Пропавшая сестра

Как только я услышал голос, показавшийся мне знакомым, я стал рассматривать лицо незнакомца и узнал своего старого знакомого. Это был Эдуард Адкинс, старый помощник капитана, а затем капитан «Леоноры», – человек, который прогнал меня с корабля после смерти капитана Хайленда, человек, который обвинил меня в неблагодарности и воровстве! Да, это был Адкинс, мой старый враг. Я знал, что он трус самого презренного сорта и храбриться только на словах.

Адкинс, называвшийся теперь Рыжим Недом, закончил речь следующим вопросом:

– Какая цена человеку, который не сможет защитить своей чести?

– У вас нет никакой чести, чтобы защищать ее, сказал я, выступив вперед, и вам нечего терять. Вы – бессовестный злодей. Вы нарочно вызвали ссору с беззащитным человеком и предательски закололи его ножом, несмотря на то, что отлично видели, что он пьян и совершенно беспомощен.

– Тысячу проклятий! Вы это ко мне обращаетесь? – спросил Адкинс, повернув свое лицо ко мне.

– Да! Я вам это говорю, – сказал я, – и желаю, чтобы все присутствующие слышали мои слова. Вы бессовестный негодяй, разбойник и даже хуже. Вы убили беспомощного, невинного человека, неспособного защитить себя. Вы говорили о своей чести и репутации, а я теперь публично, при всех, объявил, какова ваша честь и чего стоит ваша репутация.

Будь нас только двое, очень может быть, что Адкинс и не подумал бы отвечать на мои слова или защищаться. Но при этой сцене присутствовало два десятка человек, которые слышали каждое слово. Он был поставлен в необходимость защищать созданную им самим же репутацию отчаянного человека.

– Теперь, – воскликнул я, – вы слышали, что я сказал! Джентльмены, вы все слышали мои слова?

– Джентльмены, – сказал Адкинс, обращаясь к толпе, окружившей нас, – что я должен делать? Вчера я вынужден был прибегнуть к таким действиям, о последствиях которых я сожалею; теперь вот опять появляется другой человек и завязывает со мной ссору, желая, очевидно, последовать за своим товарищем. Вот вам мой совет, – сказал он, обратясь ко мне, – оставьте этот дом, пока из него не вынесли вашего тела. Не дайте моей крови взволноваться.

– Волнение вашей крови не представляет для меня ни малейшей опасности, – сказал я, – у вас уже сейчас от страха душа ушла в пятки. Если бы я был настолько пьян, что не держался бы на ногах, тогда, без сомнения, вы показали бы свою храбрость и напали бы на меня. Но теперь, в данную минуту, вы этого не сделаете!

Величайший на свете трус был поставлен теперь в необходимость выказать свою храбрость, хотя бы и мнимую.

– Черт возьми! Если вы желаете этого, то вы получите свое!

С этими словами он нагнулся. Я видел, что он достал из-за голенища нож, и в тот же миг ударом кулака повалил его на пол. Нож выпал из рук Адкинса и, прежде чем он успел подняться, я встал между ним и тем местом, куда упало лезвие. Я вытащил из кармана свой нож и бросил его рядом с ножом Адкинса. Когда Адкинс встал на ноги, он набросился на меня. Но я снова ударом кулака повалил его на пол. Затем я схватил его, высоко приподнял и бросил на пол с такою силою, что он больше уже не вставал; у него был сломан позвоночник.

Когда я выходил из таверны, Адкинс был уже мертв, а Бурный отомщен.

Вернувшись к Бурному, я нашел его в очень плохом состоянии. Часы его жизни были сочтены.

– Бурный, – сказал я, – что желали бы вы сделать с человеком, который вас предательски заколол?

– Ничего, – ответил он, – он дурной человек, но только вы его оставьте в покое. Обещайте мне, что вы не будите пытаться мстить за меня. Пускай уж это сделает за нас Бог.

– Хорошо, товарищ, – сказал я, – ваше желание я исполню. Да и не могу больше вредить этому негодяю. Его уже нет.

– Я очень этому рад, – сказал умирающий моряк. – Очевидно, он понял, что поступил несправедливо, и ушел отсюда.

– Он не ушел, – сказал я, – а умер. Я зашел в тот самый дом, где вчера произошло это печальное событие – его встреча с вами. Я застал его там, но перед моим уходом он был уже мертв.

