Поэзия и проза Древнего Востока

Несколько версий гимна, дошедших до нас, относятся к эпохе Нового царства, но несомненно, что они лишь поздние записи, свидетельствующие о популярности произведения. Интерес, представляемый гимном, двоякий; во-первых, в нем красочно отражается отношение египтян к могучей реке, не только создавшей их страну, но и в течение тысячелетий кормящей ее население (иначе говоря, в гимне выражено отношение человека к обожествляемой им природе); во-вторых, эти чувства выражены в нем в яркой художественной форме. Гимн – не молитва, не собрание просьб, а именно выражение восхищения и благодарности великой природе, давшей жизнь стране и ее людям.

В гимне богу Осирису, начертанном на надгробной штате времени Среднего царства (хранится в Парижской Национальной библиотеке), воспевается божество, культ которого широко распространился в эпоху Среднего царства: Осирис стал в египетском обществе чем-то вроде «властителя дум». С именем его связывалось представление о доступном и желанном для каждого смертного бессмертии за гробом, и культ Осириса демократизовал и упростил заупокойный ритуал. Достаточно было самого скромного надгробия в виде плиты с начертанными на ней священными формулами и упоминанием Осириса, чтобы обеспечить вечную жизнь в потустороннем мире.

В качестве антитезы общераспространенной догмы о бессмертии, теснейшим образом связанной с культом Осириса, в эпоху Среднего царства появилась так называемая «Песнь арфиста» – совокупность приблизительно пятнадцати текстов, дошедших частично от периода Среднего, а частично от начала Нового царства (последние, однако, являются копиями или версиями более древних среднеегипетских оригиналов). Эти тексты связаны между собой общим направлением мысли, одним мироощущением и мироотношением; все на земле бренно, решительно все обречено на исчезновение; испокон веков поколения людей одно за другим нисходят в могилы, заупокойные памятники разрушаются и исчезают, и от этих людей не остается даже воспоминания. (См. в нашем томе переведенную Анной Ахматовой «Песнь из дома усопшего царя Антефа...».) Потому надо использовать все блага жизни, веселиться и наслаждаться, ибо ничто не отвратит неизбежную смерть. Таким образом, «Песнь...» высоко ценит земную жизнь и в то же время полна неприкрытого скептицизма по отношению к загробным верованиям. "Песнь арфиста", бесспорно, обнаруживает наличие в Египте эпохи Среднего царства разных течений религиозно-общественной мысли, иногда прямо противостоящих друг другу.

Очень интересным и, может быть, не до конца еще понятным произведением древнеегипетской литературы является широко известный «Спор разочарованного со своей душой», содержащийся в одном из берлинских папирусов.

Совершенно ясно, что «разочарованный» имеет в виду какие-то новые общественные порядки и нравы, которые диаметрально противоположны тем, которые ему дороги и близки («никто не помнит прошлого»). Словом, он чувствует себя одиноким в окружающем его обществе, в котором ему все чуждо и враждебно.

Социальные потрясения в Египте конца III тыс. до н. э., отразившиеся на содержании «Спора разочарованного со своей душой», наложили отпечаток и на другие произведения египетской литературы эпохи Среднего царства – произведения, так сказать, публицистического плана. Более того, целая группа произведений того времени была инспирирована дворцом с целью укрепить и пропагандировать авторитет фараонов XII династии, положившей конец предшествующей вековой политической неурядице. Сюда относится и «Рассказ Синухе» и «Пророчество Неферти».

Литература времени Нового царства в основном является развитием тех литературных традиций и жанров, которые сложились уже в эпоху Среднего царства. Главное, хотя в основном лишь внешнее, отличие литературы Нового царства от литературы Среднего царства заключается в языке,– литература Среднего царства написана на среднеегипетском, так называемом классическом языке, литература Нового царства – на новоегипетском языке.

Литература Нового царства представлена множеством сказок,– таковы, например, «Два брата», «Правда и Кривда», «Обреченный царевич»,– а также множеством дидактических произведений – «поучений». Особо следует назвать рассказ о путешествии некоего Уи-Амуна в Библ. Это произведение не содержит никаких сказочных моментов и, подобно среднеегипетскому «Рассказу Синухе», может быть отнесено к произведениям, правдиво отражающим историческое время событий, в нем описанных.

