Она вынуждена была пробежать глазами по первой странице, где ее отец говорил, что не мо – жет сказать ничего конкретного о тайном браке. Он знает только, что американский грек, корабельный магнат Кристос Патере, посетил Оиноуссаи несколько дней назад и виделся с его дочерью в монастыре. Другие источники сообщали, что Патерса видели в городе, третьи – что монастырь послужил местом тайного замужества.

Это работа ее отца, несомненно. Как кукловод с куклой. Невероятно. Но в этот раз кукловодом будет она.

Она отшвырнула газету.

– Вы с отцом – замечательная команда.

– Это была его идея, не моя.

– Никто не поверит этой ерунде!

– Но все верят.

Он выглядел до омерзения самодовольным, как будто опутал ее своими сетями. Извините, про себя попросила прощения Алисия, но эта партия останется за мной.

Она решила выйти за него. А потом оставить. Если Кристос действительно так хочет сотрудничать с ее отцом, что ж, пусть испытает на себе сначала его гнев.

Внезапно в ней на какую-то долю секунды проснулось чувство вины, но она проигнорировала свою совесть, напоминая себе, что Кристос и ее отец были людьми одного типа. Самодовольные. Легкомысленные. Без чувства жалости.

Ни разу отец не отступился от своего расписания. В последний год болезни матери он ни разу не отложил деловую встречу, не отменил поездку. Ни разу не выказал чувства сострадания. Он не держал ее за руку во время химиотерапии, не просиживал ночами у ее постели, когда она лежала, испытывая только боль и страх.

Он делал вид, будто ничего не изменилось, игнорируя все диагнозы, как будто ее недомогание было вызвано плохой погодой или грядущими волнениями по поводу его планов на новые корабли, договоры, сделки.

К черту отца! И к черту Кристоса!

Алисия знала, что нет хуже доли, чем доля жены греческого магната.

Но она решилась на все это, чтобы достичь своей цели. Независимость. Спокойствие. Жизнь вдалеке от пышущих здоровьем греческих корабельных семей. Может, она вернется в Женеву. Может, будет жить в небольшом домике на юге Лондона…

– Когда свадьба? – Ее пульс ускорился.

– Мы поженимся сегодня здесь, в монастыре, и сегодня же вечером уедем.

– Ну и каковы твои намерения в отношении меня?

Его темные глаза изучали ее.

– Как моя жена, ты будешь путешествовать со мной. Когда я буду давать приемы, ты будешь играть роль хозяйки. Ну и мы будем везде появляться вместе, как настоящая супружеская пара.

– Деловой контракт?

– Совершенно верно.

– Для спокойствия твоей семьи?

– И снова в яблочко.

Он не хотел разочаровывать своих родителей. Алисия могла бы им гордиться. Но, к счастью, ей не нужно думать об этом. Она недолго будет с ним, недолго будет исполнять свои обязанности. Если они сегодня обвенчаются, то лишь несколько часов отделяют ее от свободы, от самостоятельной жизни.

– Что-нибудь еще? – холодно добавила она, не давая Кристосу понять ее намерения. Он может модно одеваться, быть красноречивым, но, несмотря на весь этот внешний блеск, он был таким же мужчиной, как ее отец. А ее отец, жесткий, критичный, твердый, разрушил свою семью так же легко, как и уничтожал бывших друзей. Для него не было ничего святого. Существовало только лишь его дело. Его корабли. Этого у него никто не мог отнять. Это было его детищем, а за него он мог уничтожить кого угодно.

– Ну, я желаю нам нормальной жизни.

Ее задело то, что они сразу перешли к обсуждению договора. Для него это была какая-то обычная сделка, где необходимо оговорить детали. И он это знал. И она это знала. Чувство досады переполняло ее, но она не собиралась отступать.

– Настолько нормальной, насколько ты захочешь.

– Ну, я ожидаю, что ты будешь верна мне. Лояльна. Честна.

Она почувствовала, что внутри у нее что-то дрогнуло, что совесть опять зашевелилась в ней, но она отогнала это чувство с легкой усмешкой. Мужчины контролировали ее всю жизнь. Сейчас она в состоянии сама о себе позаботиться. – Это все?