При этом известии лицо Бурного осветилось особенной, свойственной ему улыбкой. Он, очевидно, был очень доволен, и если не желал, чтобы я мстил за него, то только из опасения за мою жизнь.

К вечеру того же дня, в который был убит мною разбойник, не стало и Бурного.

Похоронив своего старого товарища, я решил разыскать свою мать, а затем вернуться на родину.

Перед отъездом из Соноры я навестил молодую чету, приютившую у себя сироту мистера Лири.

Ребенка у них уже не было. Они поручили отвезти малыша родителям его покойной матери, в Сидней, знакомому купцу, возвращавшемуся в Австралию. Они дали мне адрес хозяина одной гостиницы в Сан-Франциско, по фамилии Вильсон, от которого я мог получить более подробные сведения о мистере Лири. Вильсон знал Лири еще в Австралии. С этим адресом я отправился в столицу Калифорнии.

Вильсона я очень скоро разыскал в Сан-Франциско. По его словам, мистер Лири прибыл в Сидней несколько лет тому назад. Через год после его приезда в Сидней приехала из Дублина жена Лири, с которой он прожил несколько недель, а затем бросил ее. Потом Лири бежал в Америку вместе с дочерью сиднейского купца. Больше Вильсон ничего не знал и не мог сообщить о дальнейшей судьбе моей матери.

Я решил отправиться в Австралию, где у меня была единственная надежда получить какие-нибудь сведения о моей матери, брате и сестре и о сиднейском купце, отце несчастной девушки, погибшей от руки Лири.

20. ОПЕКУНЫ СИРОТЫ

В Сидней я прибыл после продолжительного плавания. Сразу же, как только я сошел с корабля на берег, я принялся за розыски мистера Дэвиса, отца несчастной убитой девушки.

Мистер Дэвис был довольно крупный бакалейный торговец в Сиднее и пользовался большим уважением, так что найти его не представляло никакой трудности.

На следующий же день я отправился к мистеру Дэвису. Это был джентльмен лет пятидесяти, с симпатичным честным лицом. Я сказал ему, что только что приехал из Калифорнии, где слышал о нем, и что дело чрезвычайной важности заставило меня обратиться к нему.

Мистер Дэвис попросил сообщить, какого свойства мое дело. По тону его голоса видно было, что он уже догадывается.

– Если я не ошибаюсь, – сказал я, – у вас находится, которого вам привезли из Калифорнии?

– Да, – ответил он, – его доставили мне приблизительно четыре месяца тому назад. Мне сказали, что это мой внук, и в качестве такового я его принял к себе в дом.

– Деньги, посланные для ребенка, вы тоже получили?

– Да, получил и деньги.

Тогда я откровенно и подробно рассказал ему обо всем, сообщив что причина моего приезда в Сидней узнать что-нибудь относительно матери.

– Лучшего вы не могли ничего придумать, чтобы собрать необходимые для вас сведения, – сказал он. – Женщина, называющая себя миссис Лири и считающая себя женою человека, который в наших краях был известен под фамилией Метьюса, здесь. Если это ваша мать, то не трудно разыскать ее. Она бывает у нас каждый день. Она портниха. Моя жена может указать вам ее адрес.

Моя задача оказалась гораздо легче, чем я предполагал. Я теперь сгорал от сильного нетерпения узнать скорее адрес моей матери и поспешить к ней.

– Не спешите так, – сказал мистер Дэвис. – Вам необходимо предварительно кое-что узнать. Позвольте мне задать вам два или три вопроса. Знаете ли вы, как умер Мейтьюс?

– Да, я присутствовал при его смерти.

– Известны ли вам причины его смерти?

– Да, – ответил я. – А вам?

– Увы, мне они даже слишком хорошо известны! – с глубоким душевным волнением произнес мистер Дэвис. – Но погодите. Я вам кое-что скажу, прежде чем вы увидите свою мать. Она не знает, что моя дочь убита, и что сделал это человек, который с нею бежал и который за это убийство повешен. Довольно и того, что наши знакомые знают, что моя дочь убежала из дома. Они думают, что наша дочь умерла естественной смертью, а ребенок прислал к нам Метьюс после смерти его матери по нашей просьбе. Женщина, в которой вы думаете признать свою мать, тоже полагает, что Метьюс жив и вернется к ней. Она любит этого человека больше своей собственной жизни. Я сообщаю вам об этом, чтобы вы знали, как надо действовать. Она приходит сюда очень часто посмотреть на ребенка, потому что ее муж – отец этого ребенка. Она странная женщина, мне кажется, что она любит это маленькое создание, как свое собственное дитя.

