Бегство в ад

Когда они приблизились к Кулу и ухватили его за плечи, он вновь потерял сознание...

Очнувшись, Кул решил, что бредит. Он лежал в мягкой постели, на прохладных чистых простынях, комнату наполнял мягкий свет ранних сумерек. Его вымыли, покрыли целебной мазью ушибы, на самых серьезных ранах белели бинты. На подносе рядом с кроватью стояли остатки еды – куриного бульона, белого хлеба с маслом и полстакана молока.

Поел он, должно быть, сам, хотя ничего не помнил. Кул понимал, что прошло много времени, и догадался, что проспал не меньше суток. Тело заметно отдохнуло, самочувствие улучшилось, и в нем внезапно проснулась надежда. Его собирались отпустить. И решили привести в норму, чтобы избежать комментариев и критических замечаний по поводу обхождения в местных застенках.

Он закрыл глаза и снова заснул.

Когда он проснулся, за окнами было темно, но комнату освещала слегка затененная лампа. Кул постарался вызвать в памяти что-то волнующее – и всплыло воспоминание о встревоженном маленьком враче, склонившемся над ним со шприцем в руке. Коснувшись левой руки, он ощутил на бицепсе тонкий клочок марли. Его залила странная умиротворенность, он не ощущал ни боли, ни страданий, ни голода. И чувствовал себя прекрасно.

– Педро, – окликнул кто-то.

Он резко повернулся – и увидел Марию Дельгадо. Она сидела в кресле у кровати, в лучах мягкого света лампы мягко светились ее каштановые волосы, мягкими волнами падавшие на обнаженные смуглые плечи. На ней были крестьянская юбка и тонкая белая блузка, которая казалась почти прозрачной. Следившие за ним широко раскрытые глаза были полны нежного сочувствия.

– Бедный Педро, – грустно вздохнула она.

Он смотрел на нее и думал: просто невероятно, чтобы такая прекрасная женщина была так жестока. На миг мелькнула мысль, что она – просто плод его воображения. Но она плавно поднялась с кресла, шагнула к кровати и опустилась рядом с ним; прикосновение холодных длинных пальцев к его лицу было достаточно реальным. Реальным был и запах духов, и мягкое скольжение волос, когда она склонилась ниже. Когда она его поцеловала, горячие груди легли на его обнаженное тело.

– Бедный, бедный Педро.

– Убирайся, – буркнул он.

– Ты так страдал, милый. Это моя вина. Я пришла бы раньше, но дон Луис не позволил. Он меня обманул. И не сказал, что с тобой сделали в этом ужасном месте.

– Я все еще в тюрьме?

– Да. Но я настояла, чтобы тебя перевели в апартаменты коменданта. Капитан Альбразон раздражен, что ты занял его спальню. Но я была очень рассержена всем, что случилось. Поэтому ты здесь.

– Спасибо, – сказал он. – Но все это зря.

– Могу тебя понять, – вздохнула она. – Ты должен меня ненавидеть.

– Ничуть, – возразил он. – Но если выпадет шанс, я тебя убью.

Она улыбнулась и откинула со лба прядь волос.

– Ты нездоров.

– Я знаю, что говорю, – возразил он.

– Нет. Ты измучен и зол. Если я тебе скажу, что я не виновата, что не я решала, ты мне не поверишь. Да я и не жду, чтобы ты поверил. Меня томит печаль воспоминаний о лунной ночи на берегу океана, когда не было ни вчера, ни завтра. Ты помнишь?

– Помню, – буркнул он.

Она смотрела широко раскрытыми и с виду искренними глазами.

– Когда той ночью я сказала, что любила Гидеона, а потом полюбила тебя, я не лгала. Но эта маленькая искра правды затерялась в паутине обмана, которую дон Луис заставил меня сплести. Я все еще хочу тебя, хочу вернуть ту ночь.

– Никак у тебя появился новый план убийства?

