Когда боги глухи

В спортивную сумку Игорь сложил более или менее ценные вещи, бритву «Браун», японский транзисторный магнитофон с приемником «Сони», запихал несколько самых любимых модных рубашек, надел на шею дорогой фотоаппарат «Пентака», остальные вещи и даже новый нейлоновый плащ оставил в каюте.

Их возили по городу на большом автобусе с кондиционером, гид сносно по-русски рассказывал о Марселе. В нем проживает около миллиона жителей, это административный центр департамента Буш-дю-Рон, основан город еще шесть веков назад до нашей эры…

Сосед по каюте Миша задал глупый вопрос: дескать, здесь сочинили известную революционную песню «Марсельеза»?

Гид привык отвечать на любые вопросы, в том числе и на дурацкие. Даже не улыбнувшись, заученно сообщил, что «Марсельезу» сочинил офицер французской армии Руже де Лиль в 1792 году, в Марселе он не жил…

Когда автобус остановился возле готического кирпичного собора с множеством заостренных башен, на которых отдыхали чайки, Игорь внутренне весь напрягся: пора! Сразу за собором начиналась узкая улица, сплошь забитая автомашинами. Некоторые до половины вылезали передними колесами на тротуар, и прохожим приходилось прижиматься к зданиям, чтобы разминуться друг с другом. И никто не возмущался, не клял беспечных водителей. Через мощенную красноватым булыжником улицу виднелся маленький одноэтажный кинотеатр.

Миша из Ярославля пялил глаза на полуобнаженную красотку, нарисованную на афише, остальные вслед за гидом медленно входили в высокие дубовые двери готического собора. Монах в длинной черной рясе и клобуке, сложив руки на впалой груди, равнодушно смотрел мимо них, рядом с ним на небольшом складном столике разложены цветные открытки религиозного содержания, оловянные крестики с цепочками, маленькие карманные молитвенники. Он уже сообразил, что это русские, а они не покупают таких вещей.

Руководителе группы оглянулся на склонившегося над столиком Игоря, кивнул – мол, не задерживайся – и скрылся в дверях. Вслед за ним с застывшей улыбкой вошел Миша. Этот не оглянулся. Ну, кажется, самое время уходить… И тут откуда ни возьмись Эльвира, дотронулась до его плеча длинной рукой с наманикюренными ногтями и сказала:

– Ты не был в нашем Домском соборе?

«Дурища! – раздраженно подумал Игорь. – Тысячу раз говорил, что я в Риге никогда не был!»

Он улыбнулся ей и, пропустив вперед, вошел в собор. После яркого солнечного дня он сначала почти ничего не увидел. Постепенно обозначились в боковых нефах каменные гробницы вдоль стен, религиозные картины над ними, возвышение, с которого священники читают проповеди. Туристы сгрудились вокруг гида, тот, жестикулируя, что-то вдохновенно рассказывал, наверное верующий… Виктор Алексеевич, увидев их, успокоился и вместе со всеми, задрав голову, стал рассматривать фрески. Игорь сделал вид, что заинтересовался богатой, с барельефом гробницей настоятеля собора, а сам искоса наблюдал за группой. Все внимательно слушали гида. Лишь руководитель раза два на них оглянулся. Эльвира, привыкшая к тому, что ее кавалер всегда рядом, сама теперь не отходила от Игоря. «Все, девочка, прощай навеки! Катилась бы ты от меня подальше…» – с досадой подумал он.

– Ты обратил внимание на монаха при входе? – спросила она. – Похож на молодого Иисуса Христа.

– Я на женщин смотрю, – не очень-то любезно пробурчал он.

– Где же прячутся прекрасные француженки? Я что-то не вижу их…

Вдруг лицо его искривилось, зубы сжались, он оглянулся, с трудом сдерживая стон.

– Игорь, ты что? – озабоченно заглянула в глаза латышка.

– Что-что! – вспылил он. – Живот схватило после вчерашних устриц!

