полная версияДознание... Роман о маркизе де Саде
Я с детства интересовалась вопросами этики. У Сартра я почерпнула мысль о том, что свобода и ответственность неразрывно связаны друг с другом. Де Сад и Сартр ставят перед читателем одну и ту же дилемму: если мы живем в безбожном мире, то как нам себя вести? Каждый по-своему, оба писателя показывают, что нравственная пустота ведет не к свободе, а к кошмару и смерти.
(СТ): Поэтому «Дознание веерщицы» не столько исторический роман, сколько роман об идеях де Сада?
(РД): Как вы знаете, есть множество способов интерпретировать историю. Несмотря на то что мой роман основывается на исторических реалиях и тщательном изучении материала, он не маскируется под историю как таковую. Напротив, в нем выведена возможная реальность, параллельная реальность, в которой идеи действительно можно исследовать.
(СТ): В одном из своих эссе вы описали, как живший в XVIII столетии физик Роберт Хук, глядя в микроскоп, зарисовывает невероятно увеличенную блоху. То же делает для нас и де Сад? Показывает нам порок с большой буквы?
(РД): Когда веерщица читает де Сада в первый раз, она приходит в ужас и с отвращением от него отворачивается. Но потом она осознает, что его виденье ада в действительности виденье опасностей, которые грозят всем нам. Она решает, что для того, чтобы выжить, необходимо «посмотреть в лицо тигру». Сама я считаю, что если мы решимся присмотреться к гипотетической реальности де Сада внутри каждого из нас, у нас появится шанс выжить. Что если бы мы внимательно прочли де Сада, то, возможно, были бы готовы к возможности холокоста и сумели бы вовремя его предотвратить.
(СТ): Как рисунки Хука, ваша книга также завязана на пристальный взгляд, или, точнее, воображение.
(РД): Я не только писательница, но и художница и поэтому много времени провожу, разглядывая то, что меня окружает: предметы, ландшафты, картины, лица людей. Поскольку напряженное разглядывание ведет к напряженным размышлениям, мой слог всегда опирается на зрение.
Помню, в возрасте шести лет я нашла замечательное синее яйцо малиновки и положила его в коробочку с ваткой. Каждое утро я бегала посмотреть, не вылупился ли из него кто-нибудь за ночь. Однажды утром оно исчезло. У моих родителей накануне была вечеринка, и мама показала яйцо гостям, чтобы их развлечь. Кто-то шутки ради раздавил его между ладоней. В этом яйце для меня заключался огромный смысл: оно воплощало жизнь, дикую природу и красоту. Думаю, в то утро я начала задумываться о нравственности.
В «Дознании веерщицы» веер – могущественная сила, пронизывающая всю книгу, и не только потому, что книга посвящена веерщице, но и потому что она посвящена сексуальности и раздумью: открытию и закрытию тел и умов. Подобно уму и человеческому телу, веер очень хрупок. Как вам известно, открывать себя миру рискованно. Так же рискованно, как и необходимо. Жизненно необходимо.
Могу добавить, что огромной силой обладают также книги, к которым мы возвращаемся по многу раз. Их сюжеты, описанные в них предметы расцвечивают и слова автора, и наши собственные воспоминания. Тут мне приходит на ум магическая книга «Десять тысяч вещей» Мари Дермю.
(СТ): Значит, повествование вы рассматриваете как некий шкафчик, в котором хранятся те или иные предметы?
(РД): Думаю, романы сродни первым «кабинетам диковин», набитым вещами, которые показались коллекционеру занимательными, но остаются разрозненными. Забавного вида рог может лежать на полке рядом с диковинным древесным наростом, двуглавой змеей в бутылке, любопытной вышивкой, редкой раковиной. И все же это странное собрание может многое рассказать о мире, пусть только о том, что творится в душе коллекционера!
(СТ): В качестве аналогии мне приходит на ум одно место из Данте, где логика тоже ассоциативная, а не рациональная: Господь в его хрустальной сфере выступает как отражение Сатаны, его негатив. Один – антипод и пародия другого, но, как в ваших романах, персонажам иногда зачастую трудно определить, где добро, а где зло.
