Тайна Лоринг-Чейза

– Был болен! – поправил славный эскулап. – Рад сообщить, тут нужен глагол в прошедшем времени, Дэвид… Можно мне называть вас просто Дэвидом?

– Сделайте одолжение. Значит, Баукеру лучше?

– Благодаря снадобьям лекаря Пибоди!.. А тюремная лихорадка, прошу заметить, это недуг, который заставил бы озаботиться лишь немногих из ваших обычных врачей. Ибо узник это всего лишь узник, и считается, чем скорее он окончит свои грешные дни, тем лучше. Однако узники тоже люди, да-с, даже худшие из них! Поэтому я пользую их, когда необходимо, и нередко преуспеваю, да-с, мне нередко сопутствует удача.

– Мистер Пибоди, я начинаю понимать, что вы…

– Всего лишь знахарь, лечащий бедняков, которым доктора не по карману. Правда, зато у меня широкая, можно сказать, неограниченная практика… Так вы хотите поехать с нами, чтобы навестить Баукера?

– Непременно! Он все еще в тюрьме?

– Вчера освобожден, сэр, он уже в «Гавани».

– В какой гавани? – озадаченно переспросил Дэвид.

– Так называется недавно приобретенный мною дом. Вернее, наш – мой и Салли… Милю не доезжая до Льюиса. Только, прошу, ни слова ей, Дэвид! Она часто восхищалась этим домом и мечтала, как в один прекрасный день он станет нашим. Этот день настал. Там все заново выкрашено, побелено, починена крыша, и я хочу преподнести Салли сюрприз. Когда-то я был обломком кораблекрушения, познал ужас неумолимого погружения на самое дно… но, благодаря моей чистой, милой Салли, добрался до безопасной гавани, потому-то и дал дому это название. Да-с!.. Но смотрите, она остановила карету, просит нас поторопиться.

Нагнав экипаж, они поскакали рядом. Оба молчали; каждый думал о своем. Наконец Пибоди свернул на узкую дорожку между живыми изгородями…

Навстречу легкой рысью ехала на лошади Антиклея. Голова ее была опущена, лицо омрачено безрадостными мыслями. Но стоило ей заметить Дэвида и его спутников, как она пустила своего скакуна в галоп и в одно мгновение промчалась мимо.

– Ого! – удивился мистер Пибоди, поворачиваясь и глядя ей вслед. – Это та гордая дама из Лорингского леса, я полагаю?

– Да, – неохотно ответил Дэвид. – Могу я попросить вас подождать здесь некоторое время? Я не задержу вас надолго. – И он пустился в погоню.

Выехав на широкую дорогу, он увидел Антиклею, которая медленно удалялась примерно в полумиле впереди. Он послал лошадь в галоп, Антиклея заметила его и немедленно сделала то же самое. Дэвид дал лошади шпоры, она рванулась вперед, но как он ни старался, как ни нахлестывал ее, не мог догнать грациозную всадницу на гнедом скакуне, которая ни разу даже не оглянулась. Хлыст Антиклеи изредка опускался на конский круп, Дэвид не отставал, но и не приближался; так бы и продолжалась эта скачка, если бы девушка, то ли устав, то ли решив, что достаточно проучила его, то ли просто потому, что была женщиной, не позволила себя догнать. Она перестала подгонять коня и уже приготовилась улыбкой встретить упорного преследователя, но выражение его покрытого пылью лица, раздраженный взгляд и то, как он хозяйским жестом схватил ее коня под уздцы, согнало улыбку.

– Что это значит? – спросила она с вызовом. – Как вы смеете останавливать меня?

– Я желаю, чтобы вы вернулись со мной. Меня ждут друзья, – ответил он с заметным акцентом.

– А я не желаю!

– Я обещал, что не заставлю их долго ждать… – продолжал он более спокойно.

– Отпустите мою лошадь! Прочь с дороги!

– Нет, мэм!

