Поцелуй разбойника

Умывшись и расчесав волосы, она села за стол и стала ждать возвращения Ника. Почувствовав голод, она поела хлеба с сыром, а на десерт яблоко.

Устав от ожидания, она подошла к двери черного хода и слегка толкнула ее. Дверь была не заперта. Очевидно, Ник решил ей поверить.

«Значит, можно уйти и больше не возвращаться», – подумала она.

Да, заманчиво, но нельзя же уйти вот так, не попрощавшись. Она уйдет, когда наступит подходящий момент. И все-таки как тяжело даже думать об этом! Она все больше к нему привязывается и вскоре не сможет с ним расстаться.

Серина вздохнула. Ей предоставлена свобода, и она может делать что хочет. Может, навестить Мейвис в сиротском приюте и предложить ей помощь? Идея ей понравилась, и она быстро нацарапала несколько строк на его же записке и оставила ее на столе.

День выдался холодным, дул ледяной ветер. По булыжной мостовой перекатывалась газета, взлетая под порывами ветра, как хищная птица. Крепко сжимая под мышкой рисовальные принадлежности, Серина ускорила шаг, опасаясь встречи с Лютером.

Проходя мимо кофейни, она уловила аппетитный запах жареного мяса и свежего кофе. И сразу захотелось есть, хотя она только что позавтракала.

Серина благополучно добралась до сиротского приюта. Рабочие как раз прибивали вывеску над входом. «Сиротский приют сэра Джеймса», – прочла она. Ник назвал приют именем своего любимого дяди, который вытащил «го из нищеты. Незримое присутствие «этого благородного человека ощущалось здесь во всем.

Когда она вошла в холл, там было пусто, за столом никого. Она прошла через пустую столовую, и шаги ее гулко отдавались под сводами потолка. Небольшая группка детей сидела на лавочке вдоль стены, и священник читал им Библию. Двое детей помахали ей, и она, улыбнувшись, помахала им в ответ.

На кухне кипела работа, служанки сновали туда-сюда как пчелки. Никто не обращал на нее внимания. Серина отыскала глазами Мейвис, которая стояла у очага, и подошла к ней.

– Я бы хотела чем-нибудь помочь, – проговорила она смущенно. – Что мне делать? Правда, я почти ничего не умею, но быстро научусь.

Карие глаза Мейвис радостно блеснули.

– Ах, мисс Серина, пара лишних рук нам не помешает. Если хотите, почистите репу. – Она подвела Серину к лавке, на которой стояла бочка с грязной водой, на дне которой виднелись желтые репы.

– Поскребите их вот так, потом сполосните в чистой воде и нашинкуйте.

Серина с опаской покосилась на длинный острый нож, гадая, что означает слово «нашинковать». Помыть и почистить не так уж и сложно, решила она, кладя свой сверток на стол и снимая плащ.

– Не часто мистер Ник приводит сюда своих друзей. И в первый раз нам предлагают помощь. Я очень рада, что вы пришли.

Серина кивнула и принялась за дело.

– Мне хотелось сюда прийти, – призналась она. И это была правда. Дети наполняли приют веселым жизнерадостным смехом. И это так разительно отличалось от мрачного дома, в котором она провела большую часть своей жизни.

Опустив руки в холодную воду, она бросила неуверенный взгляд на щетку, лежавшую рядом. С ее помощью она почистила корнеплод и вымыла его в чистой воде. Теперь надо снять кожицу и нашинковать. Нож такой острый, а репка твердая как камень, и кожица у нее плотная, как лошадиная шкура.

Серина покосилась на Мейвис, но та командовала служанками, которые разливали содержимое большого котла по кастрюлям. Служанки бросали любопытные взгляды в сторону Серины, но не подходили к ней.

Серина вертела в руках репку, решая, с какой стороны начать ее чистить, как вдруг дверь распахнулась, и по ногам потянуло сквозняком.

– Помочь? – спросил низкий голос у самого ее уха, и она, подскочив от неожиданности, выронила репу.

– Ник! Как ты меня напугал! – воскликнула она, вскинув на него глаза.

– Прости, но я не мог не предложить свою помощь. – Он поднял руки, сдаваясь. – Только не убивай – у тебя такой острый нож!

Ника поприветствовал нестройный хор голосов, и он кивнул служанкам, снимая плащ и треуголку.

– Я покажу этой служанке, как правильно чистить репу, – обратился он к Мейвис, предложившей ему чашку чаю.

