
Барон и Звезды
– Готово! Они нашли Гарстона. А может быть, наши приятели поднялись на ноги и топают сюда.
С дверью не пришлось долго возиться. Пересекая благоухающий сад, Джон на бегу развязал белый шарф. Они вышли через потайную дверцу, уже знакомую Барону.
– Я на машине. Вас подбросить?
– Благодарю, – очень вежливо отозвался Бидо, – мне не хотелось бы вас затруднять.
Джон, не отвечая, помчался по пустынной улице. Француз – за ним. Барон от души наслаждался – он чувствовал себя школьником, прогуливающим нудный урок.
– Если нас увидит полисмен, он может заподозрить неладное.
– Лучше уж полиция, чем Гарстон, – ответил Бидо с неожиданно прорвавшейся ненавистью.
На Лоуэр Ричмондс-стрит послушно ждала маленькая "М.Г.". Мужчины забрались внутрь, и через несколько секунд машина рванула с места. Бидо обернулся и стал следить за погоней.
– Их трое… и Гарстон с ними… стрелять не решаются, – комментировал француз с невозмутимостью диктора Би-би-си. И тем же бесстрастным тоном добавил: – Я, кажется, забыл поблагодарить вас, господин… Барон, если не ошибаюсь. Вы так же знамениты в Париже, как и в Лондоне.
– Даже слишком. Я бы предпочел, чтобы Гарстон меня не узнал.
– О, это не опасно! Он ничего не скажет – слишком сильно струсил.
– Боится-то он боится, да болтун ужасный!
Бидо бросил на мистера Мура осторожный взгляд.
– Мне кажется, я уже где-то вас видел, сэр. Не вы ли сегодня утром гуляли в Турс-гарденс?
– Да, – смеясь, признался Джон, – у вас опасная память на лица.
– Я тогда еще заметил, что вас очень интересует мистер Гарстон. Могу я позволить себе нескромное замечание, сэр? Я всегда думал, что Барон намного моложе…
– И привлекательнее, – насмешливо закончил Джон.
– По правде говоря, в Париже все женщины без ума от Барона. Они воображают его высоким, белокурым и – непонятно почему – сероглазым.
– Вот разочаровались бы, увидав меня, а?
Оба от души расхохотались.
– Я хотел бы немного поболтать с вами, Бидо. У вас есть время?
– Без вас, сэр, я бы уже созерцал вечность, – ответил, иронически улыбаясь, француз.
15
Они вошли в мастерскую на Фуллер Мэншнс, 29. Не желая показать французу, что Барон загримирован, Джон включил только две слабые лампочки.
– О чем вы хотели поговорить со мной, сэр? – спросил Бидо.
– О Гарстоне и бриллиантовых Звездах. Скажите, Бидо, вы знали, что Звезда, которую вы продали вчера, принадлежала Марии Антуанетте?
– Боже мой! – весело рассмеялся француз. – Если бы я знал, то пригляделся бы к ней повнимательнее!
– Ладно, давайте-ка посмотрим на нашу добычу.
Джон бросил на низкий столик содержимое карманов Гарстона. Письма оказались неинтересными: счета, приглашения на вернисаж и маленькая надушенная записочка, в которой Гарстону в приказном порядке предлагалось прийти в какой-то понедельник в семь часов вечера в бар "Рица". Джон взял в руки лавандово-голубой листок: запах ему был смутно знаком. Он протянул записку французу.
– Вы не разбираетесь в духах, Бидо?
– Это "Мисс Диор", сэр, – к огромному удивлению Джона, сразу ответил тот.
– Черт возьми! Вы были парфюмером?
– Нет, сэр, влюбленным…
Джон принялся изучать содержимое бумажника. Там лежали тридцать фунтов и обычные бумаги – права, визитные карточки и т.д.
В потайном кармашке оказалась одна-единственная фотография величиной с открытку. Джон вытащил ее и изумленно вскрикнул: раскинувшись на залитом солнцем пляже среди скал, в крошечном ярком бикини лежала, улыбаясь, очаровательная, сияющая Минкс. Джон уронил фотографию на стол. Бидо тут же схватил ее.
