В этот раз – навсегда

– Мире, – сказал он одновременно с Эмили, и они рассмеялись.

– Сначала кладешь на него одеяло, – сказал дед новоявленному ковбою. Он объяснял все, что делает, и Трейси находила это намного более интересным, чем Джексон, которому не терпелось скорее оказаться на лошади и поехать, как Эмили. Когда дед закончил, он велел Джексону сидеть в седле спокойно, аккуратно сжать коленями бока лошади и немного цокнуть языком. Он показал ему, как натягивать поводья, чтобы заставить животное ехать в нужную сторону.

– Хочешь, чтобы я провел его раз-другой по пастбищу? – спросил дед.

– Нет, – твердо ответил Джексон. – Но ты забыл еще кое-что мне рассказать. Я должен наклониться и поцеловать гриву и прошептать ему на ухо, как сильно я люблю его, потом приласкать, прежде чем мы поедем, и делать так каждый раз, – серьезно произнес он.

– Это верно, мой мальчик, я и забыл, – кивнул дед. – Возможно, это самая главная часть.

Трейси задержала дыхание, как всегда, когда нервничала. Не отдавая себе отчета, она схватила Остина за руку и сжимала ее, пока у него не заболели пальцы, но не произнесла ни слова. Когда пони начал двигаться и Джексон не упал, она ослабила свою хватку, но он не выпустил ее руку. Он держал ее так же, сильно, как и она его. Когда Джексон повернулся в седле и помахал ей, она с шумом выдохнула долго сдерживаемый воздух, выдернула руку и замахала ему в ответ.

– Не волнуйся, Трейс. – Остин положил ладонь ей на талию. – Он прирожденный наездник. Отец говорит, я был таким же, когда мне было столько, сколько ему.

– Остин, ты умеешь ездить на любом животном. – Эндрю с гордостью процитировал список верховых достижений Остина. – У него был пони, когда ему было шесть, но перед этим он ездил на баране в местном родео. Выиграл трофей в пять лет. Накрутил поводья на одну руку, как делают все ковбои, поднял другую и вперед. Джексон будет в порядке, Трейс. Он Миллер, а Миллеры рождены с чувством седла. И кроме того, твой отец купил ему маленького, спокойного пони, так что ни о чем не тревожься.

Трейси засмеялась:

– Я Уокер. Уокеры рождены для беспокойства. Думаю, я пойду в дом, выпью ледяного чая с твоей мамой, – обратилась она к Остину. Она посмотрела, как Джексон пару раз объехал пастбище, не свалившись и не разбив голову, и знала, что его новый дед будет смотреть за ним не хуже, чем Папа Джек.

Трейси открыла легкую деревянную дверь в деревенскую кухню – огромную комнату, заставленную буфетами. Ваза с подсолнухами стояла посередине длинного деревянного стола, занимавшего большую часть помещения. Элли тщательно разминала тесто в огромной кастрюле.

– Заходи, девочка. Чай в холодильнике. Лед – в морозильнике. А стаканы прямо здесь, в буфете. – Она кивнула на шкаф справа от себя. – Угощайся и мне тоже налей стаканчик. Готовлю булочки к обеду. Остальное семейство соберется, как только они закончат с делами. Мы так рады, что вы с Джексоном приехали повидать нас. – Она скатала тесто в шар и начала отщипывать маленькие кусочки, раскладывая их ровными рядами на смазанном жиром противне.

– Спасибо. – Трейси налила два стакана чая. – Тесто пахнет просто изумительно.

– Хлеб всегда так пахнет. Мальчишки всегда любили возвращаться из школы и чувствовать, как пахнет домашним свежеиспеченным хлебом, – сказала Элли. – Прежде чем я займусь обедом вплотную, хочу сказать тебе, как я рада, что вы с Остином наконец нашли друг друга после стольких лет. Боже, я почти поставила крест на нем в то Рождество шесть лет назад. Никогда с ним не было никаких проблем, и вдруг совершенно неожиданно он запил, да еще с этой жуткой Кристал. А потом заходит в эту дверь и заявляет мне и отцу, что он женится на ней. Мы говорили Остину, что поможем ему и ребенку всем, чем только понадобится, и отговаривали его жениться на ней. Но он был твердо настроен сделать то, что полагал честным поступком.

