Его выбор

– Я знал, что Гордон волочится за Сарой Картер. Прямо-таки проходу ей не давал. И именно потому, что та вовсе не намерена была вступать с ним в связь, категорически отказывала ему в его домогательствах. А такое не часто случалось с Гордоном.

Еще бы! Гайс был так красив и так прекрасно сложен, что женщины никогда не отказывали ему, с горечью подумала Катрин. Гордон никогда не допускал ни малейших сомнений в своих мужских достоинствах. Веселый участник сексуальных игрищ желал получать постоянные подтверждения своей неотразимости и силы.

– Я посчитал, что, если свести их вместе на несколько дней, Гордон не устоит и попытается еще раз соблазнить Сару Картер. А я сделаю все возможное, чтобы ты узнала об измене. Открыть глаза любимой женщине на мужчину, недостойного ее любви, – тогда мне казалось это единственным способом освободить тебя от наваждения, уберечь от дальнейших унижений, боли, страданий. Знаю, ты сейчас осуждаешь меня. Да что там! Я сам сужу себя судом собственной совести. Но, поверь, другого выхода не было. Я представлял себе, что буду обнимать тебя… утешать… и ты наконец поймешь… – Он сжал кулаки.

– А я возьми и откажись от поездки! Разрушила, значит, все планы, – сказала Катрин, далекая от того, чтобы судить его за прежние ошибки. Ее сердце сжималось. Если бы только этот человек знал, почему она не поехала в горы!

Джеф помотал головой, словно отгоняя мучительные воспоминания.

– Я так ждал, что ты приедешь… Так рассчитывал на это… – Он подошел к дивану, взял подушку, повертел ее в руках. – Гордон, вопреки ожиданиям, приехал с Роном. Без тебя. Сказал, что ты заболела… И я тоже как будто заболел. От разочарования. От угрызений совести. По отношению к Саре мое поведение выглядело попросту мерзким. Сара нравилась мне как человек. Интересный собеседник, хороший товарищ, толковый специалист. Несколько раз я даже встречался с ней. Но в те проклятые дни… я просто перестал обращать на нее внимание. А она ждала, что я… Словом, ну как бы это получше высказать… я не смог дать ей то, чего она хотела.

– Насколько можно догадаться, ты отказался спать с ней, – тихо подсказала Катрин. Джеф отбросил в сторону подушку.

– Да, я остался просто… приятелем. – Губы его скривились в усмешке. – Прямо скажем, не очень хорошим приятелем. Я больше занимался с Роном. Ведь он – часть тебя…

Да, и очень существенная часть меня, подумала Катрин. И снова ее охватила безысходная скорбь… Как же много она потеряла! Как рано оборвалась жизнь ее мальчика, ее сына…

– Это сильно задело гордость Сары, – продолжал мужчина усталым, безжизненным голосом. – Но рядом оказался Гордон, всегда готовый подобрать, что плохо лежит. Нельзя сказать, что я силой толкнул ее в объятия сладострастника. Но… много сделал для этого, пусть даже… с болью в сердце. Во всяком случае, свое отношение к Саре я никак не предполагал использовать подобным образом. Ведь я и не думал давать ей хоть какой-то повод считать меня своим потенциальным любовником. Не было явного предложения с ее стороны, и не было резкого отпора с моей. Да, сейчас я понимаю – женщину задело невнимание. Видимо, мое отношение к Рону было сочтено намеренным отказом от ее общества. Задним умом многое понимаешь. Но тогда я просто констатировал: мой план, пусть глупый, сорвался. Отдыхаем как можем. Горы великолепны. Малыш доволен. Ну и я тоже.

– Да стоит ли ее так уж оправдывать? Она знала, что Гордон женат, – напомнила ему Катрин.

Джеф положил руки ей на плечи.

– И все же причина во мне.

