Любовь под луной

Оливия облизнула пересохшие губы. Привстав на цыпочки, она осторожно повернулась сначала в одну сторону, потом в другую.

– Вам не кажется, что корсаж немножко тесноват? – Спросила она, озабоченно покосившись туда, где стиснутые корсажем груди, казалось, готовы были в любую минуту порвать тонкую ткань платья.

Взгляд Доминика был прикован к ее груди.

– Прямо по тебе, – тихо повторил он, и медленная, ленивая усмешка скользнула по его губам.

Оливия вспыхнула – больше от гордости, чем от смущения, как ей пришлось признать. Отвернувшись от нее, Доминик наполнил вином узкий бокал и протянул ей. Она взяла его, дрожащими губами сделала маленький глоток и тут внезапно обнаружила, что язык не повинуется ей.

Отобрав у нее бокал, Доминик прижался губами к тому месту, где только что были ее губы, жадно отпил и снова вернул, глядя ей в глаза. Оливия рассмеялась звенящим смехом.

– Кажется, вы пытаетесь меня соблазнить?

– И как, мне это удается? – вопросом на вопрос ответил Доминик.

– Боюсь, что да, – беспомощно выдохнула Оливия, не в силах оторвать от него глаз.

Он забрал у нее бокал. Сильные горячие руки легли на ее обнаженные плечи.

– Не бойся, Оливия, – шепнул он. – Все будет по-другому, я обещаю... – Он немного замялся. – Ты так красива, – вдруг мягко добавил он.

– И вы тоже... – На губах ее распустилась очаровательная улыбка.

– К мужчинам это не относится, – насмешливо хмыкнул он.

– А к вам относится, – ни минуты не колеблясь, возразила она. И сама удивилась не меньше Доминика, когда вдруг нежно обвела кончиками пальцев скульптурные очертания его рта.

Улыбка замерла у него на губах. Оливия ощутила, как они затвердели под ее пальцами.

– Ты жалеешь, что это случилось? – целуя кончики ее пальцев, чуть слышно прошептал Доминик.

Сердце Оливии упало. Они оба хорошо понимали, что он имеет в виду. Покачав головой, Оливия положила руки ему на грудь. Ладони ее скользнули в вырез рубашки, ощутив шелковистую твердость упругих мышц. Дрожь пробежала по ее телу. Набравшись храбрости, она подняла на него глаза и прошептала:

– А вы?

– Господи... конечно, нет. – Глаза Доминика потемнели.

Его ладонь, запутавшись в ее волосах, легла на затылок Оливии. Доминик запрокинул ей голову, жадно вгляделся в смущенное лицо и потянулся к ее губам. Оливия поняла, что ом хочет ее поцеловать, и подумала, что ей этого хочется больше всего на свете.

Губы их слились, дыхание смешалось. Прикосновение губ Доминика, нежное и настойчивое, всколыхнуло в груди Оливии ураган чувств. Страсть... Желание... Ненасытный голод... Кончик его языка, как будто вопрошая, коснулся ее губ, и Оливия с готовностью откликнулась на призыв, в свою очередь проведя языком по его губам и ощутив прохладную твердость зубов. Руки Оливии обхватили его за шею, и в глубине горла Доминика родился низкий, страстный стон. Оливия чувствовала, как твердеет и наливается силой его тело. Что-то горячее тяжело вжималось в ее мягкий живот.

Ее податливость воспламенила Доминика. Мускулистая рука, крепко обхватив ее талию, с такой силой прижала Оливию к нему, что она, чуть слышно ахнув, распласталась на его груди. Стук их сердец слился воедино. Поцелуй его стал жадным и требовательным. Пальцы Доминика, погрузившись в ее волосы, одну за другой вынули шпильки, и шелковистая масса волос водопадом хлынула по спине Оливии.

