Shell шокирует мир

Это понимание выразилось в записи, сделанной в его дневнике 10 января 1976 г.:

Один из самых непривлекательных аспектов в политике заключается в том, что независимо от ваших собственных взглядов и представлений вы вынуждены сотрудничать с представителями репрессивных режимов. Это в первую очередь относится к Советскому Союзу… и наша поддержка коррумпированного режима султана Омана выглядит ужасно…

Затем ситуация внезапно обострилась, поскольку, как становится ясно из следующей записи, начался новый этап сражения за Северное море. Нефтяники вновь перешли в наступление, обозначив новые линии фронтов.

Британский министр энергетики также не замедлил достать свою постоянно готовую к драке дубинку. Запись в его дневнике от 25 января 1976 г. снова переносит нас в загородную резиденцию премьер-министра. На этот раз, кроме него самого, здесь собралась следующая компания: премьер-министр Гарольд Вильсон, Дэвид Стил, ставший председателем British Petroleum после отставки сэра Эрика Дрэйка; его заместитель Монти Пеннелл и Франк Киртон, председатель BNOC.

Гарольд задавал бесконечные вопросы об Аляске, Иране и Канаде. Дэвид Стил из British Petroleum чувствовал себя неловко, поскольку не владел информацией. Монти Пеннелл, заместитель председателя British Petroleum, напротив, имел избыток фактов, а Франк Кертон не проронил ни слова… Затем Дэвид Стил приступил к изложению вопросов, волновавших British Petroleum: независимость, прибыль от месторождений Северного моря, деятельность компании в этом регионе и на международной арене. Он сказал, что «…акции British Petroleum, принадлежащие Банку Англии, представляют собой проблему. Мы можем предложить вам помощь, но не больше…» Когда был поднят вопрос о независимости, Гарольд завернул длинную и путаную метафору, сравнив British Petroleum с девственницей, брак которой так и не состоялся, поскольку невеста была холодна и подверглась насилию… это прозвучало весьма вульгарно… Стил вел себя миролюбиво, но твердо придерживался своей позиции. Пеннелл, являясь промышленником-тори, был настроен в основном враждебно. Фрэнк, казалось, терялся в этой компании, потому что BNOC была слишком слаба и не видела никаких признаков поддержки со стороны премьер-министра.

Таким образом, нефтяные компании вновь эффективно продемонстрировали свое влияние. Тем не менее наиболее отважный из политических деятелей, этичность поведения которого никогда не ставилась под сомнение, продолжал бороться. Из записи в его дневнике от 4 февраля 1977 г. следует, что Тони Бенн предпринял еще одну попытку добиться от нефтяных магнатов того, чтобы добыча нефти в Северном море принесла как можно большие выгоды для Великобритании.

Я провел долгие переговоры с представителями компании Amoco, которые начались в понедельник вечером, продолжались до полуночи и, как предполагалось, должны были окончиться заключением соглашения во вторник. Однако они провалилась из-за того, что президент Amoco Europe м-р Оун, исполнительный директор Норман Рабаш и юрист компании Эд Биссетт отказались подписать документ в том виде, в котором его подписали представители Shell и Esso, а именно: подтвердить свои намерения относительно технологий нефтепереработки в Великобритании, выразить готовность к применению методов оптимизации использования нефти Северного моря, а также согласиться с тем, чтобы вести торговлю, стремясь максимизировать выгоды Великобритании. Они объяснили свой отказ тем, что подписание документа, по их утверждению, возложит на компанию юридические обязательства инвестировать 100 млн фунтов в нефтеперерабатывающий завод в Милфорде, к чему они не готовы. Тогда я спросил Фрэнка Киртона, поддержит ли меня, если я приму жесткое решение, и он, в конце концов, ответил утвердительно. После этого я пригласил Оуна и Рабата на отдельную встречу без посторонних в 11.15. Они, видимо, были предупреждены относительно моих намерений, и думаю, хотели убедиться в этом лично… Я спросил их, в чем состоит проблема. Они дали длинное объяснение, заключавшееся в том, что все меняется настолько быстро, что они не успевают проводить модернизацию, и сообщили, что разработали свой вариант соглашения. Я сказал: «Эта тема не обсуждается. Мы собирались уладить все дела еще в пятницу и подбирали формулировки очень тщательно».