– А ты хочешь, чтобы было еще что-то?

Он точно проверял ее. Он знал, что могло быть еще что-то. Они еще не обсудили физическую сторону их замужества, и эта тема висела между ними, тяжелая и запретная.

– Это ведь брак по расчету, не так ли? – Она на мгновение бросила на него взгляд, прежде чем отвернуться, но успела заметить хищный огонек в его глазах. Он даже не нервничал! Ему нравилось все это!

– Брак по расчету не приносит детей, – логично заметил Кристос, – а мне нужны дети. – И прежде чем она что-либо сумела ответить, он продолжил: – Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И секс – вполне естественная часть жизни. Это должно стать естественным и между нами.

Алисия почувствовала дикий страх, от которого волосы на затылке зашевелились, кровь хлынула к лицу, волна тепла прокатилась по телу.

– Мы едва знаем друг друга, мистер Патере.

– Поэтому я и не давлю на тебя. Я согласен подождать, пока стеснение уйдет и мы будем чувствовать себя уютнее друг с другом.

К щекам снова прилило тепло. Его голос был хриплым, он заполнял собой все пространство, горячий и проникновенный. На мгновение она представила себе его тело около своего, его губы на своей коже.

Одна только мысль о том, чтобы заняться с ним любовью, заставила ее испытать глубочайшее волнение. Каждый ее нерв был напряжен до предела.

Скрестив руки на груди, она старалась унять дрожь в груди, не поддаваться внезапному влечению к этому мужчине. Впервые за несколько последних лет она снова почувствовала себя настоящей женщиной.

Она не будет смотреть на него.

– Ты хочешь жениться не по любви?

– Я хочу жениться на тебе.

О, он хотел ее, хотел заботиться о ней… Она почувствовала, как перехватило дыхание, почувствовала боль и надежду, промелькнувшую в сердце, обольщенном его обещаниями и теплотой в голосе. Каково это, быть любимой таким мужчиной?

Она оборвала свои мысли. Он никогда не говорил о любви или о том, что хочет ее. И даже не се он добивался. Он добивался богатства Лемосов, добивался ее отца, денег, но не ее. Как может она позволять себе летать в облаках? Разве ей не хватило того урока, который ей уже преподали? Ведь именно так Джереми пробился сквозь все воздвигнутые ею преграды. Именно так заставил ее раскрыть свое сердце. Она не может и не должна снова допустить ту же ошибку. Первые впечатления всегда обманчивы.

Алисия напомнила себе, что Кристосу-то, в сущности, все равно. Но она сможет покинуть монастырь и выйти из-под контроля отца. Это то, что хотела бы для нее мать. Это то, что мать хотела бы для себя.

Ее блуждающий взгляд наткнулся на белую вымытую стену. Все окна монастыря выходили в сад, и единственное, что можно было увидеть, – это цитрусовые деревья. Ни вида на океан, ни картины внешнего мира…

Все это отец отнял у нее через несколько недель после смерти матери. Для него не существовал даже траур. Только бизнес, деньги, сделки и корабли.

Алисия почувствовала комок в горле. Она ощутила себя беззащитной и связанной.

– Когда мы сможем сделать это? – спросила она наконец после продолжительной паузы. – Давай не будем терять время.

Наверное, их свадьба была самой быстрой подобной церемонией, которая когда-либо проходила в монастырском соборе. Колокола, клятвы и невинные поцелуи.

Расположившись на заднем сиденье лимузина, Алисия сжимала руки на коленях, изо всех сил стараясь не обращать внимания на шикарное рубиново-изумрудное кольцо, которое украшало ее палец. Кристос уже сказал ей, что это кольцо не было семейной реликвией и что трехкаратные рубины не являются частью их семейного богатства. Нет, кольцо было приобретено недавно, специально для нее.

Но ей не придется долго носить его. Завтра в это же время она снимет кольцо с пальца и оста – вит его на трюмо или в ванной на полке. Так она себе пообещала.

Странное спокойствие наполнило ее. Впервые за несколько лет Алисия почувствовала, что она режиссер, а не актер. Теперь она сама будет принимать решения.