Ко времени Нового царства относится и ряд произведений, воспевающих воинскую доблесть фараонов, а также высокопоэтические гимны разным божествам, например, гимн богу Атону. Особыми поэтическими достоинствами отличается тонкая любовная лирика этих времен.

Переходя к произведениям демотической литературы, также следует сказать, что она развивалась, продолжая установившиеся литературные традиции. Здесь и фантастические сказки (например, сказки цикла о жреце Хасмуасе), сказания эпического характера о фараоне Петубасте, поучения,– например, «Поучение Анхшешонка», басни – новый, ранее не встречавшийся жанр, в котором действующими лицами являются только животные.

Особо надо упомянуть содержание папируса Райланд IX, в котором рассказывается история одной жреческой семьи на протяжении трех поколенпй. Это произведение насыщено достоверными бытовыми и историческими реалиями и никаких фантастических деталей не содержит. Это едва ли не самое древнее в мировой литературе произведение, действующими лицами которого являются три поколения (деды, отцы, внуки) одной семьи.

Известный бельгийский египтолог Ж. Капар, взяв за основу сюжет папируса Райланд IX, написал увлекательный роман из жизни древнего Египта.

Египетское общество в древние времена жило напряженной, богатой и многосторонней духовной жизнью. Египетская культура в целом является одним из истоков культуры всемирной. Египетская литература, представляющая собой одно из самых ярких и художественно ценных проявлений этой культуры, самобытна и глубоко человечна. Она неразрывно связана с жизнью общества и его идеологией. А так как в эпоху ее развития в идеологии преобладающую роль играла религия, не удивительно, что египетская литература испытала на себе существенное влияние религии, и нередко в ее произведениях мы обнаруживаем религиозное мироощущение в различных его проявлениях. Однако отсюда вовсе не следует, что египетская литература в основном литература религиозная пли богословская. Наоборот, она представлена самыми разнообразными жанрами. Наряду с переработанным и записанным в виде сказок фольклором – сказки папируса Весткар, «Два брата», «Обреченный царевич» – есть повести о реальных событиях: «Рассказ "лшухе" и «Рассказ Ун-Амуна», надписи царей и вельмож исторического содержания; наряду с религиозными текстами (гимны Амону, Атону, Хапи и др.) – произведения скептического содержания, например, «Спор разочарованного со своей душой»; наряду с мифологическими сказками (сказка о Хоре и Сете) – басни и любовная лирика. (Известны ли были египтянам стихотворения в нашем понимании этого термина – ничего определенного сказать нельзя, так как огласовка египетских текстов вплоть до наших дней является проблематичной.) Египтянам не чужды были и театральные представления, причем не только мистерии, но и в какой-то мере светская драма.

Выше уже говорилось, что ряд произведений египетской литературы создавался под импульсом современных им политических веяний и, например, некоторые сочинения эпохи XII династии были инспирированы фараоном и его ближайшим окружением. На это впервые обратил внимание и убедительно доказал один из самых авторитетных египтологов нашего времени французский профессор Г. Познер.

Вряд ли есть основание сомневаться в том, что этот факт вовсе не исключение в истории египетской литературы, что фараоны последующих времен не упускали возможности воспользоваться литературой для усиления своего авторитета и популяризации самих себя. При великом фараоне-завоевателе Тутмосе III постоянно находился писец Ченен, который описывал ярко и образно походы фараона, блестящие победы египетских войск и роль самого царя. Несомненно, что Ченен описывал все так, как это было желательно царю. При другом знаменитом фараоне, Рамсесе II, был другой такой же писец, имени которого мы не знаем, по произведение которого скопировал писец Пентаур. В этом, хорошо известном нам произведении описывается знаменитая Кадешская битва между египтянами и хеттами, подробно, но в явно преувеличенном виде описываются воинские доблести Рамсеса II. Тексты, повествующие о Кадешской битве и подвигах Рамсеса II, сопровождаемые соответствующими изображениями, находятся в разных храмах. Тексты и изображения были выполнены высококвалифицированными писцами и художниками, но сам Рамсес II влиял на содержание и направленно их работы.