– Да что ты такое говоришь! Мужчина, подчеркну еще раз, женатый мужчина приехал в горы с ребенком. Неужели этого недостаточно, чтобы на время оставить свои любовные амбиции? Ведь речь идет о женщине, а уж кому, как не нам, обостренно чувствовать присутствие ребенка, предугадывать его возможную реакцию на поведение отца. Неужели ей было все равно, что мой сын заметит их? Неужели наплевать, что будет твориться в его маленьком сердце, если он вдруг увидит, как она развлекается с его отцом назло тебе?

Кровь отхлынула от лица Джефа.

– Все эти соображения не снимают вины с меня. Господи, ну что мне стоило утолить ее любовный голод? Взял бы да переспал с ней… если бы я хотя бы составил ей компанию… или если бы Рон остался рядом со мной, когда я налаживал снаряжение…

– Что же там все-таки произошло?

Тот глубоко вздохнул.

– Мы договорились, что я первым спущусь с обрыва. Меня это устраивало. Лучше побыть одному… а не оставаться наедине с Сарой… – Он замолчал, заставляя себя вспомнить точную последовательность событий. – В общем, я ушел. Гордон и Сара болтали около палатки. Рон играл с мячом. Я пошел к машине – в багажнике у меня лежали веревки и снаряжение. Довольно долго возился, собирал все, что надо. На сердце было очень скверно, поэтому я делал все очень медленно. – Он впился пальцами в плечи Катрин. – Мяч упал с обрыва. Рон громко звал отца и просил достать игрушку. Я собрал снаряжение, вышел из-за джипа и… увидел эту парочку. Они даже не позаботились закрыть дверь палатки. И Рон увидел их. Он бросился на них с кулаками… Кричал: «Она не моя мама!»

– О Господи! – Слезы хлынули из глаз несчастной женщины.

– Рон выбежал из палатки, Гордон бросился догонять его, но споткнулся о камень и упал. Рон как слепой мчался прямо к обрыву. Я кричал ему, но мальчик ничего не слышал. То, что он увидел, оказалось для него… непереносимым. Я кинулся за малышом. Гордон поднялся и тоже побежал. Отец оказался ближе к Рону, чем я. Бежал изо всех сил, кричал, умолял сына остановиться. Но тот все бежал… не разбирая куда… и упал с обрыва… а отец… Гордон прыгнул за ним, как будто мог поймать его на лету и спасти.

Катрин еле добралась до кресла. Рыдания сотрясали женщину. Джеф опустился на пол у ее ног. Он крепко обнимал ее за плечи, прижимая к груди.

– Пожалуйста, продолжай, – умоляла она, безуспешно пытаясь остановить потоки слез. – Скажи мне… что было дальше. Мне нужно знать.

С тяжелым вздохом мужчина выпустил ее из объятий, поднялся, сел на софу напротив. Наклонившись вперед, устремил на Катрин взгляд, полный сочувствия и любви.

– Остальное вспоминается не так четко. Помню, мне пришлось ударить Сару по щеке, чтобы прекратить истерику, я… Я думал только о тебе. Нужно было быстро, до приезда спасателей, что-то придумать. Я сказал Саре, как надо отвечать на вопросы. Та кивала: да, она единственный свидетель. Мол, почти ничего не видела. Ни она, ни Гордон тут ни при чем. Согласились, что скандала быть не должно. На веревках я спустился вниз с обрыва и на дне нашел их тела. Они… лежали рядом. Руки Гордона, казалось, обнимали сына. Им уже ничем нельзя было помочь.

Катрин закрыла глаза.

– Гордон любил Рона, – с трудом выговорила она. Ей очень хотелось, чтобы все так и было… чтобы они обнимали друг друга, пока не пришел конец. – Он был… неплохой отец, поверь мне.

– Если бы он так не относился к тебе… его можно было бы считать хорошим человеком.

Женщина тщетно пыталась бороться с новым потоком слез.

– До этого мгновения я не осознавал, – продолжал Джеф, – как сильно Гордон любил Рона. Я знал, что он гордится им… и тобой он тоже гордился. Но я не предполагал, что он не сможет пережить потери сына.

