стал преемником Холла в качестве государственного секретаря в декабре 1944 года. По словам Стеттиниуса, фильм «ярко и в доступной форме рассказывает о международной организации, возглавляющей операцию по укрощению неназванного потенциального агрессора примерно в 1960 году»(84).

Партнерство частных организаций и официальных учреждений оказало сильное влияние на общественное мнение. В мае 1941 года только тридцать семь процентов населения США поддерживали вхождение в международный институт по сохранению послевоенного мира. В следующие четыре года этот показатель неуклонно рос, достигнув пятидесяти двух процентов в 1942 году, семидесяти двух процентов в 1944 и восьмидесяти одного процента в 1945 году(85).

Рузвельт скончался в апреле 1945 года. Ратификация Сенатом устава ООН в июле стала и его заслугой. Он внес большой вклад в создание сбалан сированной международной организации. Он добился политической коалиции Севера и Юга, победив изоляционистские настроения, все еще присутствовавшие в западных штатах, и обеспечил поддержку устава ООН со стороны обеих партий. Он провел кампанию общественного ликбеза и убедил американцев, что пришло время взять на себя ношу международного лидерства. Через сто пятьдесят лет существования страны, через пятьдесят лет после того, как США стали великой державой, Рузвельту удалось создать достаточно прочную модель международного присутствия, чтобы обеспечить постоянное, многостороннее участие Америки в формировании и управлении глобальными процессами.

Итак, Франклин Делано Рузвельт добился от республиканцев и демократов консенсуса на благо страны на следующие полвека. Выкованная им модель международного присутствия стала политические фундаментом не только борьбы Америки против фашизма и основой ее участия в ООН, но и подоплекой продолжительных и тяжелых лет «холодной войны». Рузвельт также сумел убедить американцев как в целесообразности участия в мировых процессах, так и в достоинствах либеральной модели многостороннего сотрудничества с другими государствами. Вступив в ООН, США продолжили создание широкой сети политических и экономических институтов, тем самым усиливая свое международное присутствие. Америка отказалась от изоляционистского прошлого и нежелания брать на себя международные обязательства. Однако было бы преждевременным делать вывод о том, что Рузвельту коренным образом удалось изменить курс страны, навсегда избавив ее от изоляционизма и тактики односторонних действий. Необходимо помнить о влиянии внешней угрозы на отношение американцев к либеральной модели международного присутствия в последние шесть десятилетий.

В тридцатые годы США оставались стратегическим наблюдателем, безучастным к набирающим силу милитаристским режимам в Германии и Японии. Только бомбардировка японцами Перл-Харбора заставила американцев вступить в уже давно начавшуюся Вторую мировую войну. Впрочем, война послужила Рузвельту подспорьем в создании новой модели международного присутствия, вооружив неоспоримым доводом в пользу того, что Соединенным Штатам необходимо предпринять срочные шаги в целях как поражения стран «Оси», так и поиска послевоенного механизма сохранения мира. Если бы Германия и Япония не угрожали благосостоянию Америки посредством возможного установления контроля над большинством промышленно развитых стран, Соединенные Штаты могли бы остаться в своем удобном «панцире».

Несмотря на американский вклад в победу союзников и уверенное вхождение США в ООН, совершенно не очевидно, что интернационалистский дух, окрепший в ходе войны, сохранился бы, не возникни вскоре угроза со стороны Советского Союза. После окончания войны подобные настроения, бесспорно, начали угасать. В течение следующих двух лет отчисления на оборону сократились с восьмидесяти одного до тринадцати миллиардов долларов, а численность вооруженных сил – с двенадцати миллионов ста тысяч до одного миллиона шестисот тысяч человек. Пытаясь заручиться поддержкой для оказания экономической помощи союзникам, президент Трумэн столкнулся в Конгрессе с оппозицией. И когда стало ясно, что Советский Союз становится противником Соединенных Штатов, администрации пришлось прибегнуть к тактике запугивания, чтобы получить общественное одобрение программ сдерживания распространения коммунизма.

В марте 1947 года во время представления своей доктрины Трумэн намеренно преувеличил советскую угрозу. Необходимо было всколыхнуть общественность. Чтобы заручиться поддержкой внешнеполитических планов противостояния Советскому Союзу, говорил Трумэн своим советникам, потребуется проведение «величайшей агитационной работы, с которой когда-либо сталкивался президент». Историк Джон Гэддис, специалист по «холодной войне», назвал доктрину Трумэна «формой шоковой терапии, отчаянной попыткой администрации президента побудить Конгресс и американский народ принять бремя мирового лидерства»(86).

Попытки Трумэна имели успех. Экономическая помощь союзным государствам, перевооружение и расширение ООН получили общественную поддержку. Трумэн оказался великолепным агитатором. Oн разжег антикоммунистические настроения и подготовил почву для развертывания сенатором Джозефом Маккарти кампании по прекращению в стране «антиамериканской» деятельности. Однако помимо крайностей, деятельность администрации Трумэна – вкупе с растущей агрессивностью СССР, победой коммунистов в Китае в 1949 году и испытанием Москвой в том же году атомной бомбы – способствовала образованию устойчивого внутреннего консенсуса в отношении американского участия в глобальных процессах.