Держась за живот, он устремился к выходу. Проскользнул мимо монаха, похожего на Христоса, смешался с толпой других туристов. Свернул за собор, в узенькую улочку, здесь распрямился, глубоко вздохнул, быстро оглянулся и чуть не завопил от злости: вслед за ним прибежала сюда и Эльвира!

– Ну что ты за мной ходишь? – сказал он. – Я не нуждаюсь в няньках!

– Туалет в той стороне, – невозмутимо проговорила она, показав рукой в сторону кинотеатра.

– Я не добегу… – скрипнул от бешенства зубами Игорь, он готов был убить эту дуру.

– Чего ты злишься? – удивленно уставилась на него девушка. – Не надо было есть эти дурацкие устрицы.

В голове пронеслось: «Десять раз я имел возможность смыться, а когда действительно понадобилось, эта девка все готова мне испортить!»

– Тебе уже легче? – участливо заглядывала в глаза Эльвира. – Может, минеральной выпьешь? У собора рядом кафе.

– Легче, – пробурчал он. – Ладно, пошли к кинотеатру…

Улочка была пустынна, лишь на другой стороне у магазинчика человек в кепке с целлулоидным козырьком, сидя в «ситроене», безуспешно заводил его. Завывающий вой стартера нарушал тишину улочки. Больше никого не было видно. Белые и сизые птицы облепили витую чугунную решетку.

Игорь пропустил вперед латышку – да и латышка ли она на самом деле? – а сам поплелся сзади. Решение созрело мгновенно: еще раз оглянувшись на «ситроен», он сорвал с шеи тяжелую «Пентаку» и ударил ею по голове Эльвиру. Подхватил под мышки, чтобы не упала на тротуар, и втащил в первый попавшийся подъезд, к счастью не закрытый. По лицу девушки медленно потекла струйка крови, щеки побледнели, длинные полосы спустились на глаза.

Привалив ее к зеленоватой оштукатуренной стене, выскочил на улочку.

– Найденов! – по-русски крикнул мужчина, высовываясь из приоткрытой дверцы «ситроена». – Жми сюда! Быстрее!

Не раздумывая, Игорь перемахнул узкую дорогу перед самым радиатором обшарпанного автомобиля с откидным верхом и вскочил в предусмотрительно распахнутую дверь «ситроена».

– Документы взял? – коротко бросил незнакомец, не оборачиваясь. Мотор у него мигом завелся, и машина рванулась вперед.

– У меня заграничный паспорт…

– Я про сумку этой дылды, которую ты огрел фотоаппаратом по черепушке.

– Не до того было, – немного приходя в себя, ответил Игорь.

– Шляпа! – заключил человек и на короткое мгновение оглянулся, улыбка тронула тонкие губы. – С благополучным приездом, Игорь Найденов, в прекрасную Францию!

– А вдруг я убил ее? – сказал Игорь. Он взглянул на «Пентаку»: дорогой фотоаппарат вроде бы не пострадал, значит, удар был не очень сильным. Скорее всего, оглушил ее… Очнется – крик подымет…

– Ты все правильно сделал, – глядя на дорогу, заметил мужчина. – Я видел, как она кинулась из собора вслед за тобой. И лицо у нее было в этот момент очень решительное…

– Черт, на нее я совсем не подумал! – вырвалось у Игоря.

– Надо было обыскать, может, у нее за пазухой или под юбкой спрятан револьвер, – рассмеялся незнакомец.

– Вы русский? – поинтересовался Игорь. Они уже выехали на широкую улицу и неслись все дальше и дальше от собора в потоке разноцветных машин.