Когда говорят о литературе, невозможно не говорить о ее создателях, об авторах. Здесь, однако, мы встречаемся с очень серьезными трудностями, которые относятся, конечно, и к ряду других литератур древности. Все дошедшие до нас египетские тексты, конечно, были когда-то и кем-то составлены, написаны, даже и тогда, когда они представляли собой письменную фиксацию устных преданий. Том не менее в большинстве этих текстов нет ни малейшего намека на автора. Кто же были они, эти авторы, и почему их имена отсутствуют в текстах? На этот очень важный вопрос ответить однозначно и вполне определенно очень трудно. Несомненно, что этот вопрос связан с другим, более общим вопросом: известно или неизвестно было древним египтянам понятие авторства? Отрицательный ответ на этот вопрос (а такой отрицательный ответ широко распространен в научной литературе) не соответствует действительности. Понятие авторства существовало, но почти исключительно в сфере дидактической литературы.

Как и в других странах древности, понятие авторства в древнем Египте не было еще прочным достоянием общественной мысли. Оно лишь стало стабилизироваться и осознаваться и укрепилось именно в дидактической литературе. По-видимому, сами египтяне считали этот жанр наиболее важным и существенным. В одном из папирусов эпохи Нового царства содержится в высшей степени замечательное место, где восхваляются авторы древних поучений:

Они не строили себе пирамид из меди

И надгробий из бронзы.

Не оставили после себя наследников,

Детей, сохранивших их имена.

Но они оставили свое наследство в писаниях,

В поучениях, сделанных ими.

Построены были двери и дома, но они разрушились,

Жрецы заупокойных служб исчезли,

Их памятники покрылись грязью,

Гробницы их забыты.

Но имена их произносят, читая эти книги,

Написанные, пока они жили,

И память о том, кто написал их,

Вечна.

...Книга лучше расписного надгробья

И прочной стены.

Написанное в книгах возводит дома и пирамиды в сердцах тех,

Кто повторяет имена писцов,

Чтобы на устах была истина.

(Перевод А. Ахматовой)

Перед нами мотив «нерукотворного памятника», прозвучавший на берегах Нила еще в конце II тыс. до н. э. Строки эти служат ярким свидетельством почета, уважения и благодарности к авторам – мудрецам, обогатившим египетскую культуру своими произведениями.

Такие мысли могли родиться только там, где любили и ценили литературу, где творческий труд заслуженно считался высшим достижением человека. Ограничимся указанием на то, что слово «писец» в египетском языке означало не только профессионального писаря или переписчика, но и вообще имело значение «грамотный» или «образованный» человек. Данные памятников свидетельствуют о том, что писцы (нечто вроде древнейшей «интеллигенции») вербовались изо всех классов населения (преимущественно из правящих слоев) и занимали самые разнообразные ступени в общественной иерархии, от лиц, очень близких к трону, вплоть до самых скромных чиновников и писарей. Писцы в целом представляли собой огромный бюрократический аппарат, весьма привилегированный, а в основном занимавшийся административно-хозяйственной деятельностью. В этой многочисленной чиновной массе всегда были люди одаренные и любознательные, которых не могла удовлетворить серая рутина чиновничьих обязанностей, которые стремились к знанию и творческой работе. Вот они-то и становились писателями и учеными, непосредственными создателями египетской культуры и литературы.