Они сказали, что совет директоров никогда не даст им полномочий для осуществления таких инвестиций.

На это я заметил: «Вы говорили мне, что у вас есть все полномочия, чтобы обсуждать эти вопросы».

«Хорошо, – сказали они, – вы будете рассматривать наш вариант проекта соглашения?»

«Нет. Я не могу выходить за рамки соглашения, подписанного Shell и Esso».

Рабаш побледнел.

Я продолжал: «Вы должны понимать, что имеете дело с Правительством Ее Величества. Мы не потерпим никакого давления. Вы ведете переговоры не с шейхом в 1940-х гг., а с британским правительством в 1970-х».

«Хорошо, – сказали они, – но речь идет о 100 миллионах…»

«Я никогда не упоминал про 100 миллионов, – сказал я. – Вы сами это придумали, а затем заявили, что это является препятствием. Мы никогда ни о чем вас не просили, но ваша рыночная политика требует подробного обсуждения… вот о чем идет речь. Вы должны выразить свое отношение к предложению правительства нашей страны, и если решите не присоединяться к добровольному соглашению – это ваше дело. Извольте оповестить меня о своем решении до конца дня».

Я пылал гневом. Эти переговоры навсегда останутся в моей памяти. Если Amoco откажется от сотрудничества, они будут исключены из числа участников и не получат лицензию на нефтедобычу.

Данный эпизод иллюстрирует поведение нефтяных компаний, которые не прикладывают ни малейших усилий в попытках оценить общий климат, прежде чем сесть за стол переговоров с правительствами. Кроме того, это глава приводит яркие примеры для понимания того, в чьих руках сосредоточена реальная власть. Тем, кто умеет видеть и слышать, совершенно ясно, кто стоит за дирижерским пультом, когда нефтяные магнаты играют свою мелодию.

ГЛАВА 7

ЗЕМНАЯ ВЛАСТЬ

ИССЛЕДОВАНИЕ РУРИТАНИИ

Ветер приносит потоки песка с отдаленных дюн, окутывая нас в саван наждачного полотна. Грохоча и трясясь, автобус катится по обесцвеченному гравию проложенной в пустыне дороги, и облака пыли заметают его след.

В этом безжизненном краю такие слова, как «бесплодный» и «пустынный», приобретают вполне конкретное значение. Уэнделл Филлипс, нефтяник и историк, который исследовал эту область в 1950-х гг., назвал эти бледные серые равнины между дюнами и горами «печальная степь Омана», а великий исследователь пустынь Уилфред Зэсигер, сказал, что этому пейзажу «чужды мягкость или непринужденность».

Сияние серебристой стали служит верным указателем пути для людей, направляющихся в Лехвэйр в северо-западном Омане. Нитка трубопровода с расчетной точностью поворачивается под острым углом и упирается в отдаленную станцию, с абстрактной серьезностью современной скульптуры приютившуюся в этом царстве раскаленного песка.

Здесь, в этом продуваемом ветрами и сжигаемом солнцем океане пустоты, где летние дневные температуры достигают 55 градусов Цельсия, компания Shell через свое производственное подразделение под названием Petroleum Development Oman в погоне за нефтью построила храм высоких технологий стоимостью 500 млн долларов.

Нигде в мире добыча нефти не была легким делом. В Омане это с самого начала оказалось нелепо, извращенно трудным. Однако история султаната – наиболее яркое подтверждение реальной власти, которую обрели нефтяные корпорации: одно лишь подозрение на присутствие нефти может преобразовать страну, сбрасывая с трона ее правителя и заменяя его на политически более гибкого сына. Султаны могут править Оманом, сидя в своих великолепных дворцах, осыпаемые почестями и украшенные королевскими регалиями, но реальная власть, управляющая войной и миром, определяющая повестку дня для правительства и в значительной степени диктующая характер и темпы развития страны, сосредоточена в руках Shell.

