– Когда я была маленькой девочкой, мать говорила мне: "Цо, всегда думай о том, чтобы понравиться мужчине. Ты всегда должна позволять ему делать то, что он хочет". Ты хочешь?

Все еще сидя на полу, я ответил:

– Можешь не сомневаться.

Потом я поднял деньги, вывалившиеся из куртки, и конверт, врученный мне начальником тюрьмы, на котором на машинке было отпечатано мое имя и номер: Чарли А. Уайт, 34408133.

Там, наверное, была старая песня, напоминание о том, чтобы я не сворачивал с пути праведного. Или религиозный трактат. Я хотел уже бросить письмо в ящик для мусора, что стоял у печки. Но потом мне бросился в глаза адрес на конверте, и я вскрыл его. Из конверта выпали две десятидолларовые бумажки и одна пятидолларовая.

Свежесть после плавания как смыло. Моя кожа вдруг стала холодной и влажной. Я поднялся и поднес письмо к лампе. Сухими выражениями, свойственными Бет, в письме говорилось:

"Мой дорогой Чарли! Если бы была возможность, я бы встретила тебя, когда ты будешь выходить из тюрьмы. Но, к моему сожалению, один из нас должен работать. Поэтому я просто посылаю тебе 25 долларов на железнодорожный билет, так как у тебя, наверное, нет денег. Если ты будешь трезв по прибытии в Пальмето-Сити и готов вести нормальную жизнь, то есть быть таким человеком, каким я представляла тебя в момент нашей женитьбы, то я охотно поговорю с тобой о нашем будущем.

С сердечным приветом, Бет".

Потом она добавила в постскриптуме:

"Давай начнем все сначала!" Такое письмо было типично для Бет. Она была учительницей, и ее семья презрительно сморщила носы, когда она вышла замуж за рыбацкого капитана, который не ходил в церковь, пил и жил в полуразвалившемся доме на острове.

Но Бет любила меня. Она прислала мне деньги, чтобы я смог к ней приехать. Она была готова начать все сначала. А я вот здесь, опять связался с Цо.

Она крикнула из спальни.

– Что случилось, капитан Чарли?

Я отпил еще глоток рома и попытался рассуждать трезво. Я поклялся Бет в любви до гроба. И я любил ее. И она любила меня. Какая будет у меня жизнь без светловолосой красавицы Бет? Да ничего не будет, потому что Цо лишь неполноценная замена той, которую я действительно желал, – Бет!

Может быть, она простит меня, поскольку теперь у меня в кармане сорок восемь тысяч? Я мог бы купить ей маленький домик в хорошем квартале Пальмето-Сити. Поступить на работу, которую она бы одобрила. Работать в магазине или маклером по продаже земельных участков. То есть быть таким, каким она хотела меня видеть.

Цо опять крикнула:

– Что случилось, дорогой?

Я честно ответил:

– Очень многое.

С письмом и бутылкой рома я пошел в спальню. Черные волосы Цо разметались по белой подушке, обрамляя лицо. Она лежала на постели и курила.

– В чем дело?

Я присел рядом с ней и пожелал себе, чтобы она не была такой соблазнительной и я никогда бы не был с ней знаком.

– Что? – повторила она.

– Прошу меня простить, но я – негодяй. И между нами все кончено. Начиная с этого момента. Я возвращаюсь в Пальмето-Сити к своей жене.

Цо рассмеялась.

– Ты шутишь. – Она пальцами погладила меня по голове. – Смеешься, так ведь?

Я покачал головой.

– Нет.

Цо убрала свою руку.

– Но почему?

Я протянул ей письмо Бет. Она читала его, держа руку с сигаретой на груди. Дымок от сигареты вился, как кружева, и поднимался вверх. Потом она посмотрела на меня.

– Это что, объяснение в любви?

– Бет всегда пишет в такой манере.

На миг я почувствовал неприязнь: Бет могла бы выразиться и более отчетливо. Хоть немножечко изменить свою манеру.

Цо снова прочитала письмо.

– Откуда оно у тебя?

– От начальника тюрьмы, – ответил я. – Оно все время было у меня в кармане, но я его не вскрывал.

Письмо словно притягивало Цо – она опять стала его читать.

– И это она пишет тебе после четырех лет разлуки? После прошедших четырех лет она готова говорить о вашем браке?

Я попытался найти новые извинения для Бет.

– Она не какая-нибудь легкомысленная женщина. Лечь с мужчиной в постель для нее совсем не просто.