Антиклея угрожающе замахнулась хлыстом, а Дэвид вдруг рассмеялся, неожиданно наклонился и, притянув ее к себе, поцеловал. Правда, лошади нервничали, поцелуй получился несколько смазанным и угодил Антиклее в розовое ушко. Но Дэвид не отступил – второй попал в щеку, зато уж третий пришелся как раз в ее надутые губки.

Она же, совсем не сопротивляясь, безропотно позволила ему добиться поставленной цели. Естественно, ее оправдывало сознание бесполезности сопротивления и даже опасности борьбы верхом на пугливых животных…

Как бы то ни было, Антиклея стоически терпела объятия Дэвида, а потом он почувствовал, что ее губы отвечают. Начав задыхаться, она что-то жалобно промычала и рукой, все еще сжимавшей бесполезный хлыст, не то оттолкнула, не то приласкала самоуверенного обольстителя.

Дэвид отпустил ее, она подобрала брошенные поводья и поехала молча. Глядя на голову своего прядавшего ушами коня, на пыльную дорогу, на зеленые кусты изгороди – в общем, на что угодно, только не на Дэвида.

– Вы очень… внезапны! – высказалась она наконец.

– Это потому, что вы прекрасны, – ответил он. – Я не способен противостоять искушению, когда вижу эти глаза.

Антиклея счастливо рассмеялась, и, покосившись на Дэвида, покраснела, увидев, с каким обожанием он на нее смотрит.

– Где ты оставил своих друзей? – смущенно спросила она.

– О небо, совсем о них забыл! – воскликнул он.

– Кажется, кое-кто склонен раздавать опрометчивые обещания…

– Ох, каюсь! Так ты вернешься со мной, Антиклея?

– Конечно! – улыбнулась она.

Через минуту они уже скакали в обратную сторону. По дороге Дэвид в двух словах рассказал историю Бена Баукера. Антиклея отнеслась к ней с сочувствием. А когда, пустив лошадь шагом, Дэвид прочел ей письмо Бена, у нее на глазах появились слезы. Он хотел было снова утешить ее поцелуями, но Антиклея подняла руку, показывая вперед. Мистер Пибоди, заждавшись Дэвида, не выдержал, поехал вдогонку и теперь трусил навстречу.

Дэвид честь по чести представил его своей спутнице, эскулап учтиво, с тем непринужденным достоинством, которое дается лишь благородным рождением и воспитанием, поклонился. Дальше поехали вместе. Узнав, что Антиклея еще не слышала историю спасения его дочери, Пибоди разразился панегириком в адрес Дэвида и, живописуя стычку с незадачливым похитителем, особенно красочно изобразил завершающий накал страстей.

– Жаль только, сам я при этом не присутствовал, – заключил он, – а не то всыпал бы от себя гнусному негодяю!

Показалось ответвление дороги, где за поворотом ждала карета. Салли коротала время, собирая цветы у обочины, а форейтор на козлах зевал, жуя травинку.

– Мадам, вот моя Сольвейшн, – сказал мистер Пибоди. – Салли, позволь представить тебе мисс Антиклею Лоринг.

– Нет! – гордо вскинув голову, возразила та. – Слава Богу, никакая я не Лоринг… Мне говорили, что моя мать носила фамилию Бентом.

Салли подняла глаза. Если бы не грусть и участие в обращенном к ней взгляде, красивая дама с гордой осанкой показалась бы ей надменной. Неброское очарование Салли произвело на Антиклею самое благоприятное впечатление. Она сразу прониклась к девушке симпатией, тем более усилившейся благодаря интуитивно прочитанному ответному дружелюбию в ее глазах. Еще в них мелькнуло понимание, когда Салли бросила мгновенный взгляд на Дэвида. Потом Салли улыбнулась и ступила вперед, а Антиклея соскочила с лошади и, шагнув навстречу, взяла ее за обе руки.

– Пойдемте, – сказал мистер Пибоди, спешиваясь. – Они сейчас и не заметят нашего отсутствия. Оставим лошадей форейтору.

Дэвид решил, что он хочет сообщить ему нечто важное, и двинулся за ним дальше по дорожке. Вдруг Пибоди остановился, протянул руку и заговорщически прошептал:

– «Гавань»!