Британские нефтеразведчики начали здесь свои поиски в 1924-1925 гг., но при наличии в районе Персидского залива многих других, более перспективных для разработки регионов, компания Iraq Petroleum Company (IPC) лишь в 1937 г. подписала соглашение о проведении геолого-разведочных работ с султаном Саидом бин Тэймуром. Область концессии позже была расширена и охватила район Дхофар на юге страны.

Прибыв в эту страну, нефтяники оказались в безумной средневековой Руритании[4], где непостижимым образом сочетались традиции имперской Индии, Занзибарского рынка рабов и степенного Уайт-холла. И вся эта территория, расположенная между Хормузским проливом и Аравийским морем, пребывала в глубоком прошлом. Ничто в Омане не было тем, чем казалось.

Во время заключения первого соглашения с IPC султанат значился на картах как Маскат и Оман. Это различие не было чисто техническим: оно подчеркивало, насколько небольшая часть этой сверхзакрытой страны, размером с Канзас, находилась под управлением султана, который официально обладал абсолютной властью на всей ее территории.

В действительности предписания султана Сайда, родившегося в 1910 г. и обучавшегося в колледже Мейо в Индии, имели силу лишь на одной третьей части территории Омана. Несмотря на наличие множества других очевидных недостатков, кроме своего происхождения, молодой султан в возрасте 22 лет стал правителем Маската. Это было сделано в 1932 г. руками британцев, которые только что «выбросили за борт» отца Сайда в силу его полной финансовой некомпетентности. Великобритания, вечно оглядывающаяся на свое имперское прошлое, для защиты морской торговли и, в частности, морского пути в Индию, заключила с Оманом дипломатические соглашения еще несколько столетий назад. Уайтхолл шумно настаивал на том, что султанат – «суверенное, независимое государство», но каждый – особенно в Заливе – знал, что, по всем признакам, кроме названия, эта страна была британской колонией.

Но даже при таком раскладе Сайд, возведенный британцами на престол на манер лошади Калигулы, выглядел совсем не подходящей для этой цели кандидатурой. Восторженный декламатор Шекспира, новый правитель говорил на безупречном английском и языке урду, но практически не знал арабского. И это в стране, население которой не знало другого языка… Впрочем, это было меньшим из возможных препятствий, поскольку султан Сайд ясно давал понять, что не имеет никакого интереса или намерения вступать в диалог со своими подданными. Действительно, за 38 лет своего правления он обратился к населению своей страны лишь однажды, адресовав им знаменательный документ – «Слово султана Сайда бин Тэймура, султана Маската и Омана», – текст которого был вывешен в январе 1968 г. на городских воротах столицы. Но так как на тот момент более 95 % населения были неграмотным, эту попытку осуществления массовой коммуникации нельзя считать успешной.

Вместе с тем управление султанатом было нелегкой работой даже для убежденного и активного автократа. Когда-то Оман даже обладал колониальной властью над соседними территориями в Пакистане (Гвадур), а также в Восточной Африке. Именно оманцы в XVI веке выгнали португальцев из Занзибара и Пембы и сделали острова рыночным центром своей процветающей страны. Некоторый период истории султаны Омана управляли своими аравийскими землями из Занзибара.

Но к тому моменту, когда султан Сайд получил трон и практически пустую казну, все это давно кануло в лету. Оман того времени представлял собой государство, катящееся в пропасть бедности, начиная со времени отмены рабства. Один удар за другим падал на страну, природные условия которой были не приспособлены ни для чего, кроме ведения сельского хозяйства, способного обеспечить лишь прожиточный минимум, и ловли рыбы. Возможно, Оман обладал крупными запасами прекраснейших в мире благовоний, но при этом здесь было критически мало пригодной для питья воды.

В военные годы наступила еще более мрачная эпоха, когда Оман, находящийся под деспотичным, патологически скупым, иногда жестоким, часто мелочным и всегда эксцентричным правлением султана Сайда, стал одним из самых жутких мест на земле. Но именно к этой стране Shell и некоторые другие ведущие нефтяные компании проявили интерес в поисках новых источников сырья. В 1948 г. Ричард Берд, представитель IPC, начал здесь разведочные работы и преуспел, обнаружив в глубине Омана месторождение Ибри.

