Сладкое возмездие

– Что это с вами? – удивился Сойер. – Не обращайте внимания.

Прежде чем Кейт успела ответить, к Сойеру подошла официантка.

– Желаете что-нибудь заказать?

– Мне только кофе, – сказала Кейт, в то же время наблюдая за Сойером. Одет он был в темные слаксы и явно не испытывал потребности в галстуке. Расстегнутый ворот шелковой рубашки позволял увидеть жесткие черные волосы на груди Сойера. Кейт отвернулась, чтобы он не смог перехватить ее взгляд.

– А мне пока ничего не надо, – ответил Сойер официантке.

Как только она отошла, наступило молчание. Сойер потихоньку расправлялся со своим пивом и, казалось, был целиком поглощен этим занятием.

Кейт хотелось крикнуть, чтобы он побыстрее выкладывал свои новости; нужно было скорее уносить отсюда ноги – подальше от него.

Официантка принесла кофе.

– Если вам понадобится еще что-нибудь, позовите, – сказала она и снова отплыла от них.

Кейт поднесла чашку к губам, и в этот миг новый удар грома потряс здание. Потоки дождя обрушились на оконные стекла. Было видно, как дрожат тонкие рамы.

– Вы всегда так дергаетесь? – спросил Сойер. – Может быть, вам сейчас не помешал бы стакан вина?

– Ответ на первый вопрос: да, я всегда так дергаюсь во время грозы. Ответ на второй вопрос: нет, я не хочу вина.

Сойер посмотрел в окно:

– Должен признать, мать-природа устроила сегодня настоящую преисподнюю.

Кейт почувствовала, что нервное напряжение мало-помалу ослабляет свою хватку. Может быть, все окажется не так уж страшно. Она отпила глоток из своей чашки и невольно сделала гримасу.

– В чем дело? Кофе невкусный?

– Одна вода. Что за окном – что в чашке.

– Ну так не пейте его. Нет, правда, выпейте лучше вина. Вам сразу полегчает.

Он засмеялся, и смех разогнал облако хмурой задумчивости, омрачавшее его лицо. Кейт вдруг ощутила, что когда он смеется, она легко может забыть, почему они здесь и кто он такой. Они вполне могли сойти за парочку нарушителей супружеской верности, предвкушающих то, что должно произойти, и смакующих это ожидание, в котором важно все: и задушевная беседа, и крепкие напитки, и нежные прикосновения… Она почти задохнулась, осознав, куда заводят ее такие мысли. Как видно, что-то отразилось на ее лице, потому что он спросил:

– Что-нибудь не так?

– Нет-нет, – спешно возразила она, прилагая все усилия к тому, чтобы вернуть ход событий на ровную колею. – Просто я, как правило, не пью вина.

– Почему? Говорят, вино полезно для кровообращения.

– Возможно, но иногда оно мешает сохранять контроль над собой.

– Утрата контроля над собой – не такая уж страшная вещь. Изредка, конечно.

– Для вас, возможно, это хорошо, а для меня – нет.

Глаза их встретились, но они не сразу отвели взгляды.

– Вам лучше знать, ваша честь. Люди мы разные.

Кейт отвернулась, понимая, что эти слова – не комплимент. Но она ничего не могла с собой поделать. В течение многих лет контроль над своими чувствами и поступками был для нее задачей номер один. И все-таки каждый раз, когда она оказывалась поблизости от Сойера, нити этого контроля так и норовили ускользнуть из ее рук.

Она считала, что во всем виновато ее физическое влечение к нему. Даже свежий и едва уловимый запах его одеколона был для нее мучительно-притягательным, и столь же притягательными были резкие линии в уголках его глаз и рта – линии, которые смягчались, когда он улыбался.

– Итак?

Она покачала головой:

– Что «итак»?

– Вы уже поняли, почему я такой сообразительный? – спросил он напрямик.

Кейт задохнулась.

– Вы себя переоцениваете.

– Не думаю, – возразил он с ленивым спокойствием. – Но это не имеет значения. Я отвечу на любой вопрос, который вы пожелаете задать. То есть почти на любой.

– Отлично. Как получилось, что вы не женаты?

В ту самую минуту, когда вопрос сорвался с ее языка, Кейт уже пожалела об этом, ужаснувшись собственной несдержанности. На губах Сойера заиграла улыбка, словно он понимал, как ей сейчас неловко. Затем его лицо снова стало серьезным.