Бальное платье соскользнуло с ее плеч, чуть слышно шурша, сползло вниз и ослепительной лужицей растеклось у ее ног. Высоко подняв Оливию, Доминик осторожно опустил ее на постель.

Все еще немного стесняясь своей наготы, Оливия скользнула под одеяло, стремясь скрыться от голодного взгляда Доминика. Но он, казалось, нисколько не был смущен. Не отрывая глаз от нее, он резким движением сдернул с себя рубашку, оставшись обнаженным до пояса. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы у Оливии пересохло в горле. В свете свечей его могучий торс отливал золотом. Сейчас он напоминал ей великолепную статую древнего языческого божества. Сжав кулаки, Оливия вонзила ногти в ладони, чтобы не поддаться томительному соблазну провести ладонями по его спине, вновь ощутить сильные мускулы его плеч и рук, насладиться прикосновением шелковистых курчавых волос.

Руки Доминика ухватились за пояс бриджей. Оливия, по-прежнему не в силах отвести от него глаза, смотрела, как он резко стянул их вниз и медленно выпрямился.

В ту ночь, в его кабинете, она так и не увидела его обнаженным. А сейчас она наконец видела то, что тогда могла лишь осязать... Оливия оцепенела, завороженная зрелищем его великолепной плоти, во всей мужественной наготе горделиво восставшей между его мускулистых бедер. Она нервно сглотнула. Ничего удивительного, мелькнуло у нее в голове, что в ту ночь ей показалось, будто он вот-вот пронзит ее насквозь.

Отшвырнув в сторону одеяло и оставив ее обнаженной, Доминик вытянулся поверх Оливии. И все ее смущение исчезло, как по мановению волшебной палочки. Под его обжигающим взглядом она затрепетала. И вздрогнула, когда его чуть шероховатые горячие ладони скользнули вниз с еe плеч и коснулись бедер. Желание коснуться его тела сводило Оливию с ума. И, сдавшись наконец, она позволила себе обхватить Доминика за плечи.

Но ей казалось, что этого мало, ничтожно мало. Оливия сама толком не понимала, что ей нужно. Она провела руками по его затылку, пригладив спутанные волосы, потом ладони ее скользнули к груди, и тут она впервые заметила изящное золотое кольцо, висевшее на тонкой цепочке у него на шее. Робкими, неуверенными движениями она погладила выпуклые мышцы у него на груди, потом, все более смелея, спустилась вниз, ощутив мускулистые твердые ягодицы.

Но на этом она не остановилась. Рука Оливии пробралась ниже и легла на его восставшую плоть. Затаив дыхание, она упивалась ее шелковистой твердостью. Сердце ее вдруг бешено заколотилось, и, точно обжегшись, Оливия испуганно отдернула руку. Доминик уткнулся головой ей в плечо.

– Дотронься до меня, – хрипло прошептал он. Голос его, низкий и страстный, дрожал от едва сдерживаемого желания.

Взгляды их встретились. Он поймал ее руки и твердо направил вниз, смыкая их вокруг своей пульсирующей плоти.

– О Боже, – чуть слышно выдохнула она. Однако не решилась убрать свою руку. Ее пальцы со сводящей с ума медлительностью спустились вниз, к самому основанию его копья, потом так же медленно двинулись вверх. Бедра Доминика содрогнулись от наслаждения, и Оливия поняла, что все делает правильно. Это было как раз то, чего он хотел.

Теперь уже ее пальцы двигались сами собой, уверенно, будто она поняла, что от нее требуется. Прикосновение ее маленькой нежной ладони заставляло его испытывать мучительную и сладостную боль. Стиснув зубы, Доминик стонал, едва сдерживая почти ослепляющее наслаждение, волнами окатывавшее его тело. Подрагивая от этой изысканной пытки, он с трудом подавлял в себе жгучее желание, чтобы дать ей возможность познакомиться с его телом. И она будто услышала его. Ее рука все быстрее двигалась то вверх, то вниз, вознося его к вершинам наслаждения тем самым движением, о котором он мечтал...