Сначала Дэвид не увидел ничего за высокой изгородью с зеленой калиткой. Подойдя ближе, он разглядел сквозь листву и ветви укромно примостившийся посреди небольшого палисадника, но не такой уж маленький дом.

Безусловно, это был самый опрятный, самый уютный из домов в округе. Он нарядно блестел новой краской и побелкой, из трубы на остроугольной крыше вился дымок, решетчатые окна сверкали чистотой.

– Как он, на ваш взгляд? – возбужденно потирая руки, поинтересовался Пибоди. – Понравится ей или нет? Ладно, вон она сама идет, сейчас узнаем.

Подошли Салли с Антиклеей, поглощенные беседой. Увидев дом, Салли застыла на месте и повернулась к ним, расстроенная.

– Ой, отец! – воскликнула она. – Сэр, это тот милый старый домик, о котором мы часто мечтали!.. Смотри, отец, его отремонтировали и покрасили – должно быть, кто-то уже купил его!

– Да его купили, любовь моя. Он тебе нравится?

– Ты же знаешь, – вздохнула она. – Но… раз он только что куплен… то новый владелец… – Мистер Пибоди хихикнул. – Отец?! – Она изумленно заморгала. – Ты… ты хочешь сказать…

– Вот именно, Салли! Я хочу сказать, что купил его я. Он наш, моя детка… твой собственный!

– О, отец… мой дорогой, мой чудесный! – Она бросилась ему на шею и крепко прижалась раскрасневшейся щекой к его пыльному сюртуку.

– Ну-ну… Открывай калитку, Салли! – просиял полузадушенный эскулап. – Ты не собираешься пригласить гостей в дом?

Салли спохватилась, поспешно открыла калитку и пригласила всех в свой первый настоящий дом. Глаза ее светились радостью, когда она снова остановилась, чтобы полюбоваться им.

– Мы столько лет мечтали о таком. Нет, он даже еще лучше, чем нам мечталось! О, спасибо, отец!

Глаза Пибоди за стеклами очков подозрительно заблестели.

– Ну, тогда, может быть, ты войдешь, моя любовь, и заваришь нам чаю? – предложил он.

– Чаю! – радостно повторила Салли. – Так там уже все готово, все есть? В нем уже можно жить?

– Войди и посмотри, моя радость.

– Скорее! – воскликнула девушка и, схватив Антиклею за руку, скрылась в дверях вместе с нею.

– А мы тем временем поищем горемыку Баукера, – сказал Пибоди, беря Дэвида под руку.

За домом оказался большой фруктовый сад, в саду стояло кресло с высокой спинкой, а в кресле сидел Бен Баукер. Бен дремал, припорошенная сединой голова свесилась на грудь, и выглядел он бледнее, мрачнее и более измученным, чем всегда.

– Давайте-ка не станем его будить, – тихо предложил Дэвид, поворачиваясь к Пибоди. – Он выкарабкался из могилы благодаря вам, теперь мой черед оживить его. Одолжите мне почтовую карету, и я вам привезу кое-кого. Надеюсь, это мигом подымет его на ноги, быстрее всех ваших снадобий…

– Ага! Речь идет о женщине, конечно. Тогда не теряйте времени, Дэвид, кто бы она ни была. Это ведь «Гавань», и где, как не здесь, обрести друг друга потерпевшим кораблекрушение. Поезжайте!

– Благодарю вас, – ответил Дэвид и замялся. – Но, думаю… было бы лучше, если меня кто-нибудь будет сопровождать.

– О, разумеется! – усердно кивая, согласился мистер Пибоди. – Я отправлю ее к вам. – И он, хихикнув, удалился.

Спустя минуту из дому вышла Антиклея. Дэвид уже давал указания форейтору.

– Куда ты меня везешь? – спросила она, когда карета свернула на большую дорогу.

– В одну мелочную лавку в Льюисе. Это сразу за мостом, там на вывеске… в общем, к Нэнси Мартин. Ты скажешь ей, что Бен Баукер нашелся и ждет ее.