– Все это в прошлом, – сказала Трейси.

– Да. Благодарение. Господу, – отозвалась Элли. – Но я хочу, чтобы ты поняла, как мы смотрим на эту ситуацию. Кристал сразу оставила его с Эмили, как ты знаешь. Я пытаюсь заменять ей мать, как могу, но это не просто. Она скоро подойдет к тому моменту, когда ей понадобится настоящая мать, так же как и Джексону нужен настоящий отец. Я так рада, что вы с Остином помолвлены. Ты знаешь, Остин никогда не будет целым человеком без тебя. Он завершил образование, он прекрасный отец своей девочке, но этого ему всегда было мало. А вот с тех пор, как вы снова нашли друг друга, он буквально ожил и снова шутит с нами, как прежде. Боже мой, он был просто пустой оболочкой без сердца внутри, пока ты не вернулась в его жизнь, Я просто хотела сказать тебе это, пока не собралась вся родня.

– Миссис Миллер… – Трейси не хватило духу сказать ей, что их помолвка – плод слишком пылкого воображения ее сына. – Спасибо, миссис Миллер.

К тому времени, как прибыли все семьи, столы на кухне и в гостиной были заставлены кастрюлями, подносами, противнями. Трейси даже не знала, видела ли она когда-нибудь за всю свою жизнь столько еды одновременно. Молли всегда много готовила на праздничные приемы, но это ведь был обычный субботний семейный обед. Или это в честь нее и Джексона?

– Вы часто такое устраиваете? – спросила она Келли, приходившейся Остину – Трейси почти была в этом уверена – невесткой.

– О, по меньшей мере раз в месяц, иногда дважды или трижды. Дети любят приезжать по субботам повидать бабушку и дедушку. Иногда деду надо убрать сено в сарай или собрать немного хлопка, тогда мальчики помогают. Тифф и Стеф умеют водить трактор и комбайн не хуже мальчишек. Иногда бабушке надо заготовить на зиму зеленую фасоль или маис, тогда мы все помогаем. А если здесь помощь не нужна, то все собираются у одного из нас, чтобы помочь. Это обычное семейное дело, я так считаю. Между прочим, Джексон очаровательный мальчик. Я так и вижу, что он будет выглядеть точь-в-точь как Остин, когда немного подрастет. Люди всегда говорят, что Остин и Даллас очень похожи. – Келли понизила голос и прошептала: – Но Остин все же красивее. Только не говори Далласу, все же мне в постель ложиться с ним, – захихикала она.

Трейси снова рассмеялась. Миллеры обращались с ней, как с членом семьи, хотя она едва могла запомнить все их имена. Она не могла припомнить, ощущала ли когда-нибудь в целой жизни себя более желанной. Ровно в двенадцать Элли вышла на заднее крыльцо и зазвонила в старомодный обеденный треугольный колокол. Когда мужчины и дети прошли в заднюю дверь, она велела им побыстрее вымыть руки и причесаться, а то, она уверена, Джексон умирает с голоду.

Четырнадцать взрослых расселись за кухонным столом, который гнулся под тяжестью еды. Двенадцать детей в возрасте от шести до двадцати одного года расселись вокруг двух больших складных столов, поставленных в гостиной.

– Энди, теперь можешь прочесть молитву. – Элли склонила голову, и все последовали ее примеру.

Остин сунул руку под стол и взял Трейси за руку, пока его отец читал молитву, вознося слова благодарности за день, за пищу и за нового члена семьи – Джексона.