Женщина тайком посмотрела на своего мужа, на его правильные дугообразные брови, на морщинку между глаз. Он зачесывал черные волосы назад, и вихор надо лбом смягчал строгость его крепкой, высокой фигуры.

Он будет удивлен, – нет, ошеломлен, когда обнаружит ее исчезновение. Он не предполагает, что она может обмануть его. Это даже не приходит ему в голову. Все греческие мужчины уверены, что все и всегда будет идти строго в соответствии с их планами.

Он сидел близко, слишком близко, но она не отодвигалась. Ей нравилось чувствовать его бед – •ро рядом со своим.

Она могла думать только о тепле, которое шло от него, и ее охватила паника, вызванная этой нежелательной для нее близостью. Она не была готова к его прикосновениям. Не была готова ни к чьим прикосновениям.

Алисия поборола себя и, подвинувшись ближе к двери, забилась в угол.

– Ты ведешь себя как девственница, – медленно проговорил он, бросая насмешливый взгляд в ее сторону.

Она и чувствовала себя как девственница. Долгие годы к ней никто не прикасался, никто да – же не целовал, а сейчас она сидит рядом с этим незнакомцем, с этим высоким, мускулистым, импозантным незнакомцем, который хочет, чтобы она родила ему детей.

Алисия глубоко вздохнула и прижала дрожащие пальцы к губам. Что она наделала? Как она могла выйти за этого человека? Если ей не удастся сбежать от него, она умрет. Алисия не хотела семьи. Ни детей, ни мужа. Никогда.

Она не даст Кристосу ни единого шанса. Она не позволит ему даже приблизиться к ней. Пусть только попробует искушать ее. Как только появится возможность, она уйдет.

– Расслабься, – ровно произнес Кристос, – я не собираюсь набрасываться на тебя.

Она приоткрыла глаза и взглянула на него из-под опущенных ресниц. Он выглядел жестким и сосредоточенным.

Роскошный седан несся по узкой горной дороге. Несмотря на ремень безопасности, на каждом повороте Алисия практически впечатывалась в Кристоса. Она тут же собиралась и заставляла себя отпрянуть назад. Губы Кристоса были плотно сжаты.

Напряженная тишина висела в воздухе. После упорной борьбы с самой собой Алисия, понимая, что сама создала эту атмосферу враждебности, заставила себя спросить:

– Как тебе нравится Оиноуссаи?

– Он слишком маленький.

– Как Америка? Уголки его губ приподнялись в легкой ухмылке.

– Да, как Америка. – В глазах Кристоса проскользнуло изумление, но тело его тут же снова напряглось.

Она почувствовала на себе его взгляд, который изучал ее так же беззастенчиво, как некоторые изучают картины в музее.

– Ты когда-нибудь была раньше в Штатах? – спросил он.

– Нет. – Она всю жизнь грезила о Нью-Йорке и Сан-Франциско, но у нее не было ни времени, ни возможностей поехать туда. Благодаря отцу она была слишком занята, изучая стены санатория и монастыря.

– У меня встреча в Сефалонии, куда мы и отправимся. А потом я подумал, что мы сможем завершить наш медовый месяц где-нибудь еще, где-нибудь, где ты сама захочешь, перед тем как отправимся в мой дом на Восточном побережье.

Медовый месяц. Она напряглась. Он же сказал, что не будет давить на нее, сказал, что подождет. Медовый месяц подразумевает занятия любовью, и близость, и…

Алисия задрожала. Она сделала ошибку! Он должен развернуть машину, отвезти ее обратно в монастырь. Сейчас же!

– Мы не вернемся в монастырь, – сказал Кристос, все еще наблюдая за ней чуть прикрытыми темными глазами.

Алисия подняла голову. Она уставилась на него, пораженная, что он знал, о чем она думает. – Моя дорогая миссис Патере, не так сложно понять, о чем вы думаете. Все эмоции написаны на вашем лице. – Он взял ее за сжатые на коленях руки. – Попробуй хоть немного расслабиться, Алисия. Я не буду требовать от тебя никакой любви сегодня. Я ничего от тебя сегодня требовать не буду. Тебе нужно время. И мне нужно время. Давай попытаемся пока просто получше узнать друг друга.