– О-о!

– И отдашь ей это кольцо – ее обручальное кольцо, которого она ни разу не надевала и которое Бен Баукер хранил долгие годы…

Антиклея взяла потускневшее колечко, осмотрела и спрятала в кошелек.

– Когда-нибудь и я подарю тебе такое кольцо. Только вот когда? Когда ты выйдешь за меня замуж, Антиклея?

– О, Дэвид… Ты забыл о моих отвратительных рыжих космах…

– А я люблю их, – ответил он и поцеловал ее в висок.

– Ох, мой дорогой… Ужасные, непокорные!.. Дэвид! Я ведь и сама такая же – своенравная и взбалмошная.

– А я люблю тебя, – ответил он и поцеловал ее в щеку.

– Я страшно вспыльчивая, Дэвид, и ужасная сумасбродка… Я сама себя иногда пугаю! Как же я выйду за тебя, такого доброго, спокойного и сильного? Я ведь такая…

Тут Дэвид закрыл ей губы поцелуем.

До Льюиса было около мили, и никогда еще это расстояние не преодолевалось так быстро, во всяком случае, так сказал Дэвид и так подумала Антиклея, когда они свернули на главную улицу городка и карета остановилась перед маленькой лавкой с выцветшей вывеской, на коей значилось имя владелицы – Мартин.

Когда их глаза после яркого солнца привыкли к полумраку лавки, они увидели маленькую добродушную пожилую женщину, которая, признав в них благородных особ, присела в реверансе и осведомилась, чем она может служить.

– Вы – миссис Мартин? Добрый день, – поздоровался Дэвид. – Мы приехали к вашей дочери.

– О, сэр! – хозяйка лавки всплеснула руками, потом с неожиданным беспокойством сообщила: – Сэр, Нэнси нездорова. Что вам от нее угодно?

Но Антиклея, подойдя к ней, взяла дрожащую руку, улыбнулась и, глядя в тревожные глаза, тихо сказала старушке несколько слов и показала кольцо.

– О, миледи!.. – опять всплеснула руками старая женщина. – Господь услышал мои молитвы! Это лекарство живо вылечит мою Нэн! Идемте, идемте скорее к ней, миледи, расскажите ей все.

Антиклея прошла за хозяйкой во внутренние комнаты, Дэвид остался один. Вскоре она вернулась с дрожащей Нэнси. Нэнси сделала Дэвиду реверанс, принялась бессвязно благодарить, но Антиклея обняла ее за плечи и вывела на улицу.

Форейтор подождал, пока все усядутся в карету, щелкнул кнутом и пустил лошадей галопом. Однако, как ни быстро они ехали, никогда еще миля не казалась такой длинной, во всяком случае, такой она показалась Нэнси, которая, сцепив руки, неотрывно глядела на дорогу.

Но все рано или поздно кончается, кончилась и эта миля. Карета свернула на боковую дорожку и замедлила ход. Нэнси неожиданно встала с сиденья и, не успел никто слова сказать, выпрыгнула на ходу. И тут же застыла на дороге. Навстречу ей тяжело шел мрачный седой человек с изборожденным глубокими морщинами лицом. Внезапно вскрикнув, она сорвалась с места, побежала вперед и бросилась перед ним на колени.

– Бен! – зарыдала она, простирая к нему руки. – О, Бен… Дорогой, дорогой мой Бен… Прости меня!

Бен Баукер, не обращая внимания ни на изумленного форейтора, ни на фыркающих лошадей и ни на что другое, схватил ее молящие руки, тоже опустился прямо в пыль на колени и медленно, будто не веря, что все это не сон, раскрыл объятия.

– Нэн! – пробормотал он. – Моя маленькая Нэн… Как же долго я этого ждал!

Глава XLV,

в которой ее светлость рассуждает о методах мистера Шрига

– Дэвид Холм! – Герцогиня властно поманила недавно назначенного управляющего пальцем. – Подойдите и сядьте рядом!

