Дело «Кублай-хана»
Зато внизу, под витиеватыми буквами, стояло простенькое английское название: "Сераль".
Я знал, что это значит. Это значит "гарем". Я не такой уж тупой. Особенно когда дело касается гаремов. Но похоже, за дверью находился и бар. Вот здорово придумали – бар и гарем в одном месте.
В холле было прохладно, и мне стало легче, но гонки по пескам, беготня по горам и смена колеса под палящим солнцем пустыни все-таки меня измотали. Срочно нужно было выпить, к тому же пришло время сесть и спокойно поразмыслить. Мне хотелось основательно перелопатить факты и разгадать некоторые загадки.
Лучшего предлога для выпивки на данный момент у меня не нашлось.
Я спросил у клерка о Джерри Вэйле, однако принц за стойкой администратора – а возможно, и сам император Азии – не знал, где мистер Вэйл. Но он непременно найдет его или пошлет за ним мальчика-посыльного. Я сообщил, что меня зовут Шелл Скотт и что я буду в баре. Дал коридорному пару долларов и попросил снести мои вещи в номер, а сам направился в "Сераль", бросив беглый взгляд на администратора.
На нем был переливающийся пиджак какого-то невероятного цвета, с пряжкой на воротнике; роль пуговиц исполняли золотые самородки; широкие фиолетовые брюки стягивал плетеный золотой пояс; весь этот наряд венчала броская фиолетовая фуражка. Он просто сверкал.
И не он один. В вестибюле сидели и ходили человек сорок, и некоторые из них уже облачились в костюмы. От таких костюмов прозрел бы даже слепой. Девушки в персидских шароварах, девушки в индийских сари, девушки с голыми животами – я насчитал три пупка – и девушки, одетые в тонкие, прозрачные штанишки, напоминающие пижамные брюки, и в лифчики размером с наперсток, сшитые, очевидно, специально для сосков. Там было несколько щегольски одетых парней, но они не шли ни в какое сравнение с женщинами.
Здесь конечно же присутствовала лишь часть гостей, которые примут участие в праздничных торжествах сегодня и завтра. Но, право слово, я еще никогда в жизни не видел, чтобы в одном месте и в одно время собралось столько восхитительных "персиков". Большинство из них, безусловно, были победителями конкурсов красоты, кульминация которых произойдет завтра здесь – в "Кублай-хане".
Девушки были на любой вкус – высокие, маленькие и среднего роста, все с гладкой, как шелк, кожей, темноглазые, светлоглазые, с красными губами и розовыми губами, с всевозможными прическами – кудряшками, косичками, хвостиками, пучками. Там были брюнетки, блондинки и рыжие, но каждая хороша на свой лад.
Не знай я наверняка, я бы решил, что меня или усыновили, или проломили голову и убили. Потому что это был рай. Или ад. Или еще что-нибудь. Если так выглядит смерть и я попал в рай, то именно к этому, черт побери, и нужно стремиться. "Где твое жало, смерть?! – взмолился я. – Смерть, ты – обманщица, ты… уф…"
Погруженный в мысли о сладкой смерти, голых пупках и лифчиках размером с наперсток и прочем великолепии, я даже не видел, куда иду. Я направлялся в "Сераль" – во всяком случае, туда вели меня ноги, но моя голова вертелась в разные стороны. Поэтому я на кого-то налетел.
Я повернулся и сказал:
– Простите, мне… о-о-о…
"Боже правый, – подумал я. – А ведь я и взаправду умер. И лицезрею ангела".
Я снова видел темно-бордовый цвет с сиреневыми вкраплениями, как в холле "Кублай-хана". Да только сейчас он был другим, совершенно другим. Перед моим мысленным взором возникли образы темно-бордового заката в горах и сиреневых красок в пустыне, я услышал тихий шелест осеннего вечера и почувствовал тепло лунной летней ночи, – и все это было в глазах женщины. Огромных, нежных, обрамленных густыми черными ресницами, чистых и светлых. И в эту минуту испуганных.
Она моргнула. Неуверенно улыбнулась:
– Я пыталась уступить вам дорогу. Но… вас так много, что с вами сложно разминуться.
– В ваших глазах можно умереть, – наконец вымолвил я.
– Что?
– О, извините, я не то хотел сказать. Просто минуту назад я думал о смерти… Не очень-то весело звучит, да?
На ее лице мелькнуло удивление.