Сердце Оливии гулко стучало. Глаза Доминика были закрыты, голова запрокинута, жилы на шее напряжены. Она понимала, что он сгорает от желания, и таяла от наслаждения и странной гордости, чувствуя на себе содрогания его мощного тела. Его напрягшаяся мужская плоть стала огромной. Твердая, как сталь, она была в то же время шелковистой, и горячей, и живой...

Вдруг глаза Доминика широко распахнулись.

– Боже милостивый, – прохрипел он, – прекрати, или я ни за что не отвечаю! Боюсь, все кончится здесь и сейчас!

Рука Оливии замерла в воздухе. Между бровями появилась легкая морщинка.

– О чем вы?..

Из его груди вырвался низкий стон.

– Я хочу сказать, что изольюсь прямо здесь. И тогда, боюсь, ты не получишь никакого удовольствия.

– О, – робко протянула она и вдруг улыбнулась. – Стало быть, вы находите это приятным?

Доминик, как-то странно взглянув на нее, выразительно хмыкнул. Что ж, подумал он весело, очень скоро он покажет ей, какой властью обладает женщина и насколько легко ей бывает подчинить себе мужчину.

Его губы, горячие, требовательные, с голодной жадностью впились в ее рот, и настало его время торжествовать. Ладони Доминика, словно чаши, обхватили ее груди, наслаждаясь их тяжестью. Слегка сдавив кончиками пальцев упругие розовые соски, он принялся легонько ласкать их до тех пор, пока они не превратились в тугие дрожащие камешки. Дыхание Оливии участилось, стало тяжелым, и Доминик даже зажмурился от удовольствия. Его язык скользнул вдоль изящного изгиба ее шеи вниз, голова его опускалась все ниже, пока губы не накрыли твердый коралловый бутон. Доминик нежно посасывал его до тех пор, пока голова Оливии не запрокинулась. Потом он передвинулся и взял в рот другой сосок. Прикосновения его языка, вначале будто ищущего чего-то, потом нашедшего и гладящего, скользящего, ласкающего, сводили ее с ума. С легким стоном Оливия бесстыдно выгнулась дугой, отдаваясь его настойчивым ласкам.

Горячая ладонь Доминика опустилась на ее мягкий живот, потом скользнула вниз, нежно погладила внутреннюю поверхность бедер, наслаждаясь их бархатистой мягкостью, и, снова поднявшись, накрыла поросший волосками холмик между ног. С губ Оливии сорвался слабый стон. Здесь, в этом месте, вдруг возникла тягучая, ноющая боль. Она будто пульсировала, толчками распространяясь по всему телу.

Но все еще только начиналось.

Приподнявшись на локтях, Доминик спустился ниже. Оливия смущенно зарделась, почувствовав на своих бедрах его ладони. Но то, что произошло дальше, ошеломило ее: Внезапно подхватив ее ноги, он быстрым, резким движением накинул их себе на плечи, оставив открытой самую сокровенную часть ее тела. Оливия беспомощно дернулась, оторвав голову от подушки, и взглянула вниз. Соски ее, еще влажные от прикосновений его языка, дерзко устремлялись вверх, поблескивая в свете свечей. А меж своих согнутых колен она увидела темноволосую голову Доминика. Ее сердце на мгновение, казалось, перестало биться.

– Доминик, – задохнувшись от ужаса, пролепетала она, – что?..

Но было уже поздно. Оливия не успела закончить, как его голова опустилась ниже, и она почувствовала, как горячие губы заскользили по внутренней поверхности ее бедер. Потом он нашел средоточие ее женственности, большим пальцем осторожно раздвинул нежно розовеющие створки раковины, где внутри влажных потаенных складок истекала соком крохотная жемчужина – самое сердце ее желаний. Прерывистое дыхание вырвалось из груди Оливии. Но и это было только начало...