Он подмигнул Серине, и она стиснула рукоятку ножа. Нет, она непременно отрежет ему нос, как только ей представится случай!

Ник поднял репку и обмакнул в воду.

– Где ты был сегодня утром? – спросила она, протягивая ему нож.

– А ты по мне соскучилась? – хитро прищурился он, разрезая репку на четыре части. – Так будет легче чистить, – пояснил он.

– Нет, я вовсе не скучала и очень обрадовалась, когда, проснувшись, не обнаружила тебя рядом, – мстительно солгала она.

– Хорошо, что ты не убежала, Серина, хотя я и оставил дверь открытой. Я очень встревожился, не обнаружив тебя дома, и побежал сюда, чтобы проверить, правду ли ты написала.

– Что-то не похоже, чтобы ты запыхался, – буркнула она.

– А я хорошо бегаю, – возразил он, намекая, на свою преступную жизнь.

Серина загрустила. Какой бы благородной ни была цель, он все равно разбойник, презираемый обществом. По-видимому, у нее только один выход: похоронить в душе зарождающееся чувство.

– Когда-нибудь удача тебе изменит, – произнесла она, глядя, как он ловко чистит репу. Когда он закончил, она взяла у него кусочки и прополоскала их в воде. Он протянул ей нож, и она съежилась под его настороженным взглядом. Прикусив губу, она принялась счищать кожицу с репки, молясь, чтобы ненароком не срезать собственную кожу. Но репка чистилась на удивление легко.

– Ты хочешь, чтобы меня поймали? – спросил он, наклоняясь к ней, так что она ощущала на щеке его горячее дыхание.

Она подняла голову. Он смотрел на нее прямо и строго, слегка нахмурив брови.

– По правде сказать, нет…

– Прекрасно! – Он улыбнулся ей своей чарующей улыбкой.

– Но я считаю, что преступник должен быть наказан, – добавила она, очищая еще один кусочек репы. – А ты так не думаешь?

Он помолчал.

– Да… но многие преступления совершаются ради высокой цели или ради хлеба насущного.

– Цель оправдывает средства?

– Я никогда не стану убивать ради того, чтобы стащить кошелек, но мои жертвы не знают этого, когда я направляю на них пистолет.

– Пистолет может выстрелить случайно, и тебя обвинят в убийстве, – заметила она, жалея, что завела разговор на эту скользкую тему. Между ними словно возникла невидимая стена. Что ж, тем лучше. Все равно у них нет будущего. От этой мысли ей стало невыносимо горько.

– Я не всегда заряжаю пистолеты, – холодно возразил он и молча стал чистить репу.

Полчаса спустя работа была закончена. Серина вытерла руки и взяла со стола свой пакет.

– Куда ты идешь? – спросил он.

– Пойду к Верди Джонс – думаю развлечь ее рисованием, – ответила она и, помахав рукой Мейвис, вышла из кухни.

Поднявшись по лестнице, она вошла в лазарет. Верди сидела в постели. Узнав Серину, она расцвела улыбкой.

– А вот и леди пришла! – восторженно вскрикнула она и закашлялась. – Мисс Серина!

Серина улыбнулась девочке. При виде ее бледного личика у нее сжалось сердце.

– Как у тебя дела? Ты выглядишь гораздо лучше.

– Я кашляла всю ночь, мисс. – Девочка подняла головку на тонкой шейке и серьезно посмотрела Серине в глаза. —

Я скоро умру, я знаю. Скажите, Господь превратит меня в ангела?

Слезы подступили к глазам Серины. Она видела, что Верди тает на глазах. Но то, что малышка это понимает, наполнило ее сердце печалью.

– Конечно, если ты умрешь, то станешь ангелочком. Но ты не умрешь. Ты скоро поправишься.

– Нет, не поправлюсь. Нянечки так добры ко мне, и я могу есть столько пудинга, сколько захочу. В жизни столько не ела. Это как в раю. Как вы думаете, может, Господь подает еду на золотых тарелочках? – Верди уцепилась тонкими пальчиками за руку Серины. – Скажите, что да!

Серина погладила прозрачную ручонку.

– На небе не требуется еда. Ангелы пьют небесный нектар, а он намного слаще, чем лимонад.

Верди радостно улыбнулась.

– А я однажды видела ангела. Он стоял вот здесь, рядом с кроваткой, и улыбался. Точь-в-точь как моя мама.

Малышка так убежденно говорила, что и сама Серина готова была поверить в улыбающихся ангелов. Она положила перед девочкой сверток.

– Давай немного порисуем. Я хочу увидеть, как выглядел твой ангел.

