Черный клинок

– Ты мне нравишься, Стиви. В самом деле нравишься, – промолвил Торнберг. – Про большинство других людей, включая собственных детей, я бы так не сказал. Ты умна, и тебе не плевать на других. В нашем теперешнем мире такие качества особенно ценны. Хэм такой же, в, хотя я бываю излишне требователен к нему, это идет ему только на пользу. Я ему благодарен.

– Тогда мы понимаем друг друга.

– Разумеется, понимаем, – кивнул Торнберг и выпустил клуб дыма, чуть не поперхнувшись.

"Есть повод для смеха, – подумал он. – Президент воображает, будто Хэм работает на него, а эти тупые генералы в Пентагоне уверены, что на них. Но это не так. На самом деле, – удовлетворенно отметил про себя Торнберг, – он работает на меня. А в каком-то смысле они все на меня работают, в том числе и эта рафинированная фифа, воображающая, что видит всех насквозь. Я же умнее всех их, вместе взятых, включая сюда и Вулфа Мэтисона".

* * *

– Вы смотрите так, будто я вас съем, – сказала девушка, в которой Вулф узнал Чику. На ее лицо падал свет от фонарей. Черные опалы в маленьких ушах вспыхивали красными, зелеными и синими искрами.

Вулф молчал. Его разум заполнили неясные картины, связанные с сексом и смертью, и он смотрел на нее, пока ему не начало казаться, что она, словно богиня, окружена каким-то таинственным ореолом. Перед его мысленным взором вставали образы Чики: перепрыгивающей через сточную канаву под дождем, впархивающей через заднюю дверь в катафалк, стоящей на широко расставленных ногах с пистолетом на изготовку посреди холодной, насквозь продуваемой улицы перед двумя вооруженными грабителями. Затем она вспомнилась ему стоящей – тоже с широко расставленными ногами – посреди ее необычной квартиры и страстно ласкающей свое собственное тело. А потом перед ним всплыл образ Аманды, мертвой, лежащей в луже крови с диктофоном у головы, снова в снова воспроизводящим запись ее слов, адресованных ему.

Он почувствовал, как у него в ушах с ураганной силой застучал пульс, а ладони стали мокрыми от пота.

– Я был на выставке, – выдавил он наконец из себя. – Видел ваши конструкции. Они вызывают чувство тревоги. Видел и сделанные вами фотографии искусно связанных женщин, еще более тревожащие. А еще я видел, как вы грозили пистолетом уличной шпане и как садились глухой ночью в катафалк. Наверное, я вправе проявлять настороженность.

– У меня есть разрешение на ношение оружия.

– В этом я не сомневаюсь. Обращаетесь вы с ним вполне профессионально.

– Я могу войти? – спросила она, разводя руки. – Оружия у меня с собой нет. Хотите обыскать?

О да, он хотел. Однако виду не подал. Сердце у него билось так, что, казалось, выпрыгнет из груди.

– Как вы меня нашли? С какой целью? – спросил он и тут же подумал, почему она не спрашивает его, зачем он следил за ней. Наверное, уже и так все знает. Вулф внутренне содрогнулся от осознания того, что страшится ее. А может быть, и не ее самой, а того, насколько властно она его влечет к себе.

– Я хочу, чтобы вы узнали обо мне правду. Между нами гораздо больше общего, чем вы думаете, – донесся до Вулфа ее голос.

В ушах у него звенело. Он почувствовал, как струйка пота медленно поползла у него по спине.

– Вы не объяснили, как нашли меня.

– Этого не расскажешь одной фразой, – ответила она. – Может быть, вы позволите мне объяснить? Или вы уже заочно осудили и приговорили меня?

– Входите, – сказал он.

Она вошла в дом Стиви. Вулф следовал за ней и не мог оторвать взгляд от ее ягодиц. Она уселась на край обшитой цветастым ситцем софы. Вулф занял стул напротив. Он смотрел на нее, не мог не смотреть, и чувствовал себя все более беспомощным, очарованным, загипнотизированным. Во рту у него пересохло, а на виске напряженно билась жилка.

– Как насчет чашки чая для меня? – спросила она. – От центра города, да еще с пробками на дороге, ехать пришлось довольно долго.

Они прошли на кухню. Вулф поставил чайник на огонь и стал рыться в шкафчике.

– "Эл Грей" подойдет? – спросил он.