– Глупости! – Цо бросила письмо на пол. – Эта женщина, с которой я вынуждена делиться, не любит тебя, капитан Чарли. – Ее пурпурные ногти впились в мою руку. А голос стал таким же страстным, как и глаза. – Я – женщина, и я знаю это. На ее месте я бы встречала тебя сегодня утром у ворот тюрьмы, даже если бы мне пришлось переспать с каждым в Гаване, чтобы достать деньги на проезд. – Слезы выступили у нее на глазах, но она их тотчас же смахнула. – Для меня это ровно ничего не значило бы, лишь бы сделать тебе приятное.

Я дал ей пощечину.

– Перестань болтать, как проститутка.

Ее взгляд стал гневным. Она вытерла щеку тыльной стороной ладони.

– Почему? Ты все равно считаешь меня такой.

Я попытался ей объяснить свое состояние, но не смог этого сделать. Все во мне словно перевернулось.

– Я когда-нибудь просила у тебя денег?

– Нет, – признался я.

Она прикурила новую сигарету от окурка старой и этим напомнила мне о Шведе. Я протянул ей бутылку, она отпила из нее и возвратила мне. Я тоже пригубил немного и поставил бутылку на пол у кровати.

Потом Цо сказала более спокойным тоном:

– Будь благоразумен, дорогой. Сколько ты можешь заработать рыбной ловлей? Даже если наймешь судно?

– Я бы мог заняться чем-нибудь другим.

– Чем?

– Торговать земельными участками.

– Только не смеши меня.

Меня рассердило ее замечание.

– И тем не менее я возвращаюсь в Пальмето-Сити. Прямо сейчас. И подыщу себе работу. Бет должна гордиться мной. Я перестрою старый дом на острове или куплю новый и воспитаю в нем пять или шесть рыжеволосых ребятишек.

Цо взяла меня за руку.

– Я тоже бы хотела иметь детей.

– Настоящих маленьких выродков.

– А ты любил бы их меньше? Если бы они были твои?

– Нет.

Она протянула мне руку.

– Иди ко мне...

Я выругался:

– Дьявол! Ты настоящий черноглазый дьявол!

– Зато нежный.

– Да, нежный, – пришлось мне признаться.

И вот она уже в моих объятиях. Она прижалась ко мне и запела:

– Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя!

Бет, ее письмо – ничего теперь не значили для меня. Абсолютно ничего.

Казалось, прошли часы, но вдруг глаза Цо расширились. Я думал, от страсти, но она в ужасе закричала:

– Нет, Боже мой, прошу! Нет!

Она обхватила руками мою голову, словно защищая.

Удар пришелся сбоку и дошел до моей головы через ее пальцы. Цо закричала от боли. Я резко повернул голову и увидел скудные очертания безликого лица, которое будто после пластической операции не носило очков. Бесформенная маска, не имеющая черт, только темные волосы на голове.

Потом снова мелькнула острота, которой человек пользовался как дубинкой. Еще теснее прижавшись к Цо, я словно скользнул по красной волне в бесконечность и откуда-то издалека я услышал крик: "Я люблю тебя, капитан Чарли!" А потом эта красная волна унесла нас в море. Прежде чем окончательно потерять сознание, я услышал выстрел, глухой и далекий, и Цо в моих руках обмякла.

Я пришел в себя и почувствовал, что мое лицо запуталось в водорослях. Я удивился, почему так темно. Хотел поднять голову, но не смог этого сделать. Возникла резкая боль. Но постепенно, частичка за частичкой, я восстановил ход событий.

Я лежал в маленьком домике в Дед-Менс-Бей. Керосиновая лампа в спальне не горела. Мокрые волосы оказались волосами Цо. Ее тело было мягким, но холодным. Ее пыл навсегда улетучился.

Я высвободил голову из ее волос, отвернулся, и меня тут же вырвало – между стеной и кроватью.

Я вспомнил, как прочел письмо Бет, сказал Цо, что между нами все кончено и я хочу вернуться в Пальмето-Сити. А потом Цо в объятиях. В последний раз.

Что же произошло потом?

Потом Цо закричала: "Нет! Боже мой, прошу! Нет!" Но избил-то меня не господь Бог. Я перегнулся через Цо и нащупал бутылку с ромом. Хороший глоток помог, смыл с моего лица запах волос Цо. Я сделал еще глоток. Потом заставил себя дотронуться до груди Цо: сердце ее не билось, она была мертва. Ощупью я нашел лампу, зажег спичку, все еще сидя на кровати, снял стекло и зажег ее.