– Слишком хороша для Гарстона, – пробормотал он, – вы ее знаете, сэр?
– Очень мало… Слушайте, Бидо, хотите на самом деле оказать мне услугу? Тогда зайдите в ванную – там есть шкаф с горелкой, а рядом вы найдете все необходимое для того, чтобы сварить кофе. Вы умеете?
Бидо молча улыбнулся.
– Мне надо позвонить, – продолжал Джон. – Вы, естественно, можете оставить дверь открытой.
– Зачем? Вы же, я думаю, не станете звонить в полицию?
И француз аккуратно закрыл за собой дверь.
Без всякой надежды, скорее для очистки совести, Джон стал искать в телефонном справочнике номер Льюиса Гринфилда. Но наглость бандита и в самом деле не имела границ: и телефон и адрес красовались на положенном месте. Слегка ошарашенный, но безмерно довольный неожиданной удачей, Джон снял трубку и набрал номер. Телефон долго звонил. Никакого ответа. Джон стал успокаивать себя: Гарстон же сказал, что Грюнфельд по ночам чаще всего бывает в Ламбете, а в Баттерси только днем. Значит, надо подождать утра. Но несколько часов могут оказаться роковыми для Флика или Мари-Франсуазы. И Мэннеринг снова набрал номер.
На сей раз трубку сняли.
– Кто у телефона? – спросил твердый, ясный голос. Это был Лаба.
– Неважно, – ответил Джон голосом мистера Мура. – Скажите Грюнфельду, что я хочу поговорить с ним о Джоне Мэннеринге.
Послышался удивленный возглас, потом Лаба, видимо спохватившись, проговорил:
– Не вешайте трубку.
Его сменил грудной голос Грюнфельда.
– Что вам надо в такое время? – буркнул он раздраженно.
– Вы утомились, мой бедный Грюнфельд? – уже своим собственным голосом осведомился Джон. – Слишком много трудились сегодня… и наделали к тому же глупостей. Где Мари-Франсуаза?
– Но… я понятия не имею, – медленно выдавил из себя Грюнфельд. – Во всяком случае, не у меня. Она от нас сбежала.
– Не верю.
– Это правда. Мои люди подцепили ее в Стретхеме, но маленькая гадюка проскользнула у них между пальцами.
– А Леверсон?
– Вы знаете Леверсона? Скупщика краденого?
– Может, вы не в курсе, что я коллекционирую драгоценности? Я многие годы покупаю их у Леверсона.
– Он здесь. Хотите увидеть – присоединяйтесь. Я вас приглашаю.
– Благодарю, не жажду. Но имейте в виду, Грюнфельд, если через час Леверсон не вернется домой и не позвонит мне, я сообщу в Скотленд-ярд ваш адрес в Баттерси.
На другом конце провода надолго воцарилась тишина.
– А как вы докажете, что не сделаете этого в любом случае? – спросил наконец Грюнфельд.
– Да никак! – насмешливо отозвался Джон. – Это и есть самое забавное во всей игре!
И он повесил трубку.
Бидо явился с подносом, на котором стояли чашка, кофейник и сахарница.
– Вы не любите кофе? – поинтересовался Мэннеринг. С той же странной детской улыбкой француз пошел за второй чашкой, потом налил кофе Джону.
– Давненько я не пил настоящего кофе!
– Я закончил школу официантов, сэр, – весело пояснил Бидо, – и пять лет проработал в Каннах метрдотелем.
– А почему вы сменили профессию?
И Бидо холодно и бесстрастно, так, словно говорил не о себе, а о каком-то случайном знакомом, поведал Джону свою историю.
