Русские на Афоне. XIX-XX век

Павел Троицкий

Русские на Афоне. XIX-XX век

Русские на Афоне. 19-20 век.

Для чего написана эта книга

Вот корабль подплывает к арсане1, и через минуту нога паломника ступает на афонскую землю. Трудно представить себе, что каких-нибудь 40 минут назад ты был в курортном городишке, где тянется нескончаемая служба человеческой плоти, своеобразная всенощная без начала и конца, где на одну туристическую душу приходится несколько столиков в ресторанах и несколько номеров в гостиницах. А теперь представьте себе, что тот же паломник, отдохнув немного на архондарике2, вкусив трехсоставного традиционного афонского угощения из ракийки, холодной воды и лукума, прикладывается к величайшим святыням: к частице Животворящего Креста Господня, к святым чудотворным иконам, к благоухающим мощам святых. Представьте себе такого паломника. У него голова идет кругом, ему кажется, что он попал в другой мир, на небо.

В один из моих приездов на Святую Гору мне пришлось сойти на пристань в Пантелеймоновом монастыре, оставить там вещи и тут же отправиться в монастырь Ксиропотам. Со мною было двое спутников, ранее не бывавших на Афоне. Через 40 минут мы уже пришли в этот тихий монастырь. Еще через 10 минут к нам пришел диакон, говорящий по-русски и вынес святые мощи и часть Животворящего Креста Господня. Представьте себе тихий уединенный монастырь, тишина храма, где нет ни прихожан, ставящих свечки, ни убирающих храм служительниц, ни даже священнослужителей, только мы, отец диакон и благоухающие мощи святых, к которым мы прикладываемся безо всяких преград в виде стекол или закрытых рак. Мои спутники отметили особенное благоухание Честнаго Креста, на котором был распят Господь наш Иисус Христос. Какой бы ты ни был человек, пусть даже самый грешный, но если в тебе теплится вера, ты почувствуешь, что неведомая сила подхватила тебя, и начался новый отсчет времени. Я был уже не раз на Афоне, бывал и в этом монастыре, а что говорить о моих друзьях – они просто ощутили себя на небе.

Это ощущение неба часто не покидает паломника во все время его пребывания на Афоне. Но, вот он приезжает на Афон второй раз, потому что невозможно не вернуться на Афон, и срок его паломничества уже чуть дольше. Вот он уже читает литературу об Афоне, глаза его начинают замечать и некоторые земные моменты. Из книжек и журналов он узнает, например, о борьбе афонцев с собственным архиереем-экуменистом и многое другое. Нет, чаще всего такой паломник оставит Афон в своем сердце и не станет его вычеркивать, потому что Афон есть Афон, который он видел, и к святой земле которого припадал сам. Но тот, кто никогда не был на Афоне, ухмыльнется: подумаешь Афон, Святая Гора, оказывается, и там все, как в мире, те же грехи – ни больше, и не меньше. Духовный младенец, понимаемый не в смысле чистоты, а в смысле малого возраста и еще меньшего понимания, отшатнется от веры, когда увидит реальность падшего мира часто проникающего и в святое место. Что услышишь от таких младенцев? Мы не можем ходить в храм, там батюшка иеромонах разъезжает на иномарке, в то время, как половина России стала забывать вкус белого хлеба. Поэтому современный человек должен научиться отделять пшеницу от плевел и помогать делать это другим. Свята Афонская Гора, но много есть тех, кто переступает ее предел с недостойными целями или с нечистым сердцем. Или здесь уже подвергаются искушениям. И иначе не может быть, потому что «противник наш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить» (1 Петр. 5,8). Поэтому нам надо «трезвиться и бодриться», а не приукрашивать грубыми масляными мазками и без наших рук написанную картину. А в отношении Святой Горы лучше употребить слово: «икона», потому что вся она со своими насельниками, со своими монастырями, со своей природой, лесами и скалами, морем и небом, являются не только уделом Божией Матери, но и Ее иконой, так как Она тысячи раз являла Себя в этом уделе своими молитвами и даже зримо. Поэтому ненужно ничего подкрашивать, а осторожно взять чистую белую тряпку и снять неизбежную копоть и грязь. Снятая грязь лучше выявляет изображение, отделив грязь, мы видим всю чистоту подвижников, к которым не смогла прилепиться никакая грязь.