– Прошу тебя, не надо. Дон сам приказал Джонсону.

– Но ты подсыпала в вино отраву.

– Как бы иначе я могла уйти, чтобы поговорить с доном Луисом? Той ночью я убедилась, что мы совершаем ошибку, и хотела изменить наши планы, спасти тебя и Гидеона. – В ее голосе звучала мольба. – Скажи мне, Педро, ты тогда любил? В ту ночь, ну хотя бы немного?

– Может быть, – признался он. – Но это было так давно...

– Всего несколько дней назад. Но теперь ты полон ненависти и готов меня убить.

Он лежал, спокойно глядя на нее, и переполнившее его душу изумление не отражалось на исхудалом суровом лице.

– Давай не будем о любви. Поговорим о том, как мне отсюда выбраться.

– Милый, я для того и здесь. Это было совсем нелегко, дон Луис отчаянно возражал. Говорил, во мне берет верх женщина, а это неверно. В его руках все мое состояние, но я не намерена позволить ему управлять моим сердцем. Я так ему и сказала, и он был очень зол. Но у меня своя дорога. Тебя освободят, мой Педро.

– Каким образом?

– Ты должен быть благоразумен. Мы так и не нашли письмо Гидеона, иначе тебя не засунули бы сюда. Я дону Луису сказала, что ты не хуже Гидеона и, может, даже крепче. Он подумал и согласился, что тебя следует освободить под честное слово потом передать нам письмо.

Первой реакцией Кула было подозрение. Он понял: случилось что-то важное, заставившее их пойти на эту уступку. Но возможности выяснить, в чем дело, у него не было. Он убеждал себя не верить ни единому слову Марии, но не мог погасить в себе надежду. Девушка с любопытством наблюдала за ним, кусая губы. В голосе появилась хрипотца.

– Дона Луиса нелегко было уговорить. Он выдвинет множество мелких условий, но это неважно. С другой стороны... – она запнулась.

Кул бросил:

– Договаривай!

– Мисс Джордан, – спокойно пояснила Мария.

– При чем тут она?

– Она укрылась в вашем посольстве. Мы можем захватить ее, если понадобится, даже рискуя осложнениями. Все можно объяснить бесчинствами толпы. Сейчас мы уверены, что письмо у нее. Дон Луис говорил с сеньором Тиссоном, рассчитывая на взаимные уступки; но сеньор Тиссон ничего не ответил. Итак, мы убеждены, что твоя подруга мисс Джордан владеет нужными нам данными. И если ты не будешь благоразумен, возьмемся за нее.

Вот кошка и выпустила стальные коготки, – подумал Кул.

– Не слишком ли ты напираешь на Элис? – спросил он.

– Разве я так ревнива? Вижу, ты ее еще любишь, хотя я так надеялась... – она с улыбкой прервала. – Ты прав. Не время говорить о любви. Позднее, когда ты поверишь в мои добрые намерения, вернемся к этому еще раз. Можем даже снова найти место во времени, когда не будет ни вчера, ни завтра. Я вижу, ты колеблешься.

– Я думаю о Гидеоне, – пояснил Кул. – Я просил разрешения с ним увидеться, но о нем никто не знает. Или дон Луис думает, что может вернуть его мне в гробу и считать, что сделка состоялась?

– Гидеон жив, – поспешно заявила Мария.

– Где он?

– В соседней комнате. Я знала, что ты захочешь его увидеть. Его перевели сюда.

Кул резко сел и опустил ноги с кровати, совсем забыл, что не одет. Он видел, как глаза Марии скользнули по его телу, плотоядно его лаская, но не обращал внимания.

– Дай мне его увидеть.

– Но, Педро, дверь не заперта.

На первом шаге он качнулся и выпрямился на втором. Девушка кинулась было за ним, потом остановилась. Лицо ее стало странным, почти испуганным. Он прошипел:

– Не трогай меня!

– Педро, пожалуйста, ты еще слаб.