– Женщина, сэр! Все глупости в своей жизни я делал из-за женщины. Я дрался из-за нее и заработал вот это, – быстрым движением он коснулся щеки. – Пришлось оставить фрак и галстук-бабочку – клиенты не любят официантов с подобным украшением. У меня всегда были ловкие пальцы, и я выбрал профессию, для которой это могло пригодиться, и, конечно, такую, чтобы хорошо зарабатывать. Должен сказать без ложной скромности, я был неплохим грабителем, но однажды сглупил, и Сюртэ узнала о моем существовании. Я приехал в Англию, но здесь трудно работать – очень большая конкуренция. В конце концов я оказался не у дел. Тут один английский коллега познакомил меня с Гарстоном. Я встретился с ним позавчера в пять вечера у Башни. Он дал мне Звезду и поручил отнести ее Леверсону… К несчастью, я ничего больше не знаю. Сегодня, увидев, что в конверте Гарстона банкноты Святой Липы, я решил отправиться к нему и взыскать долг. Остальное вам известно. Хотите еще кофе, сэр?
– Нет, спасибо, Бидо. Вы не против помогать мне и дальше?
– И даже очень!
– Тогда не теряйте со мной связи. Попытайтесь найти своего английского коллегу и выяснить, откуда Гарстон мог получить Звезду. Если хотите здесь переночевать – оставайтесь. – Адрес – Фуллер Мэншнс, 29. Когда вам потребуется мне что-то сообщить, оставляйте здесь записку. А сейчас мне надо идти. Если вам нужны деньги – не стесняйтесь, берите.
Джон указал на лежащий на столе бумажник.
– Надо поделить это, сэр, – возразил Бидо. – Прошу вас.
Мэннеринг тихонько рассмеялся.
– Дорогой мой Бидо, вы мне нравитесь, и я кое-что расскажу вам. Деньги, которые вы передали Гарстону, недолго пролежали у Лаба. Они у меня.
Бледно-голубые глаза с сомнением прищурились, потом в них засверкали веселые огоньки.
– Честное слово, сэр, я готов сделать ради вас что угодно. Работать для такого человека, как вы, – большая честь.
Через пятнадцать минут Джон приехал на Кларедж-стрит и сразу же принял горячую ванну. Потом растянулся на кровати и стал ждать. Как там Леверсон? Где Мари-Франсуаза? А главное, сумеет ли Гарстон держать язык за зубами и не проболтаться о Бароне?
Перед глазами у него крутились каруселью: Лаба с его мрачным взглядом, добрая улыбка Леверсона, ироничный рот Бидо, белокурые кудряшки Мари-Франсуазы, странное лицо Минкс… И вдруг все куда-то исчезло – Джон думал только о Лорне. Чего бы он только ни отдал, чтобы сейчас она была здесь, рядом с ним! Лорна – насмешливые глаза и нежный голос… ах, как нужно изменить это дикое, мучительное положение! Необходимо…
Зазвонил телефон. Голос Флика звучал очень устало и совсем по-стариковски.
– Джон, я никогда не сумею вполне отблагодарить вас…
– Я вас умоляю! Это Бидо надо сказать спасибо.
– Бидо?
– Да, я вам все потом расскажу. Флик… Вы не очень… – Джон запнулся и в конце концов пробормотал: "устали", – он отлично понимал, как смехотворно сейчас звучит это слово.
– Я отдохну несколько дней… Вечер был… ужасен. Вам надо бросить заниматься этим делом, Джон. Эти люди не вполне нормальны.
– Я это знаю лучше, чем кто бы то ни было, но надо завершить начатое. Они не говорили при вас о девушке по имени Мари-Франсуаза?
– Да. Ее, кажется, похитили, но девушка сбежала.
– Тем лучше для нее!
– Спокойной" ночи, Джон. И действуйте осторожно. Я буду все время думать о вас.
Мэннеринг повесил трубку, выключил свет и закрыл наконец глаза.
Через минуту он спал глубоким сном.
На следующий день около полудня Грюнфельд вошел в комнату, где томилась в заключении Минкс.
Молодая женщина лежала на кровати. От нее осталась только тень: тусклые волосы, безжизненные глаза, мертвенно-бледная кожа. Минкс давно не умывалась и не подкрашивала лицо – на щеке явственно проступал шрам, постоянно дергающийся от нервного тика.
Машинально, без всякой надежды молодая женщина взмолилась:
– Дай мне одну понюшку, Лью, только одну!