Я познакомился с миссис Дэвис и зашел посмотреть на ребенка. Это был очень интересный мальчик. Черты его лица ничуть не напоминали отца. Ребенок был поразительно похож на свою несчастную мать, и я сказал это бабушке ребенка. В ответ на это старая леди сказала, что миссис Лири совершенно другого мнения, чем я. Миссис Лири находит, что ребенок вылитый портрет отца.

– Слава Богу! – сказал мистер Дэвис. – Я думаю, как и вы, что ребенок нисколько не похож на своего преступного отца. Я счастлив, что черты лица напоминают его мать – моего собственного несчастного ребенка. Может быть, этот ребенок послан для утешения несчастным родителям, потерявшим свою дорогую дочь!

Простившись со стариками и узнав от миссис Дэвис точный и подробный адрес моей матери, я ушел.

21. ВСТРЕЧА СЫНА С МАТЕРЬЮ ПОСЛЕ ДОЛГОЙ РАЗЛУКИ

Я пошел по указанному адресу искать квартиру моей матери. Пройдя несколько улиц, я подошел к дому, где над небольшим, но чистеньким магазином была прибита вывеска: «Миссис Лири, моды и платья». Я находился у квартиры моей матери, с которой столько лет не виделся. Необычайное волнение охватило меня. Я подошел к дому и постучал в дверь.

Дверь открыла молодая девушка, лет девятнадцати.

Я никогда не узнал бы, кто это девушка, если бы не ожидал встретить моих родных; девушка была очень красива, и я догадался, что это моя сестра Марта.

Я решил пока не говорить кто я, и на вопросительный взгляд девушки сказал, что мне необходимо повидаться по делу с миссис Лири. Молодая девушка, не подозревая, кто посетитель, ввела меня в комнату и пошла за матерью.

Через несколько минут ко мне вышла мать в сопровождении молодой девушки! Она сильно постарела, но все черты лица ее были те самые, что с любовью хранил я в своей памяти.

Невозможно описать те чувства, которые охватили меня при виде моей несчастной матери. Боясь, что сильное волнение может оказаться вредным для ее слабого здоровья, я решил не сразу говорить, кто я, а подготовить ее к этому постепенно.

Я пытался говорить, но не мог. Язык не мог высказать тех чувств, которые в эту минуту волновали меня.

Дважды вопрошала она, что мне нужно, но я не мог ничего сказать.

Наконец, когда вопрос прозвучал в третий раз, мне удалось вымолвить:

– Я пришел посмотреть на вас!

– Если ваше дело заключается только в этом, – сказала мать, – то теперь, когда вы посмотрели на меня, можете уходить.

Я наслаждался звуками милого, дорогого для меня голоса, которого не слышал столько лет.

Я с таким видом рассматривал свою мать и сестру, что это, наконец, встревожило их.

– Вы слышите меня? – сказала мать. – Если у вас нет никакого дела, то почему же вы не уходите?

Это было сказано суровым тоном, но я все еще продолжал молчать.

– Марта! – обратилась мать к моей сестре, – сходи и приведи полисмена.

Молодая девушка пристально и внимательно всматривалась в мое лицо и не торопилась исполнять приказание матери.

– Мама, – сказала она после продолжительного молчания, – мы где-то видели этого молодого человека раньше. Я в этом уверена.

– Скажите мне, не жили ли вы прежде в Дублине? – спросила она, обращаясь ко мне.

– Да, я там жил, когда был мальчиком.

– В таком случае, хотя я могу и ошибаться, но мне кажется, что я видела вас именно там.

Мать тоже стала пристально рассматривать мое лицо; сильно волнуясь, она подошла ко мне и спросила:

– Скажите мне, кто вы такой?

Я весь дрожал от волнения.

– Скажите мне, кто вы? Скажите мне как вас зовут! – повторила в сильном волнении моя мать.

Больше я не мог сдерживаться и в ответ воскликнул:

– Я – Роллинг Стоун!

Последовала сцена, которую я не стану описывать…

Когда мы все несколько успокоились и привели свои чувства и мысли в порядок, я спросил где мой брат Вильям.

– Я отдала его учеником в одну шорную мастерскую в Ливерпуле, – ответила мне мать.

– Но где он теперь? – спросил я. – Ведь это было давно.

Моя мать заплакала. Марта ответила за нее:

– Вильям убежал от своего хозяина, и мы больше никогда ничего о нем не слыхали.