– Без всяких видимых причин, если не считать того, что мне ни разу не встретилась женщина, которая бы смогла и захотела примириться с моими дурными привычками и суматошным образом жизни.

Тон был вполне легкомысленным, но в выражении глаз Сойера мелькнула какая-то тень. Неужели и он уязвим? Кто бы мог подумать…

– Это можно понять, – заметила она, не найдя ничего лучшего. В душе она продолжала точить себя за тот неуместный вопрос.

– Я хотел бы иметь ребенка.

Кейт не поверила своим ушам. У нее сам собой раскрылся рот. Сойер издал смешок:

– Очевидно, вы не ожидали такого.

Как ни мучителен оказался этот разговор для Кейт, она собралась с силами и просто подтвердила:

– И в самом деле не ожидала.

Он пожал плечами:

– Звучит, конечно, нелепо, я понимаю, но… – Он резко оборвал себя, а потом добавил: – Хватит обо мне. Теперь насчет вас. Почему вы не замужем?

Кейт заерзала на стуле.

– Самым важным для меня всегда была работа.

Она чувствовала, что говорит как чопорная старая дева. Но это только подтверждало диагноз, который она сама себе поставила: в присутствии этого человека она всегда проявляет себя наихудшим образом.

– Вот как. Ну что ж, это означает, что общего между нами больше, чем мы согласны признать.

Эти слова и сопровождавший их взгляд словно включили сигнал тревоги. Ее снова охватил озноб возбуждения. Такая опасная игра легко могла стать самоубийственной. Реальность этой угрозы заставила ее перевести беседу прочь от всего личного – в деловое русло.

– Если вы не против, я бы хотела перейти к тому предмету, ради которого мы сегодня встретились.

Слово «хотела» совсем не отражало ее подлинных желаний, но она была обязана держать свои эмоции в узде. Может быть, она позволила беседе плыть по течению именно для того, чтобы отсрочить любой сокрушительный удар, который мог нанести Сойер.

– Разумеется, – сказал он бесцветным голосом. – Я разговаривал со сторожем.

Кейт задержала дыхание.

– И?..

– Он пока жив.

– Какая замечательная новость.

– Старикан не в состоянии был сообразить, какое сегодня число, но все, что произошло много лет назад, сумел рассказать вполне связно.

Язык Кейт прилип к нёбу. Она не в силах была произнести ни слова.

– Однажды, – продолжал Сойер, – лет двадцать назад, – по его словам, он это помнит, – в одном из номеров был обнаружен младенец.

Кейт едва сохраняла самообладание.

– Продолжайте.

– Старик утверждает, что по этому поводу немедленно позвонили по телефону в женский монастырь, а оттуда прислали монахиню, которая и забрала ребенка.

Сердце Кейт колотилось с такой силой, что она была уверена: Сойер слышит эти удары. В конце концов, может же быть так, что ее дочь жива-здорова. Она облизала пересохшие губы и с трудом произнесла:

– Похоже, это обнадеживающие вести.

– И я так думаю.

– Что вы собираетесь делать дальше?

– Само собой, буду искать монастырь.

– Да, конечно.

Он не отводил от нее испытующего взгляда.

– Вам бы хотелось узнать что-нибудь еще?

У Кейт было странное ощущение, что, если бы дело происходило в суде, Сойер был бы признан виновным, вот только в чем – ей было неясно. Он делился своими секретами так же неохотно, как она – своими. И при всем при том она испытывала сильнейшее искушение ему открыться.

Вдруг она почувствовала столь же неодолимую потребность унести ноги – подальше от его пронизывающих глаз и бесцеремонных вопросов. Она не позволит ему делать из нее законченную идиотку.

– Если вам больше нечего пока добавить, то мне пора уходить.

Она заставила себя взглянуть ему в глаза, как бы желая продемонстрировать, что она вновь стала хозяйкой положения.

– Нет проблем, – сказал Сойер совершенно обыденным тоном. Однако когда он встал и обошел вокруг стола, чтобы отодвинуть ее стул, Кейт заметила, что губы у него сжаты плотнее, чем обычно. И тогда случилось то, чего она больше всего опасалась, хотя до сих пор сама этого не осознавала.