Разозленная его назидательным тоном и уже не находя ничего разумного в их замужестве, она подняла голову, ее глаза сверкали от возмущения.

– Ты хочешь узнать меня получше? Великолепно. Я тебе расскажу. Я ненавижу Грецию, и я ненавижу греческих мужчин. Я терпеть не могу, когда со мной обращаются как с человеком второго сорта лишь из-за того, что я женщина. Я ненавижу, когда деньги дают богатым все, делая их привилегированным сословием. Я ненавижу бизнес и корабли. Я ненавижу эту сделку, которую отец заключил с тобой несмотря на то, что терпеть не может Америку и американские деньги. – Она перевела дыхание, дрожа всем телом.

Его черные брови насмешливо поднялись.

– Закончила? – поинтересовался он.

– Нет, не закончила. Я даже еще не начала. – Но вспышка гнева внезапно погасла, и Алисия понурила голову, опустошенная и неожиданно тихая.

Она не была готова к этому. Не была готова к борьбе, к высказыванию своих мыслей. Отец во – обще никогда не позволял ей высказываться. – Отец никогда даже не смотрел на нее.

– Так что еще тебя беспокоит? – настаивал Кристос. Он внимательно следил за ней.

Она покачала головой, не в силах больше сказать ни слова.

– По-моему, нам надо оставить обсуждение мировых проблем до лучших времен. Эти разговоры могут быть бесконечными, а? – Он криво усмехнулся, – Почему бы нам не начать с более мелких вещей, с каждодневной рутины? Ну, например, с завтрака. Кофе. Какой ты любишь? С молоком и сахаром?

Она покачала головой. Ее сухие глаза блестели, казались больными.

– Черный, – прошептала она.

– Без сахара?

Она снова покачала головой.

– А ты? Черный?

– Чуть-чуть молока. – Он говорил без иронии, и его тон был дружелюбным, обезоруживающе дружелюбным. – Ты рано встаешь?

– Нет, я ночная птица, сова.

– Я тоже.

– Замечательно, – язвительно произнесла она. – Мы безупречно подходим друг другу.

– Я правда верю, что неделя или две, проведенные вместе, помогут нам сгладить некоторые углы, избавиться от скованности и разрешить все наши разногласия, И поэтому я вычеркнул все деловые переговоры из своего ежедневника, и по – еле встречи в Сефалонии у нас будет пара свободных недель.

– Как любезно с твоей стороны. – Я стараюсь.

Усталость и изнеможение вернули ее страх. Новая волна паники накатила на Алисию. Что, если ей не удастся сбежать? Что, если он все время будет слишком близко, если он будет уделять ей слишком много внимания, чтобы у нее появилась возможность скрыться? Ее поймали в ловушку, вынудили пойти на этот брак. Открывшиеся перед ней возможности свели ее с ума, надежда поселилась в душе и не дала ей опомниться.

Алисия не могла больше позволить себе ждать. Она должна исчезнуть, и как можно скорее. До того как она взойдет на корму яхты. До того как они вместе появятся на публике.

Должно быть, Кристос заметил панику Алисии.

– Тебе не обязательно меня ненавидеть, – проговорил он, целуя запястье жены.

Потрясение прокатилось по ее телу, когда его губы дотронулись до нее; кровь запульсировала в венах.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала она, вырывая у него свою руку.

– Ты пахнешь как лаванда или как солнечный свет.

Злость послышалась в ее голосе.

– Мистер Патере, отпустите меня.

Он отпустил ее руку, и Алисия спрятала ее в коленях. Запястье горело, сердце судорожно би – лось. Она даже и не думала, что стала такой чувствительной!

Алисия заставила себя смотреть в окно автомобиля: на каменистый пейзаж, на неровную дорогу, по которой машина, петляя, съезжала с холма, поднимая пыль и гравий. Они уже были на подъезде к городу.

Неожиданно пугающая мысль пришла ей в голову.

– Я увижу в городе отца?

– Нет. Он улетел сегодня утром на встречу в Афины.

Она почувствовала облегчение. Во всяком случае, ей не придется общаться с отцом прямо сейчас.