– Иди одевайся. Получишь свою дозу и все, что захочешь.
Минкс бросилась было выполнять приказ, но чуть не упала. Грюнфельд подхватил ее под руку, и они вместе поднялись на верхний этаж. Там Лью вытащил из кармана пакетик из белой бумаги и протянул Минкс. Молодая женщина торопливо направилась в свою комнату.
– Потом приходи ко мне в кабинет.
Минут через десять порог кабинета переступила уже совсем другая женщина. Накрашенная, причесанная, в строгом платье из серого джерси она, казалось, полностью восстановила прекрасную форму. И только слишком сильно сжатые ноздри выдавали недуг.
Грюнфельд, сидя перед секретером, раскладывал бумаги. Лаба, развалившись в кресле, подпиливал ногти. Он бросил на Минкс восторженный взгляд.
– Быстро же вы приходите в себя!
Минкс ослепительно улыбнулась, а Грюнфельд сердито рявкнул:
– Я тебя позвал не глазки строить! На, держи, – он вытащил из секретера плоский пакетик, обернутый пергаментом. – Этого тебе надолго хватит!
Молодая женщина жадно вцепилась в пакетик. Грюнфельд перешел на диван.
– Сядь-ка рядом со мной, моя красавица… Давненько мы с тобой не беседовали в спокойной обстановке…
Минкс послушно села рядом, и Грюнфельд положил жирную лапу ей на колено. Женщина вздрогнула от омерзения, но промолчала.
– Может, мне лучше выгати? – спросил, не вставая с кресла, Лаба.
– Дурак! – любезно отозвался Грюнфельд. – Минкс, мне нужна твоя помощь. Ты этого еще не знаешь, но из-за твоей глупости Мэннерингу удалось бежать. Да-да, он выбрался через туннель, несмотря на высокий прилив. Я так до сих пор и не понял, как ему это удалось! Черт, а не человек… Признаюсь тебе честно, я бы предпочел работать вместе с ним, а не против… Но это дело прошлое. Он звонил мне сегодня ночью.
– Звонил?
– Не беспокойся, не сюда, а в Баттерси.
Минкс изумленно вытаращила глаза.
– И это при том, что наш тамошний дом знают всего несколько человек: ты (но у тебя самое лучшее алиби, можешь не нервничать), Лаба, Арамбур и Гарстон. Я, конечно, сразу исключаю Лаба…
– Весьма польщен, – проворчал француз.
– …И Арамбура, с которым у Мэннеринга не было никаких дел. Итак, остается Гарстон. Только не спрашивай, каким образом Мэннерингу удалось выяснить адрес Гарстона и вообще пронюхать о его существовании, – я сам ни черта не понимаю!
– А может, он выследил его вчера через старикашку, который вырвал у меня из рук деньги? – заметил Лаба.
– Верно! Об этом я не подумал…
– Но Гарстон не мог проболтаться, Лью, он тебя до смерти боится!
– И не зря! – Грюнфельд злобно хихикнул. – Так вот, первая твоя забота, Минкс, – выяснить, что стряслось с Мэтью.
– Нет ничего проще! Он от меня мало что скрывает.
– Знаю, знаю… Подумать только, этот кретин проболтался тебе, что купил Звезду и собирается перепродать Леверсону! Он воображает, будто ты его любишь, этот жирный павлин! Все-таки мужчины иногда бывают полными идиотами!
– Не правда ли? – пробормотал Лаба, бросив иронический взгляд на своего шефа.
– Договорились, Лью. Ближе к вечеру я схожу к Гарстону.
– Только не очень поздно. Я хочу, чтобы ты потом зашла к Мэннерингу.
– К Мэннерингу???
– Да… – В водянистых глазках появилось выражение звериной жестокости. – Надеюсь, ты сумеешь вести себя прилично. Однажды ты уже полюбезничала с ним, и довольно. Ты же не хочешь вернуться в третью комнату?
– Но при виде Минкс Мэннеринг может тут же заподозрить подвох, – вмешался Лаба.