Она потянулась за сумкой, которая висела на спинке стула, и в то же самое время Сойер протянул руку, чтобы отодвинуть стул. Их руки соприкоснулись. Вспыхнув до корней волос, Кейт резко поднялась. Но вместо того чтобы выпустить ее руку, Сойер крепче сжал ее и удержал на месте. Он не сразу отвел глаза от ее лица. Кейт заметила, как он перевел взгляд на ее шею, а потом на грудь и задержался там на какую-то долю секунды. Но этого оказалось достаточно, чтобы у Кейт мелькнула шальная мысль: а что будет, если она его поцелует?

Испугавшись этой дерзкой фантазии, Кейт вырвала свою руку, но по-прежнему ощущала теплые волны, пробегающие по ее коже.

– Простите, – прошептала она.

– И вы меня тоже, – сказал он хрипло. Потом, не глядя на нее, добавил: – Нам лучше уйти.

К машине они шли молча. Даже на расстоянии та сила, которая исходила от Сойера, будоражила ее.

Кейт старалась не смотреть на него, и это ей удавалось вплоть до того момента, когда он открыл дверцу ее автомобиля и она села за руль. А потом она почему-то решила, что можно дать себе послабление, – и подняла на него глаза. Тут она обнаружила, что он наклонился к ней и его лицо, его губы оказались совсем рядом с ней.

Она вздрогнула от неожиданности, губы ее раскрылись.

– Кейт, – выдохнул он, обнял ее за шею, притянул к себе, и его губы прижались к ее губам.

Мир зашатался вокруг Кейт, и она была против этого бессильна. Когда же Сойер раздвинул языком ее зубы, все тело ее внезапно ослабело. Этот сладостный натиск был горячим и кратким. Сойер резко отшатнулся, пробормотав какое-то проклятие, обращенное – в этом Кейт была уверена – к себе самому. И все же раскаяния он не испытывал; последовавшие за этим слова не оставляли сомнений на сей счет:

– Приносить извинения я не стану.

Голова у нее кружилась от бесплодных попыток понять, что же с ней случилось.

– Я… и не ждала извинений, – сказала она едва слышно.

Он потер лоб.

– Послушайте, я…

– Мне надо ехать, – перебила она.

– Я вам позвоню, – пробормотал он, захлопнул дверцу ее машины и отступил назад.

Только когда Кейт подъезжала к дому, истина поразила ее. Она знала, что в поисках дочери может столкнуться с непреодолимыми трудностями. К этому она себя подготовила.

А, вот что было для нее неожиданностью, так это Сойер Брок.

Глава 32

Кейт сняла садовые перчатки, а потом откинула со лба выбившуюся прядку волос. Ей хотелось, чтобы погода переменилась: такая жара становилась невыносимой.

– Какие еще будут поручения, сеньорита Колсон?

Кейт обернулась и увидела человека, который семенил к ней мелкими шажками. Она улыбнулась:

– Просто не верится, что вы в состоянии даже спрашивать об этом, Карлос.

– Я все сделаю, что вы скажете.

Он пригладил пальцем усы; когда он улыбался, они, казалось, становились еще длиннее.

– Я скажу, чтобы вы шли домой. – Кейт окинула взглядом двор. – Мы с вами и так за день наработали больше, чем другие успевают за неделю.

– А как же клумбы?

Кейт покачала головой:

– Я сама закончу, только попозже. Не беспокойтесь об этом.

– Ну, как скажете.

– Через пару недель загляните ко мне снова. Передайте Хуаните мой самый сердечный привет.

Когда Кейт услышала, как затарахтел его грузовичок, она отерла пот со лба и несколько раз оттянула на груди ситцевую кофточку, надетую поверх лифчика.

Сегодня всю вторую половину дня она была свободна от работы в суде, что редко выпадало на ее долю. Она наконец разобралась с самыми неотложными делами, и, хотя оставалось еще множество документов, с которыми надлежало ознакомиться, только один вопрос настоятельно требовал ее внимания, но вся предварительная работа уже была проделана. Теперь она с чистой совестью могла поработать в саду. Если бы только можно было с такой же легкостью разобраться и с остальными проблемами!

Ощущая все ту же давящую тяжесть, которая грозила снова овладеть ее душой, Кейт поспешила к длинному цветнику перед домом, опустилась на колени и принялась за прополку. Сорняки успели сильно разрастись. Вырвав несколько пучков травы, Кейт сообразила, что работает без перчаток.