Я спросил, делались ли какие-нибудь попытки его разыскать. Мне ответили, что мать два или три раза писала мастеру и от него получила известие, что он сделал все, чтобы разыскать своего бежавшего ученика, но без всяких результатов. Вильям пропал без вести.

Мне показалось, что матери слишком тяжело говорить о Вильяме. Вероятно, в ней подымалось тяжелое чувство при мысли, что она не взяла его с собой, а оставила одного в Ливерпуле.

Я стал утешать ее; сказал, что заработал много денег, и что Вильям или сам вернется к нам или мы его разыщем. Мы снова тогда заживем все вместе счастливо, как в старое время.

Никогда я не чувствовал себя таким счастливым. Будущее представлялось мне полных самых радужных надежд.

А самой дорогой для меня мечтой было – в ближайшем будущем разыскать Леонору и соединиться с ней.

22. СУМАСШЕСТВИЕ И СМЕРТЬ МОЕЙ БЕДНОЙ МАТЕРИ

На следующий день я имел продолжительную беседу с матерью относительно наших будущих планов. Я настаивал на том, чтобы немедленно вернуться в Ливерпуль.

– Нет! Нет! – протестовала моя мать с жаром, чрезвычайно меня удивившим. – Я не могу и думать об этом. Я должна ждать, возращения моего мужа.

– Вашего мужа? – Ну да, мистера Лири. Он уехал в Калифорнию, у меня большая уверенность, что он скоро вернется назад. – И это после всего того, что рассказывали вы сами о нем, – сказал я, – после того, как он вас бросил?

– Он всегда был ласков со мною, – отвечала она, – очень ласков. Он уехал за золотом в Калифорнию. Там, я в этом не сомневаюсь, он много добудет и вернется обратно с большими деньгами.

– Но вы только что сказали мне, что он вас бросил. Где же его нежность к вам?

– Это правда, он оставил меня, но дела наши были очень плохи и он ничем не мог бы помочь нам. Я не сомневаюсь, что, оставляя меня, он очень горевал.

– Но ведь в Калифорнию он бежал с другой женщиной. Это правда?

– Он уехал в Калифорнию, – ответила моя безумная мать, – и я подозреваю, что мисс Дэвис уехала с ним. Только я обвиняю ее больше, чем его. Я не хочу дурно говорить о ней, тем более, что я слышала, что она умерла; бедная девочка!

– Зная, что он дважды бросал вас и убегал от вас, вы все-таки думаете, что он вернется к вам опять?

– Потому как я знаю, что он меня любит! Он всегда обращался со мною с такою нежностью и любовью! Женщина, которая убежала с ним, теперь не может уже удерживать его, и я знаю, что он вернется назад ко мне.

– Моя бедная, несчастная, безумная мать!

Я эти слова произнес тихо, она их не слышала.

– Теперь, кстати, – продолжала она, – открыли золото в Австралии. Значит, не надо ездить за золотом за океан. Много диггеров вернулось обратно домой. Многие собираются вернуться. Я уверена, что вместе с ними скоро вернется и мистер Лири. Это правда, он сделал маленькую ошибку для своих лет, но он в этом не так виноват. Он вернется к своей жене, и мы будем еще счастливее, чем раньше.

– Мать! Я вижу, что вы отказываетесь ехать со мною в Англию?

– Роланд, мой сын, – сказала она нежным и ласковым голосом, с глубоким волнением, – как ты можешь убеждать меня уехать отсюда, когда я каждый день ожидаю возвращения своего мужа? Подожди немного, пока он приедет, и тогда мы все вместе поедем в Англию.

Разубеждать ее дальше было бы безумием. На нее не действовали никакие резоны, никакие факты. Она слепо верила в мистера Лири. Сообщить же ей о печальном конце последнего я не решился.

Марта рассказала мне много про безумную любовь матери к мистеру Лири. Для него она готова была пожертвовать своей жизнью и даже счастьем своих детей. Когда она отыскала Лири в Сиднее, тот согласился жить с нею, когда узнал, что у нее есть деньги, вырученные от продажи дома. Он оставался до тех пор, пока не пропил все эти деньги до последнего шиллинга.

– Сколько дней нам приходилось сидеть впроголодь, – говорила Марта, – потому только, что нужно было беречь деньги для мистера Лири! О! Я надеюсь, что мы никогда больше не увидим его.