Язык Доминика, словно змеиное жало, быстро скользнул в заветную щель, раздражающе нежно, быстрыми, дразнящими движениями сводя Оливию с ума. И когда он жадно втянул в себя слегка припухшую от желания дрожащую плоть, Оливия вскрикнула: ей показалось, будто молния пронзила ее с головы до ног.

Пальцы и язык Доминика творили настоящее волшебство. Снова и снова он пробовал ее на вкус, заставляя Оливию все выше и выше возноситься к вершинам блаженства. Содрогаясь в судорогах наслаждения, ее тело словно уже не принадлежало ей. Пальцы Оливии впились в его плечи, будто стараясь удержать. Где-то в самой глубине ее нарастала томительная, сладкая боль. Тело Оливии жадно требовало чего-то... она сама не знала чего. И вдруг она почувствовала его... твердый, горячий источник наслаждения. Одно быстрое движение, и Оливия представила, что возносится к небесам. Тишину разорвал сдавленный крик.

Оливии показалось, что она медленно, как пушинка, опускается на землю. С трудом приоткрыв затуманенные глаза, она взглянула вниз. Стоя на коленях между ее бедер, Доминик не сводил с нее глаз.

Лицо его напряглось, черты заострились, на лбу выступил пот, безмолвно свидетельствуя о его железном самообладании.

– Впусти меня, – звенящим от напряжения голосом попросил он, – прямо сейчас! Я больше не могу... – Слона с трудом срывались с его губ.

Молча Оливия протянула руку и помогла ему, дрожащему от нетерпения, войти в себя.

На этот раз не было ни боли, ни неудобства. Она словно стала с ним единым целым. Руки ее обвились вокруг его шеи, все крепче и крепче прижимая к себе, безмолвно умоляя об одном – чтобы он все глубже и глубже вонзался в нее. Грудь Доминика тяжело и часто вздымалась. Торопливо поцеловав Оливию дрожащими губами, он опустился на нее и начал двигаться... очень медленно, будто стараясь продлить наслаждение.

Но все было напрасно. Доминик слишком долго сдерживал свою страсть и сейчас понял, что силы его на пределе. Он вдруг задвигался тяжелыми, неровными толчками, все глубже и глубже проникая в нее. Оливии показалось, что кровь в ее жилах превратилась в пламя. Она глубоко вонзила ногти в его плечи, будто умоляя не останавливаться. Где-то в самой глубине ее существа словно бушевала буря, раскручиваясь с каждым ударом его копья.

А Доминик терял голову, чувствуя, как ее шелковистая, горячая плоть, нежная и податливая, туго охватывает его копье. И вот наконец он ощутил приближение пика наслаждения. И с восторгом понял, что Оливия тоже близка к этому. По телу ее пробегали короткие судороги, она слегка стонала. Накрыв губами ее рот, он пил ее стоны, будто вино. Вдруг тело его напряглось, и хриплый торжествующий крик вырвался из груди. Горячая, обжигающая струя ударила в лоно Оливии.

Прошло немало времени, прежде чем бешеный стук его сердца немного успокоился. Откатившись в сторону, он погрузил руку в спутанную копну волос, облаком окутавших их обоих, и крепко прижал ее к себе. А потом, слегка приподняв ей подбородок, нежно поцеловал в губы.

– Останься на всю ночь, – прошептал он. И губами почувствовал, как она улыбнулась в ответ. Опустив голову ему на плечо, Оливия закрыла глаза.

Скоро ее дыхание стало спокойным и ровным. Он смотрел, как она спит, и мощная волна еще не вполне понятного чувства вдруг захлестнула Доминика. Она принадлежит ему, подумал он. Именно он стал ее первым мужчиной.

Крепче обняв ее, Доминик дал себе клятву, что у нее никогда никого не будет, кроме него.

Внезапно он услышал... тихое уханье совы за окном. Мороз пробежал у него по спине от страха...