Комната осветилась желтым светом. Мотылек, притянутый светом, ударился о стекло лампы. Слышно стало жужжание москитов.

Не поворачиваясь, я мог только видеть руку Цо. Она свешивалась с кровати, и пальцы дотрагивались до рукоятки остроги, которой меня ударили.

Я поднял эту палку и взвесил ее на руке. Рукоятка была свинцовой и вполне могла меня убить. Но почему?

Я выпил еще глоток рома. Никаких иллюзий относительно Цо у меня не было. Я познакомился с ней в ночном клубе Гаваны, где она скрывалась под одним одеялом с гангстерами. И, несмотря на ее уверения, что она оставалась верной мне, все эти четыре года, пока я сидел в тюрьме, я сильно в этом сомневался. Ведь она была живым человеком.

Кто же был этот преступник? Скорее всего, это один из ее дружков меня избил, а ее даже убил. Но откуда он мог узнать, где мы остановились?

Несколько москитов нашли дыру в марлевой занавеске и уселись на мою голую спину. Тиканье часов действовало на нервы. Я огляделся и увидел невзрачный будильник, стоявший на туалетном столике. Я пробыл без сознания несколько часов – мы приехали сюда в семь, а сейчас без пяти двенадцать ночи.

Я все еще не решался посмотреть на Цо. Взяв бутылку и лампу, я пошел на кухню. Там пахло горелым и раскаленным металлом. Зеленый горошек в кастрюле давно превратился в уголь. Кофе в кофейнике весь выкипел, а плитка раскалилась докрасна.

Я выключил горелки и поставил бутылку и лампу на кухонный стол рядом с продуктами. Моя одежда по-прежнему валялась на полу, где я ее оставил, уходя купаться.

Я подошел к двери и посмотрел сквозь решетку в душный мрак флоридской ночи.

Залив мирно мерцал в лунном свете – серебристая полоса до самого Окатана. Канареечный "джип" стоял под соснами, словно подсказывая мне путь к свободе.

В горле пересохло. Никуда мне больше не придется ехать. Со мной ловко расправились после шестнадцати часов свободы. Я снова взял лампу и вернулся в спальню.

Цо лежала на спине с открытыми глазами. В ее левом виске была маленькая дырочка.

Я сел на кровать рядом с ней и взял ее свисающую руку. Четыре пальца были сломаны, это она пыталась защитить мою голову. На другой руке – та же картина. Они приняли всю силу ударов. Если бы не Цо, я был бы тоже мертв.

С лампой в руке я осматривал комнату. Один из стульев валялся на полу, солнечные жалюзи были полусорваны, на ковре валялась еще одна разбитая бутылка из-под рома.

– Прости меня, Цо, – сказал я.

Потом я вернулся в кухню и поднял с пола свою куртку. Она была тяжелее, чем раньше. В правом кармане лежал револьвер – несомненно тот, из которого была убита Цо. Я сунул револьвер обратно в карман, бросил куртку на пол и стал одеваться. Потом выпил еще рому.

Я мысленно представил газетные полосы: недавно вышедший на волю заключенный и его девушка сняли уединенный домик на берегу Залива, чтобы отпраздновать освобождение. Потом они напились и повздорили. Цо огрела меня гарпуном, а я застрелил ее.

Сунув сигарету в рот, я чиркнул спичкой, но прикурить забыл. Спичка, догорев у меня в руке, обожгла пальцы. Я даже не заметил этого.

Комок в горле чуть не задушил меня. Значит, я теперь убийца.

Ничего иного доказать невозможно. Все было против меня: надзиратели видели, как мы садились в "джип", кельнерша из Гейнсвилла сервировала наш стол. Продавец рома из Кросс-Сити тоже покажет, что он нас видел вместе, а в продуктовой лавке скажут, что я был в подпитии.

Моему же рассказу никто не поверит. Деньги остались у меня в кармане. Цо не была изнасилована, а я не мог описать человека, поскольку видел только его силуэт. А ведь еще недавно я говорил Цо, что вернусь в Пальмето-Сити, подыщу себе какую-нибудь работу, и Бет будет мною гордиться. Я построю дом или куплю новый, где воспитаю пять или шесть рыжеволосых детишек.

Смешно об этом думать.