– Я достаточно крепок, отойди!

Новые шаги становились все увереннее. Он добрался до двери и нажал на ручку, чувствуя, как та скользит в мокрых от пота пальцах, потом повернул защелку – и дверь открылась. Комната была похожа на ту, откуда он вышел; свет проникал через дверной проем, где он стоял. В полумраке рисовались громоздкие очертания кровати и двух кресел, и белый прямоугольник другой двери. Но в постели никого не было, в креслах тоже. Кул помедлил в дверях и почувствовал, как затихла Мария, стоявшая вплотную за его спиной.

– Гидеон? – позвал он и услышал частое испуганное дыхание Марии. – Гидеон? – позвал он снова.

Кровать и кресла были пусты. Но в углу комнаты, глубоко в тени, что-то шевелилось, и по размерам это мог быть мужчина. Движения, как у тряпичной куклы, скорченные конечности, квакающий голос, безумное лицо, которое повернулось к нему...

Нет, нет!

И снова шарканье рук и ног, бесформенная груда в углу.

Из горла Кула вырвался стон. Это был не Гидеон, это существо не могло им быть!

Он оглянулся на Марию. Та кивнула.

Глава 18

Брат почти обезумел. Позднее Питер ужасался: неужели в подобное состояние хотели ввергнуть и его?

Когда он шагал через сумрачную комнату в сторону человека в углу, то двигался как во сне, сквозь толстую пелену ужаса, с бессознательным почти бесконтрольным отвращением. Когда Кул опустился рядом на колени, человек что-то косноязычно залопотал. Бесцветный голос казался совсем незнакомым, но в то же время странно близким, как и распухшее лицо, блеснувшее в слабом свете, как выхваченные из тьмы глаза, встретившиеся с его глазами.

– Гидеон, – окликнул Питер. – Гидеон!

– Кто ты?

– Это я, Пит, твой брат.

– Здесь?

– Конечно здесь. Я пришел за тобой.

Огромное тело закопошилось, глаза страдальчески прищурились.

– Это обман. Чудовищная ложь.

– Нет. Посмотри на меня, Гид. Это я, Пит.

Глаза изучали его с нарастающим удивлением. Мария коснулась плеча Кула, и словно нажала на спусковой крючок: ярость прорвалась наружу, он не мог сдержать слез горечи и сожаления. Его переполнил весь гнев, на который он был способен. Прикосновение ее пальцев к его обнаженному телу жгло раскаленным железом.

– Отстань, – процедил он сквозь сжатые зубы.

Ее пальцы продолжали гладить его грудь, она часто задышала, он ощущал тепло ее дыхания, когда ее губы коснулись его плеча.

– Ты видел... Теперь ты знаешь. Это не моя вина...

Он отбросил ее руку. Гнев его не знал границ. Она не женщина, она сам дьявол, олицетворение вселенского зла, животного начала, он должен ее уничтожить!

Мария взглянула на его лицо, отпрянула и подняла руку, защищаясь. Страх мелькнул в широко раскрытых глазах. Она попыталась улыбнуться, но улыбка тут же исчезла.

– Педро...

– Я тебя убью!

– Это не моя вина!

Внезапно она повернулась и кинулась прочь, к противоположной двери. Он бросился следом, схватил ее за руку и рванул назад, когда она уже взялась за ручку. Мария вскрикнула от боли, но Кул безжалостно заткнул ей рот. Она безуспешно пыталась вырваться.

– Не смей кричать, – в бешенстве прошипел он. – Даже не пытайся. Не дергайся!

– Ты делаешь мне больно, – заскулила она. – Моя рука...

– Будет еще больнее, прежде чем я с тобой покончу. Как нам отсюда выбраться?

– Там охрана. Ты не сможешь...

– Нет, сможем. С твоей помощью.