Вьетнамская война расколола это согласие, побудив американское общество усомниться в пользе глобального участия в мировых процессах, и ослабила международное присутствие, набиравшее силу с начала «холодной войны». Если в 1964 году с утверждением о том, что «Соединенные Штаты должны заниматься своим делом в рамках международных программ, предоставив другие страны самим себе», соглашалось лишь восемнадцать процентов граждан, то к 1974 году с этим утверждением соглашался уже сорок один процент опрошенных(87). Именно в такой нестабильной политической обстановке президент Ричард Никсон пошел на ослабление напряженности с Советским Союзом и установление связей с Китаем. Кроме того, Никсон предложил собственную доктрину, согласно которой Америка должна была снять с себя часть внешних обязательств, предполагая, что союзные государства в случае возникновения внешней угрозы будут больше полагаться на собственные силы88. Таким образом, если отрицательная реакция на войну во Вьетнаме и дала импульс более гибкой дипломатии, она так и не смогла коренным образом изменить отношение к американскому международному присутствию. Продолжающееся разделение Запада и Востока, советское вторжение в Афганистан в 1979 году и необходимость в подавлении коммунизма держали американцев в тонусе.

Теперь, когда «холодная война» позади, Советского Союза нет, а коммунизм борется за выживание лишь в горстке стран, Америка должна выработать новую модель международного присутствия, соответствующую новому миру. В свете событий 11 сентября 2001 года многие обозреватели поспешили заявить, что атаки на Нью-Йорк и Вашингтон вызовут ту же реакцию, что и атака японцев на Перл-Харбор в 1941 году, а схватка с терроризмом будет способствовать формированию новой модели американского международного присутствия. Однако логика говорит об обратном.

Борьба против терроризма будет долгой и трудной, и общественность не всегда сможет контролировать способы ее ведения. С другой стороны, несмотря на то, что военная составляющая – наиболее видимый элемент борьбы – имела в Афганистане успех, применение силы не всегда возможно. Таким образом, успех трудноизмерим, причем сохранится риск постепенного трансформирования патриотических настроений в обществе в полное безразличие. Более того, если Америка все-таки предпримет какие-то антитеррористические действия, она, вероятнее всего, будет действовать в одиночку, вне рамок международных институтов, для создания которых она так много сделала после окончания Второй мировой войны. Теперь Америка с большей бдительностью охраняет собственные границы, побережья и общественные места. И если террористические атаки на американские цели за рубежом или: внутри страны продолжатся, голоса в пользу сокращения международного присутствия, вполне возможно, станут громче. Отцы-основатели неоднократно задавали вопрос: почему Америка должна отвлекаться на чужие территории и проблемы, если подобные шаги в конце концов оборачиваются неприятностями для нее самой?

Нынешнее затруднительное положение Америки вызывает сильную озабоченность. Как правило, Соединенные Штаты занимались своими делами. Правда, как только возникала серьезная угроза их безопасности, они забывали о наставлениях отцов-основателей и принимали непосредственное участие в формировании баланса сил далеко за пределами своего ближайшего окружения. Существуют два исключения: конец девяностых годов девятнадцатого века, когда Соединенные Штаты временно исповедовали официальный империализм, и девяностые годы двадцатого столетия, когда дух интернационализма, забытого в годы «холодной войны», и доминирующее положение Америки автоматически вернули страну в лоно мировых процессов. В начале нынешнего века американский народ столкнулся с серьезной угрозой международного терроризма. Но в долгосрочной перспективе эта угроза эфемерна, случайна, то есть международное присутствие США в либеральной форме скорее ослабнет, нежели усилится. Именно в этом контексте прошлое Америки является основой ее будущего.

ГЛАВА 6

ГРАНИЦЫ АМЕРИКАНСКОГО МЕЖДУНАРОДНОГО ПРИСУТСТВИЯ – ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ

В начале сороковых годов XX века около пяти процентов современного населения Соединенных Штатов стали свидетелями изменения характера американского международного присутствия, произошедшего после начала Второй мировой войны. Нетрудно догадаться, что по прошествии четырех десятилетий «холодной войны» большая часть жителей США по инерции продолжала верить в несомненное превосходство своей страны. С началом же террористических атак на США немедленно раздались призывы к отказу от международных обязательств, и никого уже не волновали перспективы, которые ожидают весь мир в отсутствии стража мирового порядка.

Но в этом стремлении к самодостаточности прослеживается, как отголоски прошлых традиций Америки отзываются в ее настоящем. В свое время у Александра Гамильтона были все основания напомнить президенту Вашингтону, что американская стратегия невмешательства в дела Старого Света является «общим принципом политики», основанным на геополитических реалиях, а не откликом на сиюминутные обстоятельства. Разумеется, Гамильтон был прав в те времена, когда не существовало угрозы террористических актов, Соединенные Штаты граничили с мирными соседями на севере и на юге, а просторы двух океанов обеспечивали безопасность на западе и востоке. Кроме того, Гамильтон утверждал, что Америка должна занять господствующее положение среди государств западного полушария. С первых дней президентской избирательной кампании Джорджа У. Буша четко прослеживались исторические корни такого подхода к внешней политике США. После избрания Буша президентом первые две встречи на высшем уровне прошли с премьер-министром Канады Жаном Кретьеном и мексиканским президентом Висенте Фоксом. Первый большой международный саммит с участием президента Буша произошел в Квебеке, где собрались лидеры всех американских государств.