Глава 13

Примерно около полудня в пятницу на следующей неделе Трейси позвонили из детского сада, чтобы она приехала и забрала сына. И еще медсестра просила ее передать мистеру Миллеру, что у его дочери Эмили на шее появились красные пятна и поднялась температура. Прежде чем уехать, она оставила Остину сообщение, что дети все же слегли с ветряной оспой.

Она сразу увидела, что Джексона лихорадит, как только приехала. Щеки его горели, и глаза были не такими оживленными, как обычно, но Эмили выглядела просто ужасно. Трейси прикоснулась к ней – девочка вся горела, а когда они добрались до машины, свернулась клубком на заднем сиденье и положила головку на подлокотник.

Когда же они попали домой, Джексон не помчался вверх по ступенькам с обычной резвостью, а Эмили и вовсе с трудом передвигала ноги. Трейси посадила ее в теплую ванну и добавила в воду специальную пудру на овсяной основе, которую аптекарь рекомендовал для успокоения зуда. Она несколько минут обливала водой ее спину, где насчитала около сорока пузырьков, потом надела на нее самую тонкую и мягкую пижаму Джексона и понесла в кровать.

– Я плохо себя чувствую, мама, – пробормотала она, свернувшись у Трейси на плече.

Неужели Эмили действительно назвала ее мамой?

– Я позвоню доктору Эпперсону. Ты пока отдыхай, я скоро вернусь. – Трейсй осторожно уложила ее на кровать и накрыла простыней. – Джексон, иди сюда и снимай одежду, – позвала она. Трейсй подняла и посадила сына в ванну, наполненную свежей водой и бадузаном. На его спине было около двадцати пузырей, несколько на груди и животе и два – на шее. – Они чешутся? – спросила она, вспомнив, как болела ветрянкой в четырнадцать лет.

– Не очень, – ответил он. – А так вообще здорово, мам. А Эмили может сегодня остаться с нами? Она совсем больная.

– Да. И еще Молли приедет помогать, – сказала она, но это известие не обрадовало его так, как она ожидала.

Его она тоже одела в пижаму, уложила в постель между прохладными белыми простынями и пошла звонить доктору. Он сказал ей, что нужно дать детям, чтобы снять зуд и сбить температуру. И еще добавил, что через пару дней температура пройдет и придется справляться только с оспинками, если это может ее утешить. А через неделю все будет в порядке.

– Мама, то есть Трейси, – прохныкала Эмили, – где мой папа?

Так что теперь она снова Трейсй. Надо сказать, ей больше нравилось, когда ее называли мамой. Ну, ладно. Сейчас ей есть о чем беспокоиться и кроме этого.

– Он в университете, но скоро вернется. Наша Молли скоро приедет побыть с вами, – сказала она девочке.

– Мама, – захныкал и Джексон, – а Молли может прислать нам немного подливки?

– Нет, дорогой. Подливку по почте не посылают. Может, она сможет послать немного печенья, – попыталась она утешить его.

– Меня стошнит, если вы будете говорить о подливке. Я хочу апельсинового желе. – Эмили приняла лекарство и откинулась на подушки. Два ярких красных пятна горели на ее щеках.

– Хочу спать, – возвестил Джексон. Потом закрыл глаза и тут же заснул.

– Посиди со мной, Трейси, – попросила Эмили. – Я тоже скоро усну, если только ты посидишь немного со мной и подержишь меня за руку. Я правда хочу, чтобы ты была моей настоящей мамой. – Она взяла руку Трейсй и закрыла глаза.

Остин освободился только во второй половине дня и, приехав, сразу прошел в комнату Джексона.

– Ну, как маленькие оспяники?

– Оба спят, – сказала она ему. – У Эмили температура выше, чем у Джексона. Она назвала меня мамой, Остин.

– И?.. – Он ждал. Он никогда не знал, как Трейси может отреагировать: она становилась такой пугливой, когда речь заходила о семейных отношениях.