Гуманистическая идея, выражавшая интерес общества к человеку, и неразрывно связанное с этим интересом человеколюбивое отношение к нему пронизывают литературу древнего Египта. Отдельные ученые рассматривают Египет как единственную родину многих жанров и литературных сюжетов, проникших впоследствии в другие древние литературы. Это – преувеличение, но никак нельзя отвергать серьезное влияние египетской литературы на другие литературы древности. Отметим прежде всего, что египетская литература оказала влияние на Библию. Хотя определение объема этого влияния вызывает противоречивые мнения, однако факты такого воздействия несомненны. Рассказ Библии об исходе евреев из Египта содержит следующий эпизод: Моисей «разделил» воды Красного моря, и по суше, то есть дну моря, провел весь еврейский народ с одного берега на другой. В папирусе Весткар египетский жрец также «разделяет» воды пруда. Библейская книга «Притчи Соломоновы» по своей структуре и стилю напоминает египетские поучения. В «Поучении Аменемопе» мы читаем: «Дай уши твои, внимай [словам], сказанным мной, обрати сердце свое к пониманию их». В «Притчах Соломоновых»: «Приклони ухо свое, внимай словам моим и обрати сердце свое к пониманию их». Такое совпадение, конечно, не случайность, египетский текст является в данном случае первоисточником. Бросается в глаза близость библейских псалмов 104, 110 и некоторых других к египетским текстам, и т. д. Исследование ряда библейских сюжетов, например, «Пребывание Иосифа в Египте» («Книга Бытия») и др. показывало, что они навеяны египетским бытом и литературой. Египетские мотивы через Библию, а затем и через коптскую литературу проникли в Европу. Восхваление римского полководца Стилихона латинским поэтом IV в. н.э. Клавдпаном содержит совершенно явные следы религиозных и мифологических представлений древних египтян. Надо отметить и выявленную исследователями связь между египетской и античной любовной лирикой. Так называемый параклауситрон, то есть любовная песнь у закрытых дверей любимой (Плавт, Катулл, Пропорций), традиционно рассматривался как исконно античный жанр. Оказалось, однако, что задолго до античных авторов египтяне знали этот литературный прием. Приведенные факты достаточно убедительны, хотя далеко не представляют собой систематического или исчерпывающего обзора литературных связей между Египтом и античным миром.

В целом древнеегипетская литература была в большей мере дающей, а не берущей, влияющей, а не подвергающейся влиянию. Конечно, исключать всякое влияние на египетскую литературу было бы неверно. В демотической лигературе существует цикл сказании о фараоне Петубасте. В этих сказаниях имеются неегипетские литературные моменты, и можно допустить здесь влияние «Илиады» Тот факт, что знакомство с «Илиадой» наложило какой-то отпечаток на цикл о Петубасте, свидетельствует вместе с тем, что впечатление от "Илиады" было воспринято по египетски, как всегда бывает при взаимовлиянии двух больших литератур Египетская культура и литература, воспринимавшие иноземные элеменгы, адаптировали и к себе, не теряя при этом своего самобытного облика.

М. Коростовцев

Все переводы из древнеегипетской словесности выполнены М. Коростовцевым и отредактированы С. Маркишем специально для «Библиотеки всемирной литературы». Переводы А. Ахматовой и В. Потаповой даются по книге: «Лирика древнего Египта», составление, вступительная статья, подстрочные переводы и примечания И. Кацнельсона. М., «Художественная литература», 1965 (Все помещенные в томе переводы, источник которых на русском языке не указан, публикуются впервые).

Сказка потерпевшего кораблекрушение

1 Сказал достойный «спутник»: «Да будет спокойно

2 сердце твое, первый среди нас, ибо вот достигли мы царского подворья, подан

3 на берег деревянный молот[1],

4 вбит в землю причальный кол, носовой канат

5 брошен на сушу. Звучит благодарность и хвала богу, и

6 каждый обнимает своего товарища.

7 Люди наши вернулись невредимы, нет

8 потерь в отряде нашем. Мы достигли

9 рубежей страны Уауат[2] и миновали

10 остров Сенмут[3]. И вот вернулись

11 с миром. Прибыли в страну нашу.

12 Послушай меня, первый среди нас, – я ничего

13 не прибавлю лишнего: сверши омовение и возлей 

14 воду на пальцы твои. И,

15 когда спросят тебя, отвечай. Говоря с

16 царем, владей собою,

17 отвечай как подобает, не запинайся, ибо спасение чело-

18 века – в устах его, ибо слово 

19 пробуждает снисхождение.

20 Поступай, однако ж, по желанию сердца твоего,

21 ибо утомительно уговаривать тебя. Поведаю

22 тебе лучше, как случилось и со мною

23 подобное. Отправился я в

24 рудники царя.