Ее глаза остекленели от страха, и вдруг ее тело приникло к нему, словно ища убежище в его наготе. Кул расслышал неясные звуки, будто кто-то барахтался на полу. Звуки шли из угла, где лежал Гидеон. От отчаяния он тяжело вздохнул. Тело девушки продолжало вжиматься в него, она подняла голову. Кул ухватил ее длинные волосы и безжалостно оттянул голову назад, пока шея не напряглась и остро и упруго не проступила гортань.

– Мария, говори, как нам отсюда выбраться?

– Позволь мне уйти! Я...

Неожиданно Мария ловко извернулась и сунула руку под юбку. Кул слишком поздно заметил нож – длинное тонкое лезвие с изящной рукоятью слоновой кости и гравировкой. Он как в тумане увидел ее лицо, свирепое от ненависти и несмотря ни на что прекрасное. Нож целил в него, и он схватил ее за руку, стремясь уклониться. Левая рука девушки впилась ему в лицо. Когда он вырвался и отшвырнул ее в сторону, она взбешенно зашипела. Под ноги подвернулось кресло, и они оба упали.

Под тяжестью его тела она извивалась, как разъяренная змея, тем самым невольно его возбуждая. Вновь блеснул нож. Кул перехватил ее руку и вывернул запястье так, чтобы отвести лезвие, уколовшее в предплечье. Кровь текла по его пальцам, собираясь в ладони.

Ее грудь вздымалась. Она попыталась в него плюнуть, но рот у нее пересох и язык разбух. Он надавил сильнее ей на горло. Она попыталась ударить его коленом, он нажал локтем ей на ребра. Мария вскрикнула, нож выпал из ее руки. Кул успел его подхватить.

Теперь она лежала обессиленная, тонкая белая блузка лопнула, юбка задралась к талии, обнажая тело, застывшее в непристойной позе. На него это не произвело ни малейшего впечатления. Она совсем притихла, лишь тяжело переводила дух. В ее глазах он ничего прочесть не мог.

– Вставай, – велел Кул. – И ни звука, или тебе конец.

– Педро...

– Поднимайся.

Он прислушался к звукам за дверью. В тюрьме было тихо. Их схватка была короткой и бесшумной. Кул следил, как девушка поднималась на ноги; она даже не пыталась прикрыться.

– Где моя одежда? – спросил он.

– В ящике под кроватью.

– Достань.

Она была на удивление послушна.

Пока Кул одевался, его волнение росло; он был на ногах и наконец собирался в путь. Далекий или близкий, все равно. Другого шанса у него не будет.

Девушка не двинулась с места. Ее глаза неотрывно следили за ним. Открылась дверь в другую комнату, и он увидел Гидеона.

– Пит?

– Мы уходим, брат.

– Пит, откуда ты взялся?

– Не думай об этом. Ты сможешь идти?

– Смогу.

– Ты уверен?

– Я чувствую себя гораздо лучше, чем выгляжу.

А выглядел он ужасно. Крупное энергичное лицо опухло от побоев до неузнаваемости. Одежда была изодрана в клочья, вдобавок он хромал. Но улыбка осталась прежней, и голос – тем же самым.

Это был Гидеон. И это было чудо.

– Мария, ты подлая стерва! – процедил он и посмотрел на Кула: – Ты получил мое письмо?

– Все в порядке. Поговорим об этом позже.

– Ты пришел сюда только ради меня, брат?

– Нет, ради расширения кругозора.

– Она тебя сюда притащила?

– Верно, – Кул почти закончил одеваться. Как это было прекрасно – одеться снова! – Пошли.

Гидеон буркнул:

– Она убила Серафину.

– Знаю.

– Дай-ка мне нож, братишка.

– Нет, давай вначале выберемся.

Кул повернулся к девушке. Та замерла, к чему-то прислушиваясь. Теперь услышал и он – долгий жалобный звук гитарной струны, неясный, приглушенный толстыми стенами.