– Я представлял холл, наполненный живописными трупами… Опять не то. Если вы дадите мне еще одну попытку, через минуту я скажу что-нибудь умное.
Она неожиданно рассмеялась:
– Надеюсь.
– Давайте сменим тему. Вы наверняка приехали, чтобы победить в конкурсе красоты. Так вот, меня зовут Шелл Скотт и я – судья. Судья, понимаете? У меня есть власть! Вла…
– Я тоже судья.
– Вы… вы судья?
– Да.
– Ну что ж, здесь все ясно. Может, я смогу… э-э… быть вам полезным в чем-нибудь другом?
– Шелл Скотт… Ну как же. Я вас знаю.
– Нет, не знаете.
– Вы из Лос-Анджелеса, так ведь?
– Ага. Л.А. – Голливуд.
– И я тоже. Из Голливуда.
– Как вас зовут?
– Мисти.
Ей подходило это имя[2]. Она произнесла его низким, грудным голосом:
– Мисти Ломбард.
Мисти Ломбард? Ушам своим не верю. Кто… а, черт побери. Ее имя знает, наверное, половина населения земного шара. Мисти Ломбард, одна из самых знаменитых и ярких звезд Голливуда. Кинозвезда, звезда телеэкрана, красавица с обложки журнала. Я даже слышал, что аборигены Бензабиланда повесили один из ее бюстгальтеров на ствол дерева и в полнолуние исполняют вокруг него ритуальные танцы.
Я просто не узнал ее. Частично из-за того, что наша встреча произошла внезапно и, так сказать, с налета. Но главным образом из-за того, что ни кинопленка, ни журнальная обложка, ни тем более телеэкран не способны передать даже толику красоты, теплоты и очарования этой кинопринцессы. А ее волшебные глаза… вы поймете, если только заглянете в них и утонете.
Она не была одета для карнавала. На ней был простой белый костюм, но даже он не мог скрыть великолепные изгибы ее тела, высокую грудь, всемирно известные бедра и невероятно тонкую талию. У нее были густые, темные волосы цвета жареных каштанов и мягкие, нежные, влажные губы – казалось, они сами могут поджарить каштаны.
– Повезло мне, – пролепетал я, чувствуя, что потихоньку смелею.
– О чем это вы?
– Я бы хотел похитить вас и спрятать в пещере. Или в башне, или еще где-нибудь. И каждую ночь забираться к вам по веревочной лестнице. Но с Мисти Ломбард этот номер не пройдет. Меня растерзают десятки тысяч мужчин.
– Может, вы все-таки… – Она замолчала, скромно закатила глазки, прикусила губу, как бы задумавшись. Меня это очаровало. – Увезете меня в свою пещеру, – закончила она.
– Подумайте еще о каком-нибудь варианте.
– Каком же?
– Не важно. Я отправляюсь на поиски пещеры. Как насчет ужина? Мы будем пить мартини из черепа бронтозавра и закусывать дикими оливками, нанизанными на зубы тигра…
– Мне это не нравится.
– Я так и думал. А как насчет обычного мартини в "Серале"?
– Мне очень жаль. Я бы с удовольствием, правда. Но мне нужно подготовиться к приему.
– К приему? Ах да. – Я вдруг вспомнил, где нахожусь. – Может, позже мы…
– Посмотрим. Я иду на прием с мистером Лифом. Не исключено, что он будет очень занят в течение вечера. Не знаю.
– Саймон Лиф?
Она кивнула. Значит, она будет с продюсером. Тьфу на него! Все верно: Мисти играла главные роли в нескольких его фильмах. В его хороших фильмах. Возможно, у них просто деловая встреча.
– Мне нужно бежать, – сказала она.
– Хорошо. Но не удивляйтесь, если увидите меня поблизости. Скорее всего, ваш взгляд постоянно будет натыкаться на меня.
– Пока, мистер Скотт. Была рада, – она лучезарно улыбнулась, – столкнуться с вами.
– На всякий случай оставьте мне один танец. – Я постарался улыбнуться как можно обаятельнее и добавил: – В лунном свете.
Она уже сделала было несколько грациозных шажков, но вдруг остановилась и повернулась ко мне. Потом неожиданно сжала эти мягкие красные губы и поцеловала воздух между нами, глядя мне прямо в глаза. Я словно проглотил шесть таблеток "алказельтцер" сразу. Мисти Ломбард повернулась и ушла своей волнующей походкой, а я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.