– Фу, черт, – пробормотала она и уставилась на ободки грязи, образовавшиеся вокруг ее длинных, покрытых лаком ногтей. – Не узнаю тебя, Кейт Колсон.

Теперь перчатки уже ничего не могли изменить. Она снова принялась полоть и делала это с таким ожесточением, как будто не цветник очищала от сорняков, а собственную голову – от мыслей о Сойере Броке. Когда же ее осенило, что любимое времяпрепровождение, например уход за цветами, она использует, чтобы предаваться самобичеванию и горестным размышлениям, она бросила это занятие.

Работа в саду обычно доставляла ей радость полного раскрепощения; в таком состоянии ей часто удавалось находить решение трудных задач. Даже в те годы, когда у нее не было дворика с цветниками и клумбами, она увлекалась выращиванием комнатных растений.

Но сегодня работа в саду не приносила утешения. Как ни усердствовала Кейт, стараясь выкинуть из головы Сойера Брока, его образ оказывался в тех закоулках ее сознания, где она не отводила ему места. Если бы она все как следует обдумала, а не пыталась запретить своим мыслям течь в этом направлении, тогда, возможно, ей удалось бы обрести душевный покой – раз и навсегда.

Может быть, когда они снова увидятся, она сумеет понять, как смешно все это выглядело. Но опять-таки что, если это ей не удастся? Страх не отпускал ее.

Если бы только не было этого поцелуя.

В отчаянии Кейт подняла глаза к небу. Легкие облачка, проплывавшие в вышине, напомнили ей сахарную вату. Слава Богу, солнце скрылось за одним из этих облаков, так что на несколько секунд стало чуть прохладнее. Но облегчения это не принесло, так как воздух был очень влажным.

Кейт подняла голову, подставляя лицо внезапно повеявшему ветерку, и расстегнула верхние пуговки. Прохлада ласкала разгоряченное тело, но не могла остудить огонь в душе.

Со стороны шоссе донесся скрип тормозов. Посмотрев в том направлении, она увидела автомобиль с откидным верхом, набитый подростками; автомобиль приткнулся к тротуару на расстоянии нескольких домов от нее. Она предположила, что ребята явились навестить своего нового приятеля, который недавно поселился здесь вместе с родителями.

Кейт подумала, что ей следует нанести визит вежливости новым соседям. Ее воображение уже рисовало привычную картину: муж, жена, ребенок – настоящая семья, которой никогда не было у нее самой.

Боль заполнила ее душу. Неужели нынешний образ жизни уже не удовлетворял ее? Не потому ли она внезапно почувствовала, что ей нужен мужчина? Но не любой мужчина. Эту пустоту мог заполнить только Сойер.

Бессознательным движением Кейт погрузила руки в свежевскопанную почву, и на какой-то момент теплая плотность земли и ее мускусный аромат вдохнули в душу долгожданное умиротворение. Кейт подняла одну руку вверх и смотрела, как сыплется земля у нее между пальцами. Она думала о Сойере и о том, как потрясло ее прикосновение его жесткой руки.

Кейт собрала садовые инструменты и сделала несколько круговых движений затекшими руками. Привычка разбираться в собственной душе не приносила облегчения, оставалось лишь надеяться, что у нее достанет сил держать от себя на расстоянии любого, кто может подорвать ее решимость разыскать дочку.

– Чай готов! – крикнула Энджи.

Тяжело вздохнув, Кейт направилась к дому.

Харлен просматривал заголовки утренней газеты и остался чрезвычайно доволен. Он даже издал громкий смешок, когда ему на глаза попалось: «Процесс об убийстве из сострадания близится к концу».

Все компрометирующие факты, которые понадобятся ему, чтобы замарать имя этой выскочки, нетрудно будет раздобыть прямо в зале суда. Харлен отхлебнул кофе и снова уткнулся в газету, разложенную на столе. В статье под заинтересовавшим его заголовком говорилось:

«Общественность широко обсуждает вопрос о том, какое решение вынесет судья Кейт Колсон по делу об этом убийстве. Ее оппоненты высказывают опасение, что вердикт будет вынесен в пользу обвиняемого и станет вопиющим нарушением неотъемлемого права человека на жизнь. С решительным протестом против оправдания подобных действий выступили представители движения «Право на жизнь», которые провели митинг перед зданием недавно образованного Центра планирования семьи. Выступающие подчеркивали, что действия обвиняемого равносильны убийству неродившегося ребенка. Если обвиняемый не понесет должного наказания, движение «Право на жизнь» приложит все усилия, чтобы не допустить избрания Кейт Колсон на пост окружного судьи.