И вот здесь, в Ксиропотаме, рухнувшие стены монастыря лучше всего подчеркивают незыблемость православия. По преданию, когда на Афоне начали насаждать латинскую ересь, почти все монастыри отказались сослужить с еретиками. Пострадали отцы в Иверской, Ватопедской, Зографской обителях, в Карее. Но ксиропотамские отцы согласились и встретили латинян с ветвями в руках и приветствием в устах: «да будет мир Христов с нами!» Далее начали общую службу и во время произнесения слов: «о архиепископе нашем, иже в Риме и о благочестивом царе» – произошло землетрясение и упали стены монастыря подобно иерихонским. Кроме того, до этого нечистого дня многие годы на монастырский праздник 40-мучеников севастийских здесь вырастало сорок чудесных грибов, вкусив от которых, каждый получал исцеление, вне зависимости от того, какой болезнью страдал. Чудо это после ксиропотамской унии прекратилось. Рухнувшие стены не сохранились, а сохранился монастырь тихий и строгий.

А можно написать и по-другому. «Сейчас же, когда почти все наши монастыри смыты революционной волной, Афон с его сотнями келий, скитов и монастырей и 10.000 армией черноризцев заслуживает сугубого внимания и приобретает для нашего православия особое значение, как единственный неуязвимый уголок этих черных паразитов-пауков, сотни лет высасывавших из кармана нашего крестьянина от 3 до 7 млн. рублей ежегодно…». Такое предисловие написано к книге некого Семенова, совершившего не паломничество, а скорее шпионо-диверсионную вылазку на Афон в 1912—1913 году. Сам про себя этот Семенов сообщает: «Надо сказать, что я в то время великолепно еще помнил катехизис Филарета и знал на память все указанные там подлинные тексты из Евангелия и Св. Писания3. Хорошо помнил историю церкви, свежи еще в памяти были сочинения Толстого, Бебеля, Ренана; знал также хорошо богослужение и все службы церковные». Настолько хорошее впечатление он производил на некоторых нерадивых монахов, что ему тут же было предложено в течение нескольких месяцев стать архимандритом. И всего за 300 тогдашних рублей. Якобы для разоблачения корыстолюбия греков. Разумеется, эта история поведана со слов самого автора-безбожника и достоверность ее вызывает большие сомнения. Но автор брал много из реально бывшего на Афоне и преломлял это в своем революционном сознании. Скажите, кто будет слушать этого Семенова о «черных паразитах-пауках, сотни лет высасывавших из кармана нашего крестьянина» сколько бы то ни было рублей. Но удивится наш читатель, удивился бы тот же Семенов, когда бы услышал, что у него были предшественники: и не большевики, эсеры и т. д., и даже не корреспонденты «Юманите», а уважаемые профессора духовных академий, но об этом потом…4

Надо признать, что в то время многие духовные учебные заведения частенько выпускали из своих стен безбожников и атеистов. Поэтому один афонский старец в первую очередь спросил будущего архиерея Арсения (Стадницкого), верит ли он в Бога, когда тот, будучи студентом академии, совершал паломничество на Афон. Как бы нам не вернуться к тем временам… Представьте себе, как опасен для церкви богословски подкованный безбожник, и какую вредную книгу он сочинит об Афоне, играя на реальных тамошних недостатках и распрях. И какие еще книги могут быть написаны продолжателями дела этого г. Семенова.

К чему это все? К тому, что мы принесем церкви непоправимый вред, если будем закрывать глаза на действительность и дадим властвовать над ней, описывать в черных тонах, использовать в своих целях и, наконец, просто перевирать темным людям, которые только ожидают своего часа.

И велико преступление современных афонских насельников, да и всех христиан, которые подменяют реальную красоту Удела Божия Матери на красочные альбомы с живописными монастырями и калоритными монахами. Афон – это не галерея и не заповедник, это вечнозеленое древо посаженное на скудной афонской земле Самой Божией Матерью, которое выросло на камне и дало много плода.