И тут же решительно направился в "Сераль". Выпить.
Глава 6
Если бы я не находился в состоянии шока от встречи с Мисти, наверняка испытал бы его, войдя в «Сераль». Такой волшебной красоты я еще не видел.
Я раздвинул цветной занавес из нанизанных на нитки цветных бусинок и вошел. Мне пришлось немного постоять, чтобы глаза привыкли к полумраку бара. Помещение озаряли несколько больших металлических ламп, доставленных, вероятно, из Индии или Персии, но остальное освещение исходило от небольших светильников, стоящих на низких столиках. Поначалу я решил, что горят свечи, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это масляные лампы, – я видел похожие в Бомбее.
Справа от меня протянулась длинная стойка бара, а в дальнем конце широкой комнаты за тонкими, почти прозрачными перегородками расположились интимно освещенные кабинки, в которых угадывались смутные силуэты мужчин и женщин; остальную часть помещения занимали низкие, массивные столы, вокруг которых стояли деревянные стулья. В баре толклось много народу, почти все посетители были в карнавальных костюмах. Вокруг слышался приглушенный гул голосов. Я почувствовал легкий аромат спиртного, духов и пудры, запах лосьонов и специй. Играла тихая музыка: звучали свирели, множество мелодичных колокольчиков, тарелки и что-то вроде флейты.
В "Серале" было не просто сказочно красиво, там царила теплая, возбуждающая атмосфера… Да что я все вокруг да около: воздух просто искрился от секса. Что мне чрезвычайно понравилось.
Я подошел к стойке и сел на первый свободный стул.
Бармен, казалось, сейчас исполнит передо мной какой-нибудь танец с немыслимыми пируэтами, такой он был вертлявый и манерный, но он просто подбежал ко мне и изобразил что-то вроде:
– Н-да?
Я решил, что он с юга. С южного Марса, судя по его пестрому одеянию.
– Бурбон с водой.
– Попытайтесь еще раз.
– Да ладно тебе, – буркнул я.
Пожалуй, он хватил через край.
– Может, попробуете что-нибудь из нашего коронного? – предложил он с такой надеждой, что ему было неловко отказать.
– Что еще за коронное?
– Один из наших коронных напитков.
Он куда-то упорхнул, но вскоре протанцевал назад с небольшой, ярко раскрашенной папкой.
Это было меню напитков, состоящее из, как минимум, пятидесяти наименований – от Кишмета до Стамбула и реки Хугли. "Последнее должно быть чем-то невероятным", – подумал я.
– Ну… – протянул я. – А, черт. Принеси любое. Только чтобы я мог его осилить.
– Я бы предложил "Поцелуй кобры", – обрадовался он.
– Валяй.
– Вы именно этого хотите?
– А что в нем?
– Этот напиток изготовлен по секретному индийскому рецепту.
– О'кей, – согласился я. – Какого черта! Находясь в Индии, поступай как индусы. Ну а теперь скажи, что на самом деле входит в "Поцелуй кобры"?
– Много-много выпивки. – Он заговорщически подмигнул и принялся смешивать коктейль – из девяти бутылок.
Во мне зародилось подозрение, и я заглянул в меню. Вероятно, его "коронный" напиток влетит мне в копеечку. Так и есть. Вот он, "Поцелуй кобры", – четыре доллара и девяносто пять центов. Да уж, в этой чертовой бурде, должно быть, уйма хмельного.
Высокий, тяжелый стакан, на краю которого красовалась орхидея, вращаясь, заскользил ко мне по стойке.
– Ну вот, – с гордостью произнес бармен.
– Молодец. Ты включаешься при помощи монетки?
Он покрутил головой, словно отгоняя мух, и утанцевал прочь. "Слава богу, – подумал я, – хоть этот не судья".
Хотя сейчас это не имело большого значения. По крайней мере, в отношении конкурсов красоты. Правда, конкурс в "Хане", похоже, здорово отличается от подобных шоу, размышлял я, попивая "Поцелуй кобры", в котором плавали какие-то штуки, напоминающие полые зубы змеи.
Вот что я вам скажу, не таясь, – я действительно с особой внутренней дрожью ждал этого конкурса красоты. Пусть даже конкурса "талантов" – хотите верьте, хотите нет. Сказать почему? Нет? А я все-таки пооткровенничаю.
Сейчас наступил такой момент, друзья мои, когда конкурс выигрывает ведущий – один из тех парней, которые без конца улыбаются, машут руками и заливаются нежными голосами.