Как будто холодом повеяло в затылок. Кулу это совсем не нравилось. Он подошел к Марии, в ее широко раскрытых ожидающих глазах страха больше не было.

– Скажи нам, как отсюда выбраться. Где выход?

– Я помогу тебе, Педро. Ведь я тебя люблю. Я помогу, – прошептала она.

– Скажи – и только.

– Вы в том крыле тюрьмы, которое выходит к городу. Я говорила, это квартира капитана Альбразона. Камеры, в которых вас держали – на противоположной стороне. Это крыло занимают охранники и офицеры. Здесь же, этажом ниже, камеры для всякой швали – пьяниц, дебоширов и так далее. Всерьез их никогда не стерегут.

– Куда ведет эта дверь?

– В коридор. Там лестница вниз и комната охраны. Справа, если спускаться по лестнице, расположены камеры. Их всего несколько. Прямо – казарма охраны. Дверь слева ведет вниз, в зал, к которому примыкают комнаты для допросов. Оттуда дверь ведет во двор, где стоят полицейские машины. Там есть ворота, но они редко заперты. Можете захватить одну из машин.

Гидеон буркнул:

– Мне это не нравится.

– Она лжет?

– Она всегда лжет.

Мария взмолилась:

– Прошу вас, верьте мне!

Кул бросил нож Гидеону.

– Покарауль ее. Я пойду проверю.

Он подергал дверь. Та не была заперта. Кул осторожно приоткрыл ее и заглянул в соседнюю комнату. Она была освещена несколькими лампами, он заметил полки с книгами, легкие стулья и окно, выходившее в темный двор. Сверху лился лунный свет, но из-за высоких каменных стен самой луны Кул не видел. Внизу поблескивал металл автомобилей. Он разглядел ворота, о которых упомянула Мария. Высокие железные ворота стояли приоткрытыми. Дальше он в темноте ничего не видел.

Снова запела гитара. Непонятно, откуда долетал ее звук. Казалось, отовсюду.

Кул вздрогнул, из окна заметив человека, медленно бредущего через мощеный булыжником двор. Оружие тот нес через плечо, шагал устало и неторопливо. Кул наблюдал за ним, пока тот не скрылся в готической арке на противоположной стороне двора, потом оторвался от окна и торопливо оглядел комнату.

У стены стоял бар красного дерева с большим фигурным бронзовым ключом в замке. Он повернул его и пригнулся, пытаясь отыскать среди бутылок что-то похожее на бренди. Когда он выпрямился, то увидел, что Гидеон уже втолкнул девушку в комнату. Лицо брата под грязью и разноцветными кровоподтеками казалось слишком бледным. Питер протянул ему бутылку.

– Хлебни, тебе это необходимо.

Гидеон сделал из бутылки большой глоток, потом и Кул последовал его примеру. Напиток проложил огненную дорожку в его желудок и образовал внутри теплую заводь уверенности.

– Пошли, – сказал он.

– Но что мы будем делать с этой стервой? – не унимался Гидеон.

Кул колебался. Ему не нравилось лицо Марии – он не понимал, почему она улыбается. Гитара теперь звучала не переставая, но мягко, нежно. А он никак не мог решиться. Тогда Гидеон решил проблему сам. Когда его кулак обрушился на ее челюсть, зубы лязгнули. Она молча осела на пол, и он не поддержал, не прикоснулся, лишь с отвращением следил за ней.

– Знаешь, что делают со змеей, Пит? Ее убивают. Ломают ей хребет. Вот так я должен сделать с ней. Я не хочу, чтобы она легко отделалась. Не хочу ее отпускать.

– Потом, – успокаивал Кул.

– Мне это не нравится, Пит. Я чувствую...

– Посмотрим, – буркнул Кул.

Питер пересек комнату и на миг приложил ухо к замочной скважине. Невидимая гитара умолкла, он ничего не слышал. Гидеон стоял за ним с ножом в руке. Мария Дельгадо на полу не шевелилась. Он смотрел на нее до тех пор, пока не заметил, как ровно вздымается ее грудь, и тогда он тихо и осторожно повернул ручку.