Дело происходило перед «Вздыбившимся конем», где, к немалому смущению одетых в холщовые блузы завсегдатаев, заняла наблюдательный пост грозная дама. Крохотные ее ножки едва доставали до земли, но тем не менее ей удалось вселить в сердца вполне обоснованный трепет.

– Вы заставляете себя ждать, Дэвид Холм, – попеняла она. – Может быть, вы не справляетесь с обязанностями?

Дэвид выжидательно поклонился.

– Антиклея была с вами?

Дэвид поклонился еще почтительнее.

– Гм! – изрекла герцогиня. – Это многое объясняет. Чем скорее я заберу ее в Лондон, тем лучше! Не смотрите на меня так свирепо, мистер Пик, и не выпячивайте челюсть. Сядьте, сэр.

Дэвид подчинился, но спину держал слишком прямо и напряженно.

– Полагаю, вы знакомы с небезызвестным Шригом?

– Он мой друг, мэм.

– Этот полицейский с Боу-стрит? – Ее светлость дернула плечом и произвела носом звук, который, не будь она столь благородной дамой, можно было бы принять за фырканье. – Нет, в самом деле?

– Самый настоящий, мэм, ибо он стал им, когда я был в беде!

– Ладно, допустим, сэр. Тогда, быть может, хотя бы вы сможете мне объяснить, чего он добивается, преследуя бедную Белинду?

– Он преследует миссис Белинду, мэм?

– Ну, пожалуй, это несколько сильно сказано… однако он постоянно попадается ей на пути поздними вечерами, когда она уходит по своим делам. Вы ведь знаете, она всегда готова утешить какую-нибудь страждущую душу… Люди видели, как этот человек нес ее корзину – факт сам по себе замечательный!

– Поразительно! – сказал Дэвид.

– Ни в малейшей степени, сэр! Он себе на уме и, конечно, преследует какую-то цель. Вопрос: какую?

– Бог знает, мэм.

– Несомненно, сэр. А вы?

– Нет, сударыня.

– Хотя бы предположительно? Ничего не приходит в голову?

– Ничего, мэм.

– Хм! Вероятно, вы туповаты, молодой человек! Вчера я зашла в церковь – Белинда в ней часто бывает – и, естественно, обнаружила ее там… Как зачарованно она слушала этого прохвоста! Он описывал птичьи повадки.

– Птичьи повадки? – удивился Дэвид.

– Рассказывал бедной доверчивой женщине о певчем снегире, которого якобы держал дома в плетеной клетке и обучил насвистывать «Салли с нашей улицы», – снегиря, конечно, а не Белинду. Он действительно такой любитель птиц?

– Не знаю, мэм… А чего ради он…

– Элементарно, сэр. Несчастная Белинда помешана на птицах и прочих нежных созданиях, таких же беззащитных, как она сама.

– Почему вы называете ее несчастной, мэм?

– Потому что женщины рождены, чтобы страдать… Только, по-моему, Белинде судьба предопределила страдать больше, чем выпадает на долю остальных. Она слишком добрая, чересчур робкая, излишне доверчивая. Таким приходится несладко в нашем жестоком, циничном мире, и она вынесла соответственно, бедняжка. Я лишь недавно узнала ее по-настоящему… А узнать ее – значит полюбить.

– Действительно, мэм…

– Не перебивайте, сэр! Теперь что касается вашего дружка Шрига. Он возбуждает мое любопытство! Вот вы считаете себя его другом – а что вы о нем знаете?

– Он верен дружбе и долгу.

– Уф-ф! А еще?

Дэвид покачал головой.

– Больше ничего, мадам.

– Тогда вы еще и очень ненаблюдательный молодой человек, мистер Утес! Так знайте: во-первых, сей полицейский кому хочешь пустит пыль в глаза и покажется тем, кем он не является, а является он совсем не тем, кем кажется… Надеюсь, я понятно выразилась?

– Д… да, – с долей сомнения подтвердил Дэвид.