– Андрей Соскин, – наконец представился мужчина. – Я покинул бедную несчастную Россию в шестьдесят третьем. Почти точно так же, как и ты, только без кровавых эксцессов. Видишь ли, я принадлежал к артистической среде, точнее, прибыл сюда с людьми искусства, а лучшее оружие интеллигентных людей – это интеллект… – Он рассмеялся. – Впрочем, очень скоро здесь я научился всему, в том числе бить морды и даже убивать…

Глядя на ряды красивых каменных зданий, на дворцы, соборы, Найденов постепенно освобождался от напряженности. Все происшедшее отодвигалось на задний план, даже миловидное лицо Эльвиры стушевывалось… Когда-то, плавая с Катей по озеру, он подумал, что мог бы, как в «Американской трагедии» Драйзера, убить девушку фотоаппаратом… И вот аппарат сработал! Он даже не успел сообразить, как это все получилось! Будто его рукой двигал кто-то посторонний…

– Где тут сидел в крепости узник, ставший графом Монте-Кристо? – спросил Игорь. Почему-то эта мысль не давала ему покоя.

– Граф Монте-Кристо сидел на Карантинном острове в замке Иф, – ответил Соскин. – Туда теперь туристов водят. В замке Иф три месяца томился Мирабо. Его туда упекли родственники за то, что проматывал состояние… Сидел капитан корабля, завезший в Марсель оспу… Ты еще там побываешь!

– Надеюсь, в качестве туриста? – пошутил Игорь.

– Времена графа Монте-Кристо канули в Лету. Теперь избавляются от неугодных людей другими способами…

– Куда мы едем? – осмысливая его слова, спросил Игорь.

– От глупой русской привычки задавать направо-налево вопросы постарайся поскорее избавиться. Здесь этого не любят!

– Здесь?

– При нашей работе – везде, – отрезал Соскин.

3

Вадим Казаков ехал по улице Ракова мимо Дома радио, когда со стоянки выскочили новенькие «Жигули». Он резко вильнул в сторону, и в следующее мгновение послышался самый неприятный для автомобилиста звук – царапающий скрежет металла о металл. Вадим затормозил, с обреченным видом вылез и обошел свой «Москвич»: левая дверца вдавлена, краска содрана до металла. Выбрался из «Жигулей» и высокий парень в кожаной куртке с поясом, стал осматривать сверкающий бампер, который пропорол бок «Москвича». Как водится, тут же собралась толпа зевак.

– Я считаю, мы оба виноваты, – миролюбиво заметил парень в куртке. – Вы ехали быстро, а я, не заметив вас, подал машину прямо на проезжую часть. Может, без милиции разберемся?

– Тебе-то хорошо – отделался царапиной, – вступился за Вадима пожилой мужчина в бежевом плаще и синей шляпе. – А ему ремонта – на полсотни минимум.

Приедут инспектора ГАИ, составят протокол, временно отберут права. Не везет Вадиму! Снова придется обращаться к Михаилу Ильичу Бобрикову…

– Ты же ему товарный вид попортил, – суетился пожилой в шляпе. – Если погоните на станцию, насчитают больше сотни, истинный бог! Уж я-то знаю!

– Решайте, вы больше пострадали, – вздохнул высокий. По-видимому, ему тоже не хотелось дожидаться ГАИ.

– Заплати человеку полсотни – и весь разговор, – настаивал непрошеный защитник Вадима.

Парень в кожаной куртке пожал широкими плечам», достал из бумажника две двадцатипятки, протянул Вадиму, тот машинально взял.

– Радуйся, что дешево отделался, – не унимался защитник. – Новичок? Небось права-то получил без году неделя?

Высокий, даже не удостоив взглядом «синюю шляпу», укатил. В кабине «Жигулей» сидела черноволосая девушка, она так и не вылезла оттуда.

Видя, что все закончилось мирно, толпа разошлась. «Синяя шляпа» подошел к «Москвичу», провел ладонью по вмятинам.