Красота уже не служит главным критерием для участия в конкурсе. Коль у девушки имеется пара рук и ног и все остальное, она принята – если у нее есть талант. Умеет ли она петь? Танцевать? Может прочитать по памяти "Усеянное звездами знамя"?[3] Если да, она получает десять баллов. Для победы нужны одиннадцать.
Да, они расхаживают в вечерних платьях и купальниках и демонстрируют судьям свою неотразимость, а что потом? Потом каждая красавица должна сыграть на балалайке, просвистеть мелодию носом, исполнить какой-нибудь акробатический трюк или показать что-нибудь необычное, прежде чем ее признают лучшей из лучших. Почему? Потому что народ свихнулся, вот почему.
Я помню, как одна милашка завоевала третье место в конкурсе "Мисс Автомобильная покрышка". В ней было пять футов одиннадцать дюймов роста и примерно девяносто семь фунтов веса, на голове – необычный парик, и вообще она смахивала на брата продюсера, а получила третье место за то, что щипала свой нос, как струны арфы. Она сыграла на носу "Алоха ой", и, если уж быть честным до конца, у нее здорово получилось. Плинг-плинг-плин-н-нг-плинг! Ну, сами знаете. Было видно, что она много тренировалась.
Меня же почему-то разбирало любопытство: какой будет реакция отважного человека – ее мужа, естественно, – если он запрыгнет на супружеское ложе и воскликнет: "Э-гей, а вот и я!", а она ответит: "Плин-н-нг!" Или даже: "О, скажи, в первых лучах рассвета ты чувствуешь себя так же прекрасно, как при последних лучах заката?" – и так далее. А почему нет? Разве не это оригинальное искусство обеспечило ей победу?
Вот так на сегодняшний день обстоят дела с конкурсами красоты в США.
И тем не менее я с нетерпением ждал конкурса талантов в "Кублай-хане". Потому что на этот раз для него было разумное основание. Раз победительница получит ведущую роль в телевизионном сериале Саймона Лифа, а некоторых конкурсанток пригласят для участия в небольших эпизодах, что позволит им немного подняться по лестнице шоу-бизнеса, значит, они будут читать стихи или исполнять какое-нибудь драматическое произведение. Тогда продюсеры и режиссеры смогут определить, обладают ли соискательницы хотя бы малейшими актерскими способностями, которые можно было бы развить, огранить и превратить в настоящий бриллиант. Конечно, главное внимание все равно будет сосредоточено на внешних данных – лице, фигуре, грудях, заднице и сексуальной привлекательности, – но зато девушка не станет победительницей лишь потому, что она может босиком шестнадцать раз прокрутиться на одном пальце.
Вот о чем я, судья конкурса, думал. И, увлеченный столь глубокими размышлениями, я вдруг с запозданием понял, что сижу рядом с еще одной исключительно красивой девушкой. Это уже перебор, друзья мои. Они были повсюду. Если пьяница окунется с головой в бак с красителем, он обязательно отравится, как бы ему ни хотелось этого избежать. Так и здесь. Эта красавица была старше остальных, но могла дать им всем сто очков вперед.
Она выглядела одного со мной возраста, лет тридцати. Темная дочерна, с точеным профилем, черные волосы убраны со лба и затянуты бантом на затылке. Глаза обрамляли невероятно длинные ресницы, нос прямой, высокие, выступающие скулы, чувственный, с жестоким изгибом рот.
Ауру доброты и подлинного мягкосердия, но отнюдь не агрессивности создавали ее столь же высокие, выступающие и очень интересные груди. Я сказал "интересные", а не "колыхающиеся" или "вздымающиеся, словно наполненные газом", потому что они были чертовски интересными, в основном благодаря тому, что вы могли их хорошенько рассмотреть и отдать должное этому шедевру природы. В наши дни со всеми этими конкурсами красоты, делающими ударение на свист носом, это крайне важно: сейчас ничего нельзя принимать на веру.
Всего несколько дней назад я прочитал рекламу в дамском журнале "Модерн Ив", которая торжественно вещала: "…и, девочки, для бюста 32-го размера вы можете приобрести "Мэджик-бра" с размерами 32 A-D, 34 A-D, 36 A-D и 38 А-С ("Мэджик-бра" размера 38D не подходит для бюста 32-го размера)", и мрачно подумал: "Пока не подходит". Есть еще журнал "Модерн Эдам", но я боюсь его читать.