(РД): Де Сад зачастую пародия на самого себя, и именно эта «отстраненность» и делает его в конечном итоге человечным. В своих мечтах он – монстр, а в жизни – недотепа, атеист, которому, чтобы получать удовольствие в постели, необходимы всевозможные католические нараферналии. Однако он мечтает о свободе, и в основе моей книги «противостояние» Сада и епископа Ланды, человека в самом деле уничтожившего целый мир: кто истинный монстр?
Я писательница, потому что написание текстов позволяет мне мыслить глубже. Процесс письма, если оно скрупулезное и решительное, заставляет не только писателя, но и читателя забираться в неожиданные и зачастую опасные места. Посметь взглянуть в лицо парадоксам в нас самих – и страх, и тайна, и наслаждение прочтения и написания книг одновременно.
(СТ): Это выглядит как антитеза обычному употреблению слов. Позвольте, я процитирую другое ваше эссе: «Можно сказать, что литературный вымысел имеет свою функцию. А заключается она в том, чтобы освободить первозданную ярость языка от шелухи повседневного использования».
(РД): Я много думала о том, что делают с языком политика и реклама, а ведь в нашей стране политика все больше становится разновидностью рекламы. Одно дело – естественное изменение языка, в конце концов, язык никогда не бывает статичным, но постоянно видоизменяется; совсем другое – когда слова высасывают досуха и лишают смысла.
(СТ): В уста де Сада вы вкладываете следующие слова: «И мне начхать, если от моих изобретений, не в пример гильотине, нет "пользы"». Выходит, странность и полезность – это необходимые качества литературы?
(РД): С одной стороны, нет ничего полезнее того, что заставляет нас мечтать и позволяет нам изменяться, становиться богаче. Искусство тоже обладает такой чудесной способностью. Но с точки зрения нашей, склонной к идеосинкразиям культуры, где что-то ценится только тогда, когда на нем можно сделать деньги, искусство бесполезно. Я утверждаю, что пусть искусство и «бесполезно», оно тем не менее абсолютно необходимо.
(СТ): Так как же вы совмещаете это со способностью языка высвобождать страшнейшие разрушения, геноцид, темную сторону всего того, что вы защищаете?
(РД): Разумеется, меня интересует язык и возможность использования его во вред. Обращение с языком требует большой осторожности. Одна из разновидностей такой осторожности, на мой взгляд, писать книги, в которых я исследую, что случается, когда посредством «хорошего» довода даже самые худшие поступки обретают силу и оправдание.
(СТ): Писательницы-феминистки нередко указывают, что личное есть одновременно и политическое, и в судьбе Габриеллы и де Сада вы как будто продемонстрировали эту идею.
(РД): Я живу с психоаналитиком. Некоторое время назад среди его пациентов был один трансвестит, который считал, что у него нет другого выбора, кроме как решить, к какому полу себя отнести, и пойти на операцию. Почему бы – вместо того чтобы подвергать человека ужасам и риску такой операции – не придумать общество, которое отказалось от уничижительных стереотипов и допускает возможность существования бесконечного числа полов. Не быть принужденным ограничивать себя, бесконечно сомневаться в официальных стереотипах, значит хотя бы отчасти вернуть себе рай.
(СТ): Что ж, де Сад и был тем, кто поколебал официоз.
(РД): Что да, то да!
(СТ): На «плохих парнях» сюжет строится, а?
(РД): «Плохие парни» дают писателю где развернуться. Поднимают ставки. Я пристрастна к тем, кого французы называют литературными безумцами. В восемнадцатом веке таких было множество. Они спорили о приезде ангелов, об академическом языке и о том, способны ли звезды мыслить.
(СТ): В одном из эссе вы писали: «В раннем детстве я была заражена змеиным ядом языка». Более всего в этом утверждении меня заинтересовало размывание границ между телом и языком. Это снова возвращает нас к вашему роману.