Молодая женщина самоуверенно улыбнулась.
– Не думаю… в тот раз я уговаривала его присоединиться к нам… и я знаю, что ему сказать… Мэннеринг воображает, будто я только и мечтаю, как бы сбежать от тебя, Лью, и уже предлагал мне помощь.
– Отлично. Я хочу, чтобы ты сказала ему, будто бриллианты в Баттерси, а по вечерам там никогда не бывает ни души… Пусть только сунется туда – и мы от него навсегда избавимся!
– Мэннеринг ни за что не поверит! – повторил Лаба.
– Не забывай, что он чудовищно самонадеян.
– А если он явится с сообщником?
– С каким это?
– Да со стариканом, о котором я вам говорил…
– А, тот, что тебя так здорово облапошил… Ты хоть уверен, что это был не Мэннеринг собственной персоной?
– Вы смеетесь, патрон? Ему не меньше шестидесяти лет, и эти жуткие зубы…
– Тогда это точно не Мэннеринг, – начала было Минкс, – у него неотрази…
Ледяной взгляд Грюнфельда заставил ее умолкнуть.
– Ну что ж, тем хуже для старикана! Ты хорошо поняла меня, Минкс?
– Все будет в порядке. Если бы всегда было так легко зарабатывать себе на жизнь!
– Ваша жизнь… – с отвращением проговорил Лаба, – и у вас хватает бесстыдства? Это коку вы называете своей жизнью?
– Я тебя уже предупреждал, Лаба, что не желаю ничего слушать на эту тему. Каждый волен поступать как хочет. Да или нет?
Француз холодно взглянул на главаря.
– С условием не терять голову и не рисковать ни своей шкурой, ни чужими.
Минкс поднялась.
– Пойду готовиться.
– Отлично. Я весь день пробуду в Баттерси. В случае чего найдешь меня там. Лаба и Арамбуру придется поработать. Надо же приготовить нашему другу мистеру Мэннерингу… самый горячий прием!
Минкс слишком хорошо знала Грюнфельда, чтобы расспрашивать, о какой работе и о каком приеме идет речь.
– Минкс, попробуйте хоть чего-нибудь съесть, – ласково попросил Лаба. – Не можете же вы питаться только этим поганым зельем! Я уже видел, как красивые женщины вроде вас превращаются в скелеты, гремящие костями!
– Опять ты за свое! – прорычал Грюнфельд.
Минкс, насмешливо улыбаясь, вышла.
– По-твоему, это очень умно? – заворчал Грюнфельд. – Мне нужна эта женщина. Благодаря кокаину я точно знаю, что она никуда не денется. Минкс нам полезна…
– И нравится вам, – спокойно закончил Лаба.
– Во всяком случае, на нее можно положиться. Это тебе не идиот, которого ты нанял убрать Мэннеринга! Даже не знаю, стрелял ли он вообще, и если да, то в кого… Сегодня ночью Мэннеринг был жив-здоров и весел как щегол! Но на этот раз мы его точно прищучим. Я не могу спокойно ждать, что с минуты на минуту в Баттерси нагрянет полиция, и не хочу переезжать – все это чертовски дорого стоило!
Лаба задумчиво покачал головой.
– Я не уверен, что Мэннеринг и вправду работает с полицией… нет… Меня бы страшно удивило, вздумай он рассказывать своим так называемым друзьям из Ярда о приключении у Башни. К тому же он знает Леверсона, скупщика краденого…
– Черт, этот Мэннеринг начинает всерьез действовать мне на нервы!
– Надо признать, он быстро действует. Так же быстро, как и мы. Потому-то мы и сталкиваемся на каждом шагу… Но Мэннеринг совсем не похож на сыщика-любителя, эдакого сноба, какими забиты все ваши английские детективные романы. В нем есть какая-то странность, и это меня тревожит.
– Ты просто фантазер. Я все знаю об этом Мэннеринге. Отпрыск аристократической семейки, промотал отцовское состояние на скачках, а потом тем же манером разбогател. Никогда и пальцем о палец не ударил, если не считать всяких побед на чемпионатах по теннису и гольфу. Кстати, наладь-ка мне слежку за мисс Фаунтли. Если Мэннеринг от нас ускользнет, мы должны иметь ее под рукой.