– Я не возражала. Она – больной ребенок, и ей нужен кто-нибудь, чтобы утешать ее, – объяснила она. – И я буду мамой, пока ей нужна мама.

– Не забывай, что у нее есть и папа. Я могу забрать ее на ночь домой.

– Не думаю, что это хорошо. Дети ненавидят, чтобы их таскали туда-сюда, когда они болеют. Она может остаться здесь, пока все не пройдет. Ты можешь прийти вечером на ужин.

– Эмили – моя дочь, – напомнил он ей. – И я прекрасно справлялся с ней до сих лор. Я помог ей пройти через режущиеся зубы и приучил ее к горшку. Думаю, я в состоянии справиться и с ветряной оспой.

– Я слышу тебя или твою гордыню? Это не ее ветрянка, это наша ветрянка. Мы все здесь вместе, – Остин. Если тебе не нравится, что она спит вдали от тебя, можешь собрать свои бритвенные принадлежности и расположиться на кушетке, – сказала она ему, подбоченившись.

– Я могу, – сказал он.

Они стояли в нескольких дюймах друг от друга – нос к носу.

Она не попятилась под его сверкающим взглядом.

– Ты указываешь мне, что я должен делать? – спросил он. Потом усмехнулся той кривой ухмылкой, перед которой она никогда не могла устоять, наклонился чуть-чуть вперед и смачно чмокнул ее.

Она пыталась оттолкнуть его, но он обхватил ее плечи обеими руками и прижал к себе еще крепче.

– Д-да, – пролепетала она, когда он наконец отпустил ее… но тоже улыбалась.

Они в конце концов ухитрились вылечить и Эмили, и Джексона, не поубивав друг друга, хотя Трейси неоднократно испытывала искушение. Через несколько дней приехала Молли из Пурселла, а в одно прекрасное утро Эмили проснулась и не нашла ни одного оставшегося красного пятна. Они с Джексоном танцевали детсадовскую версию тустепа по всей комнате, пока Трейси не заставила их остановиться и перевести дух.

В тот день, когда они оба вернулись в школу, Остин предложил Трейси пообедать вне дома. Молли поддержала его и сказала, что слышать ничего не желает о возвращении домой, пока Трейси не согласится.

У Трейси было смутное предчувствие, что Остин что-то задумал на этот вечер. И она окончательно в этом уверилась, когда он направил свой пикап на юг, а не на север. – Куда мы пойдем? – спросила она.

– К Эль-Чико. Если я правильно помню, ты любишь мексиканскую кухню больше чего-либо другого… кроме разве чесания спины под лифчиком.

– У тебя хорошая память, – улыбнулась Трейси. – Но до Эль-Чико целых пятьдесят миль. Разве ближе нет ни одного мексиканского ресторана?

– Я хочу поговорить, – сказал он. – И мы можем говорить целых пятьдесят миль. Сначала я хочу поговорить о деньгах.

– Эта тема не продержится целых пятьдесят миль. Ни у одного из нас нет таких денег, о которых стоило бы так долго разговаривать.

Остин усмехнулся.

– На самом деле я кое-что сэкономил, вполне достаточно, чтобы сделать первый взнос за несколько акров. Я присмотрел клочок земли к востоку от Калеры, всего в пятнадцати минутах езды от университета, так что это недалеко. Дети тоже могут продолжать ходить в школу здесь, в Дюранте. На участке есть маленький дом с тремя спальнями. И полно места, чтобы его достроить, если понадобится, – сказал он.

– И ты хочешь купить эту землю? Сколько акров?

– Шестьдесят, – ответил он. – И я могу купить еще акров сто рядом, если вдруг захочу завести коров или поставить здесь Мейбелл и Абу. Придется построить стойло для них, но братья мне помогут.

– О'кей, так к чему ты все это ведешь?

– Я не буду покупать, если ты предпочитаешь жить в городе, – сказал он.