Она приподняла подушку и устроила девочку поудобнее. Среди подаренных Ником художественных принадлежностей были бумага и мелки. Серина вручила Верди мелок, и та принялась водить по бумаге неуверенной рукой. Ее большие глаза светились счастьем.

– Я никогда раньше не рисовала.

– А крылья у ангела были? – Серина взяла другой мелок и нарисовала ангела в развевающихся одеждах и с крыльями за спиной, как на церковных фресках.

– Да… белые такие, как у лебедей в парке. – Высунув от усердия кончик языка, Верди робко чертила линии. – У моей мамы были золотые волосы, так мне говорили.

Серина погладила шелковистые кудряшки.

– У тебя такие же, Берди.

– А у папы волосы были черные. Его убили, но я знаю, он был хороший.

Серина с печалью в душе слушала девочку. Одно радует – ребенок верит в добро. И хотя она выросла в трущобах, ее детский взгляд на мир не испортили нищета и зло. И это чудо, которое никак не объяснишь.

Серина пыталась вспомнить, когда сама утратила детскую веру в добро и стала видеть только мрачную сторону жизни. Семейные ссоры постепенно наложили отпечаток на ее характер.

Послышались шаги, и Серина, подняв глаза, увидела перед собой Ника. Как всегда, при его появлении сердце ее подпрыгнуло в груди.

– Ну, как наша больная? – спросил он и сунул руку в карман за кулечком. Вынув леденец, он протянул его девочке, и та радостно защебетала:

– Спасибо, мистер Ник. А я рисую ангела. Мисс Серина говорит, что никогда их не видела.

Ник заглянул через плечо Серины, чтобы получше рассмотреть рисунок.

– Может быть, но зато она видела дьявола, – пробормотал он так тихо, что слышать его могла только Серина. – Я и не знал, что ты так хорошо рисуешь, Берди.

Девочка радостно засмеялась, и Серина улыбнулась Нику. Ангел, нарисованный Берди, представлял собой беспорядочные штрихи и кружочки, но малышка очень старалась.

В наступившей тишине они продолжали смотреть друг другу в глаза, и любовь, как неторопливый ручеек, струилась между ними.

– А ангелы умеют свистеть, мистер Ник?

– Очень может быть, – сказал Ник, потирая подбородок и улыбаясь. – Ангелы могут делать все, что им захочется.

– Когда я стану ангелочком, то буду съедать по сто леденцов в день.

– А ты знаешь, как это много? – спросил Ник, легонько щелкнув ее по носу.

Она покачала головой, и золотистые кудряшки весело затанцевали у нее надо лбом.

– Так много, что у тебя в животике места не хватит. Берди похлопала себя по животу.

– А на небе у всех животы без дна, как ров вокруг тюрьмы.

Ник рассмеялся и сморщил нос.

– Не стоит упоминать вместе тюрьму и небеса. Это прямая дорога в ад, Берди.

– Я знаю, – вздохнула девочка. – Мейвис говорит, что ее сосед мистер Доббинс свалился в ров и пропал, только его и видели. А теперь он подает дьяволу бутылку с джином, когда тому придет охота напиться. Берди легла на подушки, щечки ее горели лихорадочным румянцем. – Я так устала. Мне хочется спать. – Она слабо кашлянула и отвернулась к стене.

Серина, едва сдерживая слезы, гладила золотистую головку, пока девочка не уснула. Потом тихонько встала и собрала бумагу и мелки.

Ник следовал за ней по проходу между кроватками. Серина вытирала глаза.

– Она сказала мне, что умирает.

– У нее чахотка, – грустно вздохнул Ник. – От этой болезни нет лекарства – только покой и сильный организм. К несчастью, Берди очень слаба. И семьи у нее нет.

– Она говорит о смерти как о каком-то приключении. Как жаль, что мы уже не верим в эти сказки.

Ник обнял ее за плечи.

– Ты дольше живешь на свете, и детство у тебя было не из счастливых. Воспоминания терзают твою душу.

– Ее детство не лучше, чем мое. Она выросла в нищете. Берди ничего не ждет от жизни. А мне так много надо успеть, прежде чем я умру.

– А чего ты ждешь от жизни, Серина?

– Счастья, конечно, – не раздумывая ответила она.

– А в твоем счастье найдется место для меня? – серьезно спросил он, глядя ей в глаза.

Она отвернулась.