(РД): Я писала про одно из моих самых первых воспоминаний. Я открыла букварь, и буква «п» оказалась зависшей над цветком пчелой. Картинка так на меня подействовала, что я была очарована, а еще я почувствовала жжение от укуса. С тех пор книги воздействовали на меня не только на интеллектуальном, но и на уровне физических ощущений. Те книги, которые я пишу, – это те самые, которые я читаю.
Примечания
1
Побеги (букв.) (фр.). – Здесь и далее примеч. пер.
2
Султаны (букв.) (фр.).
3
мастерская (фр.).
4
ручная веялка (букв.) (лат.).
5
Флабеллум (букв.) – маленькое опахало (лат.). Под этим названием веер перешел от этрусков к римлянам (комедия Теренция «Евнух») в Средние века флабеллуму придавали мистическое значение. («Апостольские конституции»).
6
Лак Мартен (букв.) (фр.) – этим термином обозначали популярный в XVII—XVIII вв. лакированный веер, не имеющий «подложки», а состоящий только из расписанных маслом пластин слоновой кости.
7
ягодицы (фр.).
8
комитет (фр.).
9
Комитет по надзору Парижской Коммуны. – Здесь имеет место допущение или ошибка автора: во времена Французской буржуазной революции он назывался Комитетом национальной безопасности.
10
анис де Флавиньи (фр.).
11
сладкий мой друг (фр.).
12
вот так-так! (фр.)
13
зеленая (букв.) (фр.).
14
фарш из кардинала (фр.).
15
суфле из аббатисы (фр.).
16
моя милая (фр.).
17
увы (фр.).
18
Допущение или ошибка автора: на этом этапе Французской буржуазной революции это учреждение называлось Конвент.
19
пастилки (фр.).
20
Здесь: ажурный, со множеством отверстий (фр.).
21
головокружение (лат.).
22
черная магия (фр.).
23
Здесь имеется в виду «Энциклопедия» Дидро.
24
Перевод А.Н. Тарасова.
25
Прекрасная моя оливка, зеленая моя (фр.).
26
кислая капуста (нем.).
27
Франкфуртские сосиски (нем.).
28
Полукопченая франц. колбаса из свинины или оленины, отличается от обычных колбас тем, что фарш не набивается в синюгу, а оборачивается «тестом» из шампиньонов и лука.
29
испанская сырокопченая колбаса.
30
сладкой Франции (фр.).
31
Перевод А.Н. Тарасова.
32
слоеные корзиночки (фр.).
33
истинном Гримуарии (лат.).
34
Перевод А.Н. Тарасова.
35
ясновидящих (фр.).
36
Здесь: геев и лесбиянок (фр.).
37
следовательно (лат.).
38
Святая Мария, к тебе взываю! (исп.).
39
Здесь: амулетами черной магии (лат.).
40
Здесь: противоестественным способом (лат.).
41
Мексиканское блюдо, пирожок из толченой кукурузы, мяса и красного перца.
42
Жадности Животной (лат.).
43
Тщеславие Тщеславнейшее (лат.).
44
Завистью Завистнической (лат.).
45
мужеподобные и воинственные (исп.).
46
Здесь: крепкая глотка! (фр.)
47
лесбиянок (фр.).
48
Здесь: человек, стоящий вне общественных норм (фр.)
49
амазонка (фр.).
50
черная (фр.).
51
знатных дам (фр.).
52
фелляции (лат.).
53
Солнечная (фр.).
54
Великая Глупость (фр.).
55
произведение искусства (фр.).
56
Намек на «гору» в Законодательном Собрании.
57
Здесь: чудной (фр.).
58
Здесь: чудачествами (фр.).
59
«Гниющий телом и бродящий духом» (лат.).
60
Здесь: потаскуха (фр.).
61
Здесь: да, да! (фр.).
62
депутат (фр.).
63
Здесь: без лишних слов (фр.).
64
сорочек (фр.).
65
Здесь: сношенье (фр.).
66
мягкий шанкр (фр.).
67
куртизанки (букв.) (фр.).
68
Здесь: любовника-мужчины (фр.).
69
ботанический сад (фр.).