– Тебе ведь он, в общем-то, безразличен, не так ли? – Кристос взглянул на нее, а потом снова уставился в окно.

– Так.

– Но он вроде бы славный. Он старается сделать тебе лучше.

Горячая волна окатила ее. Кристос Патере не знал даже половины всего. Ее отец никогда не делал то, что лучше для нее. Он делал то, что лучше для него.

Алисия многое простила отцу. Но никогда, никогда она не сможет простить ему равнодушие, которое он проявлял по отношению к ее матери в последние недели ее жизни. Когда мать умирала, он ни разу не посочувствовал ей. Абсолютно безразличный к ее боли, он не дал ей того, что ей бы – еле встречи в Сефалонии у нас будет пара свободных недель.

– Как любезно с твоей стороны.

– Я стараюсь.

Должно быть, Кристос заметил панику Алисии.

– Тебе не обязательно меня ненавидеть, – проговорил он, целуя запястье жены.

Потрясение прокатилось по ее телу, когда его губы дотронулись до нее; кровь запульсировала в венах.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала она, вырывая у него свою руку.

– Ты пахнешь как лаванда или как солнечный свет.

Злость послышалась в ее голосе.

– Мистер Патере, отпустите меня.

Неожиданно пугающая мысль пришла ей в голову.

– Я увижу в городе отца?

– Нет. Он улетел сегодня утром на встречу в Афины.

Она почувствовала облегчение. Во всяком случае, ей не придется общаться с отцом прямо сейчас.

– Тебе ведь он, в общем-то, безразличен, не так ли? – Кристос взглянул на нее, а потом снова уставился в окно.

– Так.

– Но он вроде бы славный. Он старается сделать тебе лучше.

Алисия многое простила отцу. Но никогда, никогда она не сможет простить ему равнодушие, которое он проявлял по отношению к ее матери в последние недели ее жизни. Когда мать умирала, он ни разу не посочувствовал ей. Абсолютно безразличный к ее боли, он не дал ей того, что ей бы – ло нужно, а нужно ей было совсем немного – *его внимание.

Он должен был быть там. Как мог он быть настолько безразличным?

– Как бы мне хотелось иметь удовольствие знать твою мать, – мягко произнес Кристос.

Горячие слезы накатили на глаза Алисии.

– Она была красивой.

– Я видел фотографии. Она же однажды позировала?

– Это была благотворительная акция. Мама занималась благотворительными делами. Я думаю, если бы отец позволил, она бы сделала намного больше. – Голос Алисии был полон волнения.

– Ты, наверное, скучаешь по ней.

«Ужасно», – подумала он, стараясь контролировать себя. Столько эмоций одновременно было для нее слишком тяжело. Потеря матери была для нее ударом, порой горе переполняло ее…

Порой Алисия не знала, куда спрятаться, и ей приходилось прикладывать немало усилий, чтобы найти в себе силы жить…

– Твоя мать любила Грецию? – продолжал Кристос.

– Она ее терпела, – хрипло ответила Алисия, шаря по карманам в поисках носового платка. Из глаз и носа текло, в голове была сплошная неразбериха. В довершение всего Кристос не отрываясь смотрел на нее, и ей хотелось провалиться сквозь землю.

– Здесь слишком тяжело?

– Нет, слишком жарко. – Впервые за весь ве – чер она улыбнулась. Ее мать не любила жару, она делала ее разморенной и слабой. – Мама изнывала без английской пасмурности и прохладных парков, как некоторые изнывают от потерянной любви.

Кристос тихо и мягко засмеялся. Но его мягкость сыграла обратную роль. Алисия выпрямилась, напоминая себе, что не может доверять его улыбке и его доброте. Он был не просто мужчиной; это был партнер ее отца.

Кристос Патере женился на ней из-за денег.

Он был так же плох, если не хуже, как и отец.

Ровно, не выражая никаких эмоций, она поинтересовалась:

– Хоть какие-нибудь из моих книг и фотографий мне пришлют? И мой гардероб?

– Все уже перевезли на яхту. Твои вещи упакованы и находятся в каюте.

Шок сопровождался ее негодованием.

– Ты это серьезно?

– Ну, с помощью твоего отца.