Цыгане считали, что этот звук предвещает смерть...

Глава 17

Эстер, как и обещала, в тот вечер пришла на час раньше, но Эмили объяснила ей, что нет никакой нужды оставаться с ней на ночь: ведь Оливия вернется домой. Может быть, позднее, чем обычно, но вернется обязательно. Наверное, произошло досадное недоразумение, извинилась она, и Оливия просто забыла предупредить. Оставалось только молить Бога, чтобы Эстер не усомнилась в ее словах. Эмили было стыдно. Но ведь это не ложь, успокаивала она себя, она лишь чуть-чуть покривила душой. Оливия и в самом деле вернется домой... утром. И к тому же Эмили будет не одна...

Скоро придет Андре.

Андре. Поерзав в постели, она обхватила себя руками и улыбнулась. Все ее тело, казалось, пело в предвкушении их скорой встречи.

Она любила его, любила всей душой и почти не сомневалась в том, что и он полюбил ее. Он был так добр, так чуток к ней... Эмили не представляла себе жизни без него! Все чаще она начала мечтать о будущем, и Андре был его частью. Если все пойдет так, как она надеется, очень скоро он захочет, чтобы она стала его женой. У них будет свой дом – не важно, большой или маленький, и самое главное, они будут вместе. А потом появятся дети – маленький темноволосый мальчик... или крошечная девочка. О, их жизнь будет полна безоблачного счастья!

Правда, ее немного тревожило, как к этому браку отнесется его семья. Понравится ли она им? Согласятся ли они принять ее? Сомнения не давали Эмили покоя. Внезапно ей пришло в голову, что она почти ничего не знает о его семье, не знает даже, живы ли его родители, есть ли у него братья или сестры.

Эмили нахмурилась, вспоминая... Несколько раз она уже пыталась расспрашивать Андре о его семье, но он всегда старался уклониться от ответов. У нее почему-то сложилось впечатление, что семья Андре то и дело переезжала с места на место. Для Эмили, которая практически никогда не выезжала за пределы их графства, такая жизнь представлялась необыкновенным приключением, и она с любопытством расспрашивала его о тех местах, где он бывал. Однако сейчас ей пришло на ум, что, как только речь заходила о его родных, он всегда отвечал скупо и неохотно. Она тут же сурово прикрикнула на себя: Андре не тот человек, в жизни которого могут быть темные пятна, она чувствовала это всей душой, всем сердцем. Как только она могла подумать об этом? Андре, всегда такой открытый, такой благородный и чистый, разве он может солгать ей? Нет, это невозможно!

Что до Оливии, то Эмили не сомневалась, что сестра будет только рада, если она найдет свое счастье. А Андре как раз и был тем человеком, который сделал ее счастливой. Конечно, она обязательно расскажет о нем Оливии, и очень скоро...

Эмили так погрузилась в свои мечты, что даже не сразу услышала, как внизу отворилась дверь. Вдруг что-то гладкое и нежное легко коснулось кончика ее носа, покружилось по щеке и наконец пощекотало полуоткрытые губы.

– Ты принес мне розу, – улыбнулась Эмили.

– Угадала! – Над ее головой раздался низкий мужской смех.

Матрас скрипнул. Андре присел на краешек кровати рядом с ней.

– А какого она цвета?

– Темно-красная.

– Я всегда любила такие больше всего... – Ее улыбка стала мечтательной и немного грустной.

Отложив розу в сторону, Андре потянулся к ней, и Эмили, будто почувствовав это, бросилась в его объятия, уютно устроившись головой на широком плече. Потом покорно подставила ему губы, и волна чисто мужского тщеславия охватила Андре. «Боже, как же она красива!» – с привычным восхищением подумал он.

Прошло немало времени, прежде чем она отстранилась. Шторы на окнах были раздвинуты, и лунный свет лился в комнату. Было светло как днем. Он шутливо пригладил кружевную оборку на вырезе ее ночного одеяния.