В домике стало удущающе жарко. Я поднял с пола рубашку, вытер пот на груди и отбросил ее в угол, но тут же поднял и надел ее, хотя никакой разницы не было: все равно весь дом испещрен отпечатками моих пальцев.

Я снова глотнул рому и подумал о сеньоре Пезо. Интересно, знала ли его Цо? Я должен был спросить у нее, кто этот человек. Она бы сказала, если бы знала. Но если он до сих пор не появился, то вряд ли можно ожидать в дальнейшем его появления.

Цо сказала мне немного. Посоветовала не делать ложных выводов: меня никто не бросал на произвол судьбы. Сеньор Пезо не мог выступить на моем процессе, не подвергая опасности свою организацию. Все это логично. Тем более он подтвердил сказанное большими деньгами. И это означало, что он крупная величина, возможно, международного значения. А я лишь маленькое колесико в его механизме. Но тем не менее он мною дорожил. Почему? Я знал не более десятка капитанов рыболовецких судов, которые так же хорошо знали Мексиканский залив и Карибское море, как я.

Мокрый от пота, я опять вернулся в спальню и посмотрел на Цо: холодная и спокойная.

Потом позади меня раздался металлический звук. Я тут же бросился на пол, но в следующее мгновение понял, что это всего-навсего будильник. Кто-то поставил его на двенадцать часов.

Я поднялся и выключил его. И вспомнил Шведе. Старик был во многом прав. Если бы я его послушался, не оказался бы сейчас в таком положении. Если бы я вскрыл письмо Бет еще в кабинете начальника тюрьмы, мне было бы совершенно безразлично, ждет меня Цо или нет.

Я был бы сейчас в Пальмето-Сити, в объятиях Бет. А может, нет? Если бы я понимал женщин так же хорошо, как рыб. Меня начали мучить сомнения. Я видел перед глазами Цо, бросившую на пол письмо Бет.

"Эта женщина, с которой я должен делиться, не любит тебя, капитан Чарли".

Я поднял письмо с пола и прочел еще раз. Оно было удивительным для женщины, которая якобы любила своего мужа. Если я буду трезв... если я буду готов вести нормальную жизнь... Она ставила условия и ограничения на брачных узах. Даже фраза: "Мы начнем жизнь сначала" имела неясный подтекст.

Я смял письмо и выбросил его. Посмотрел на часы.

Почему я должен отвечать за несовершенное убийство? Ведь не я же убил Цо. Но я и не знал, кто это сделал. На банковской книжке, которую дала мне Цо, лежало сорок восемь тысяч, о которых закон ничего не знал. Если мне удастся добраться до Кубы, появятся шансы спастись.

Я потуже затянул ремень. Надо бежать, ничего не поделаешь. Приняв такое решение, я почувствовал себя лучше. Рука закона могла до меня добраться, но могла и промахнуться. Правда, тогда полиции придется организовать самую дикую охоту на человека, которую когда-либо знало западное побережье Флориды.

Судя по всему, я потерял много времени. По занавескам скользнул слабый луч. Это могло означать лишь одно: к домику приближалась машина.

Я погасил лампу и вышел из дома. Свет действительно исходил от фар машины, которая находилась в метрах четырехстах от дома. Я быстро отбежал в сторону и стал ждать в тени большой сосны, держа руку в кармане. Может быть, это возвращается убийца.

Но это была полицейская машина с двумя полицейскими в форме. Водитель снизил скорость, когда проезжал мимо желтого "джипа", и остановился перед домом.

– Все выглядит довольно мирно. Вероятно, ложная тревога, – сказал один из них, сержант.

– Возможно, – ответил шофер. Он повел прожектором машины и чуть не засек меня. – Кто здесь живет?

Сержант этого не знал.

– Насколько мне известно, он был сдан в аренду и принадлежит какому-то человеку из Кросс-Сити.

Шофер направил прожектор на побережье.

– Довольно пустынное место. Ну, давай, постучи и спроси, все ли там в порядке.

Сержант забарабанил в дверь.

– Полиция!

Не получив ответа, он застучал снова.

Не дождавшись, он открыл дверь и исчез в домишке. Мгновение спустя он тихо присвистнул. В спальне зажегся свет – он засветил лампу.

– Что-нибудь нашел? – окликнул его водитель.

– Очень многое! – крикнул сержант из домика. – Рыбак, звонивший в участок, не шутил. Она кричала, но теперь тиха, как мышка. Убита.

– Каким образом?

– Выстрелом в голову.

– Черт возьми.

– А до этого была жестоко избита.