Он позволил ей как следует вникнуть в эти слова.

– Я, знаешь ли, никогда не жила прямо в городе. Я тоже немного сэкономила. И думала купить маленький домик для нас с Джексоном немного погодя.

– Но я хочу заплатить… – Он остановился на середине фразы.

– Гордыня может превратить в ад множество жизней, – напомнила она, затем придвинулась к нему поближе и невольно оперлась о его ногу. Несмотря на прохладный вечер, на его верхней губе выступили капельки пота. – Если мы объединим наши сбережения, мы сможем выкупить лишние сто акров, а не арендовать их, – сказала она.

– Ты правда хочешь жить в маленьком городке?

– Если ты позволишь мне использовать мои сбережения, чтобы оплатить часть расходов.

– О'кей. – Он протянул короткое слово, как делал это всегда.

– Это все? У нас впереди еще сорок две мили, а мы полностью исчерпали денежную тему.

– Пока все.

Трейси положила голову ему на плечо и стала смотреть на дорогу перед ними.

Они молчали до конца путешествия. Трейси знала, что она наконец пришла к определенному мнению об их с Остином отношениях – они должны устояться, так же как и ее отношения с Эмили. Глядя на девочку, она больше не видела в ней Кристал. Она видела только Эмили – сестру Джексона и дочь Остина и ее… кем Эмили стала в ее жизни? Она научилась любить этого ребенка, но не осознавала этого до той ночи, когда малышка заболела и со слезами просила, чтобы Трейси держала ее. Эмили называла ее мамой так же естественно, как Джексон.

Остин ушел в свои мысли.

Он знал, что в один прекрасный день Трейси выйдет за него замуж. Это займет некоторое время, пока она разберется в своих чувствах к Эмили и поймет, что они все принадлежат друг другу, как настоящая семья. Ему будет непросто, но он подождет столько, сколько ей понадобится. Это исключительно его вина, что они потеряли столько времени. В конце концов, его глупость развела их шесть лет назад. Но если бы они не разлучились тогда, они не стали бы теми, кто они теперь, и еще не было бы Эмили. Он не мог вообразить жизни без дочери, так что, возможно, нет худа без добра.

– Может, съездим в воскресенье в Калеру, посмотрим место. – Остин наконец нарушил молчание. – Я могу завтра позвонить риелтору и договориться. Это мой друг. Он говорит, дом уже свободен, и нужно только немного краски, чтобы привести его в порядок, ну и еще сменить ковровые покрытия, но это все, – сказал Остин.

– Хорошо, – ответила она и уткнулась ему в шею.

– М-м. Машина уже вихляет по всему шоссе.

Она провела рукой вверх по его бедру, потом еще выше и нежно лизнула его ухо, пока он не взмолился о пощаде.

Они въехали на парковку у Эль-Чико в начале восьмого. Небольшая очередь стояла на улице и еще несколько человек на парковых скамейках перед двойными дверями, ведущими внутрь.

– Умираю от голода, – заскулила Трейси, совсем как. Эмили. – Ты посмотри только на этот хвост.

– Неужели ты серьезно считаешь, что я привез тебя в такую даль в этом красивом платье, чтобы поставить в очередь? И потом, твои ноги на этих тонюсеньких каблуках не выстоят долго, и мне придется нести тебя. Доверься мне, Трейс. Я зарезервировал столик на целую неделю. – Он улыбнулся.

Официант проводил их к столику в самом дальнем углу ресторана. Передал им меню, принес ледяной воды, сальсу и чипсы-тортильи, чтобы им было нескучно ждать, принял заказ на вино и вернулся через несколько минут.

– Я буду куриные энчилады[3]. – Она вернула меню. – И еще мягкие тортильи и горячие овощи, пожалуйста.

– Да, мэм. – Официант повернулся к Остину.

– Фунт фахитас[4] с говядиной. И не забудьте то вино, что я заказал, когда бронировал столик, – сказал ему Остин. – Спасибо.