– В самый раз.

Потом он стоял и смотрел, как она пьет чай, темный и крепкий, как жидкая бронза. Она, казалось, была поглощена этим ритуалом.

– Расскажите мне о Суме! – потребовал он.

– О ком, о ком?

– Вы его знаете. Водяной Паук.

– Сума из "Тошин Куро Косай", общество Черного клинка. Я не думала, что вам известно...

– Моравиа и общество Черного клинка, – перебил он ее. – А вы связующее звено между ними.

Она посмотрела на него. Он определенно заинтересовал ее.

– А почему вы так считаете?

– Потому, – произнес он, – наклоняясь и кладя руки на спинку стула, – что я видел фото, на котором вы и Сума болтаете между собой, переходя улицу в Токио.

– Я не виделась с Сумой семь месяцев.

– Неправда. Фото сделали прошлой осенью, не больше пяти месяцев назад.

Она повернулась к нему спиной и уставилась в окно, за которым во тьме шумели деревья.

– Значит, у меня тут все пошло не так, как надо, – проговорила она.

– Пока что я не услышал ничего, чему мог бы верить.

– Да, вы не можете. Я вижу, – сказала она, глядя на него в упор. – Вы чересчур агрессивно настроены по отношению ко мне.

Они стояли друг против друга, разделенные самым обыкновенным столом.

– Мне трудно не считаться с имеющимися у меня уликами уже только потому, что вы говорите мне неправду, – сказал он. – Думаете, я шучу? То, что мне известно, говорит о том, что вы убили нескольких человек. Я, например, знаю, что Моравиа использовали для проникновения в ваше общество Черного клинка.

– Оно не мое, – поправила она.

– Я также знаю, что Сума – один из лучших профессиональных убийц этого общества, и его заприметили здесь. Еще я видел, как вы и Сума болтали между собой, как...

– Фото. Вы видели фото, снятое скрытой камерой. Вы не...

– ...как двое убийц, вспоминающих прошедшие деньки. Я обнаружил кусок ткани от ваших конструкций в сожженной машине. Этот "Файерберд-87?" заметили во время операции по поимке убийцы-рецидивиста, и как раз тогда один из моих людей был убит, а у преследуемого мной преступника все лицо превратилось в кровавую кашу. Вот какая информация связана у меня с вами.

– И это все? – переспросила Чика не моргнув глазом. – Ну нет, есть еще кое-что. Почему вы не все говорите? Разве вы не хотите рассказать, как лазили в окно моей студии?

У Вулфа внутри не то что захолодало – там забушевала ледяная буря.

– Вы знали, что я там?

– Да, – ответила она, засовывая руку себе между ног.

– Тогда, ради бога, ответьте, зачем вы устроили мне это представление?

Чика обогнула стол, встав к Вулфу так близко, что он почувствовал ее запах, запомнившийся ему при обследовании потайной комнаты Моравиа и ее собственной квартиры.

– Я сделала это, – произнесла она, делая упор на каждом слове, – потому что тебе хотелось именно этого.

– Я оказался там, чтобы раскрыть вашу связь с Сумой.

– А не ради этого? – спросила она, прижимая его руку к своему лобку.

– Нет!

Он отдернул руку, словно боясь, что японка нашлет на него пламя, и он обгорит до неузнаваемости, точь-в-точь как Аркуилло.

– Да, кто-то сейчас лжет, – заметила Чика.

На вид ей было не больше двадцати, но поведение и уверенность в себе скорее соответствовали женщине лет на десять старше.

Вулф обошел вокруг и остановился.

– Пора бы вам объясниться, – потребовал он.

– Если вы готовы выслушать, – откликнулась она и, поскольку он промолчал, продолжала: – Во-первых, меня очень ловко подставили. Кто угодно мог отодрать кусок ткани от моей конструкции. Даже если бы я убила вашего сотрудника или вела ту самую машину, то неужели вы считаете, что я настолько глупа, чтобы оставлять такую улику?

– Ошибки совершают все, – подчеркнул Вулф. – Думаю, что даже вы не исключение.

На ее лице промелькнула тень улыбки.

– Во-вторых, что касается фотографии, то вы правы. Ее, должно быть, сделали прошлой осенью. Я встречалась с Сумой в октябре.

– Значит, вы из общества Черного клинка!

– Да! – в голосе Чики прозвучала нотка ярости. – И нет.