Берд путешествовал по стране, где общая протяженность всех проложенных на тот момент дорог составляла менее десяти километров; где не было ни электричества, ни водопроводов, ни радио, ни телевидения, ни газет, ни школ для тех детей, которые сумели перешагнуть через порог детской смертности, достигавший 75 %; где имелась всего одна крошечная миссионерская больница в Маскате, в которой христианские врачи-экспатрианты творили чудеса при свете керосиновых ламп.

Здесь практически не было мужчин, носящих брюки, никто не надевал солнцезащитные очки, никто не курил сигареты и среди немногих умеющих читать, невозможно было встретить никого с книгой в руке: султан постепенно запретил все эти пагубные влияния. Подобно известному своей жестокостью Гомесу в Венесуэле, Сайд тоже рассматривал образование как угрозу режиму и оружие, которое ни в коем случае не должно попасть в руки его людей. Он полагал, что лондонское правительство поддержит его в этом вопросе. Он любил повторять своим британским советникам, что их настойчивость при обучении индусов в конце концов привела к потере Британией этой колонии.

Как бы то ни было, путешествие Берда было успешным, и на пути своего следования ему удавалось договориться с каждым из племенных шейхов о безопасном передвижении геологоразведочных групп. Находясь в Ибри, он даже лелеял надежды продвинуться еще дальше, к Нижве – внутренней столице территории, контролируемой имамом Мохаммед аль-Халили, и получить аудиенцию этого правителя. Данная территория, по условиям соглашения, заключенного при посредничестве британских дипломатов 20 лет назад, была самоуправляемой теократией, где имам сочетал свое лидерство над доминирующими ибадийскими мусульманами с элементами временного управления над двумя третями территории страны, находящимися вне зоны действия власти султана.

Но имам, отношения которого с султаном часто были очень хрупкими, не только отказался от встречи с Бердом, но и полностью отклонил идею проведения нефтеразведочных работ. Иностранцев не пустили вглубь страны. Берду было приказано убираться.

Представителю IPC, казалось, ничего не оставалось, как возвращаться домой, когда султан Сайд, узнавший (скорее всего от самого имама, наименее благоприятного из всех источников) о проявленной Бердом инициативе, пришел в ярость. Своими действиями нефтяник слишком ясно продемонстрировал неспособность султана управлять событиями, находящимися в сфере его компетенции. Престиж власти Сайда бин Тэймура был подорван, и его самолюбию нанесен ужасный и оскорбительный удар.

Но нет худа без добра. Действия Берда привели султана к принятию решения об объединении Маската и Омана под его единым правлением. А ведь все могло сложиться иначе, если бы имам принял иное решение, и Берд со своими друзьями обнаружили нефть около Ибри или Нижвы с его согласия. Поток доходов полился бы в казну имамата, находящуюся вне контроля со стороны султана…

Когда представитель IPC возвратился в Маскат шесть месяцев спустя с предложением утихомирить мусульманского лидера, султан Сайд ответил, что он очень хотел бы, чтобы разведка нефти продолжалась, но давление имама в вопросе недопущения в страну иностранцев немусульман слишком велико. А как Берд, к своему прискорбию, смог убедиться лично, султан не обладал полной властью в некоторых ключевых областях страны.

С этой встречи Берд ушел, имея в кармане письменное разрешение султана через нескольких месяцев вернуться в Оман с другой группой геологов. Вскоре он воспользовался этой возможностью, и на сей раз экспедицию сопровождал личный представитель Сайда. Но как только группа вступила на территорию, контролируемую имамом, она немедленно была обстреляна и вынуждена поспешно отступить.

К этому времени ставки еще более возросли из-за небольшой войны за раздел сфер влияния в этом богом забытом уголке, о котором многие даже не слышали. Но Shell и другие нефтяные компании теперь уже серьезно относились к поискам нефти в Омане. Поэтому кризис в Бураими, который привел к началу боевых действий между Оманом и Саудовской Аравией, чьи интересы столкнулись как в нефтяном вопросе, так и из-за саудовской поддержки диссидентов отчаянно противодействующих любому расширению границ влияния султана во внутренних областях страны, сыграл на руку Сайду. Султан искусно и вполне успешно манипулировал ситуацией, чтобы гарантировать материальную британскую помощь в деле объединения нации.