– Нет, если ты будешь продолжать разбойничать по ночам. Да и счастья мне не будет, пока тот, кто убил моего отца, не предстанет перед судом. – Она взглянула на него. – А пока – только крохи счастья, – добавила она, имея в виду их ночи любви.

– Как бы я хотел тебе помочь, – грустно проговорил он, убирая локон с ее лба. – Если бы только ты позволила мне любить себя – до конца моих дней.

– Ты очень самоуверен. Я сказала тебе «нет» и не изменю своего решения, хотя и признаюсь, что питаю к тебе нежные чувства.

– Чтобы основать сиротский приют в лондонских трущобах, надо обладать немалой верой в собственные силы, – заявил он. – По крайней мере я не веду праздную жизнь, как мой братец-баронет. – Он взял ее за руку и потянул за собой. – Пойдем к Рафу. У него такой несчастный вид.

Серина издалека заметила темные круги под глазами Рафаэля и выражение безнадежного отчаяния на его осунувшемся лице. Сердце ее переполнилось жалостью.

– Он сидит с этой белокурой крошкой.

– Это его дочь.

– А он узнал, как она сюда попала? Ник покачал головой.

– Мне об этом не известно.

Раф поднял голову, не выпуская крохотную ручку. Девочка, бледная как полотно, неподвижно лежала на белоснежных простынях.

– Ей не лучше? – спросил Ник, садясь рядом с другом и ободряюще похлопав его по плечу.

– Она умерла, – хрипло прошептал Раф. – Умерла полчаса назад.

Серина без сил опустилась на стул, и кровь отхлынула от ее лица.

– Чем мы можем вам помочь? Где ее мать?

Раф обратил к ней обезумевший от горя взгляд, и Серина испугалась, что он сейчас закричит и перепугает детей.

– Она мертва, говорю вам! – рявкнул он. – И никто тут не поможет – даже ее мать.

– Но где она? Почему ее здесь нет? Лицо Рафа исказила гримаса ненависти.

– Она бросила ребенка и убежала на континент со своим любовником. Кормилица, которая служила в моей семье, сказала, что узнала женщину, которая принесла сюда ребенка. И меня тоже узнала. – Он провел рукой по лицу, вытирая слезы. – Я ничего, ничего не помню! Если бы я вспомнил, то убил бы того, кто морил мою дочь голодом и держал взаперти на чердаке с самого рождения!

Серина удивленно переглянулась с Ником. Он пожал плечами.

– А ты помнишь, где ты жил, Раф? Кормилица не сказала тебе?

– Она сказала, что я старший сын маркиза Роуэна и, значит, граф… а эта бедняжка – леди Бриджит, ныне покойная. – Он с трудом сдерживал рыдания. – Но если верить кормилице, я погиб на войне, и Бриджит заперли на чердаке вместе с няней. – Он сжал виски. – Если это маркиз отправил сюда Бриджит, я его убью. Клянусь, что убью!

– Я понимаю вашу скорбь, – сочувственно произнесла Серина, – но сначала надо все разузнать, а потом уж действовать.

Раф обхватил голову руками.

– Если меня ожидают подобные новости, – простонал он, указывая на мертвую девочку, – то лучше вообще ничего не знать.

– Это понятно, – кивнул Ник. – Но ты ничего не узнаешь наверняка, если оставишь все как есть.

– Я напрасно вернулся в Англию, – пробормотал Раф. – Надо было остаться во Фландрии и начать новую жизнь.

– Не думаю, что это было бы лучше. – Ник повел друга прочь от бездыханного тела. – Жизнь не бывает легкой. Но пока мы живы, надо бороться.

Эти слова могли бы быть обращены и к ней самой, подумала Серина. Она вдруг поняла, что у нее тоже нет будущего. «Пока мы живы, надо бороться». Эта мысль придала ей сил.

Глава 15

– Чем мы можем помочь Рафу? – спросила Серина, после того как они оставили безутешного отца у маленького деревянного гроба во дворе рядом с приютом. – После похорон, разумеется.

– Я предложил ему помочь разузнать правду о его прошлом, но он говорит, что не знает, нужно ли это. И не уверен, что хочет вернуться в семью. – Ник вздохнул. – На его месте я бы тоже отрекся от родственников, которые уморили голодом моего ребенка.

– Боюсь, он будет мстить.

Ник взял ее за руку, и они вышли на улицу.

– Я в этом почти уверен, но если он совершит убийство, его повесят. – Он бросил на нее проницательный взгляд. – Тебе жажда мести знакома не понаслышке, Серина. Наверное, это первое, о чем ты вспоминаешь, просыпаясь поутру?