– Вы никогда больше не увидите его, – сказал я, – он ушел туда, куда наша бедная мать не может больше следовать за ним: он умер. Марта была здоровой, непосредственной натурой. Услышав это известие, она воскликнула:

– Вот слава-то Богу! Нет! Нет! – продолжала она, как бы раскаиваясь в том, что сказала. – Я думала сказать не это; только, если он умер, то это будет хорошо для матери: он уже не будет больше мучить ее. Я рассказал сестре подробно все о смерти мистера Лири. Она согласилась, что если рассказать все это матери, то ее бедный ум не выдержит такого потрясения.

– Я никогда не слыхивала, – сказала Марта, – чтобы какая-нибудь женщина в мире любила человека так, как наша мать любит мистера Лири. Я убеждена, Роланд, что ее убьет то, что ты передал мне о смерти Лири, если она об этом узнает.

Тогда мы с сестрою решили постепенно подготавливать мать к известию о том, что Лири нет больше на свете. Конечно же, то, какой смертью он умер, мы решили от нее скрыть. Но увы! Случилась непредвиденная вещь, которая полностью разбила все наши планы.

В «Сиднейской газете», которую ежедневно читала мать, появилась корреспонденция из Калифорнии, где обстоятельно описывался суд над Лири, а затем его казнь. Эту корреспонденцию прочитала мать. Бедный ее рассудок не выдержал: она сошла с ума. Организм ее тоже был совершенно расшатан. Она недолго прохворала, и через несколько дней умерла.

Ее смерть, помимо глубокого горя, навела меня на мрачные мысли. Я вспомнил о печальном конце Ричарда Гайнена. Мой старый друг Бурный Джек также погиб жестокой смертью вскоре после нашей встречи. А теперь, после того, как я нашел мою бедную мать, я потерял навсегда и ее… Как это все странно и как это тяжело.

23. ИЗВЕСТИЯ О ЛЕОНОРЕ

Похоронив мать, мы с Мартой стали рассуждать о том, как быть дальше. Я желал вернуться в Ливерпуль и, конечно, взять с собой мою сестру. Я предполагал сделать это в самом непродолжительном времени.

– Я очень огорчена, что тебе не нравится в Австралии, – сказала мне Марта. – Я уверена, что если ты поживешь здесь немного подольше, то сам не захочешь уехать.

– Не думай этого, – ответил я, – я приехал сюда только с намерением разыскать вас и затем отправиться на родину. Теперь нас больше ничего не удерживает.

– Роланд, милый брат, – сказала Марта и заплакала. – Зачем ты хочешь бросить меня?

– Я вовсе не желаю бросать тебя, Марта, – сказал я. – Напротив я желаю уехать вместе с тобой. Я теперь не бездомный авантюрист. Если бы я не мог устроиться более или менее прилично и доставить тебе безбедное существование, я не предлагал бы тебе ехать со мною.

– Роланд, Роланд, – воскликнула она, – не оставляй меня. Ты, может быть, единственный близкий мне человек на всем свете. Ты не оставишь меня!

– Успокойся, Марта, – сказал я. Объясни, как мне понимать тебя? Я приглашаю тебя ехать вместе со мною в Ливерпуль, и в ответ на это приглашение ты начинаешь плакать и просишь не покидать тебя. Скажи, наконец, желаешь ты ехать со мною в Ливерпуль? Если не желаешь, то объясни мне причины.

– Я не желаю ехать в Ливерпуль, – ответила она. – Я не желаю покидать Сидней. Я прожила здесь несколько лет. Это моя вторая родина, и я не хочу и не могу оставить ее, Роланд!

Несмотря на все мои попытки, я не мог добиться откровенного объяснения, почему Марта не желает покинуть Сидней, и начал подозревать, что у моей сестры такие же препятствия, какие были и у моей бедной умершей матери.

Я решил пока подождать и посмотреть, что будет дальше. Оставлять же в Австралии сестру я не хотел, несмотря на страстное желание поскорее увидеться с Леонорой, которую отделял от меня океан.

Я очень часто ходил на пристань, когда приходили из Англии корабли, надеясь встретить кого-нибудь из старых знакомых.

Однажды я был приятно удивлен. Я встретил Мейсена, который служил на «Леоноре» у капитана Хайленда Мейсен, как помнит читатель, помог мне разоблачить мистера Адкинса.

Мейсен, со своей стороны, тоже очень обрадовался мне. Мы зашли в гостиницу и принялись вспоминать старину и пересказывать друг другу события, случившиеся с нами после нашего последнего свидания.