– Во-вторых, он прибыл сюда расследовать м-м… известное происшествие, продолжает им заниматься, причем явно без толку, что ничуть не убавляет его спеси и страшно действует всем на нервы. Юстас Молверер так извел себя, что превратился в ходячий скелет, обтянутый кожей! Этот ваш друг, о котором вы, похоже, ничего не знаете, вездесущ – он то здесь, то там, то опять его нет, и всегда в тот момент, когда этого меньше всего ожидаешь! Прошлой ночью, например, незадолго до двенадцати, я спустилась в библиотеку за «Временами года» Томсона – я всегда читаю «Времена года», когда не удается заснуть, они успокаивают – и, когда спускалась по лестнице, кого, как вы думаете, я встретила? Кто поднимался по лестнице, бесшумный, как тень?

– О Господи!.. Но, мэм, мы ведь с ним оба отправились спать, разошлись по комнатам. Я слышал, как закрылась дверь его спальни и щелкнул замок…

– Ну еще бы! А когда вы спокойно почивали, он вышел и был таков, а потом явился мне полночной тенью в Лоринг-Чейзе. Будь я более робкого десятка, я завизжала бы и непременно хлопнулась в обморок, но поскольку я – это я, то я уселась на ступеньку и потребовала объяснений. Он поведал мне, что нет на свете такого окна, которое не сумел бы открыть хороший взломщик или полицейский, знающий свое дело… И просветил о множестве других прелюбопытных вещей. Найдя его занятным и обнаружив, что на лестнице сквозит, я пригласила его в гостиную и угостила шерри с бисквитами… Среди прочего он сообщил мне, что надеется сегодня ночью покончить с призраком и раскрыть тайну Лоринг-Чейза.

Дэвид вздрогнул.

– Сегодня ночью?

– Вот именно, мистер Холм. Что-то в вашем голосе не слышно радостного предвкушения, не то что в голосе Шрига.

– О, мадам! Так Джаспер Шриг был возбужден?

– Вот именно, сэр, и говорил так громко, что я опасалась, как бы он не перебудил весь дом… Потом шерри иссяк, бисквитов тоже не осталось, и я, пожелав ему спокойной ночи, ушла, предоставив ему ловить свое привидение. На лестничной площадке, между прочим, меня поджидал еще один сюрприз – Юстас собственной персоной, сам бледный, как привидение.

– Сегодня ночью! – повторил Дэвид.

– Ну, ну, Дэвид, не принимайте эту весть так трагически. Думаю, всем будет только лучше, если проклятое дело наконец разъяснится, – сказала герцогиня и встала. – Дайте-ка я возьму вас под руку, вы проводите меня в имение.

По дороге ее светлость рассуждала о разных делах, но Дэвид почти не слушал, даже когда она заговорила о своем скором отъезде в Лондон вместе с Антиклеей. Дойдя до ворот Лоринг-Чейза, она повернулась и выстрелила напоследок парфянской стрелой[17]:

– Судя по всему, вы действительно очень скучный молодой человек, мистер Бугор!

Оставшись один, Дэвид продолжил путь, и мысли его были невеселыми. Если тайна Лоринг-Чейза действительно разрешится сегодня ночью… Беспокойство переросло в тревогу, тревога – в панику. Необходимо срочно увидеться с Джаспером! Только где его искать?

Миновав деревню, Дэвид остановился возле узкого проулка между изгородями, ведущего к дому Томаса Яксли. Пока Дэвид в нерешительности топтался на месте и потирал подбородок, впереди послышались голоса. Казалось, фортуна благоволила к нему: подняв голову, он увидел мистера Шрига в компании трех грозных на вид незнакомцев. Все четверо были поглощены оживленнейшей беседой.

Дэвид быстро зашагал к ним и успел расслышать заключительные слова Шрига, после чего незнакомцы коснулись своих шляп и удалились, а сыщик с приветливой улыбкой двинулся ему навстречу.

– Кто эти люди, Джаспер?

– Да так, мои ребята. Как дела?

– Что вы имели в виду, велев им быть на своих постах в десять часов вечера?

– Предстоит небольшое дельце, дружище.