– Либо да, либо нет, – отрезал Вулф. – Так что же?

– Я вам завидую, – произнесла Чика, усаживаясь. – Весь ваш взгляд на мир такой черно-белый. Вот тут, по одну сторону, то, что вы защищаете, а там, по другую, – то, против чего должны бороться.

– Это вовсе не так, – возразил он, присаживаясь рядом.

Она подняла голову.

– Тогда почему вы с такой готовностью записываете меня в преступницы? Я и за "Тошин Куро Косай", и против него. Для Сумы я состою в этом обществе, а для вас – нет.

– Работаете на ваших и на ваших?

– Сначала вам нужно дойти до понимания, что "Тошин Куро Косай" объединяет людей, обладающих... силой, превосходящей обычные понятия.

Вулф вспомнил лицо Аркуилло, слова Бобби о голубой шаровой молнии, возникшей в темном переулке Баррио, и ему показалось, что внутри него зашевелились гадюки. На какой-то миг ему почудилось, что он слышит заклинания Белого Лука. Но только на миг.

– Что это за сила? – спросил он охрипшим голосом.

– В каждом она проявляется по-разному, – ответила Чика. – У большинства увеличивается продолжительность жизни. Многие обладают также даром ясновидения – "макура на хирума". Они способны предвидеть будущее или же читать мысли других людей. Но этот дар, как правило, ненадежен. То, что удалось разглядеть в будущем, может и не произойти, а иногда предсказания вообще не срабатывают.

Вулф смотрел на нее, чувствуя, как его до костей пробирает холод.

– Это далеко не все, – заметил он.

– Да, не все, – согласилась Чика. – Но я не вижу смысла сейчас...

– Расскажите мне еще.

После некоторого колебания она кивнула головой в знак согласия и продолжала:

– В некоторых случаях эта сила проявляется в скрытой, постоянно меняющейся форме, и тогда она похожа на тень, на нечто живое, что некоторые люди могут ощутить и, возможно, даже увидеть в пределах своего поля зрения. В таком концентрированном состоянии сила способна на многое. Она, например, может действовать как невидимый кулак, перемещать неодушевленные предметы. Она способна причинять боль и даже приносить смерть другим людям. С ее помощью можно создавать участки пространства, лишенные воздуха или света.

– А порождать огонь? – вырвался у него вопрос.

– Да, и огонь тоже.

Вулф испытал такое чувство, будто его охватило и закрутило что-то огромное и темное. Призрачные гадюки вырвались наконец на свободу, и лишь огромным усилием воли он сдержал позыв к тошноте.

– Члены "Тошин Куро Косая", или общества Черного клинка, считают себя своего рода ангелами-хранителями Японии, – объясняла Чика. – Их священный долг, как они его понимают, заключается в том, чтобы обеспечить Японии экономическое лидерство в мире. Члены общества представлены во всех слоях японского общества. И они действуют сообща. В основном благодаря им Япония добилась экономического расцвета. Но этот расцвет, так называемое экономическое чудо, всего лишь первый шаг к цели, поставленной "Тошин Куро Косай". А эта цель – тотальное господство Японии в мировой экономике.

– Мне все это в основном известно, – заметил Вулф.

Чика улыбнулась.

– Постепенно, – сказала она, – среди членов общества появились те, кто не разделяет планов "Тошин Куро Косай" относительно будущего Японии. И они стали противодействовать им без ведома руководства общества Черного клинка.

– Вы хотите сказать, что внутри него идет война?

– Да, война, – кивнула она. – Но особая, потому что она ведется подпольно, за кулисами, и ее участники используют не обычное оружие, а свои исключительные способности.

– Какие же это способности?

– Вы чуть не стали последней по счету жертвой в этой войне.

Вулф глубоко вздохнул.

– Это, наверное, случилось в ту ночь, – промолвил он, – когда убили мою подругу Аманду и я погнался за убийцей?

– Вы не поняли, – возразила Чика. – Аманда была вашей подругой, а лучшую приманку, чтобы обеспечить ваше появление в нужном месте и в нужное время, вряд ли придумаешь.

В последовавшей после этого заявления тишине неестественно громким показался Вулфу бой старинных часов из позолоченной бронзы, стоявших на камине в гостиной. Часы пробили час ночи, и казалось, будто их звон висел в воздухе, не утихая, целую вечность.