– Вы помните миссис Хайленд и ее дочь? – неожиданно спросил Мейсен во время своего рассказа. – Впрочем, что же я спрашиваю? Конечно, помните, ведь дом капитана Хайленда был вашим родным домом.

– Конечно, – ответил я. – Я никогда не забуду их. После этого я, естественно, попросил рассказать все, что он знает о них.

Миссис Хайленд теперь живет в Лондоне, – продолжал моряк. – Она живет у своей дочери, которая вышла замуж.

– Что? Леонора Хайленд вышла замуж! – вскричал я.

– Да. Разве вы не слышали об этом? Она вышла замуж за капитана корабля, торгующего с Австралией. После свадьбы они поселились в Лондоне.

– Правда ли это? Не ошибаетесь ли вы? – спросил я дрожащим голосом.

– Да, это правда, – ответил Мейсен. – Но что с вами? Вам, кажется, неприятно продолжать разговор об этом?

– О, ничего, ничего. Только почему вы так уверены, что она вышла замуж? – спросил я, пытаясь казаться хладнокровным.

– Я сам слышал это. Кроме того я ее видел в доме капитана в Лондоне, куда я заходил по делу.

– Но уверены ли вы, что та особа, которую вы видели, есть Леонора, дочь капитана Хайленда?

– Конечно. Как я мог ошибаться? Вы знаете, что я бывал в доме капитана Хайленда много раз, не говоря уже о той сцене, когда мы были вместе с вами и разоблачали клевету Адкинса. Я не мог ошибиться; я говорил с нею в то время, когда был в ее доме в Лондоне. Она вышла замуж около двух лет тому назад за капитана австралийского корабля. Он человек довольно пожилой и скорее годился бы ей в отцы.

Теперь не оставалось уже никаких сомнений.

Как мрачен для меня сделался свет!

Я оставил все свои мечты о возвращении в Ливерпуль. Я ничего не сказал моей сестре о перемене моих планов. Горе мое было слишком велико. Я решил отправиться опять на золотые прииски, надеясь, что тяжелый труд и наполненная различными опасностями жизнь рудокопа хоть отчасти заглушал те страдания, которые независимо терзали мое сердце. Я бросил намерение отправиться в Америку, а решил остаться в Австралии, чтобы не очень отдаляться от моей сестры.

Простившись с сестрою, которая сильно была опечалена разлукой со мной, я через двадцать четыре часа после разговора с Мейсоном выехал из Сиднея в Мельбурн.

24. НА БЕРЕГАХ ЗОЛОТОНОСНЫХ РЕК

В Мельбурне я пробыл очень короткое время, запасся там всем необходимым и отправился на прииски. Условия работы на приисках в Австралии оказались гораздо тяжелее, чем в Калифорнии. Чтобы добывать золотую руду, приходилось рыть очень глубокие шахты. Золотая руда обыкновенно находилась на так называемых криках. Крик – высохший глубокий ручей. В период дождей крики быстро наполнялись водой и обращались в белые реки, но потом также быстро и высыхали.

Я работал на различных приисках и зарабатывал очень хорошо. В Каллао, городке, лежащем близ приисков, я познакомился с двумя джентльменами – Вэном и Канноном, которые убедили меня принять участие вместе с ними в охотничьей экспедиции на Ярру-Ярру, к одному знакомому скваттеру.

Мы были уже недалеко от цели нашего путешествия, как во время одной ночной стоянки пропал наш вьючный мул с багажом. Вэн и Каннон отправились на розыски пропавшего мула, а я остался их ждать. Но проходил час за часом, а мои спутники все не возвращались. Я теперь уже раскаивался, что остался их ждать. Дело в том, что дом скваттера должен был находиться не более как в пяти милях от нашей стоянки. Очень возможно, что мои спутники были уже там и ждали меня. От скуки и досады я пошел немного прогуляться.

Я вышел на какую-то тропинку, которая привела меня на берег реки. Это была Ярра-Ярра. Весь ее берег был покрыт богатой растительностью. День был очень жаркий, и я почувствовал большое облегчение, когда укрылся в тени от жарких лучей солнца.

Я не желал приходить к скваттеру один, без Каннона, так как не был с ним знаком.

На берегу реки я почувствовал себя необыкновенно приятно. Передо мной протекали серебристые струи Ярры-Ярры. Мягкий ветер время от времени нежно обвевал мое лицо. Я задумался.