– Да, сэр, мистер Миллер. – Юноша улыбнулся и направился к кухне.

Остин взял ее руки в свои. Свет зажженной свечи мигал, отражаясь в зеленых глазах Трейси. Ее лицо было прелестным – нежным и сияющим.

Прошло несколько мгновений– Он глубоко вдохнул и помолился, чтобы хоть на этот раз она с ним не спорила.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– О тебе. – Он пристально смотрел на нее. – Я люблю тебя, Трейси. Я всегда любил тебя и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Ты согласна?

– Снова делаешь мне предложение? Почему? – Тон ее был игривым, дразнящим, но Остин был слишком серьезен, чтобы заметить это.

– Посмотри на меня. – Он приподнял ее подбородок, заставив взглянуть ему в глаза. – Я люблю тебя. Моя любовь глубока, как Ред-Ривер, и я хочу, чтобы ты была моей женой. – Он улыбнулся. – Но я могу и подождать. Просто скажи мне сегодня, что выйдешь за меня, а дату мы обсудим позднее.

Она глубоко вздохнула, поняв наконец, чего же она хочет. Ее сердце было счастливо, а ее мысли и чувства впервые за последние шесть лет пришли в согласие друг с другом.

– Да, Остин. Я выйду за тебя. – Она наклонилась к нему через стол и нежно поцеловала в губы. – Моя любовь к тебе тоже глубока, как Ред-Ривер.

Он не отводил от нее глаз, роясь в боковом кармане пиджака, пока не нащупал маленькую бархатную коробочку. Он вытащил ее и поставил на стол между ними. Официант снова вернулся, на этот раз с бутылкой шампанского, обернутой белой салфеткой. Не говоря ни слова, он выстрелил пробкой и наполнил их бокалы, поставил бутылку в хрустальное ведерко со льдом и снова исчез.

Остин взял бокал и подал его Трейси. Потом поднял свой и легко чокнулся с ней.

– За нас, – просто сказал он и сделал первый глоток.

– Как хорошо, – проговорила она. – Остин, я даже передать тебе не могу, как мне сейчас спокойно и радостно.

– Что ж, может, мне удастся немного расшевелить тебя. – Он открыл бархатную коробочку и показал ей широкое золотое кольцо с изумительным бриллиантом. – Другая часть еще у ювелиров. Это будет простое обручальное кольцо, которое ты сможешь носить каждый день, даже когда будешь замешивать тесто для хлеба. – Во рту у него внезапно пересохло, и он потянулся за бокалом с шампанским.

– Как мне нравится! Надевай скорее, сейчас! – Она протянула дрожащую руку. – Великий Боже! Мы на самом деле помолвлены, – с трудом выговорила она.

– Да, похоже, что да. – Он надел кольцо ей на палец.

– Как раз, – сказала она.

– Так и должно быть. Я помню твой размер.

Трейси наклонила руку с кольцом так, чтобы оно поймало отблеск свечи и засверкало.

– Как красиво. Ты знаешь, что мне нравится, Остин.

– Да, знаю, – сказал он. Разглядывая кольцо, он поднес к губам ее руку и поцеловал кончики пальцев.

– Остин, давай поедем в воскресенье посмотрим землю и, если нам понравится, сделаем первый взнос. Я хочу, чтобы мы завтра сказали твоим родным, что собираемся пожениться.

– О'кей, – откликнулся он.

– И я хочу, чтобы мы поженились в их доме, в их гостиной, со всей твоей семьей и моим отцом и Молли, и Джексоном и Эмили, и это все. Никого из университета, никого постороннего. – Не отрывая восхищенного взгляда от кольца, она взахлеб рассказывала ему, как она представляет себе их свадьбу.

– О'кей, – снова сказал он.

– И я хочу, чтобы одна из твоих племянниц сыграла на пианино для меня и чтобы папа вел меня к венцу, но только, пожалуйста, без подружек невесты.