25 Спустился я к морю, и вот – судно:

26 сто двадцать локтей в длину и сорок в ширину 

27 и сто двадцать отборных моряков из

28 Египта. Озирают ли они

29 небо, озирают ли землю – сердце их неустрашимее,

30 чем у льва. И возвещают они

31 бурю до прихода ее и грозу

32 до наступления ее. И вот грянула буря,

33 когда мы были в море, и не успели

34 мы достигнуть суши, плывя под парусами.

35 И вот ветер все крепче, и волны высотою в

36 восемь локтей. И вот рухнула мачта

37 в волну, и судно

38 погибло, и никто из моряков

39 не уцелел. Я один был выброшен

40 на остров волнами моря.

41 Я провел три дня в одиночестве, и лишь

42 сердце мое было другом моим. Я лежал

43 в зарослях

44 деревьев, в объятиях

45 тени. После поднялся я на ноги,

46 чтобы поискать, что положу в рот свой.

47 И вот нашел я фиги,

48 и виноград, и всякие прекрасные овощи, и

49 плоды сикомора, и

50 огурцы, словно выращенные человеком, и рыбу, и

51 птицу. И нет такого яства,

52 которого бы там не было. И вот

53 насытился я и положил на землю,

54 то, что осталось в руках моих. Вырезал я коловорот,

55 добыл огонь и

56 принес огненную жертву богам. Тут услыхал

57 голос грома. Поду-

58 мал я, что это волны

59 моря. Деревья трещали,

60 земля дрожала.

61 Когда же раскрыл я лицо[4] свое, то увидел, что это

62 змей приближается ко мне.

63 Длина его – тридцать локтей. Борода его – больше

64 двух локтей.Чешуя его – из

65 золота, брови его – из лазурита,

66 тело его изогнуто кверху.

67 Он разверз уста свои предо мной, я же

68 лежал, распростершись ниц.

69 Сказал он мне: «Кто принес тебя сюда, кто принес тебя, малыш?

70 Кто принес тебя? Если замедлишь

71 назвать мне его, то гляди,

72 изведаешь превращенье в золу,

73 исчезнешь, и никто тебя не увидит».

74 Отвечал я ему: «Вот, ты говоришь со мной, а я не понимаю.

75 Ниц распростерт я перед тобой». И

76 я обмер от страха. Тогда забрал он меня в пасть свою,

77 и отнес

78 в жилище свое, и положил на землю,

79 невредимого, ибо я был

80 цел и члены мои не оторваны от туловища.

81 И отвел он уста свои, я же

82 простерся на чреве ниц перед ним.

83 Сказал он мне: «Кто принес тебя сюда, кто принес тебя,

84 малыш? Кто принес тебя на этот остров средь

85 моря, берега которого – волны?»

86 Отвечал я ему,

87 сложив почтительно

88 руки, сказал я ему так:

89 «Я отправился

90 в рудники посланцем

91 царя на судне

92 длиною сто двадцать локтей и шириною – сорок,

93 со ста двадцатью отборными моряками

94 из Египта.

95 Озирают ли они небо, озирают ли землю,

96 сердца их неустрашимее, чем у льва.

97 Возвещают они бурю

98 до прихода ее и грозу до наступления ее.

99 Один отважнее другого сердцем и

100 сильнее руками, и не

101 было недостойного среди них. И вот грянула

102 буря, когда мы были в море,

103 и не успели мы достигнуть земли, плывя под парусами.

104 И вот ветер все крепче, и волны

105 высотою в восемь локтей. И вот мачта рухнула

106 в волну, и судно погибло,

107 и не уцелел ни один,

108 кроме меня. И вот я близ тебя.

109 Я был выброшен на этот остров волнами моря».

111 Сказал он мне: «Не бойся, не бойся,

112 малыш, не закрывай от страха лица своего здесь,

113 предо мною. Вот бог даровал тебе

114 жизнь, он принес тебя на этот остров ка[5].

115 Нет такого, чего бы на нем не было, и он полон всяким добром.