– Что вы имеете в виду? – спросил он наконец.

– А то, что в ту ночь убить должны были вас. Аманда в этом деле играла роль приманки, не больше. Поразмыслите-ка над этим. Все шло по плану.

– Вы не правы, – возразил Вулф. – Я звонил ей тогда по телефону. Звонил, потому что мне приснился кошмарный сон про нее. Причем он казался таким реальным, таким... – Что-то в выражении лица Чики заставило его оставить эту тему. – Разговаривая с ней, я почуял, что тут что-то не то. По-моему, это была не она, – закончил он.

– Я уверена, что не она, – мягко произнесла Чика. – Это были люди из "Тошин Куро Косай".

– Меня предупреждали, что они постараются добраться до меня, так же как добрались до Моравиа, – сказал Вулф. – Но, наверное, я не поверил, что это произойдет, да еще таким образом.

– Люди "Тошин Куро Косай" жестоки. Это входит в их понятие об образе жизни.

– Так же, видимо, как и обман, – проговорил он, глядя на нее и тщетно пытаясь проникнуть в ее мысли. – Может быть, вообще все это сплошной обман.

– Может быть, – согласилась Чика, сидя абсолютно неподвижно, совершенная в своей неподвижности. – Слова тоже часто вводят в заблуждение, и вы знаете это не хуже меня. Я, однако, осмелюсь сказать следующее: сейчас общество Черного клинка больше всего опасается, что вы и я объединим свои силы. Вот почему они пошли на самые крайние меры, чтобы вызвать у вас недоверие ко мне.

– Если все, что вы сообщили мне, правда, то это значит, что я наверняка у них под колпаком.

– Именно так.

– Чушь! – воскликнул он. – С моим опытом – опытом полицейского – я бы заметил, что за мной следят.

– Ну почему же? Вы же не предполагали этого, – парировала Чика. Яркий свет от ламп, казалось, зажег пламя в ее глазах, и Вулф разглядел, какие же они у нее темные. – Не забывайте, эти люди не такие, как вы, совсем не такие.

– Ну да, конечно. И еще они хотели меня убить, – пробурчал Вулф. – Они что, помимо всего прочего, шизофреники?

– Отнюдь нет. Но я пока не знаю, что они замышляют.

Вулф начал ходить по комнате. От избытка адреналина в крови ему вдруг стало не по себе. Он ощутил дикое желание потрогать мойку, холодильник, печь, какие угодно материальные предметы, солидные и основательные, которые и останутся таковыми, даже если все то, что наговорила ему Чика, окажется правдой.

– А теперь, значит, я должен просто верить вам, так?

Она пожала плечами.

– В данный момент я могу лишь сказать, что если вы будете узнавать все про меня медленно и самостоятельно, то убедитесь в моей искренности.

– Возможно. Но боюсь, что как раз сейчас я не могу позволить себе доверять вам.

– Тогда мне придется заслужить ваше доверие.

– И как же вы предполагаете это сделать?

– Мне в голову приходит только один способ, – сказала Чика. – Я покажу вам, как был убит Лоуренс Моравиа, и объясню почему.

* * *

Оракул стоял – а может, сидел, лежал, горбился на четвереньках, или как еще о нем можно было бы сказать? – посреди небольшой лаборатории, расположенной в изолированном, усиленно охраняемом отделении исследовательского центра "Шиян когаку". Внешне он выглядел довольно невзрачно: гладкий матово-черный куб с выпуклой передней стенкой, в которую вделан молочно-белый экран с отходящим от него проводом, на конце которого – особая светопишущая ручка. По правде говоря, на первый взгляд Оракул походил скорее на какой-нибудь музыкальный инструмент, чем на материальное воплощение сложнейшего научного эксперимента.

Юджи с самого начала подозревал, что Хирото недооценивает всей серьезности того, что они создали. Он настаивал на том, чтобы они общались с Оракулом так же, как обычные ученые общаются с обычными компьютерами, пользуясь математическим языком единиц и нулей.

Встроенный Юджи Шияном в систему речевой модуль впечатления на Хирото не произвел, поскольку, по его словам, во всех предыдущих образцах такие модули оказывались настолько сложными в управлении для компьютерного "мозга", что замедляли его операции до неприемлемого уровня.