– Таков наш автолюбительский крест – утром выехал, а вечером можешь очутиться в больнице… А железо – это пустяки! – Он нагнулся к уху Вадима: – Я дам вам адресочек одного умельца, он в своем гараже вам за день вес выправит и покрасит. Ей-богу, будет как новая. Ну, понятно, обойдется подороже, чем на станции техобслуживания, зато без очереди …

Вадим и эту бумажку засунул в карман. Он вообще за все это время не произнес ни слова. Раньше думал: случись такое – как и другие шоферы, схватился бы ругаться с виновником аварии. Кстати, кто виновник, так и не успели выяснить, наверное, и впрямь оба. Неотступно сверлила мысль: «Не в отпуске ли Бобриков? И согласится ли поставить машину на ремонт?» Еще повезло, что сейчас глубокая осень, нет той весенней суеты, когда все торопятся на станцию техобслуживания.

В мрачном настроении он потащился на Московский проспект. Регулировщики бросали взгляды из своих застекленных будок на машину, но не останавливали. Вадим договорился с Викой Савицкой поехать на юг, в Коктебель. И выехать они должны были в следующую субботу, а сегодня понедельник – вот уж воистину день несчастный! Успеют ли за это время все сделать? Возможно, придется дверцу менять, ручка-то все равно сорвана…

Михаил Ильич оказался на месте, на этот раз не понадобилась и Савицкая: он сразу узнал Вадима и вроде бы даже обрадовался, встал из-за стола, пожал руку, кивнул на диван, мол, садись…. Как и тогда, звонили телефоны, в дверь с угодливыми улыбками заглядывали автолюбители и покорно прикрывали, увидев Вадима.

– Опять поцеловался с кем-то? – улыбнулся Бобриков.

– Так глупо получилось…

– Умных аварий не бывает, – перебил Михаил Ильич. – Глянь в окно. Видишь вишневые «Жигули»? Крыша и капот всмятку. Человек только что получил новенькие в магазине, стал выезжать из ворот и поцеловался с самосвалом! Ремонту – на тысячу, не меньше, да и товарный вид уже наверняка потерян.

– Черт с ним, с товарным видом, – сказал Вадим, не понимая, куда тот клонит. – Наверное, дверцу менять придется.

– А где ее взять-то, дверцу? – хитро прищурился начальник. – Тут придется поломать голову…

Мастер кузовного цеха осмотрел «Москвич», задумчиво потер переносицу. Он был в черном кожаном пиджаке, модных туфлях на каучуковой подошве, на руке голубовато посверкивали японские часы. К нему то и дело совались со своими просьбами автолюбители, но, наткнувшись на его холодный взгляд, понимающе кивали, молча отходили.

– Надо сделать, Петрович, – взглянул Михаил Ильич на коренастого мастера.

– А как с «Волгой» адмирала?

– Адмирал в море, подождет.

Пока Вадим оформлял заказ, загонял машину в цех – прежде пришлось помыть ее, – наступил обеденный перерыв. Некоторые автослесари потянулись к ожидающим их в стороне автолюбителям. На пути к автобусной остановке Вадима нагнал на своих новеньких «Жигулях» Михаил Ильич.

– Тебе в город? – спросил он. – Садись, подвезу.

Чехлы на сиденьях финские, обшитый толстой кожей руль фиатовский, под креслами установлены деревянные динамики, а стереомагнитофон спрятан в перчаточном ящике. Бобриков нажал клавишу, и салон густо наполнился мелодичной музыкой.

– «Филипс», – небрежно бросил Бобриков, поймав восхищенный взгляд Вадима. – С риверсом.

Вадим не знал, что такое «риверс», но спросить постеснялся, он вообще впервые увидел магнитофон в машине. Маленький аппарат, целиком заглотивший кассету, звучал ничуть не хуже стационарного, казалось, мелодия наполняет весь салон: она идет снизу, сверху, с боков. Михаил Ильич приглушил звучание, сбоку быстро взглянул на Вадима:

– Нравится? Могу уступить… Мне предлагают «Пионер», у него мощность побольше.

Вадим поинтересовался, сколько же стоит такая штука.