Что же, и альбомы нужны. Но, что мы знаем об Афоне двух прошлых веков? О том, что еще не все сокрыто покрывалом забвения. Знает ли русский человек о своих великих соотечественниках, здесь, на чужой земле, нет, неправильно сказано, не на чужой (как может быть чужим удел Божией Матери?), а на нерусской земле, достигших святости и ставших подобными нашим великим отцам: Сергию Радонежскому, Серафиму Саровскому и Иоанну Кронштадтскому? Скудные материалы печатались о иеросхимонахе Арсении и его сподвижнике-схимонахе Николае, об афонском духовнике Иерониме и игумене Макарии. Ничего практически русские люди не знают о отцах Виссарионе и Варфоломее – основателях Андреевского скита, и об о.Павле – ученике тоже Арсения и о практическом воплощении «Илиотропиона5» в жизни инока Парфения послушника все того же о.Арсения. Да и о великих подвижниках: сербе Пахомии и духовнике грузине Иларионе, – мы практически ничего не знаем. Это, если коснуться только 19 века. А на 20 век вообще выпало всего две страницы: одна об спорах о имени Божием на Афоне, а другая посвящена всеми почитаемому старцу Силуану. Где же все остальное? Почему такое страшное молчание? Кому, как не русским афонским монахам, написать о своих великих соотечественниках и о тяжелом для русского Афона прошлом веке. Немного сказано, и то, благодаря переводу с греческого, о старце Тихоне. Но вспомним только карульских русских насельников минувшего века: богослова и аскета иеросхимонаха Феодосия и его ученика Никодима, о.Парфения бывшего князя и бывшего генерала, адьютанта Его Императорского Величества, иеросхимонаха Никона. Мы же уже несколько пресыщены видами и одними и теми же рассказами своеобразного уничижительно-хвалебного жанра. Уничижительно-хвалебного, ибо он подменяет живую картину фотографией, да еще немного подправленной в «фотошопе», чтобы не оказалось в кадре что-то выходящее за пределы нашего понимания. Но еще в прошлом веке русские газеты писали прямо и правдиво, не боясь нарушить прелести застывшей фотографии, благодаря чему мы имеем эти кусочки живой истории Афона, в его неустанном стремлении к святости и борьбе с грехом. Мы еще вернемся к эти кусочкам.

Вот к таким мыслям меня привело воспоминание о тогдашнем посещении ксиропотамского монастыря и нынешнее размышление о его рухнувших стенах. Кстати, напоследок, покидая монастырь, загляням в книжечку с красивой обложкой, изданную в Салониках на русском языке и продававшуюся в Пантелеймоновом монастыре. Там, как и подобает, множество хороших фотографий. О монастыре Ксиропотам читаем: «После четвертого крестового похода (1204 г.) и установления в Византии владычества крестоносцев, Ксиропотам переживает серьезный экономический кризис. Приход к власти Михаила Палеолога сыграл положительную роль в развитии монастыря (наверное, имеется в виду льготный хрисовул 1276 года, в котором император подтверждает право владения монастырем всеми его имениями на Святой Горе и вне ее) – император оказал ему щедрую экономическую поддержку»67. И ни слова о рухнувших стенах.

Чтобы лучше понять значение для нас Афона, его прошлое и настоящее и даже попытаться заглянуть в будущее, надо знать живую историю Афона, свободную от какого-либо штампа. И не избегать афонских болезней, потому что болезни иногда подчеркивают силу и жизнеспособность организма. Понимая всю необъятность задачи, автор решил ограничиться историей русского Афона, вернее, одного его исторического этапа, наиболее близкого от нас, и, если так можно выразиться, «свободного», то есть до российской катастрофы 1917 года.

Начнем наш путь к русскому Афону с рассмотрения форм монашеской жизни, которые существовали на Афоне в конце 19 – начале 20 века. Некоторые формы, за сохранение которых ратовали многие ученые мужи, ныне уже отошли в прошлое. Что это были за формы и почему они были характерны для Афона?

Продолжим его рассмотрением национальных отношений. Увы, в многоязычном афонском братстве часто находилось место для вражды и ненависти. Но нас, конечно, в первую очередь должны интересовать греко-русские отношения.

Здесь не просто слокновение двух христианских народов разных по происхождению, культуре и обычаям, это принципиальный вопрос о самой сущности Святой Горы. Что значит она для христианина? Это провинция современного греческого государства во главе с губернатором или Удел Божией Матери предназначенный для всех языков?

Далее надо коснутся других трудностей в жизни русского Афона. Необычным окажется то, что русские святогорцы подвергали травле даже из самой России.