70
Куртка с металлическими пуговицами, одежда революционеров эпохи Французской революции 1789—1794 гг.
71
Здесь: ну так как же? (фр.)
72
Экипаж с крытым верхом (фр.).
73
Мегаломания – чудесное слово и, несомненно, ее собственного изобретения. – Примеч. автора этих записок. – Хотя вообще-то это просто мания величия. – Примеч. ред.
74
Невзирая на свое прославленное остроумие, Олимпа де Гуг на момент этого происшествия была неграмотной и едва умела читать и писать. Подумать только, она все надиктовывала! – Примеч. автора этих записок.
75
Болотная вода не бывает ни здоровой, ни чистой и не пригодна для питья (фр.).
76
осведомитель (фр.).
77
труд (фр.).
78
Да. Но… (фр.).
79
Папой никогда! (фр.).
80
Согласно учению одной из раннехристианских сект, глава духов высшего Царства света; его изображение часто встречается на геммах и амулетах: существо с человеческим туловищем и петушиной головой, вместо ног – две змеи, в руках Абраксас держит щит и меч.
81
токсичность (фр.).
82
наслаждения (фр.).
83
рагу из зайца (фр.).
84
паштет из гусиной печенки (фр.).
85
дурно одет (фр.).
86
палисандрового дерева (фр.).
87
Юный (букв.) (фр.).
88
Здесь: ну, разумеется (фр.).
89
Персонаж романа Дж. Свифта.
90
«Золотой зад», «Серебряная мшавина», «Королевский зад», «Мандрагора» (фр.).
91
Травников, также сборников заклинаний (фр.).
92
Алле оп! Хоп-ля! Гол! Гоп! Гоп! (фр.).
93
острота (фр.).
94
против воли (фр.).
95
оладьи (фр.).
96
Перевод А.Н. Тарасова.
97
сладострастие (фр.).
98
бесстыдной распутницей (фр.).
99
мое почтение (фр.).
100
«Рабство негров» (фр.).
101
плантаторы (фр.).
102
маршал (фр.).
103
дело об ее аресте (фр.).
104
друзья мои (фр.).
105
Здесь: пылом (фр.).
106
неторопливость (фр.).
107
аббатом (фр.).
108
Здесь: с волосатыми ляжками (фр.).
109
любовное бешенство (лат.).
110
«Кюре и дролесса», «Ловкий подход», «Большой калибр» (фр.).
111
Здесь: с волосатым лобком (фр.).
112
Здесь: небольшой массаж (фр.).
113
мсье маркиз (фр.).
114
в тесте (фр.).
115
Здесь: местное лакомство (фр.).
116
мой член (фр.).
117
Здесь: с волосатым лоном (фр).
118
великолепная (фр.).
119
«чертенята» (букв.) – разноцветные леденцы (ит.).
120
глупость (фр.).
121
поимел в зад моего слугу.
122
ремесло (фр.)
123
Здесь: девками (фр.).
124
Примеч. автора этих заметок: Ее ярость, зависть, ложь и преувеличения Рестифа, а также желчь этого бесполого Робеспьера, надувшегося, будто в заднем проходе у него кочерга, более, чем мои собственные действия, более, чем мои вымыслы, повинны в моем вечном заточении.
125
гренадерам (фр.).
126
Здесь: папочка (фр.).
127
Здесь: тем лучше! (фр.).
128
как можно скорее (фр.).
129
в ней была одна изюминка (фр.).
130
Какой странный этот муженек! (фр.).
131
ущерба (фр.).
132
сапонария (фр.).
133
тайны (фр.).
134
Перевод А.Н. Тарасова.
135
Перевод А.Н. Тарасова.
136
репертуар (фр.).
137
Да здравствует Свобода! (фр.).
138
Перевод А.Н. Тарасова.
139
Ваш друг (фр.).
140
Высшее должностное лицо в Древней Греции.
141
Кампешевое дерево; родина – Центральная Америка; древесина имеет ярко-красную окраску, под воздействием воздуха темнеет до сине-фиолетового.
142
Официальное название инквизиции.
143
огнем радости (фр.).