Катрин покачала головой. Дело не только в этом. Во многих отношениях жена знала Гордона куда лучше, чем кто-либо другой. Она глубоко вздохнула. Пришло время правды. Абсолютной правды. Нельзя останавливаться. Человек один нес бремя вины, хотя виноваты были все. В том числе и она. Да, да – и она тоже.

– В том, что Гордон прыгнул с обрыва за Роном, выразилась не только его любовь к сыну. Я в этом уверена. Гордон не смог бы жить, зная, что Рон погиб из-за него. Ему пришлось бы отвечать передо мной. И это был бы конец всему, что для него имело какой-то смысл. Именно так! Конец всему! Думаю, он успел понять это. Интуитивно, но понял.

Джеф размышлял над ее словами, потом медленно кивнул.

– Возможно, ты права. И все-таки, если бы я взял на себя Сару…

– Если бы я тогда поехала, если бы Рон остался со мной дома… Если бы, если бы…

– Но ты же заболела.

– Я не болела.

Ответом был его недоумевающий взгляд из-под нахмуренных бровей.

– Просто притворилась больной. Потому что не хотела ехать. Я не могла выносить…

– Но тебе же нравилось жить в палатке. Ты же всегда любила горы, природу…

Краска смущения залила милое заплаканное женское лицо.

– Но с нами должен был поехать ты. На все выходные. Ты жил бы в соседней палатке с… женщиной. А Гордон… стал бы домогаться меня. А я бы думала про тебя с другой женщиной… в другой палатке… Когда я спала с Гордоном, я представляла тебя на его месте и ненавидела себя за это. Не могла больше выносить собственную… безнравственность. Меня просто мутило от подобных мыслей. Отсюда и твердое решение: не поеду! Пришлось притвориться больной!

– Не могу понять, зачем было притворяться? Ведь могла просто сказать, что не хочешь…

– Ох, ну пожалуйста, не перебивай, выслушай меня!

Его губы дрогнули.

– А поскольку я сказалась больной, Гордон посчитал невозможным оставлять со мной Рона. Сказал, чтобы я поправлялась, отдыхала и не беспокоилась о сыне. Мол, Рон может заразиться. Для мальчика – так сказал муж – даже хорошо побыть некоторое время с отцом и дядей Джефом. Мол, будущему мужчине нужно мужское общество. Что я могла ответить? Не признаваться же, что ты – причина всех моих проблем? Ложь вынудила сделать следующий шаг– я разрешила Рону уехать… и осталась дома.

– По-моему, ты приняла тогда вполне разумное решение. Стоит ли себя корить за это, если все последующие события абсолютно вне связи с твоим мнимым недомоганием.

– Как ты, однако, мягко излагаешь… мнимое недомогание… Это была ложь! Откровенная, явная ложь! Неужели не понимаешь? Мы все внесли свою лепту в то, что произошло. Естественно, никто не предвидел, как дело обернется, но тем не менее каждый внес свою долю лжи, и, значит, говорить, что ты один виновен в гибели Рона, – неправильно и несправедливо.

Он напряженно смотрел ей в глаза, все еще не веря услышанному.

– После всего, что я тебе рассказал… ты не винишь меня, Катрин? – тихо спросил он.

– Теперь ответь мне на такой вопрос: это ты положил мяч в сумку Рона?

– Я долго искал мяч. Любимая игрушка Рона. И вот все, что осталось от этих игр… А я… я ничего не мог сделать. Ничем не мог помочь. Почему-то мне показалось ужасно важным найти мяч. Это была последняя вещь, которую мальчик держал в руках… – На глаза Джефа навернулись слезы. – Прости… Хотелось, как лучше… Просто не знал, как утешить тебя. Все, что я мог… это найти мяч… и сочинить историю… чтобы отвести от тебя еще один удар.