– Семь рублей, – ответил Бобриков. – С колонками. И что удобно – магнитофон не виден снаружи: колонки под сиденьями, а сам аппарат закрывается крышкой. Кто ставит колонки у заднего стекла, тот рискует лишиться магнитофона, а тут все шито-крыто! Ни один воришка не догадается, что в машине аппарат.

– Семь рублей… – повторил Вадим. – Семьсот?

– Такие теперь цены, – улыбнулся Бобриков. – За что капиталисты дерут с нас шкуру?

– Скорее, наши спекулянты, – вставил Вадим.

– Сходи в комиссионку, поинтересуйся, «филипсы» с риверсом идут по семь-восемь рублей.

– Вещь хорошая, конечно, но и цена!

– Дефицитная вещь, бери, пока я добрый, не пожалеешь! – соблазнял Бобриков. – Я скажу ребятам, они тебе за четвертак его сразу и установят.

«На круг семьсот двадцать пять рублей… – соображал Вадим. – Если взять эту штуку, то на „Жигули“ не хватит…»

Он собирался поставить на комиссию свой «Москвич» и приобрести «Жигули» – эти машины ему больше нравились, да и его развалюха уже набегала свыше ста тысяч километров, теперь придется больше ремонтировать, чем ездить.

– Поехали ко мне, пообедаем? – предложил Бобриков. – Я живу на Васильевском острове.

Хотя Казаков и не испытывал симпатии к Бобрикову, он согласился: нутром журналиста чувствовал, что это интересный тип! В нем уживаются, по-видимому, способный администратор и ловко замаскированный делец! Каждая новая встреча с Бобриковым давала пищу для размышления. Как хитроумно приспособился этот человек к обстоятельствам! Отлично понимая, как автолюбителям необходимы запчасти, ремонт машин, он извлекает из этого гораздо больше тех, кто открыто берет взятки. Бобриков – психолог, и довольно тонкий… И его не так-то просто будет припереть к стенке! Такой из самой критической ситуации сумеет вывернуться,. Но тем и интересен был для Вадима Казакова Михаил Ильич, что с ним нужно было и самому проявить все свои качества журналиста. Бобриков явно считает его, Казакова, за простака, иначе не предлагал бы дорогой «Филипс»… Пусть он так и продолжает думать. Желание написать про ловкого делягу крепло в Вадиме.

У Михаила Ильича была двухкомнатная квартира, богато обставленная импортной мебелью, на подставке – заграничный стереомагнитофон, проигрыватель, десятка два кассет, на стене подвешены фирменные колонки. С потолка квадратной меблированной кухни спускается матовый плафон, на деревянных резных полочках флаконы со специями – все красивое, заграничное, даже холодильник финского производства. Двери в квартире и подсобных помещениях из красного дерева, моющиеся импортные обои. Ничего подобного Вадим в продаже не видел.

Михаил Ильич поставил на электрическую плиту кастрюлю, сковородку, достал из холодильника масло, икру, семгу.

– Я буду чай, а ты, если хочешь, свари кофе, – предложил он.

Движения у него быстрые, резкие. На одном месте он долго не мог находиться. Пока разогревался обед, успел позвонить несколько раз и договориться вечером о встрече. «Будь у меня в семь пятнадцать! Плюс-минус пять минут, опоздаешь – меня дома уже не будет!» Голос начальственный, не терпящий возражений. Повесив трубку, на минуту вдруг прилег на тахту. Вскочил, будто подброшенный пружиной, и включил магнитофон. С Вадимом обращался так, будто они сто лет знакомы и тот уже не один раз бывал у него дома.

– Надо бы пару колонок и на кухне поставить, – философствовал он. – Где большую часть времени проводим мы? На кухне за столом. А в комнате жена накрывает лишь по большим праздникам.