– Возможно, – буркнула она, отворачиваясь. Смерть отца опять всплыла в ее памяти. – Мой отец был человеком жестоким, но убийце все равно нет оправданий.

Ник остановил наемный экипаж у Вифлеемской больницы.

– Я собираюсь немного развлечь тебя, дорогая. – Он с театральным поклоном помог ей сесть в карету.

– А куда мы едем? – спросила она, сгорая от любопытства.

– К. моей знакомой модистке. Она сошьет тебе костюм для маскарада, который состоится на следующей неделе. Ты поедешь со мной и будешь веселиться с равными тебе. Они тебя не узнают, и тем лучше для них. Ты будешь присутствовать инкогнито в качестве моей таинственной подруги.

Серина обрадовалась представившейся возможности посетить веселую вечеринку. Она так давно не танцевала и не смеялась.

Через неделю Серина спускалась по лестнице, одетая в маскарадный костюм. При виде се у Ника захватило дух. Он никогда не встречал более прелестной женщины, и никто до сих пор так глубоко не затрагивал его чувств. Он сгорал от желания обнять ее, откинуть прозрачную вуаль с ее лица и целовать – снова и снова.

На ней было широкое блио в средневековом стиле, длинная темно-синяя шелковая туника, великолепно оттенявшая цвет ее глаз и перехваченная в талии позолоченным поясом-цепочкой. Широкие рукава с раструбами ниспадали волнами, на голове красовался венец с вуалью, напоминавший корону средневековых королев.

– Склоняю колени перед величием истинной королевы! – восхищенно произнес он, галантно целуя ей руку.

– Для королевы я слишком мала ростом, – кокетливо улыбнулась она, и от этой улыбки у него сладко заныло сердце.

Он помог ей надеть белую шелковую полумаску и завязал ленточки сзади под вуалью. Ее распущенные волосы струились по его рукам, как нежный шелк. Он зажмурился и вдохнул их аромат.

– А тебе очень идет костюм кавалера, – заметила она, накидывая бархатный, плащ и улыбаясь.

Он элегантно взмахнул шляпой с плюмажем и затем надел ее на голову, украшенную длинным кудрявым париком, модным при дворе Карла II. Прижав руку к груди, он почтительно склонился перед ней, насмешливо блестя глазами.

– Не угодно ли отправиться на бал, ваше высочество? Золотая карета ждет вас, – подчеркнуто торжественно промолвил он.

Серина радостно рассмеялась, и у Ника отлегло от сердца. Все-таки хорошо он это придумал – взять ее на бал-маскарад. Пусть хоть на одну ночь забудет о своих горестях и проблемах и повеселится от души.

Серина откинулась на подушки, сидя в парадном экипаже Левертонов, который Ник одолжил для этого случая. Итан поедет с Делицией и мисс Вайн. Ник немного беспокоился – он не доверял Итану, – но оставить Серину тоже не мог.

Отпускать ее одну нельзя, иначе он сойдет с ума от тревоги. Вдруг она его выдаст? Впрочем, его убежище в Лондоне она не откроет властям – ей это и самой невыгодно.

Скорее всего она никогда на это не решится. Она ведь влюблена в него. При мысли об этом сердце его запело. Он знал, что в его душе она поселилась надолго. Он взял ее за руку, снял перчатку и стал легонько поглаживать ее ладонь.

– Ник…

– Я не могу удержаться. Ты меня околдовала.

– Ник, мне кажется, нам не стоит так вести себя на виду у всех. – Она мягко отняла у него руку.

– Я в отчаянии, – возмутился он, ударив перчаткой по колену. – Вот уже неделя, как ты не подпускаешь меня к себе. Я страдаю. – Он снова взял ее руку, и она ее не отняла.

Серина печально усмехнулась.

– Ты ведь как-то жил без меня. Проживешь и теперь. – Она развернула веер – его подарок – и стала взволнованно обмахиваться.

– Как ты можешь быть такой жестокой, радость моя? Все изменилось – я уже не тот, что прежде. Я наконец нашел даму моего сердца.

– Вряд ли ты так быстро забыл Маргерит.