– Дельце, Джаспер? Я слышал, вы намереваетесь сегодня ночью завершить расследование?

– Так я же говорил вам об этом вчера вечером.

– Нет, вы говорили, что надеетесь это сделать! А теперь вы, кажется, уверены в успехе. Вы действительно в нем уверены?

– Со всей определенностью, старина. Из шестерых-то остался один!

– А как же… Как же ваши доказательства, Джаспер?

– С ними непросто. Некоторых вы меня лишили, друг мой, но я собираюсь обойтись тем, что имею.

– И… арестовать кого-то?

– Э-э… как вам сказать, дружище… Ну, раз вы спрашиваете, отвечу вам ясно и определенно: я не уверен… Более того, не надеюсь… Эй, что случилось!

Последнее восклицание относилось к неожиданно показавшемуся из-за поворота чумазому золотоволосому мальчику. Ребенок ревел и размазывал по щекам слезы.

– Эй, герой, что за беда с тобой приключилась? – справился мистер Шриг и нагнулся, чтобы погладить маленькую взъерошенную голову.

Ребенок перестал подвывать, засунул в рот грязный большой палец и обозрел участливого незнакомца оценивающим взглядом. Видимо, результат осмотра оказался удовлетворительным, поскольку он по-хозяйски завладел толстым волосатым указательным пальцем Шрига и улыбнулся.

– Дзон хоцет Дзимми! – заявил он, временно вытащив мокрый палец изо рта.

– Вот как? – Шриг поскреб подбородок. – Если я верно уразумел смысл твоей речи, то ты, безусловно, прав, парень… Дружище, вы случайно не имеете чести быть знакомым с этим джентльменом?

Дэвид нагнулся и провел пальцем по нежной щечке мальчугана.

– Нет.

– Ну ничего, она-то его знает, готов держать пари, – сказал мистер Шриг.

– Кто «она», Джаспер?

– Подозреваемая номер один, дружище, – миссис Белинда… Так, посмотрим, сколько у нас натикало… – Он вытащил массивные серебряные часы. – Шесть сорок пять. Сейчас она у Дейми Боден, если только не читает книжку маленькой дочери миссис Марч, у которой парализованы ножки, или не зашла поболтать со старым Джоуэлом…

– Но как? Ради всего святого, Шриг, как вы узнали об этом?

– Элементарно, дружище. Немного наблюдательности…

– Понятно: слежка!

– Хм… Возможно, вы отчасти правы. В сущности, между ними почти нет разницы.

– Люди видели, как вы подносили ее корзину…

– Совершенно верно! Весьма тяжелая, скажу я вам, корзинка. В ней было полно гостинцев для деревенских подопечных миссис Белинды.

– Вы втерлись к ней в доверие…

– Втерся в доверие… – произнес мистер Шриг задумчиво, – Хм, втерся…

– Вы – любитель птиц?

– Ну, в общем, ага, люблю, особенно когда они поют. Но если это значит «втерся»…

– И держали дома певчего снегиря?

– Нет… Но я знавал человека, который его держал…

– И таким путем вы завоевали расположение доверчивой женщины. Воспользовались ее простодушием и заманиваете в какую-то хитрую ловушку, выжидаете, когда она проговорится о чем-то таком, что может навредить… тому, кого она любит…

– Вы хотели сказать: тому, кого вы любите, дружище, уж мы знаем кому!.. Однако вернемся к словечку «втерся». Я по натуре не обидчив, но все же, смею думать, слово «втерся» в разговоре двух друзей – несколько слишком сильное выражение!

Высказавшись, Шриг сделал паузу, чтобы взглянуть на своего семенящего спутника, который продолжал крепко держаться за его палец.

– Может быть, ты устал, богатырь? – спросил он.

Мальчик кивнул, Шриг наклонился, подхватил его под мышки и посадил себе на широкие плечи. Устроившись наверху, ребенок обхватил бычью шею мистера Шрига пухлыми ручонками, ударил миниатюрными пятками в широкую грудь и издал восторженный клич.