Слава богу, еще не перевелись девушки, больше похожие на прародительницу Еву, вроде той, что сидела справа от меня.
На ней был цыганский наряд, свободная блузка с глубоким вырезом, плетеный золотой пояс и цветастая юбка. В ушах сверкали крупные бронзовые – а может, даже золотые – кольца. На левом запястье позвякивали многочисленные браслеты, на среднем пальце левой руки переливалось огромное кольцо – я решил, что это горный хрусталь, настолько оно было большим.
Она допила коктейль, похоже с шампанским, оттолкнула от себя пустой бокал и задумалась. Потом достала сигарету, и я с быстротой молнии выхватил свою зажигалку и поднес ей огня. Полный кретин. Понял я это несколько погодя.
Она повернула голову, глянула на меня холодными раскосыми глазами и, не обращая внимания на мое пламя, щелкнула своей золотой зажигалкой, усыпанной горным хрусталем, и зажгла сигарету.
– Привет, – улыбнулся я.
Пришлось второпях убрать зажигалку. Я знаю, когда нужно остановиться. По крайней мере, мне так кажется.
Она выпустила дым через нос, глядя на меня с приветливостью раненой антилопы, повстречавшей стаю гиен. Наконец холодно отозвалась:
– Что?
– Просто… привет. Как… ну, как "Привет вам!". Или "Салют, крошка!". В общем, здесь, в южной Калифорнии, дружественной южной Калифорнии, это означает "здравствуйте". – Я замолчал. – По крайней мере, раньше означало.
Все, я выдохся. Может, она была глухой, но при этом очень симпатичной. Это удивительное, необычное лицо. С раскосыми глазами и широкими скулами. Темная кожа и гладко зачесанные черные волосы. Она выглядела как представительница евразийской расы, даже азиатской. Даже… Меня вдруг осенило. Она была похожа на монголку. В ее костюме не было ничего цыганского, такие вещи носили прекрасные наложницы Кублай-хана.
Точно. Она идеально вписывалась в здешнюю обстановку, как будто этот дворец выстроен специально для нее – так же, как шах Йахан воздвиг Тадж для своей возлюбленной Мумтаз Махал. Это ее Занаду. Я легко представил ее одной из девяноста девяти жен Кублая. И так же легко вообразил, как она выхватывает огромный меч Кублая и сносит девяносто восемь голов.
Она рассматривала меня, сморщив нос. Не сильно. Но так, чтобы я заметил, как она его морщит и как ей этот милый трюк к лицу.
До меня вдруг дошло, что после беготни по пустыне, валяния в пыли и смены покрышки я сразу направился в бар, не "освежившись" у себя в номере. Естественно, я выглядел слегка помятым и грязноватым. И тем не менее ей не стоило морщить (я подумал – кокетничает) свой острый нос. Я пользуюсь дезодорантом, который по телевизору рекламируют как "убивающий запах пота".
– Кто вы? – спросила она, когда наконец решила снизойти до разговора со мной. – Водитель грузовика? Или, может…
– Не утруждайте себя перечислениями, – грубовато оборвал я ее. – Я слышал их все, мэм. Водитель грузовика, мусорщик, продавец хот-догов. Мы все несем свой крест. А вы кто, королева мая?
Обычно я позволяю людям рвать меня на части и не пытаюсь демонстрировать свой ум, говоря им колкости в ответ. Обычно я этого не делаю, потому что не могу на ходу придумать ничего достойного. Вот как сейчас. А в основном потому, что эта дорога ведет вниз, к проигрышу. Зачем мне это? Я уже достаточно проиграл.
Черт с ней, подумал я. С ней и с ее яркой блузкой. Она, наверное, мычит, когда просыпается по утрам. Черт, я ведь только хотел дать ей прикурить. Ну, может, и не только, сказал я себе. Но она-то этого не знала. А если и знала? Что ж она тогда вырядилась, как невеста на нудистской свадьбе?
Я сидел, делая вид, будто ничего не произошло, и в этот момент вошел высокий симпатичный парень и заскользил в нашу сторону. Казалось, он не идет, а плывет по воде. Его золотистые волосы вились крупными волнами, голова высоко поднята, он рассекал воздух, словно двадцативесельная военная баржа викингов. С широкими плечами и узкой талией, он выглядел как человек, который ни разу не потел за всю свою жизнь.