– Понятно. Знаешь, я хочу знать, как и почему… – ее отец никогда не любил американцев и терпеть не мог иностраннуой валюты, – почему он вышел на тебя? Что ты такого для этого сделал?

– У меня то, что ему нужно. Деньги. Много денег.

– И что он дал тебе взамен?

Темные глаза Кристоса смотрели на нее, на губах играла улыбка.

– Тебя.

– Ну разве ты не счастливчик? – язвительно спросила она.

Он пожал плечами.

– Это зависит от того, как ты ко всему этому относишься. Во всяком случае, твой отец счастлив. И он тебя больше не будет беспокоить. – Кристос обратил к ней затуманенный взор. – Я ему не позволю.

Она почувствовала в его голосе не только обещание, но и намек на угрозу. На мгновение он показался ей гадким разбойником, но потом он дружелюбно улыбнулся ей какой-то расслабленной улыбкой, и она почувствовала, что тает, что страх, поселившийся было внутри нее, уходит. Вообще-то она сама поставила преграду между собой и отцом. Сама сделала свою жизнь невыносимой. Но ей нужно было отгородиться.

Ее взору открылись сначала шикарные белоснежные виллы, затем блестящая прибрежная вода. Вечернее солнце освещало бухту.

– Вот моя яхта, – сказал Кристос, наклоняясь вперед и указывая на великолепный корабль, при виде которого просто захватывало дух.

Около берега было несколько рыбацких лодок и несколько яхт, но один корабль, корабль Кристоса, затмил их все. Блестящий, белоснежный, безупречного дизайна – все это наводило на мысль о великолепии кают. Эта яхта, должно быть, дорого ему стоила.

Она и не понимала, что думает вслух, пока его губы не тронула улыбка.

– Она была дорогой, но даже не вполовину твоей цены.

Негодование захлестнуло ее, щеки обдало жаром.

– Вы купили не меня, мистер Патере, вы купили моего отца.

Но он был прав в отношении одной вещи, мрачно думала Алисия, пока лимузин подъезжал к причалу. Всем все уже известно благодаря журналистам. Репортеры и фотокорреспонденты уже рыщут по городу, чтобы снять их для вечернего номера.

Машина резко остановилась, они по инерции подались вперед, и она шумно вздохнула. Все эти камеры, микрофоны…

– Все будет кончено через минуту, – произнес Кристос, повернувшись к ней.

Алисия почувствовала, как его глаза изучают ее лицо, платье, волосы. Она вздрогнула, когда он вытащил шпильки из ее волос. Тяжелая копна волос рассыпалась по плечам, и он провел по ним рукой с обезоруживающей простотой.

– Так лучше, – пробормотал он.

Простое прикосновение его пальцев к ее бровям заставило ее тело задрожать. Внутри у нес все потеплело и растаяло.

Нет. Она его не хотела. Не должна хотеть!

Но когда Кристос заправлял длинную прядку волос ей за ухо и его рука коснулась ее, Алисия почувствовала настоящую физическую боль в животе и пугающую слабость во всем теле.

Уже долгие годы никто к ней не прикасался так нежно.

Эта реакция собственного тела потрясла Алисию. Она беспомощно посмотрела на него.

– Ты закончил? – прошептала она, задержав дыхание.

– Еще не совсем, – пробормотал он перед тем, как приблизить свою голову к ее.

Она опомнилась, когда его лицо оказалось совсем близко, и, выпрямившись, отпрянула от него, вжавшись в сиденье. Нет! Нет, нет, нет. Он не может это сделать, не может поцеловать ее, тем более здесь, в машине, и сейчас, когда она в таком смятении. Все было слишком ново, слишком странно, слишком сумасшедше.

Если Кристос и почувствовал ее сопротивление, то не подал виду. Он взял ее голову, скрепив руки у нее на затылке. Она поймала огонек его черных глаз и намек на что-то пряное и сладкое. Не ваниль, не корица, но какой-то другой аромат, такой глубокий и знакомый, что она мучилась оттого, что не может вспомнить его название.

Его рот овладел ее ртом, и она снова вдохнула его запах, который напомнил ей о миндале, пьянящем мускусе роз…

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3