На обед были борщ, котлеты с картошкой. Бобриков говорил, что Вадиму крупно повезло с магнитофоном. «Филипс», отличная новейшая модель, такую нигде не достанешь, ему, Бобрикову, привез из ФРГ его друг-приятель кинорежиссер Саша Беззубов. Не задаром, конечно, пришлось ему «отстегнуть» семь штук, за столько же отдает и Вадиму. У нас пока это редкость, а там магнитофон на каждой машине установлен…

Вадим еще не дал согласия, а Михаил Ильич уже считал дело решенным, говорил, что прямо сейчас поедут на станцию техобслуживания и электрик в два счета поставит в «Москвич» магнитофон. Будет Вадим ездить и благодарить его, Бобрикова, за такой «подарок»! Ну а если что еще случится с машиной, то в любое время к нему – для хороших друзей всегда найдутся дефицитные запчасти…

– Почему я на этой работе столько лет держусь? – разглагольствовал Михаил Ильич. – Взяток не беру. Уже сколько на моем веку начальников станций техобслуживания из-за этого погорело! А у меня ни одного прокола. А когда совесть чиста, человек ничего не боится. Ты бы послушал, как я с профессорами-академиками разговариваю: чем, мол, вы лучше других автолюбителей? Становитесь в порядке очереди, и все будет о’кэй!

– А как суют взятки? В конверте? – поинтересовался Вадим. – Или борзыми щенками?

– Сначала пробовали… – усмехнулся Бобриков. – Дело в том, что кто дал взятку, тот больше тебя не уважает, а я, понимаешь, не терплю к себе неуважения. Я хочу быть не зависимым ни от кого. Звонит мне мой начальник, – дескать, помоги с ремонтом такому-то товарищу, – я говорю: пусть приезжает… Прикатит и ко мне в кабинет, мол, я от такого-то… Ну, я ему вежливенько разъясняю, что необходимых ему запчастей у меня нет, сам министр не прикажет поставить то, чего у меня не имеется в наличии, а вот сделать техобслуживание, помыть машину – пожалуйста!

– На самом деле деталей нет?

– В том то и дело, что есть, но я по блату никому не даю. И никакой мне начальник не прикажет. Я ведь не отказываю, но и не даю. Как говорится, на нет и суда нет. Мой начальник ведь не знает, что у меня в загашнике хранится…

– А кому же… даете дефицитные запчасти?

– Тебе не отказал бы, – улыбнулся Бобриков. – Ты не трясешь перед носом своим удостоверением, не ссылаешься на авторитеты. Не грозишься написать про меня в газету… Почему бы тебе и не помочь?

– Спасибо, конечно, но…

– Без всяких «но» обращайся ко мне, всегда помогу, – заверил Бобриков.

– А магнитофон с колонками я не возьму, – вздохнув, сказал Казаков. – Дороговато для меня, да и нужен ли в машине магнитофон? Пожалуй, отвлекать во время езды будет.

Михаил Ильич сразу поскучнел, заторопился на работу. Вадим почувствовал, что тот потерял к нему всякий интерес и уже, наверное, жалеет, что многое наобещал…

Хотя часть пути можно было проехать вдвоем, Бобриков не предложил ему сесть в машину. Приоткрыв дверцу, сухо осведомился:

– Про каких ты щенков-то говорил?

– Про борзых, – скрывая улыбку, ответил Вадим.

– Дочь просит карликового пуделя, а борзая – это такая большая собачина с поджатым брюхом?

– Любого зайца догонит.

– Услышишь про карликового пуделя – позвони мне. – Бобриков хлопнул дверцей и резво взял с места.

Наверное, просто по наитию Вадим зашел в комиссионный в Апраксином дворе, протиснулся сквозь толпу к витрине и увидел на полке точно такой же «Филипс», который так упорно навязывал ему Бобриков. И стоил он ровно пятьсот рублей. Не поверив своим глазам, Казаков переспросил у продавца, тот подтвердил, что эта модель стоит пятьсот рублей, их целая партия прибыла в «Березку».