– Что же мы в таком случае будем делать с остальными племянницами? – невинно спросил Остин.

– О, замолчи. – Она сделала вид, будто хочет шлепнуть его, но он схватил ее руку и поцеловал. – И еще одно, – добавила Трейси. – Завтра утром мне нужно встретиться с адвокатом. Я хочу официально удочерить Эмили, чтобы она могла по-настоящему называть меня мамой.

Ее глаза сияли, и Остину пришлось вытереть слезы со своих глаз.

– Трейси Уокер, – сказал он нежно, – ты только что сделала меня счастливейшим человеком на земле.

Они закончили ужин, и шампанское ударило Трейси в голову. «Как будто я и так не была пьяна», – счастливо подумала она. Остин оплатил счет и вопросительно взглянул на нее.

– Молли сегодня ночует у тебя. Мы не должны непременно возвращаться домой.

– Хорошо, но позвонить ей обязательно надо. Он указал на телефон-автомат около двери.

– Что у тебя на уме, Остин?

– Здесь есть мотель по соседству.

– Я видела, когда мы подъехали. Трудно было не заметить синего неонового ковбоя, который умеет так лихо подмигивать. Красная неоновая бандана мне тоже понравилась. Как думаешь, у них здесь есть простыни на кроватях?

Остин лихо подмигнул ей:

– Я точно знаю, что есть. И все комнаты такие же аккуратные, как гостевая спальня у моей мамы.

– Может, ты еще точно знаешь, что у них есть свободный номер?

Он показал ей болтающийся на кольце ключ и усмехнулся еще раз той кривой ухмылкой, перед которой она никогда не могла устоять.

– Я готова, если ты готов, Остин Миллер.

Они не сказали друг другу ни слова, пока Остин перегонял пикап на стоянку позади мотеля, а затем вышел и открыл Трейси дверь. Она заставила себя выйти из машины и ~ подняться вместе с ним по лестнице к номеру двести тридцать один.

До двери, казалось, была по меньшей мере сотня миль, а сама Трейси нервничала даже больше, чем когда они впервые занимались любовью шесть лет назад. Он открыл дверь, легко поднял ее на руки, будто она ничего не весила, перенес через порог и захлопнул дверь каблуком. Осторожно поставив ее посреди комнаты, он швырнул ключ на туалетный столик, притянул ее к себе и поцеловал долгим, голодным поцелуем.

Ни один из них не заметил кричащего красно-синего покрывала и дешевой картинки с изображением маяка, висевшей на стене. Их не заинтересовали яркие рекламные проспекты новых фильмов и двух ресторанов-барбекю. Через час они даже не могли сказать, каким образом им удалось раздеться и оказаться в постели.

Первые минуты близости были яростными, неистовыми. Они встретились так же страстно, как и прежде, в дни своей юности, и, достигнув пика наслаждения, ощутили в себе все счастье мира.

Второй раз Остин начал медленными поцелуями… и нежными прикосновениями, которых, он знал, так жаждала она. Даже после шести лет разлуки он помнил, как она любила, когда он поглаживал ее. И он согрел ее всю, лаская груди и медленно двигаясь вниз по ее телу, пока она снова не открылась навстречу.

Он сделал так, чтобы на этот раз любовная игра была долгой, смакуя каждое прикосновение, каждый поцелуй, пока чувство не стало таким всесильным и всемогущим, что ни один из них не мог больше ждать. Тогда Остин начал двигаться в медленном ритме, и Трейси отвечала тем же, приняв его сильное мускулистое тело своим мягким и нежным, уступая каждому его желанию, неистово целуя его, пока они снова вместе не достигли вершины и не увидели один и тот же фейерверк, озаривший их крохотную комнату. Блаженно выдохшиеся и умиротворенные, они прижались друг к другу и лежали, наслаждаясь покоем.