Темп событий значительно ускорился. В 1954 г. Shell, Standard of New York, Mobil, Compagnie Francaise des Petroles и ВР создали новое подразделение для ведения нефтеразведки в султанате. Компанию назвали Petroleum Development (Oman) Ltd., в дальнейшем – PDO.

Два года спустя в 150 милях от Фахуда компания PDO пробурила первую скважину. Она оказалась сухой. Учитывая этот факт и все местные трудности, сопровождавшие проведение работ, большинство партнеров тут же прекратили свое участие в проекте. Бурение скважин оказалось исключительно дорогим, и не в последнюю очередь потому, что для охраны персонала и механизмов требовалось содержать на месте фактически настоящую частную армию, финансирование которой осуществлялось преимущественно за счет Shell. Кроме того, необходимо было доставлять на побережье центрального Омана и транспортировать через пустыню вглубь страны и другие труднодоступные места массу громоздкого оборудования.

Но это не напугало Shell: ведомая, как это часто случалось в ее истории, сырьевым голодом, компания приняла на себя обязанности вышедших из проекта партнеров и продолжила поиски в качестве 85 %-ного владельца компании PDO. Однако ситуация с безопасностью во внутренних областях страны серьезно ухудшилась в результате поднятого мятежа, приведшего к кровопролитию.

ГОРНАЯ КРЕПОСТЬ

После смерти старого имама его место занял еще более консервативный и просаудовски настроенный Галиб бин Али аль-Хинаи. Воспользовавшись этим, активные участники мятежа – при поддержке политически ловкого и мощного брата Талиба Талиба, правителя близлежащей области Ростак, – расценили присутствие иностранных нефтяников близ Фахуда как свидетельство нападения на автономный имамат.

Повстанцы расположили свой военный штаб в огромной крепости на Жебель Ахдар (Зеленой горе) – самой высокой вершине Омана, возвышавшейся на 10 тыс. футов. К тому времени брат имама Талиб официально возглавил мятеж и был объявлен эмиром Жебель Ахдара.

Поскольку саудовские войска концентрировались на границе с Оманом, что в конечном счете могло перерасти в серьезный вооруженный конфликт на далеком юге страны, султан Сайд, интересы которого Shell энергично, но осторожно лоббировала в Лондоне, получил британскую военную помощь на земле и в воздухе. Города и деревни, расположенные в автономной области, из которой военный отряд султана в недавнем прошлом был вынужден позорно бежать, теперь подвергались бомбежке и ракетным обстрелам королевскими ВВС.

Некоторые идеи по поводу того, кто мог фактически спровоцировать начало серьезных боевых действий, можно получить из разговора, который состоялся в Маскате между султаном Саидом, его легендарным военачальником полковником (позднее – бригадиром) Колином Максвеллом и «человеком Shell» Фрэнсисом Хьюзом, представителем компании и генеральным директором в Омане. Полковник задал своему хозяину специфический вопрос, связанный с текущей военной ситуацией. Ответ султана был показателен: «О, не спрашивайте меня об этом. Человек, который может дать реальный ответ на ваш вопрос – господин Хьюз».

Самая большая военная проблема для султана – и для мистера Хьюза – состояла в том, что повстанцы Талиба, выбитые из городов и деревень, закрепились высоко на Жебель Ахдаре, где их еще сохранившаяся военная мощь, а также оборонительная дисциплина и тактика впечатляли британские войска. Казалось, что они смогут оставаться в этой крепости вечно. Необходим был прямой штурм цитадели мятежников, и британский спецназ провел его под покровом ночи с 25 на 26 января 1959 г. Ключевую роль в этой операции сыграл полк, одним из командиров которого был молодой офицер по имени Питер де Ла Билльер. За свое участие в сражении за гору он был награжден Военным крестом, а в конце своей карьеры, после того, как побывал командующим британскими силами во время войны в Ираке, возвратился в Оман уже в качестве генерала.