Шагая по Невскому, Вадим мрачно размышлял, зачем Бобрикову брать взятки с автомобилистов? Можно просто клиенту продать какую-либо вещь, не имеющую никакого отношения к запчастям… Он вспомнил, как Вика Савицкая рассказывала, что Михаил Ильич, устроив кузов ее мужу – Василию Попкову, взял «на время» дорогой транзисторный приемник, да так и не вернул…

«Вот он, материал для фельетона, – подумал Казаков. – К Бобрикову на Московский теперь мне путь заказан! Машину он поставил на ремонт в надежде всучить мне „Филипс“».

Вадим решил, что станцией обслуживания и Бобриковым он займется, когда возвратится из отпуска. Правда, тема не нова: не так уж редко появляются в печати материалы про станции техобслуживания… Ничего, внесет и он свою лепту в это дело!…

Глава восемнадцатая

1

Павел Дмитриевич бухал кулаком по дощатой двери – от мощных ударов сотрясалась стена, в сенях звякали на лавке пустые ведра. В окне мелькнул свет, немного погодя сонный женский голос произнес:

– Господи, да кто это грохочет в такое время? Пожар, что ли?

– Мама, я сам открою, иди спи, – проговорил мужчина.

Скрипнула дверь в избе, потом лязгнул засов в сенях, и на крыльцо вышел Широков – он был в исподней рубахе и трусах, темные волосы на голове взлохмачены. Абросимов сгреб его за грудки, рванул на себя так, что затрещала рубаха, и, заглядывая в глаза, прорычал:

– Меня надоумил выпроводить отсюда Ингу Ольмину, а сам, моралист чертов, мою жену увел?!

Иван Степанович стоял перед разгневанным Абросимовым и молчал.

Тот развернул его и ударом кулака сбросил с крыльца на землю. Широков медленно поднялся.

– Бей не бей, а делу, Паша, не поможешь, – сплюнув и облизав губу, проговорил он. – Потерял ты Лиду.

– Да я только свистну, она тут же ко мне прибежит! – не помня себя, кричал Павел Дмитриевич.

– Свистни, – глухо уронил Иван Степанович.

На крыльцо выскочила в длинной исподней рубахе старуха Широкова. Седые волосы рассыпались по плечам, в тонких руках ухват.

– Ты чего, бесстыжие твои глаза, ночью людям спать не даешь?! – завопила она. – Вот ухватом огрею по горбине! А ты, Ванька, чего язык проглотил?

Тот подошел к матери, отобрал ухват и отбросил в сторону.

– Иди, мама, – спокойно сказал он. – Без тебя разберемся, дело тут мужское… – Оглянулся на тяжело дышавшего Абросимова и прибавил: – Сейчас оденусь и выйду, а ты, гляди, дом на куски не разнеси…

– Пашка, ты? – подслеповато щурилась в темноту старуха. – За своей Лидкой приперся? Да бери ты ее ради бога! Вместе с робятишками…

– Мама, пойдем в избу. – Сын увлек ее в черноту сеней.

Прислонившись плечом к забору, Павел Дмитриевич отрешенно уставился на смутно вырисовывающуюся на фоне темного беззвездного неба водонапорную башню, – казалось, она наклонилась в его сторону и грозила упасть на голову. Мелкий дождик опутывал липкой паутиной лицо, мокро шелестел в полуголых ветвях огромной березы, стоявшей напротив дома Широковых. Кругом тихо и темно, лишь желто светятся два высоких окна на вокзале. Холодные порывы ветра раскачивали телеграфные провода на столбах, и они тихонько гудели. Мимо ног бесшумно прошмыгнула кошка, ожгла зеленоватым огнем вспыхнувших глаз.

Широков вышел в ватнике, волосы на затылке топорщились; долго всматривался в сумрачное лицо Абросимова, потом присел на верхнюю ступеньку, закурил. Неяркий огонек спички выхватил из сумрака прищуренный глаз и черную бровь.

– Я думал, ты раньше сюда заявишься, – негромко сказал он. – Лида тебе еще когда написала?