Историческое описание первой русской обители после афонского запустения 1821 года содержится в брошюре «Свято-Андреевский скит и русские кельи на Афоне». Но нельзя обойти некоторые вопросы становления Андреевского скита. Которые остались вне этого изложения. Надо сказать и о чудесном проявлении благоволения Божией матери к русскому скиту через чудеса от Ее иконы «В скорбех и печалех утешение».

Влияние Афона распространяется на весь православный мир. В разделе «Афон и вокруг него» собраны некоторые истории связанные с Афоном и его обитателями. Наконец придется немного добавить и некоторых современных аспектах афонской жизни.

Исихасты и киновии

Для русского человека вопрос, заданный в своей наивной простоте, что лучше: общежительное или особножительное житие, – давно уже получил однозначный ответ в предпочтении первого. Киновия не только стала единственной реальностью в современной русской монашеской жизни, но и считается самой совершенной формой монашеской жизни. Афон дает многообразный материал для сравнения форм монашеской жизни. Еще не так давно их здесь существовало шесть: общежитие, особножительные монастыри, скиты, келии и каливы, исихастирионы, или отшельнические каливы, и одна особенная афонская форма – сиромашество8.

Иногда разные формы монашества вступают в видимое противоречие. Некоторые противоречия существуют, если не с самого начала монашества на Афоне, то, уж точно, пришли к нам из глубины веков. Например, это противоречия между отшельниками и киновиями. Когда преп. Афанасий по просьбе Никифора Фоки создал первый общежительный монастырь, то отшельники, которым еп. Порфирий Успенский присваивает название «исихасты», весьма активно стали препятствовать этому новшеству и нарушению афонских правил. Их поддерживал и знаменитый преп. Павел Ксиропотамский, основатель двух монастырей на Афоне. Против был также прот9. Преп. Афанасию пришлось ехать на суд с исихастами в Константинополь. Было это уже во дни царствования имп. Иоанна Цимисхия. Была назначена проверка на месте, был послан авторитетный представитель императора Евфимий, и преп. Афанасий победил, хотя, конечно, не без поддержки со стороны императора. Исихасты приводили много разумных доводов, что лаврский игумен нарушает тишину, строит громадные стены вокруг монастыря, заводит ремесла, которые кажутся отшельникам суетными и, вообще, наполняет пустыню суетой и многими попечениями. Вот монастырь с водопроводом, пекарней и общей трапезной. Весьма хорошее жилище. Для чего же тогда идти в пустыню? Оставить молитву и заняться стройкой? Надо отметить, что преподобный сначала сам не хотел создавать монастырь, когда ему на то предложил средства крупный военачальник, а позже и император Никифор Фока. Преподобный действительно опасался мирских попечений и боялся ненавистного злата, но после того, как истинный послушник Господа узрел волю Божию, он последовал ей. Правильность этого решения была подтверждена Божией Матерью, которая объявила преподобному, что будет домостроительницей его лавры: «Я тебе помогу: все будет с избытком даровано, только не оставляй своего уединения, которое прославится и займет первое место между всеми возникшими здесь обителями». Чем же хороши, угодны Богу общежительные монастыри? Когда один из афонских старцев, похоронив своего учителя, с которым прожил в пустыне 40 лет, сам должен был наследовать келью и иметь учеников, то со страхом удалился в Пантелеймонов монастырь, славящийся своею строгой жизнью, объяснив это так: «Слышал я неоднократно от своего старца, что пустыня страсти только усыпляет, а общежитие умерщвляет и искореняет». То есть пустыня хороша для совершенных, которые должны предаваться безмолвию и молитве. Какой смысл в пустыне новоначальному, если в нем будут говорить страсти? Какое уж тут безмолвие? В общежитии усердные монахи легко достигают совершенства, следуя путем послушания. Послушник отказывается от своей греховной воли, которой управляет себялюбие, или проще, эгоизм, который по преп. Максиму Исповеднику есть главное препятствие на пути нашего спасения. Послушник при этом выполняет не чью-то, чужую греховную волю, а волю Божию, которая является через старца. Это очень важный момент. Поэтому при поступлении к старцу или в монастырь послушник выбирает себе руководителя, через которого будет ему открываться воля Божия. Послушник должен быть уверен, что выполняет волю Божию10. Нечестивых, греховных старцев преп. Игнатий Брянчанинов советует избегать, потому что послушание – это исполнение не прихотей, а воли Божией. Разумеется, не должно быть никаких переводов монахов из одного монастыря в другой, совершаемых по указанию свыше. Не всякому послушнику подходит любой старец и любой монастырь. Послушник должен верить, что слово его духовного отца – слово от Бога, как только он теряет в это веру, рвется нить послушания. Если же монах видит, что игумен заставляет его делать что-то противное вере, уставу или благочестию, то он должен отказаться, потому что не может быть послушником воли не Божией, а демонской. В книге «Жизнеописания афонских подвижников благочестия 19 века» читаем: «Занимая, по-видимому, незначительную должность, о. Антипа, по мере своих сил, ревновал о сохранении общежительных правил во всей силе. Однажды о. Нифонт в общей братской трапезе благословил келарю приготовить для себя и какого-то гостя отдельное кушанье. Келарь не приготовил: игумен разгневался и велел встать ему на поклоны. – Поклоны я буду класть с радостью, – отвечал ему келарь, но прошу извинить меня: сделано это с благою целью, дабы не было претыкания и соблазна братии! Так как самим тобою же начаты добрые уставы по правилам святых Отцов, то чтобы тобою же не были они нарушаемы, потому что настоятелю во всем надо быть примером для всех: тогда только будет твердо и надежно наше общежитие! – Потом, когда совершенно успокоился о. Нифонт, он благодарил о. Антипу за благоразумную ревность»11. Также необходимы общежительные монастыри для милостыни, поддержки бедных келиотов и сиромахов, для заботы о немощных и старых монахах. И, разумеется, для просветительской деятельности. Все это лучшим образом проявилось в русском Пантелеймоновом монастыре в дореволюционное время.