В комнату ударил яркий свет. Коридор заметно контрастировал с роскошной обстановкой и апартаментов Альбразона. Типичная тюрьма с плиточным полом и каменными стенами монотонного серого цвета. В дальнем конце, рядом с железной дверью, стояли стол и стул. Спиной к ним там сидел охранник. До него было около двадцати футов, но он не шевельнулся, когда они вышли из комнаты. Гитара все еще молчала.

Гидеон коснулся руки Питера, сделал знак отойти в сторону и шагнул вперед с ножом в руке. От часового их отделял десяток футов, когда тот их услышал и повернулся на стуле. Сначала он ничего не понял, потом заметил нож в руке у Гидеона и схватился за пистолет, висевший в кобуре. В его горле начал зарождаться крик, но так и не прозвучал – Гидеон стремительно метнулся к нему и с хрустом вонзил нож по самую рукоятку. Лицо охранника обмякло, казалось, он уставился вниз, на смертельную рану. Переносица у него была заклеена пластырем, и Кул узнал того молодого охранника, который безжалостно его пытал – садиста, которому он изловчился разбить нос.

Кул привалил тело к спинке стула – охранник умер раньше, чем он отошел.

Гидеон забрал пистолет и отдал его Питеру. Он тяжело дышал, пот смешивался с грязью, накопившейся за долгое пребывание в тюрьме. Кул внимательно следил за братом, открывшим железную дверь. Надо было ему глотнуть побольше бренди...

Как и говорила Мария, за дверью была лестница, ведущая вниз. Часы на стене – вот что он увидел впервые с тех пор, как его собственные разбились – показывали 10. 30. Братья остановились на верхней площадке и прислушались. К ним долетали голоса, похабный хохот охранников, пьяное хныканье в одной из камер внизу. Лестницу освещала одинокая голая лампочка, свисавшая с потолка примерно посредине лестничного марша.

У Кула было странное чувство, что за ними следят. Он оглянулся – из апартаментов Альбразона не доносилось ни звука. Мертвый охранник откинулся на спинку стула, как будто спал. И никаких следов тревоги.

Пистолет охранника оказался тяжелым кольтом сорок пятого калибра, американская армейская модель. Он удобно ложился в руку. Кул снял его с предохранителя, прежде чем начал спускаться по ступеням впереди Гидеона.

Колени его подрагивали. Кул знал, что тело может его подвести, – слишком много пришлось ему вынести. Оставалось надеяться, что Гидеон сумеет продержаться, пока они захватят машину. Если они захватят машину...

Питера не оставляло ощущение, что за ними наблюдают.

За лестницей был небольшой коридор, за ним – комната охраны. Из тени они видели лишь небольшую ее часть. Стояла тишина. Если там кто-то и был, то он ждал молча.

Они немного подождали. Тишина.

Опять запела гитара, на этот раз громче, но не из комнаты охраны. Гитарист запел. Голос звучал приглушенно, но Кул его узнал. Тот самый голос слышал он во время ужина в имении Дельгадо.

Кул вошел в комнату охраны. Пусто. За двумя столами – никого. Дверь между столами приоткрыта, но за ней темно и ничего не видно.

Гидеон тронул его за руку.

– Смотри, брат.

Кольцо с ключами лежало на ближайшем столе. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Одна и та же мысль возникла у обоих.

– Проверь пистолет, Пит, – прошептал Гид.

Кул вытащил обойму. Пусто. Он оттянул ствол – но и в патроннике ничего не обнаружил. Они переглянулись.

– Вот это ситуация, – хмыкнул Гидеон. – Здорово мы вляпались.

– Не все еще потеряно.

– С самого начала все было подстроено, брат. Это старые испанские штучки – застрелить при попытке к бегству.

– Я знаю.