В свою очередь сторонники судьи Колсон не придают принципиального значения данному процессу. Они намерены поддерживать ее кандидатуру в ходе предвыборной кампании и противостоять любым попыткам сместить Кейт Колсон с занимаемой должности».

Дальше можно было не читать. Харлен решил действовать. Он достал телефонный справочник и набрал нужный номер.

Мик Престон, посвистывая, шел сквозь редакционные помещения к себе в кабинет. Пусть это была лишь тесная клетушка – его все равно переполняла гордость: отдельный кабинет, что ни говори, свидетельствует об особом положении. А положение было сейчас важнее всего. Одному Богу известно, сколько задниц ему приходилось лизать ради карьеры. Он занял высокую ступень и никому ее не уступит – разве что двинется дальше вверх.

Он все решил, когда вернулся из Вьетнама и узнал, что невеста ушла к другому. Отбросив всяческие иллюзии и сантименты, он целиком и полностью посвятил себя единственному ремеслу, которым овладел за многие годы: раскапывать и публиковать сенсации. Какими способами он добивался своей цели, кому ломал жизнь – это не имело ни малейшего значения. Мик шагал по трупам. Он готов был продать душу дьяволу, лишь бы заполучить горячий материал.

– Эй, Престон, какого черта ты не подходишь? У тебя телефон трезвонит целое утро!

Мик ускорил шаги.

– Мог бы сам трубку снять, руки не отвалятся, – пробурчал он, проходя мимо заваленного бумагами стола одного из репортеров.

– Я тебе что, личный секретарь?

Мик бросил на коллегу уничтожающий взгляд и побежал к телефону.

– Мик Престон слушает, – лениво сказал он, переводя дыхание, но непререкаемый тон собеседника заставил его вытянуться по стойке «смирно»:

– Да, сэр. Выезжаю немедленно.

Захлопнув за собой дверь, Мик ринулся к выходу, протискиваясь между столами и расталкивая беседующих сотрудников.

Через пятнадцать минут он был в назначенном месте – на стоянке у южной границы города. Человек, который ему звонил, был уже там; он нетерпеливо расхаживал взад-вперед у стоявшей на отшибе скамейки.

Даже не поздоровавшись, он сказал, сверля Мика взглядом:

– У меня есть для вас дельце. Даже два.

Мика трудно было удивить, но от такого напора он слегка растерялся:

– Какие именно?

– Хочу, чтобы вы кое-кому подпортили репутацию.

Мик явно заинтересовался:

– Кому же?

– Судье Кейт Колсон.

Мик присвистнул:

– А второе?

– Вам приходилось заниматься слежкой?

– Большинство газетчиков этим кормится. – Мик сделал паузу. – Только надо стараться, чтобы за руку не поймали. Он снова помолчал. – Можно задать вам один вопрос? Как вы на меня вышли?

– Читаю ваши публикации. Вы не страдаете излишней сентиментальностью.

– Это правда, однако…

– Вам что-нибудь говорит имя Сойер Брок?

Мик почесал в затылке:

– Не припомню.

– Мне надо, чтобы вы с ним познакомились. Так как, возьметесь за мои поручения?

– Возьмусь, если сойдемся в цене.

Незнакомец посмотрел на Мика с нескрываемым презрением. Мик чуть не бросился на него с кулаками. Не много ли этот старый черт себе позволяет? Мик прекрасно сознавал, что его материалы отдают гнильцой. Но они рассчитаны как раз на таких типов, как этот, – охотников покопаться в чужом грязном белье и остаться чистенькими. Впрочем, если старик отвалит приемлемый гонорар, можно и потерпеть.

– Сколько?

Мик назвал сумму.

Человек сглотнул слюну, но тут же достал бумажник и протянул Мику несколько крупных банкнот вместе со своей визитной карточкой.

– Это задаток. Постоянно держите меня в курсе. Остальное получите, когда доведете дело до конца.

Мик пожал плечами:

– Вы хозяин, вам решать.

– Похвально, что вы это понимаете.

Старик, не прощаясь, повернулся и пошел прочь. Мик ухмыльнулся ему в спину и по-военному отдал честь.