Монастырь является первой ступенью в духовном возрастании монаха. Более совершенного послушания можно достичь, живя со старцем в скиту или келии, где каждый шаг делается с ведома старца, здесь уже полагается и начало безмолвию, ибо здесь уже нет и многопопечительности большого монастыря. Когда страсти угасают в монахе, то ему хорошо и безмолвие, и он уже полностью может отдаться молитве, не имея никаких попечений. Для многих путь на небо открывается уже в общежительном монастыре. Яркий пример тому – преп. Силуан. При нормальном устроении монашеской жизни все указанные формы просто необходимы. Интересно, что устроителями общежитий часто являлись анахореты. Примеры: и сам преп. Афанасий, долгие годы проживший в пустыне, и преп. Пахомий, и русский преп. Сергий Радонежский. Отшельниками были и духовник Пантелеймонова монастыря Иероним, и основатели Свято-Андреевского скита Виссарион и Варсонофий.

Но обратимся к нашем времени. Если в 10 веке исихасты активно противостояли зарождению общежитий, то теперь соотношение сил резко изменилось в обратную сторону, отшельничество стало редкостью и представлено большей частью зилотами12. Многие кельи пустуют десятки лет, во многих кельях живут отшельники с молчаливого согласия монастырей, не имея специального разрешения – омологии. Так что часто уединенные места становятся не столько жилищем исихаста, сколько убежищем от Константинопольского патриарха.

Есть и другая крайность, когда кельи превращаются в роскошные дачи с большим хозяйством и удобным жильем. Нам приходилось даже видеть кельи, где занимаются птицеводством, и по окрестностям прохаживаются важные индюки. Не нужно объяснять, насколько это не подходит для монашеской жизни. Зачем разводить птицу монаху, который не ест мясо? К сожалению, и в 19 столетии из многих келий доносилось петушиное «кукареку». Нередки случаи, когда кельи стоят под замком, а их насельники подолгу бывают в отъезде. Не нам, мирянам, судить монахов, но хочется вспомнить, что еще в недавнем прошлом многие жители Святой Горы ни разу не покидали место своих подвигов по пятьдесят и более лет. Плохо, если живущие по кельям используют данную им свободу не для молитвы и безмолвия. Плохо, когда они не имеют достаточного духовного опыта для жизни в пустыне, либо не имеют духовного руководителя13.