– Сейчас я ценю это, дорогой… А раньше…

– На похоронах Сара плакала не потому, что потеряла Гордона. Как и я, Сара была потрясена случившимся. Не хотела даже подходить ко мне, так же как и я не хотел ее видеть. Невозможно забыть, что мы натворили…

– И все же ты встречался с ней после этого, – сказала Катрин. Теперь-то она абсолютно уверена, что Сара Картер не случайно заметила талант миссис Гайс. – Ты знал про мой контракт еще до того, как я тебе сказала об этом.

Вспомнилось, как собиралась удивить его тем, что самостоятельно добилась работы. Оказывается, и здесь ей помогала сильная рука друга.

– Да. Знал, – признался Джеф, как в тяжком преступлении.

– Откуда ты мог знать, что я предложу свои работы именно этому издательству?

– Когда ты спросила, куда лучше обратиться, издательство Сары первым пришло мне в голову. Хотя я знал, что ты получишь контракт в любом издательстве… – Он улыбнулся. – Ты и сама знаешь себе цену. Ты – хороший, я бы даже сказал, выдающийся художник.

– А ты – мой самый замечательный друг. – Катрин села к нему на колени, взяла в ладони его лицо, заставила посмотреть себе в глаза. Так хотелось надеяться, что в них он прочитает все, что у нее в душе. – Ты столько для меня сделал, Джеф. И так было всегда. Ты всегда помогал мне… Женщина о таком может только мечтать. Думаешь, я не понимаю этого? Не ценю? Или не люблю тебя?

– Катрин… – Надежда смыла страдания, только что искажавшие его лицо. Он вскочил, взял ее на руки, закружил по комнате. – Милая, милая, – повторял он, целуя ее волосы. – Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Все, что в моих силах…

– Я тоже мечтаю сделать тебя счастливым.

– Считай, что тебе это уже удалось.

– Постой, мне надо еще кое-что тебе сказать.

Он целовал ее и повторял:

– Я люблю тебя, Катрин. Люблю тебя, тебя одну. И всегда буду любить. Ты нужна мне. Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты была со мной…

– Наши желания совпадают, Джеф.

Его лицо засветилось радостью.

– Значит, все в порядке… Тогда чего же мы ждем?

Прежде чем женщина успела перевести дыхание, он легко опустил ее на диван. Глаза его не скрывали откровенного желания.

– Джеф, ну подожди, ты должен меня выслушать, – слабо протестовала она, – иначе… я никогда не сумею этого сказать.

– Итак, мы скоро поженимся…

– Конечно, поженимся.

Он расстегнул пуговицы на ее блузке, обнажил грудь, лаская и целуя соски.

– Мистер Томпсон, если вы сейчас же не остановитесь, то…

– Но ведь тебе же это нравится…

– Да, нравится… Но сейчас ты должен меня выслушать. Я хочу видеть твои глаза.

Он наклонился к ее лицу.

– Так?

– Чутье не обмануло меня, Джеф. – Голос ее дрожал от радости. Она вдруг ясно представила себе их будущее, их семью. – Там, в «Замке Берроуза», кое-что произошло…

– Знаю, знаю, – прошептал он нетерпеливо. – Я все помню… Но сейчас будет еще лучше…

– Произошло что-то очень важное, дорогой.

Он, наконец посерьезнев, взглянул на нее.

– Что именно?

– Об этом-то я и хотела сказать тебе утром.

– Ну не тяни же, говори…

– У нас будет ребенок, – глубоко вздохнув, объявила она.

Удивление в его глазах сменилось восторгом.

– Ребенок!

– Наш ребенок.

Его ласки стали нежными, почти благоговейными.

– Я люблю тебя, Катрин! Люблю всем сердцем.

– Я тоже люблю тебя, Джеф. Всем сердцем.

– Ребенок, – тихо повторил он, как будто пробуя это слово на вкус.

– Ты будешь папой, Джеф, – сказала Катрин.

Мягкая нежность засветилась в глазах мужчины. Он улыбнулся – и столько любви было в этой улыбке!

– Самый лучший подарок в моей жизни.

– Да, ты сделал мне этот самый лучший в нашей жизни подарок.

Он снова улыбнулся и проговорил:

– Я буду папой…