– Твоя звезда затмила ее на моем горизонте, – напыщенно изрек Ник, лаская ее пальцы. – Уверен, мой друг Чарлз со мной не согласится, но ведь он по-настоящему влюблен в Маргерит и боготворит землю, по которой она ступает. – Он вздохнул. – Всем ясно, что они созданы друг для друга. Я всегда это знал. – Он посмотрел на Серину. – Ты доказала мне, что любовь может преодолеть все преграды. Я не знаю твою фамилию, но мне и не надо ее знать. Меня не интересует ни кто ты, ни откуда ты, ни твое прошлое. Меня интересуешь только ты сама. И сегодня, и завтра, и всегда. И для меня крайне важно, чтобы ты присутствовала в моем будущем. Жизнь без тебя все равно что мир без солнца, темнота и мрак.

Ее веер трепетал, как крылья бабочки, и до него долетал ее аромат. Ник едва не поддался порыву обнять ее и покрыть поцелуями ее лицо.

– Меня удивляет, что ты вообще задумываешься о будущем, Ник. Ты живешь сегодняшним днем, так мне кажется. Я не могу рисковать, не могу связать с тобой свою судьбу. А если у нас родится ребенок? У него ведь не будет ни дома, ни семьи.

– У тебя будет дом, если ты выйдешь за меня замуж.

– Ник, я не хочу об этом даже говорить. И ребенка от тебя не хочу.

– Ты вполне могла забеременеть, – возразил он, почувствовав внезапную нежность. Это было бы чудесно!

Она с треском сложила веер.

– Я не собираюсь больше это обсуждать. Давай смотреть правде в лицо. Я уже все обдумала. Наши отношения не будут иметь продолжения, и скоро настанет день, когда я тебя покину.

– Какая холодная жестокость! Неужели то время, что мы провели вместе, для тебя ничего не значит?

– Нет, значит – и гораздо больше, чем ты думаешь. Но я не могу позволить себе связать свою судьбу с разбойником. Если ты оставишь свое преступное ремесло и убедишь меня, что можешь содержать семью честным трудом, мы вернемся к этому разговору.

Он вгляделся в ее лицо и прочел в ее глазах твердую решимость. Ей тяжело говорить об этом, но она не может поддаться чувству, пока не удостоверится, что у них есть будущее. Он невольно восхитился ее самообладанием. Сам-то он готов забыть обо всем, только бы удержать ее подле себя навсегда.

И она может холодно судить его после всего, что у них было!

– Ты же знаешь, я не могу покончить с ночным разбоем, пока не выплачу долги сиротского приюта. Мне нужно всего несколько тысяч, чтобы расплатиться за залог. И я должен их достать!

Она ничего не сказала, и он разозлился из-за того, что она поставила его перед выбором. Гнев заглушил все остальные чувства, оставив в душе только холод и пустоту. Она такая рассудительная? Ну что ж, он тоже на это способен. Ник выпустил ее руку, но его влекло к ней неудержимо, и он проклинал себя за малодушие.

Впереди показались ворота трехэтажного особняка лорда Хесслера, освещенные факелами. Крышу дома венчал купол, два крыла простирались по обе стороны от главного входа, словно собираясь обнять посетителей. Но в злобных мордах каменных химер в нишах между окнами не было и намека на радушие.

На ступенях крыльца стояли гости в костюмах: Цезарь в белой тоге и лавровом венке, королева Елизавета в платье с фижмами и рыжем кудрявом парике, цыган с цыганкой, домино и маски. На многих гостях были средневековые костюмы, придворный шут звенел бубенчиками на колпаке, одна половина его лица была выкрашена белой краской, другая – черной.

От того что Серина ранила его гордость, Ник неожиданно почувствовал себя чужим в этой веселой толпе. Под руку с Сериной он вошел в сияющий огнями дом. Мажордом не объявлял имена входящих, чтобы не раскрывать их инкогнито. Маски снимут только в полночь.

– Какое великолепие! – восхитилась Серина. Она никогда не видела такой роскоши. Глаза ее перебегали от позолоченной лепнины к обитым шелком стенам и пасторальным картинам на потолке. Хрустальные люстры сверкали, отражая свет множества свечей. – Мне никогда еще не приходилось бывать во дворце.

– Но ты наверняка посещала балы у себя в округе, которые не уступали в роскоши столице.

– Нет… у нас все гораздо скромнее. Здесь просто королевское великолепие.

– Поскольку ты не сказала мне, где находится твой дом, я не могу ни согласиться с тобой, ни опровергнуть, – едко заметил он.

Она раскрыла веер и принялась нервно обмахиваться. Ее пальцы сжали руку Ника.

– Не сердись на меня.

– Твое недоверие оскорбляет меня, Серина. Я уже говорил, что не собираюсь выяснять, кто ты. Но почему бы тебе не назвать свое полное имя и адрес твоих родных?