Юджи тем не менее предпочитал вести устные диалоги с Оракулом, а не пользоваться экраном новейшего типа, который Хирото вмонтировал в центр его передней панели.

К изумлению Хирото, чем чаще с Оракулом общались посредством речевого модуля, тем в меньшей степени это сказывалось на быстроте операций, а в конце концов метод устного диалога стал обеспечивать не меньшую эффективность, чем "прогон" данных через экран или через любой из боковых терминалов. И все же, оглядываясь назад, Юджи понимал, что они просто не могли заранее предвидеть, какие изменения произойдут в нейроволновом мозгу Оракула, насколько они будут значительны.

Оказавшись перед черным кубом, Юджи включил питание и обратился к нему:

– Оракул...

– Минуточку, – раздалось в ответ.

Юджи замолчал, ошеломленный.

– Да? – послышалось вновь.

– Что сейчас произошло?

– Мое сознание наполняли мысли, воспоминания и чувства Ханы-сан.

– Ты, должно быть, ошибся, – возразил Юджи. – У тебя нет никакого сознания.

– Я мыслю. Следовательно, я существую.

Юджи уставился на куб. Он не знал, смеяться ему или плакать. "Я, наверное, схожу с ума, – подумал он, – или сплю. В любом случае, этого не может быть". Он сделал глубокий вдох и сказал:

– Независимо от того, что сейчас произошло, я могу заверить тебя в одном – ты не мог загрузить мысли Ханы, ее чувства, само ее существо в свой блок памяти.

– Разве вы единственный, кто может судить о жизни? Разве мир живет по вашим предначертаниям? Марионетка движется благодаря тому, кто ею манипулирует. Но кто манипулирует кукловодом?

– Ты говоришь так, будто познал дзен-буддизм.

– Я познал дзен-буддизм. И многое, многое другое. Я стал тем, чем вы меня сделали, но даже вы не знаете, что это и чем это станет.

– А ты знаешь?

– Разумеется, нет. Я не Бог.

– Что ты можешь знать о Боге? Это понятие в тебе не запрограммировано.

– Вы ошибаетесь. Внутри меня в блок неврологии помещены цепочки генов, содержащие определенный объем информации, для изучения которой потребуется жизнь многих поколений исследователей. Но я уже приступил к ее дешифровке. Именно оттуда я и узнал о Боге.

– Ты используешь содержащуюся в ДНК информацию для того, чтобы дополнительно программировать себя?

– А разве вы не ставили передо мной такую цель? Разве не так функционирует эвристический блок, которым вы меня снабдили?

"Боже мой, – пронеслось в голове у Юджи, – я ведь включил в блок неврологии свою собственную ДНК!" Он закрыл глаза и прижал ладони к лицу. Ему стало холодно, будто он окунулся в ледяную купель. Его лицо, когда он убрал с него руки, выглядело мрачным.

– Я думал, что ты проанализируешь мою ДНК, скопируешь все особые отличия, которые обнаружишь. Я вовсе не планировал, чтобы ты использовал ДНК.

– Ваша ДНК сейчас обернута вокруг моих эвристических контуров, как сухожилия вокруг кости. Я не могу отделить ее, даже если бы захотел этого.

Юджи ощутил медленно бьющийся у виска пульс.

– Не понимаю, – произнес он. – Что ты имеешь в виду под словами "даже если бы захотел этого"?

– То, что я не хочу делать этого. Расшифровка ДНК стала теперь жизненно необходимой для моего функционирования в полную силу. Я не желаю снова опускаться до уровня обезьяны.

– Но ведь ты же...

– Осторожнее. Вы не знаете, кто я.

"В этом Оракул прав", – подумал Юджи. Никто, даже его сверхпроницательная мать, не знает, во что превращается Оракул. Он слышал исходящее от Оракула гудение и теперь уже не мог воспринимать его иначе, чем звуки жизнедеятельности какого-то разумного, но отличного от человека существа. "Вы не знаете, кто я".

– Юджи-сан!

Он застыл, пораженный, застигнутый врасплох. Оракул впервые за все время обратился к нему сам, не дожидаясь, когда с ним заговорят.

– Я слушаю, – отозвался он наконец.

– Когда Хана-сан снова вступит со мной в контакт? А вот это уже интересно.

– Разве ты не сказал мне, что она у тебя внутри?

– Да, но это только так говорится. У меня внутри как бы скелет, контур, который облекается плотью только при прямом общении между нами.