117 Вот ты проведешь, месяц за месяцом,

118 четыре месяца на этом острове,

120 пока не придет из царского подворья судно,

121 и люди на нем – твои знакомцы.

122 С ними ты вернешься в царское подворье

123 и умрешь в городе своем.

124 Как радуется повествующий о былых горестях, ибо страдание миновало!

125 Вот я поведаю тебе о происшедшем на этом острове.

126 Я жил здесь с моими братьями и детьми,

127 нас было семьдесят пять змеев

128 с детьми и братьями моими, не считая

129 малой дочери, которую я добыл себе молитвой. И вот упала звезда

130 и попалила их. Это случилось, когда меня не было –

131 не было меня среди них. Я чуть было не умер, когда нашел их всех

132 в одной груде спаленных тел. Если ты силен, владей сердцем своим, ибо

133 ты еще обнимешь детей своих, и поцелуешь

134 жену свою, и увидишь дом свой,– это прекраснее всего.

135 Ты достигнешь царского подворья и будешь там

136 среди подобных тебе». Я

137 простерся ниц и коснулся челом

138 земли, говоря ему так:

139 «Я поведаю о могуществе твоем царю – пусть узнает

140 о величии твоем. Моею заботою царь пришлет тебе благовония – иби, хекену,

141 нуденб, хесант и храмовый ладан,

142 которым умилостивляют всех богов. Я поведаю ему о происшедшем здесь,

143 и, узрев мощь твою,

144 воздадут тебе хвалу пред лицом Совета страны[6]. Я принесу тебе в огненную жертву

145 быков. Я принесу тебе в жертву

146 птиц. Моими заботами доставят тебе суда, груженные

147 лучшим, что рождает Египет,– словно как богу, любящему

148 людей, в стране далекой, безвестной человеку».

149 Тогда посмеялся он надо мною, ибо сказал я пустое.

150 Сказал он мне: «Ты не богат миррою[7], не родился ты хозяином ладана.

151 Я же владыка Пунта[8], и вся мирра его – моя.

152 Ты говорил о хекену – обилен хекену этот остров.

153 И вот ты расстанешься с этим местом – и никогда

154 не увидишь его снова, ибо превратится оно в воду». Судно, о

155 котором заранее известил меня он, прибыло.

156 Я взобрался на высокое дерево, и узнал знакомцев своих по царскому подворью,

157 и пошел доложить змею. И увидел я, что ему уже ведомо все.

158 И сказал он мне: «Прощай, прощай, малыш, в доме твоем да узришь ты 

159 детей твоих, и да прославишь имя мое в городе твоем – вот и все, чего

160 я хочу от тебя».

161 Распростерся я ниц перед ним, сложив почтительно руки.

162 Он даровал мне груз мирры,

163 иби, хекену, нуденба, хесанта, даровал черни для глаз, хвосты

164 жираф, большую груду ладана, слоновьи клыки,

165 охотничьих собак, обезьян и всякое прекрасное добро.

166 Погрузил я все на судно и распростерся ниц,

167 чтобы воздать ему хвалу. Тогда сказал он мне: «Вот достигнешь ты царского подворья 

168 через два месяца. Обнимешь ты детей своих и помолодеешь 

169 в царском подворье и там же будешь погребен». Тогда спустился я к берегу,

170 туда, где стояло судно, и окликнул

171 людей, которые были на нем. И воздал я хвалу владыке этого острова,

172 и моряки на судне – также. И двинулись мы на север,

173 к подворью царя. Достигли мы царского под-

174 ворья через два месяца, как предсказал змей. Тогда я предстал перед царем

175 и принес ему дары, которые доставил с того острова.

176 И тогда царь воздал мне хвалу перед Советом страны, и

177 удостоен я был звания «спутник царя»,

178 и вознагражден

179 подначальными людьми.

180 Вот как я причалил счастливо к земле, после того как

181 испытал все, что довелось испытать. И вот ты видишь меня. Слушал же меня,

182 ибо хорошо внимать людям».

183 Сказал он мне: «Не хитри,

184 друг! Кто дает воду

185 птице на заре, перед тем как