С падением горной крепости и уходом Талиба в Саудовскую Аравию, где он присоединился к своему брату Талибу, мятеж был почти подавлен. Редкие перестрелки продолжалась в течение нескольких лет, поэтому нефтяникам Shell-PDO и их подрядчикам, работавшим в глубине страны, приходилось соблюдать особую осторожность, перемещаясь по дорогам, которые мятежники продолжали минировать до начала 1960-х гг.

После анализа данных, полученных в ходе геолого-разведочных работ, область поисков в 1962 г. была смещена в район под названием Иибал, расположенный в 25 милях от Фахуда. Как и в предыдущем случае, первая скважина оказалась сухой. Буровая установка была перемещена на короткое расстояние, и началось бурение скважины Иибал-2. И вот, 18 сентября, спустя почти 40 лет после начала поисков, нефть наконец-то была найдена. Пробуренная скважина производила в час немногим более 20 баррелей чистой нефти. Эта находка стоила дорого: долгие, трудные, а иногда и сопряженные с серьезной опасностью поиски обошлись в общей сложности более чем в 20 млн долларов.

Находка в иссушенной пустыне на севере центрального Омана стала успешным финалом особенно изнурительных поисков, но одновременно она же положила начало для еще более трудного процесса становления в этой стране международной нефтедобывающей промышленности и превращения султаната в богатого экспортера. Проблемы, с которыми столкнулась Shell в процессе «продвижения» Омана из средневековой изоляции через дворцовые перевороты и ожесточенную партизанскую войну к некоему подобию цивилизации XX века, даже для компании такого размера, с мощными финансовыми мускулами и серьезным политическим влиянием, были огромны.

После первой находки в 1964 г. последовали следующие, в Натихе и в Фахуде, всего на расстоянии одной мили от первой сухой скважины. Попытки определить границы нефтяного месторождения привели к тому, что буровая установка постепенно была перемещена в каменную долину, где была расположена скважина Фахуд-1. И теперь, всего в 150 метрах от этой заброшенной скважины, после бурения которой, как уже было сказано, многие партнеры вышли из проекта, производительность скважины Фахуд-18 стала наглядной иллюстрацией невероятно противоречивой и сложной геологии Омана. Султанату было суждено получить печальную известность как земле, очень неохотно раскрывающей свои подземные тайны.

КРАЙ ИЗОБИЛИЯ

Открывшаяся возможность добывать нефть в коммерческих масштабах вывела на передний план отсутствие инфраструктуры. И поскольку Оман не имел ни автомобильных или железных дорог, ни аэропортов, британцы построили в Салалахе в 1100 километрах к югу от Маската базу для королевских ВВС, на которой была единственная взлетно-посадочная полоса, подходившая исключительно для военных самолетов. Еще одна полоса, меньшая по размеру и не имевшая бетонного покрытия, располагалась в Байт аль-Фалаи близ столицы, – ни электростанций или каких-либо иных источников электроэнергии, любое строительство базовых конструкций требовало героических усилий. Здесь не было даже пригодного для использования глубоководного порта; грузовые суда любого размера должны были стоять в море и разгружаться на лихтеры.

Shell, представленная компанией PDO, разбила свой главный лагерь, состоящий из нескольких простейших строений в Азаибе, недалеко от того места, которое стало теперь концом взлетно-посадочной полосы в международном аэропорту Сиб. Но с расширением масштаба работ нефтяники построили новую, теперь уже постоянную базу в Саих аль-Малихе, близ изящного залива, – излюбленного места гнездования зеленых черепах, – расположенного у подножия зубчатых гор, окружающих столицу.

Вряд ли многие из тех людей, что восхищенно смотрят сегодня на ворота дворца Аль-Алам в Маскате, догадываются, что это великолепное сооружение получило свою оригинальную цветовую гамму благодаря соглашению о взаимных услугах. Султан Сайд поначалу не приветствовал идею Shell превратить Саих аль-Малих в Мина аль-Фахал, являвшийся по существу морским сооружением с береговой индустриальной областью, застроенной резервуарами, складами, перерабатывающим заводом, электростанцией и офисными зданиями. Но когда нефтяники предложили в качестве ответной услуги профинансировать реконструкцию дворца Аль-Алам, султан любезно согласился.