– А я надеялся, что ты меня ждешь!

– Так и есть, – затрепетав, смущенно призналась Эмили. Закинув руки ему за плечи, она притянула его к себе и, собрав все свое мужество, прошептала, не поднимая глаз: – Останься со мной...

Все поплыло у него перед глазами, и мир завертелся в безумной пляске, Андре оцепенел, не веря своим ушам. Нет, ошарашенно мелькнуло у него в голове, он ошибся. Она не могла иметь в виду то же, что и он... Он напрягся.

– А ты уверена, что Оливия не вернется?

– Только завтра утром, – кивнула Эмили. – Цыганский граф устраивает бал, и она предупредила, что проведет нею ночь в Рэвенвуде.

Краешком сознания он отметил, с каким нескрываемым презрением Эмили произнесла слово «цыганский», и снова проклял себя за то, что обманывал ее. На душе у Андре было тяжело.

Но если бы он сказал ей правду, его бы здесь не было.

Время, казалось, остановилось. Андре колебался.

Легкая морщинка прорезала гладкий лоб Эмили, и она неуверенно окликнула его:

– Андре?

Раздираемый противоречивыми чувствами, Андре взглянул на нее. Губы ее, мягкие и манящие, были совсем близко от его губ. Сердце Андре глухо заколотилось в груди. Желание, жаркое и ослепляющее, воспламенило кровь в его жилах, ударило в голову, однако в глубине души он все еще колебался, помня об осторожности. Он должен отказаться. Отказаться, а потом немедленно уйти. Но она была такой теплой, такой соблазнительной...

Эмили умоляюще коснулась его губами, словно напоминая о себе.

Андре с трудом успел подавить стон, уже готовый сорваться с его губ. Ладонь его, подхватив сверкающий золотом водопад волос, легла на затылок Эмили, и АнДре с исступлением голодающего припал к ее губам. Тело Эмили выгнулось, как если бы он и был тем самым, единственным, которого она ждала... А сам Андре уже не понимал, где он – в раю или в аду. Влажное прикосновение ее губ, ее трепещущего тела, прикрытого одной лишь тонкой тканью, – все это приводило его в неистовство. Мучительное желание сводило с ума. Он с трудом оторвался от ее губ.

– Бог мой, – прохрипел Андре, – этого не должно быть! Это... это неправильно!

Эмили, ошеломленная и испуганная, отодвинулась в сторону. Какая же она дура, с горечью подумала Эмили. Бросилась ему на шею, а ведь он даже не хочет ее. Господи, он просто ее не хочет! Ей с трудом удалось овладеть собой.

– Что ж, тогда уходи! – крикнула она. – Уходи, если хочешь!

В голосе ее звенели слезы, и это было невыносимо. Андре понял, что больше не в силах бороться с собой. Он хотел эту женщину с первой минуты, как увидел ее, хотел так, как никакую другую до нее, и не сомневался, что не захочет никого после нее. Эмили молча отвернулась, но Андре, обвив руками ее талию, прижал девушку к груди.

– Я вовсе не хочу уходить, – прошептал он, смущаясь, как зеленый юнец.

Эмили на мгновение перестала его отталкивать, прислушиваясь.

– Чего же ты хочешь? – жалобно спросила она.

Руки Андре крепче сжались вокруг ее талии, и он почувствовал, как затрепетало ее тело.

– Все, что я хочу – здесь, в этой комнате. Я хочу тебя, Эмили. – Голос его дрожал от едва сдерживаемой страсти. – Но, даже сгорая от желания, я не могу не гадать... Что, если ты пожалеешь? Что, если станешь проклинать эту ночь?

Эмили невольно улыбнулась. Любовь переполняла ее сердце. Ей казалось, еще немного – и она просто не выдержит. Она взяла лицо Андре в свои ладони.