Глава 33

Заголовки вчерашних газет не тронули Кейт. Перед тем как идти в зал суда, она взяла со своего стола газетную вырезку, скомкала и бросила в корзину.

Дело об убийстве из сострадания было самым трудным за все время. Газеты и телевидение трубили о нем с утра до вечера, но Кейт не находила в сообщениях прессы ничего заслуживающего внимания. На процессе только что закончились слушания свидетельских показаний как в пользу, так и против подсудимого.

Кейт не могла позволить себе торопиться. Ей нужно было тысячу раз все взвесить и проверить, прежде чем вынести решение. Если прокурор или адвокат – а может быть, оба – надеялись, что она огласит решение после этого краткого перерыва, их ждало разочарование.

Кейт взглянула на огромную стопку документов, относящихся к текущему процессу. Через несколько минут она с высоко поднятой головой уже входила в зал суда.

– Встать, суд идет, – выкрикнул судебный пристав, перекрывая шум.

Все встали. Поднявшись на судейское место, Кейт выхватила взглядом два мужских лица: одно молодое и уверенное, другое старое, но столь же уверенное.

– Все показания, прозвучавшие в ходе слушания, будут приняты к сведению и учтены при вынесении приговора. – Кейт обвела глазами присутствующих и встала со своего кресла.

Судебный пристав последовал ее примеру.

– Заседание объявляется закрытым. Прошу всех встать!

Выходя, Кейт слышала за своей спиной неодобрительный ропот, но не обернулась. Атмосфера в зале накалилась с самого утра. Свидетелей явилось множество. До сего момента они соблюдали приличия. Ей только один раз пришлось пригрозить очистить зал.

В тишине своего кабинета Кейт глубоко вздохнула, но это не был вздох облегчения. Она сняла мантию, повесила ее на вешалку, села за стол и придвинула к себе досье подсудимого. Кейт потерла лоб, чтобы сосредоточиться. Ей всегда было мучительно трудно принимать решения, но в этом, в конечном счете, и заключалась ее работа.

Пол Бронсон, семидесятипятилетний обвиняемый, оказался на скамье подсудимых за то, что приставил к виску жены ружье и нажал на спуск. Он клялся, будто они с женой заключили такой договор: когда Элеонора больше не сможет терпеть боль, вызванную раковой опухолью в последней стадии, он избавит ее от мучений.

– Она заставила меня дать слово, – говорил Пол Бронсон сквозь рыдания, стоя в свидетельской ложе. – И я его сдержал.

Его сбивчивая речь всколыхнула весь зал. Но далеко не все прониклись сочувствием. У стариков было двое взрослых детей, которые не могли оправиться от горя и обвиняли отца в бесчеловечности. Их чувства разделяли противники убийства из сострадания, а также все городское отделение движения «Право на жизнь».

Кейт отложила в сторону досье и взяла служебную записку адвоката, содержащую ссылки на решения по аналогичным делам, принятые апелляционным уголовным судом. Из нее следовало, что решения принимались то в пользу обвиняемых, то против.

Кейт внимательно проанализировала все прецеденты. Она убедилась, что судьи весьма тщательно рассматривали подобные случаи, проявляя осмотрительность при учете всех обстоятельств дела.

В свое время она крайне неохотно взялась за это дело, но отказаться не могла, так как подошла ее очередь и обвиняемый отказался от суда присяжных. Поскольку его действия не квалифицировались законом как убийство при отягчающих обстоятельствах, он имел право выбирать.

– И все же убийство есть убийство, – вслух сказала Кейт, надеясь, что звук собственного голоса придаст ей силы. Будет ли ее решение абсолютно справедливым – об этом никому не дано судить. В любом случае та или иная общественная группа останется неудовлетворенной. В ее руках была человеческая судьба. Судьба человека, который, судя по всему, много и тяжело страдал.

Любого судью нередко обвиняют в том, что он стремится заменить собой Господа Бога. Кейт такое стремление было совершенно чуждо, но она остро ощущала возложенную на нее ответственность.

Кейт не могла усидеть на месте. Она встала и подошла к окну, перебирая в уме свидетельские показания. Немного подумав, она вернулась к столу и взяла доклад о личности и обстоятельствах жизни подсудимого. Составивший его дознаватель с полной ответственностью допросил самого обвиняемого, а также его родных, друзей и знакомых.