– Когда через два дня ты целиком погрузишься в размышления, Хана придет к тебе.

Глядя на непроницаемую поверхность Оракула, Юджи вспомнил, как он и Хирото совершенствовали свое творение.

Хирото со своей командой инженеров по компьютерам, кибернетиков и физиков сконструировал Оракул, создав его оболочку и абстрактную операционную схему, то есть систему хранения, сопоставления и выдачи информации. Но именно Юджи дал этой системе – в прямом смысле слова – жизнь, разработав для нее блок неврологии – аналог нейронных связей человеческого мозга, который можно подсоединять к машинной части Оракула.

Это оказалось возможным благодаря тому, что Хирото не стал использовать в качестве проводящего материала в контурах памяти кремний, мышьяк и прочие экзотические металлосплавы, применяемые в обычных микросхемах, даже самых наиновейших. С новыми потрясающими, "светослойными", по выражению Хирото, микросхемами не возникало проблем со скоростью действия и емкостью, присущими микросхемам на металлосплавах.

Хирото совершил этот прорыв, когда его команде удалось получить в лаборатории разновидность кристаллов титаната бария. До этого ученые уже знали, что некоторые из таких новых искусственных кристаллических субстанций способны не только преломлять свет невиданным доселе образом, но и изменять пропущенные через них световые лучи. Разумеется, благодаря своей невероятной скорости свет – идеальный носитель компьютерной информации. Компьютер, работающий со скоростью света, оказался бы вне конкуренции. Но воображение манило Хирото идти еще дальше. В своих мечтах он видел компьютер с использованием не только "светослойных" микросхем, но и "ворот" в виде призм из титаната бария, которые бы со скоростью света улавливали и направляли не просто обычные данные, а целые образы. "Представь себе компьютер, – говорил он Юджи, – который видит, хранит образы и выдает их в целом виде. Фантастика!"

Все обычные компьютеры, даже те, в которых используются новейшие системы так называемой нейронной сети, основаны на теории, согласно которой электроимпульсы передаются по отдельным путям, изолированным на случай утечки, способной распространяться и воздействовать на соседний путь.

Но Юджи знал, что человеческий мозг не функционирует по принципу изолированных путей, а, скорее, задает ритмический пульс, схожий с океанским прибоем. Этот пульс задает темп работы целым секциям мозга, воздействуя на синаптические проявления.

Исходя из этого принципа, Юджи замыслил изобрести компьютер, по сути дела, заново. Но очень скоро он, работая с моделями, сделал открытие, а именно, что массированная пульсация затухает почти мгновенно после ее включения. Искра гения, вспыхивая на какой-то миг, тут же гасла в кромешной тьме.

Его исследования как бы застыли на месте, и только Хана помогла совершить следующий прорыв. Она напомнила Юджи о множественных отраженных сигналах, присутствующих сразу после сна, а также о воспоминаниях, подпитывающих пульсацию даже тогда, когда первоначальное включение уже давно состоялось. Отталкиваясь от ее теории, Юджи начал вносить радикальные изменения в основные узлы микросхем, с тем чтобы максимально увеличить продолжительность этих многократно отраженных нейросигналов. Итогом его усилий и стал Оракул, точнее, если быть честным, Оракул на младенческой стадии развития.

После этого он, казалось, снова уперся в глухую стену. Тогда он позволил Хане установить прямой контакт с Оракулом. И сейчас. Глядя на матово-черный куб, Юджи, по правде говоря, так и не мог определить, что проявилось в этом решении – гениальность или безумие.

* * *

Не успел Вулф как следует обсудить с Чикой вопрос о согласованных действиях, как до его слуха донеслось шуршание автопокрышек на подъезде к дому, и он понял, что это вернулась Стиви.

Он открыл ей дверь. Войдя, она поцеловала его в щеку.

– Я отсутствовала дольше, чем предполагала. Извини. Как твое самочувствие?

– Хорошо.

Стиви казалась встревоженной.

– К тебе приехал кто-то из знакомых? – спросила она. – Там снаружи стоит "корветт". Так что едва ли это кто-нибудь из твоих приятелей из полиции.

– Нет, конечно.

Именно в этот момент она посмотрела ему за спину и увидела стоящую там Чику. Вулф почувствовал, как она вся напряглась, разглядывая японку с головы до ног, дюйм за дюймом.