Я взмок от пота, ожидая, чтобы шофер вышел из машины и дал мне возможность незаметно ускользнуть. Но вместо этого он заговорил по радиотелефону.

– Здесь Канисс и Филипс. Относительно телефонного звонка из Дед-Менс-Бей. В домике, из которого слышали крик, найдена мертвая женщина. Филипс говорит, убита выстрелом в голову.

Я сразу понял: ближайший дом находится на расстоянии не меньше мили, и поэтому никто не мог слышать, как кричала женщина. Если бы Цо действительно кричала. А она только воскликнула: "Нет, Боже мой! Нет!" Значит, в полицию звонил тот, кто ее убил. Он действительно хотел расправиться со мной – любым способом.

В радиотелефоне что-то щелкнуло, и шофер крикнул сержанту:

– Какие-нибудь следы убийцы есть?

– Очень много, – раздалось в ответ. – Видимо, здесь здорово резвились. На полу осколки бутылки с ромом, стул перевернут. Думаю, обычное пьянство. – В голосе полицейского послышались нотки сожаления. – Редко приходится иметь дело с такими делами, а девочка-то красивая.

– Опиши ее.

– Рост – сто шестьдесят, вес – килограммов пятьдесят, плотная, черноволосая, черные глаза, родинка под правой грудью. Вероятно, кубинка. Шофер передал описание по телефону, а потом крикнул:

– Поищи ее сумочку, а я тем временем передам номер машины. Странно, что убийца не укатил на машине. Может быть, он где-то валяется пьяный?

Пока шофер передавал номер по телефону, сержант обнаружил сумочку и крикнул:

– Я был прав, она кубинка. Зовут ее Цо Пальмира. Есть авиабилет из Гаваны в Пальмето-Сити.

– Еще что-нибудь?

– Нет, все.

Шофер передал информацию, вышел из машины и крикнул сержанту:

– О'кей, теперь ты знаешь, как выглядят женщины. Все они одинаковые. Поэтому давай займемся поисками убийцы. Пока подъедут другие.

– Ты действительно думаешь, что он где-то здесь? – спросил сержант.

– Трудно сказать, как поведет себя пьяный.

Они стояли в нерешительности, освещая своими фонариками деревья. Потом у меня появился первый шанс. Шофер, уже пожилой человек, сказал:

– Вот что я скажу, Джо. Ты посмотри на берегу, а я обойду вокруг дома. Оружия там нет?

– Нет.

– В таком случае будь осторожен. Особенно если наткнешься на этого негодяя.

Сержант отправился по тропинке к морю, а шофер пошел вокруг дома, и я понял, что он должен наткнуться на меня. Я вынул револьвер и прижался к стволу. И когда он проходил мимо, выскочил и, ткнув его дулом в бок, сказал:

– Не поворачивайся и не кричи, тогда с тобой ничего не случится.

Он был разумен и послушался моего приказа.

– Ты не глупи, приятель, я ведь из полиции.

– Я знаю, откуда ты. Брось оружие. – Он помедлил. – Я ведь могу и выстрелить, – продолжал я. – Мне не трудно.

Он бросил револьвер. Я поднял его и сунул в карман куртки.

– Что теперь? – спросил он.

– Медленно иди к машине, подними капот и оборви кабель зажигания.

Он покачал головой.

– Тебе это не поможет, приятель. Сюда уже мчатся три машины, полные полицейских.

– Я слышал ваш разговор по телефону, – сказал я. – Иди!

Он шел медленно, едва шевеля ногами и обильно потея. Добросовестный легавый.

– Зачем ты ее убил?

– Это сделал не я.

– Кто же?

– Не знаю, какой-то человек, забравшийся в дом.

– И ты думаешь, я тебе поверю?

– Нет, не думаю.

– Почему бы тебе не отложить оружие и не поговорить мирно?

– Не выйдет, делай, что я приказал.

Он открыл капот и замер. Тогда я сделал за него все, что хотел: перервал все провода, которые только нашел. Он заметил с угрозой:

– Ты же себе делаешь хуже.

Я ответил:

– Хуже некуда. А теперь иди к "джипу".

– А что будет, если я крикну коллегу?

– Переломлю тебе позвоночник.

Он пошел к "джипу". Левой рукой я провел по щитку приборов и убедился, что ключ на месте.

– Что дальше? – спросил он.

Я подумал, не взять ли его с собой, но потом решил иначе.

– Ложись на землю, лицом вниз.