– Будет сделано. Но вы не забыли про Звезды?
– Нет.
– Вы все еще не знаете, откуда Гарстон взял свою?
– Понятия не имею. Минкс так и не удалось из него это вытянуть. Ладно, если это Гарстон выдал наш адрес в Баттерси, я его раздавлю в одну секунду. Но сначала заставлю говорить и, можешь не сомневаться, выясню, как он получил Звезду!
– А маленькая ла Рош-Кассель? Я уверен, у отца не было от нее секретов. Вам стоило бы ее расспросить. Я могу найти девчонку в любую минуту. Но сначала надо заняться Гарстоном и особенно Мэннерингом.
– Что мне всегда в тебе нравилось, так это методичность. Ты знаешь, что надо делать в Баттерси?
– Да, я пущу примерно тысячу вольт. Этого должно хватить. Можете не беспокоиться – от мистера Мэннеринга мало что останется!
В глазах Грюнфельда вспыхнула бешеная ярость.
– Я хочу, чтобы ничего не осталось! Совсем ничего!
И Грюнфельд засмеялся жутким нервным смехом. Лаба мрачно взглянул на него и направился к двери – он не мог видеть, как его патрон нюхает коку.
16
Приблизительно в то же время Джон звонил Лорне.
– У меня для вас хорошие новости, дорогая!
– Вы могли бы сообщить мне их раньше, – проворчала молодая женщина.
– Честное слово, я был очень занят, любовь моя.
– Блондинкой, брюнеткой или рыжей?
– Ошибаетесь, я провел время в чисто мужском обществе. Пока вес прекрасно – медленно, но верно продвигаюсь вперед… А самое главное, нашел помощника-телохранителя, который мне очень нравится. Во-первых, он прекрасно готовит кофе…
– Что?
– Кофе… Знаете, это такая коричневатая жидкость, и она может быть либо восхитительной, либо гнусной. В зависимости от национальности того, кто стоит у плиты.
– Это означает, что ваш новый приятель не англичанин?
– Совершенно верно. Он француз. По специальности метрдотель и вор.
Лорна не выдержала и расхохоталась.
– Как раз то, что вам нужно!
– Вы помните, как к нам пришла мадемуазель де ла Рош-Кассель?
– Еще бы! – вздохнула Лорна.
– А духи "Мисс Диор" знаете?
– Конечно, – ответила Лорна. Она всегда покупала платья и духи в Париже.
– Скажите, Мари-Франсуаза душится "Мисс Диор"?
– Вы решили сделать ей подарок? – сердито спросила молодая женщина.
– Дурочка! Лучше ответьте на мой вопрос.
– Нет, дорогой мой, "Мисс Диор" – не ее духи. Мари-Франсуаза душится легкими, очаровательными и даже чуть-чуть старомодными духами "После дождя".
– Вы просто чудо, Лорна!
– Нет, тут нет ничего сверхъестественного – я уже больше двадцати лет вдыхаю этот аромат, моя матушка обожает "После дождя". И я, конечно, тут же их узнала. А почему вы спрашиваете?
– Подробно все расскажу потом. Просто я нашел в бумажнике одного господина надушенную записку и хочу знать, уж не Мари-Франсуаза ли ее написала.
– Вы хотите сказать, что узнали "Мисс Диор"?
– Нет, не я, а мой метрдотель-грабитель.
Лорна снова рассмеялась.
– Ну а теперь о серьезном, Лорна. Я ни под каким видом не хочу, чтобы вы появлялись в Лондоне. Потом я вам все изложу в деталях. Но у меня нет и тени сомнения, что, если вы появитесь в городе, Грюнфельд непременно попытается вас похитить.
Приняв ванну, Джон приготовил себе обильный завтрак и отправился за газетами. Там ни словом не упоминалось ни о ранении сэра Фоулкса, ни о Звездах, ни тем более о странном посещении дома мистера Гарстона. Джон облегченно вздохнул: Ярд не знал, что Барон снова пустился во все тяжкие.