– Я не пожалею. И никогда не стану проклинать тебя. И уверена, самое правильное, что я могу, это... – Нежные губы ее дрогнули, голубые глаза, залитые слезами, были похожи на незабудки после дождя. – ... это быть с тобой!

Андре понял, что пропал. Притянув ее к себе, он приник к ее губам страстным поцелуем, в который вложил весь огонь желания. Потом, положив руки ей на плечи, осторожно стянул вниз ночную сорочку и, с трудом заставив себя оторваться от ее губ, отодвинулся, чтобы увидеть ее. Он смотрел и не мог насмотреться.

Она была совершенна. Ее кожа, нежная, без единого пятнышка, напоминала цветом драгоценную слоновую кость. Маленькие, изящно округленные груди были увенчаны двумя алыми вишенками, которые он мечтал испробовать на вкус. Женственные полные бедра подчеркивали тонкую талию. А живот был плоским и шелковистым на ощупь.

– Андре? – Она вопросительно склонила головку на плечо. – Ч-что ты делаешь?

– Любуюсь тобой, – тихо ответил он, бессознательным движением очертив ладонью восхитительную линию, которая вела от талии к бедрам.

Эмили вспыхнула, покраснев до корней волос. Однако не променяла бы эту минуту ни на что в мире. Жгучее желание, пламенем загоревшись в груди, понемногу охватило все ее существо. Робко прижавшись к его груди, Эмили подняла на него глаза.

– Я... я тебе нравлюсь?

– Ох, принцесса, – шутливо шепнул он ей на ушко, подавив низкий смешок, – еще как! Еще немного, и я просто умер бы, до того ты мне нравишься!

Губы Андре скользнули вниз по длинной, изящно изогнутой шейке Эмили. Горячие мужские ладони охватили ее груди, упиваясь их тяжестью, потом, стиснув на мгновение тонкую талию, двинулись вниз, очертив бедра, формой напоминавшие греческую амфору. Эмили даже не пыталась остановить его; забыв обо всем, она позволяла ему делать с ней все, что ему угодно и как ему нравится, полностью отдавшись в его власть. Нечто похожее на гордость удовлетворенного собственника приятно щекотало самолюбие Андре. Только подумать, что она хочет его... его!

Он медленно поднял голову. Одежда теперь безумно раздражала его, и он принялся лихорадочно срывать ее с себя, швыряя куда попало.

Наконец его ладони снова крепко обхватили ее за талию, и сердце Эмили затрепетало. Потом горячие губы Андре властно смяли ее рот, и он осторожно опрокинул ее на постель. Она ощутила прикосновение его ноги, мускулистой, поросшей курчавыми шелковистыми волосками, и Эмили затрепетала, поняв, что он совершенно обнажен, как и она.

А вскоре это стало не важно. Его горячее тело зажгло в ней огонь, и Эмили позабыла обо всем. Еще никогда в жизни она не чувствовала такого спокойствия... Разве что в ту ночь, когда, очнувшись после ночного кошмара, почувствовала рядом Андре. Руки его, сомкнувшиеся вокруг нее, казались ей самой надежной защитой в мире.

Она даже представить себе не могла, чтобы на его месте оказался кто-либо другой. Сама эта мысль показалась ей абсурдной.

Руки Эмили лихорадочно блуждали по его груди и плечам, упиваясь тем, как перекатываются тугие мускулы под тонкой горячей кожей. Стыдливость ее исчезла, растаяла без следа, словно снег под жаркими лучами весеннего солнца. Вдруг она испуганно ахнула: Андре, обхватив кончиками пальцев ее соски, принялся нежно поглаживать их до тех пор, пока те не превратились в крохотные твердые камешки. Наслаждение, равного которому она никогда не знала, охватило Эмили.

– Пожалуйста! – вдруг взмолилась она, не отдавая себе отчета, о чем просит. – О, пожалуйста...