Он подошел прямо к грудастой монголке и наклонился к ней, складывая рубиновые губы для поцелуя. Я подумал с некоторой тревогой: "Лучше не надо, старик, – ты ее не знаешь так, как знаю я". Он непринужденно клюнул ее в щеку.
– Привет, дорогой, – сказала она.
Очевидно, он все-таки знал ее лучше, нежели я.
– Привет, милая, – ответил он.
– Ты почему так долго?
– Никак не мог найти трусы.
Он явно знал ее намного лучше, чем я.
– О, Джерри, – вздохнула она. – Они там же, где и всегда.
– Ага, я их там и нашел.
Поверьте, это был гнусный разговор. И от нарочитой откровенности становился еще противнее. Сидевшая рядом пара встала и ушла, и дружок монголки уселся на освободившийся стул. Потом он понизил голос, но не настолько, чтобы я не мог его услышать, и задиристо проговорил:
– Я видел, как ты болтала с этим мерзавцем, который сидит рядом с тобой. Он тебя доставал, Нейра?
– Да, – ответила она. – Ты заметил, какие у него грязные руки? Наверное, он работает в гараже.
– Руки? Он… он не дотрагивался до тебя?
Хлюст склонился над ней и в буквальном смысле оглядел ее прелести, словно хотел удостовериться, не остались ли там грязные следы от моих заскорузлых, изношенных тяжелым трудом лап.
– Господи, нет! – воскликнула она. – Что-что, а вкус у меня есть, дорогой.
– Ах, конечно, милая. Предоставь это мне. Я разберусь с подонком.
Я изучал свой стакан – пустой стакан, – когда он подошел и постучал меня по плечу. Я обернулся:
– Да?
Он придал своему лицу устрашающее выражение, над выработкой которого, видимо, долго тренировался.
– Эта дама справа, – с важным видом заявил он, – моя жена.
– Угу.
– Думаю, я должен уведомить вас, что ей неприятны ваши заигрывания, а я считаю их просто возмутительными.
– Да. Хорошо, извините. Черт, я всего лишь сказал "Привет". И больше ничего…
– И я требую, чтобы вы прекратили надоедать ей, – продолжал он, искоса поглядывая на жену: хорошо ли ей слышно.
– Договорились, – согласился я.
"Да уж, – подумал я. – Откуда мне было знать, что она его жена. Наверное, молодожены. О'кей, он выиграл сражение".
Но он никак не мог угомониться.
– Я настоятельно требую, – гневно провозгласил он, – чтобы вы больше не докучали ей своими приставаниями.
– Не беспокойтесь об этом. Я скорее пройдусь босиком по разбитому стеклу.
– По-моему, мне не нравится ваше к ней отношение, – заявил он.
Этот парень начинал меня раздражать.
– По-вашему, да? – огрызнулся я. – А точнее вы не знаете?
Он буквально закипал на глазах. Сначала я думал, что он просто поднимает пыль, но теперь его всего колотило. Я не сумасшедший. Черт, я только хотел, чтобы эти неземные существа оставили меня в покое.
– Ну, ты, хвастливая обезьяна! – крикнул он. – Ты…
– Уймись, дружище. Давай не будем обзывать друг друга. Все и так уже выглядит достаточно смешно.
– Смеш…
– Смешно и глупо. – Я и сам уже начал заводиться. – Раз уж я должен оправдываться, то скажу: я всего лишь попытался поднести огня твоей жене, но она повела себя так, словно я поджег ее трусики. Если тебе нужна правда, я думаю, она просто злобная…
– Все. Вон! – он протянул руку и схватил меня за локоть. Мое терпение лопнуло.
У меня есть один пунктик: я очень не люблю, когда меня хватают и пытаются выбросить за дверь или втолкнуть внутрь или просто пихают куда-нибудь. Я почувствовал, как во мне закипает ярость, и безуспешно попытался ее обуздать. А он тем временем толкал меня, обнаружив, вероятно, что это не так уж легко.
Я сбросил его лапу со своей руки и произнес с большим пылом, чем следовало бы:
– Ладно, раз ты ужасно жаждешь правды, получай ее. Случилось вот что: я увидел, что ее грудь растеклась по стойке, и начал подбирать ее, решив, что это ангельский пирог, приготовленный из восьми дюжины яиц. Она сказала: "Будьте добры…"
Он не дал мне закончить. Он снова протянул свою клешню и попытался схватить меня, но я выбросил вперед руку и задержал его.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