Позвонив Бристоу, он выяснил, что Фоулкс чувствует себя лучше и что никаких следов Мари-Франсуазы не обнаружено.
– Зато из Парижа нам прислали досье Лаба. Он разыскивается по обвинению в…
– …Трех убийствах. Я же говорил вам, Билл, что это очень опасный субъект. Но, поверьте, Грюнфельд еще хуже.
– О нем я до сих пор так ничего и не выяснил.
– Это все?
– Все. Да, чуть не забыл: супер слег с печеночной коликой и я остался совсем один с этой распроклятой историей на руках!
– Бедняга Билл! – лицемерно посочувствовал Джон, которого колика супера вполне устраивала, – чем меньше полицейских путается под ногами, тем легче работать.
Едва он повесил трубку, снова зазвонил телефон. С удивлением Джон узнал гнусавый голос Клайтона.
– Мне надо увидеться с вами, мистер Мэннеринг. Я нашел Мари-Франсуазу!
– Ну и что? – осведомился Джон очень холодно, хотя в душе возликовал.
– Я бы попросил вас приехать и поговорить с ней. Может, вы сумеете урезонить эту упрямицу? Я бессилен! Она сейчас в маленькой гостинице в Сюррее. Я могу отвезти вас туда.
– Вы уверены, что Мари-Франсуаза там?
– Конечно. Я только что ей звонил.
– Хорошо. Встретимся возле моего дома в час.
Мэннеринг повесил трубку и тут же набрал номер Леверсона. Трубку сняла Джанет.
– Мистер Мэннеринг?
– Как Флик себя чувствует?
– Лучше, сэр! Как я могу отблагодарить вас?
– Вы вполне можете сделать это, Джанет, и даже очень быстро. Сумеете срочно связаться со своими близнецами?
– Конечно.
– Замечательно. Пусть подъедут к моему дому на Кларедж-стрит около часа. У двери остановится голубой "остин-хейли", я в него сяду. Так вот, пусть следуют за нами.
Все прошло как по маслу. Ровно в час Клайтон подъехал к дому Джона. Тот уже ждал его на тротуаре. Чуть поодаль двое мужчин оживленно болтали в сером "санбиме". Они были молоды, белокуры и поразительно похожи друг на друга. Мэннеринг сразу понял, что это пресловутые близнецы Джанет, незаметно подмигнул им и уселся в машину рядом с Кла Итоном.
И опять Джону улыбнулась удача: луч солнца ударил в зеркальце открытого "остин-хейли", и Клайтон раздраженно убрал его. Мэннеринг мог сколько душе угодно оборачиваться и наблюдать за "санбимом", преданно следующим сзади. Так они пересекли весь Лондон.
– Чего вы от меня хотите, Клайтон? Чтобы я помог вам вернуть деньги?
– Плевать мне на деньги! Меня беспокоит Мари-Франсуаза. Она не желает возвращаться во Францию и даже не считает нужным объяснить, почему. Я боюсь, что ее снова поймают или гангстеры, или полиция. Если в Скотленд-ярде узнают, что Мари-Франсуаза знала о похищении Звезд, ей придется несладко!
– Да, – согласился Джон, – но в конце концов всю эту историю знаем только вы, я и Мари-Франсуаза. Я ничего не скажу. Вы, надо думать, тоже.
Они выехали из Лондона. Солнце немилосердно пекло каштановые волосы Джона и растрепанную белокурую шевелюру Клайтона.
– Как вам удалось разыскать Мари-Франсуазу, Клайтон?
– Я подъехал к пансиону как раз в тот момент, когда негодяи тащили ее к машине.
– Сколько их было?
– Кажется, двое или трое.
– Высокие и белобрысые, да?
– Нет, маленькие, черненькие. Я поехал вслед за их черным "ягуаром". Они остановились у бензоколонки, и Мари-Франсуазе удалось бежать. Я посадил ее в машину, и мы поехали куда глаза глядят. Так и добрались до Сюррея.