Многие скажут, причина затухания отшельнической жизни в том, что не стало мужей, подобных преп. Петру Афонскому, прожившему 53 года в пещере. Хотя, конечно, подвижников и поубавилось, но ведь совсем в недавние времена их было множество. Возьмем 19 век. Русскому человеку мало что скажут имена уже упоминавшегося здесь великого старца Арсения или Хаджи-Георгия. Первый вел строгую жизнь в пустыне, был духовником многих русских монахов. По кончине его было обнаружено, что ноги его почти совсем сгнили, хотя при жизни старец не подавал виду, что страдает ногами14. Второй – Хаджи-Георгий, имеющий такое странное имя по причине своего паломничества в Святую Землю, был настолько строгим постником и ввел столь строгий устав среди своих учеников, что это вызвало нарекания со стороны других афонских старцев. Наконец, живший в конце прошлого века Пахомий-серб долгие годы провел в трудно доступной пещере, зимой часто полностью заносимой снегом. Подвиги его были столь велики, что никто не мог подвизаться с ним. А сколько их было – безвестных подвижников. Так, в книге Благовещенского читаем о визите к одному русскому старцу: «Верхушка горы голая, дикая точно кто-то нарочно навалил туда груду исполинских камней и потом разметал их по скату. Между каменьями чернеются широкие скважины и на одну из них указал мне о. Лукиан, как на жилище Анфима. Тропинка, промытая дождевыми потоками, лепится утомительно круто, под ногами то и дело скользят да прыгают камни; но с частыми перемежками и отдыхами добрались-таки мы до места. Там, между двух камней, в тайном углублении, увидели мы стенку, прикрытую сверху хворостом, а в стенке дверь. Думая, что затворника нет дома, он стукнул пошибче, дверь приотворилась, и мы увидели Анфима. То был седой, как лунь, старик, одетый в порыжевшие от времени лохмотья. Он стоял к нам спиною, перед иконой и тянул четки. В келье темно, – свет едва проникал в небольшое отверстие над дверью. Постели никакой не было. У правой стенки мы заметили полку, на полке стоял кувшин и череп человеческий. Местность дикая, вокруг один только раскаленный камень. Отсюда не видно ни моря, ни растительности окрестной, значит подвижник отказался даже от наслаждения видами природы, – подвиг уважаемый на Афоне». Вспомним русских карульских старцев, подвизавщихся в нашем столетии: Феодосия, Никодима, Никона, Парфения. Наконец, знакомого русскому православному человеку о. Тихона, жившего долгое время в пещере на Каруле под Георгиевской кельей. Жив еще постник о. Евфимий, ведший очень строгую жизнь, известный своей прозорливостью. Наконец, автору самому приходилось бывать в обитаемой пещере подвижника. Разумеется, есть подвижники, которые живут сокровенно. Некоторые из перечисленных старцев дожили практически до наших времен. Так что дело не в том, что никто не хочет подвизаться, потому что сильно изменился человек, а в том, что нечто изменилось в этом вертограде15.

Что касается русского монашества, то отшельничество не укладывается в рамки, ограничивающие ныне жизнь черноризцев. Представить себе инока ушедшего в пустыню по ревности, а не по указанию Синода или епархиального архиерея невозможно. Нужны благословения или разрешения. Впрочем, уже в 19 веке между афонскими иноками и церковными властями в России возникает множество недоумений. Часто люди из простого сословия приезжали на Афон как паломники и оставались там навсегда. Естественно, для этого не требовалось ничего кроме собственного желания послужить Богу да согласия игумена или старца. Это «своеволие» не могло не вызывать возмущения церковных чиновников, и часто у афонских монахов возникали проблемы с поездками на Родину. Иеромонахи, чаще всего, не принимались в сущем сане.

Раньше на территории, принадлежащей Пантелеймонову монастырю, было множество келий, и в них жило много отшельников. Около монастыря было тринадцать только известных келий. Кроме того, был целый скит Новая Фиваида, созданный специально для русских отшельников, неспособных платить греческим монастырям дань за проживание на их территории. Надо отметить, что духовник русского монастыря иеросхимонах Иероним, уважал подвижников, проводящих достойно отшельническую жизнь и всемерно оказывал им помощь. Теперь же на территории русского монастыря практически нет отшельнических келий. Один монах живет в Старом Руссике, еще один в скиту Ксилургу16. Но это больше напоминает службу сторожей, нежели отшельническую жизнь. Ведь нельзя же забросить целый монастырь и скит. Некоторые объяснят это недостатком монахов, ведь раньше в Пантелеймоновом монастыре жило 2000 монахов, в Андреевском скиту – 500. Но нет сомнения, что нашлось бы сейчас сотни две или более русских монахов, которые с радостью отправились бы спасаться на Афон. Надо сказать, что любому монаху было бы полезно пройти афонскую школу в течении хотя бы нескольких лет.