– Давай вернемся и возьмем Марию. По крайней мере...

– Нет, – возразил Кул. – Подожди.

Он заставил себя замереть и прислушаться.

Вокруг них раздавалось множество звуков обычной тюремной жизни: шаги охраны по каменному полу, обрывки разговоров слева, где, по словам Марии, располагались казармы охраны; пьяные вопли арестантов из камер справа. И за всем этим – странное безмолвие, терпеливое ожидание, непрестанное наблюдение.

Он взял кольцо с ключами со стола; ключи слабо звякнули. Будто услышав этот звук, гитарист заиграл громче. Теперь Кул понял, что музыка доносится из камер. Он сделал знак брату и стал спускаться в полутьму.

Эта секция тюрьмы была относительно современной; ее всегда с помпой демонстрировали разным инспекциям. Кул сомневался, многие ли знали о темницах в другом крыле. На потолке горели лампочки в проволочных сетках, вдоль коридора тянулись зарешеченные двери камер. И еще одна дверь виднелась в конце коридора.

Они двигались в направлении, противоположном тому, которое указала Мария. Теперь, когда они знали о западне, этот путь мог оказаться безопаснее.

Первые две камеры были плотно набиты храпящими людьми. В третьей рыдал горький пьяница, сухопарый мужчина с огромными черными усами. А в следующей их поджидал гитарист.

Кул замер – это был Альфонсо, брат Фернандеса.

Длинное лошадиное лицо ухмылялось, но гибкие пальцы продолжали тревожить струны гитары. Пьяница встал и что-то затараторил, но Гидеон машинально повернулся к его камере с ножом в руке, усач тут же задрожал и притих. Кул взял кольцо с ключами и нашел тот, который подходил к камере Альфонсо. Пока он возился с дверью, гитарист продолжал наигрывать.

– Благодарю, сеньоры, – прошептал Альфонсо. – Я надеялся, что вы узнаете мою музыку. Она предназначалась для моей девушки, но Мигель велел мне напиться и угодить сюда, чтобы с вами встретиться.

– Так это план Мигеля?

– Верно. Вас собираются прикончить. Охрана поджидает во дворе. Для них это большая шутка. Я слышал, как им ставили задачу, и мои пальцы просто онемели от страха. Но Мигель поручил мне все время играть, чтобы вы знали, что я здесь.

– Ты был несколько дней назад в имении Дельгадо?

– Пять ночей, сеньор. Там служит моя Лиза. Удобно, верно? Но теперь нам нужно поторапливаться...

Гидеон буркнул:

– Черт, это верно.

– У вас хватит сил, сеньоры?

– Пошли, – сказал Кул.

Альфонсо взял ключи.

– Пойдемте. Я прекрасно знаю это место. Мигель всегда твердит, что выпивка меня погубит, но кто не знает, что нет худа без добра! Если бы я не пил и не дрался в пьяном виде, не стал бы регулярным клиентом этого заведения. Отсюда нужно убираться побыстрее. Они еще пожалеют, что оставили ключи.

Высокий изможденный человек повел их мимо камер в конец коридора, подальше от казарм охраны. Альфонсо нашел ключ, которым открыл дверь. За ней было темно, но Альфонсо осторожно прокладывал путь, явно хорошо ориентируясь. Кула удивили нагроможденные до самого потолка коробки и ящики; они шли через настоящий склад, хотя запасы, находившиеся здесь, намного превышали потребности тюрьмы. Жаль, не было времени остановиться и исследовать содержимое ящиков – сверху донесся женский вопль.

Альфонсо остановился.

– Мария?

Кул кивнул.

Альфонсо фыркнул:

– Нужно было ее прикончить.

Тюрьма зашумела, как будто все, кто спал, проснулись и засуетились. Раздался топот, крик, приказы. Мария вопить перестала, зато начали кричать заключенные, причем все громче и громче, грохоча мисками по решеткам камер. Альфонсо тяжело вздохнул.