Лунного света было достаточно, чтобы заметить, как покраснели его уши.

– Вариться мне в аду, если я соглашусь! – рявкнул он и вдруг крикнул изо всех сил: – Джо!

После чего больно ткнул меня под дых.

Я, конечно, мог бы его убить, но не стал этого делать. Я ведь ничего не имел против шофера полиции, исполнявшего свой долг. Поэтому я оглушил его револьвером по голове. Но он, падая, ухватил меня за ногу.

– Джо!

Я кинулся на него, но он был силен, и уже через миг я едва не взвыл от боли. Забыв про оружие, я врезал ему левой в подбородок, а потом ткнул коленом в желудок. Он крякнул и тут же потерял ко мне всякий интерес.

Я поднялся и, чувствуя тошноту, заковылял к "джипу". Сев за руль, увидел на тропинке сержанта, бежавшего с пистолетом в руке. Но стрелять он почему-то не решался.

– Бен! – крикнул он.

Шоферу удалось привстать.

– Пристрели эту собаку! – прокричал шофер.

Ветровое стекло "джипа" разлетелось после первого же выстрела, затем последовал второй. Мне было так же плохо, как и полицейскому, но тем не менее я рванул машину. Шофер кинулся мне наперерез.

Я, сам того не желая, ударил его бампером. Кустарник затрещал от его падения, а я быстро повел машину по изъезженной дороге в сторону шоссе. Сгибаясь за рулем от следующих один за другим выстрелов, я мчался, сбивая ветки деревьев. Наконец появилось шоссе. У меня в выигрыше осталось минут пять – десять. Я, правда, перервал у них провода, но радиотелефон, возможно, еще работал. И, вполне вероятно, сюда действительно уже мчались три патрульные машины, набитые полицейскими. Я понятия не имел, с какой стороны они должны появиться. Скорее всего, через несколько минут все окрестные дороги будут перекрыты, а все полицейские Флориды будут оповещены, что на "джипе" 4-1153 канареечного цвета удирает убийца.

Я вспомнил, что в восьми милях прямо по шоссе находится маленький городок, и не ошибся. В магазинах, кроме заправочной станции, свет был погашен.

Проезжая мимо, я резко обогнал какого-то пожилого туриста в "бьюике", бросившего на меня злой взгляд.

Я прибавил скорость, направляясь к окраине города и к мосту через реку. Перед мостом было пустынно. Я свернул с дороги, вышел из машины и стал ждать "бьюик". Турист вскоре затормозил у моста.

– Черт возьми, парень, – сказал он. – Я еще раньше подумал, что вы гоните слишком быстро. Ну, что случилось? Не справились с управлением?

Я подошел к его машине.

– Можно сказать и так.

Распахнув дверцу, сел рядом с ним и ткнул ему в ребра дулом револьвера.

– Давай вперед! Как быстро идет ваша машина?

Он посмотрел на оружие и судорожно сглотнул.

– Иногда доводил до ста миль в час.

Я покачал головой.

– О, нет! Сейчас надо выжать все, на что она способна. А способна она на все сто шестьдесят. Мне надо успеть, пока не перекрыта дорога у 19-го шоссе. В противном случае, может возникнуть перестрелка. Значит, надо опередить их.

Пожилой турист поднял голову. Я знал, о чем он думает. Он не хотел терять свою машину и не хотел умирать. А это было возможно, если он не подчинится мне.

– Кажется, у меня небольшой выбор?

– Вообще никакого.

И он нажал на педаль. Страх и любопытство были в его глазах. К тому же турист оказался отличным водителем.

– Неприятности с полицией?

– Угу.

– Что вы натворили?

Объяснять ситуацию было бессмысленно.

– Убил женщину, – сказал я.

Турист воспринял это спокойно и сделал поворот на скорости сто десять миль в час.

– Я не знаю подробностей, но есть довольно много женщин, которые лучшего и не заслуживают, – пробурчал он.

19-е шоссе перекрыто не было. Значит, мы имели некоторое преимущество перед полицией. Турист замедлил скорость, посмотрел на оружие и спросил:

– Куда?

– На юг.

Он что-то пробормотал себе под нос, но послушался. Похоже, что, несмотря на страх и нервозность, он наслаждался ситуацией: первый раз в жизни он нарушал закон, и где-то в глубине души ему это нравилось.

Я сказал:

– А теперь поезжайте со скоростью восемьдесят миль в час, пока я не прикажу добавить газу.

– И долго?

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3