Эпоха Куликовской битвы

Мамай же, увидев это, без промедления бежал со своими единомышленниками. Царь же Тохтамыш послал за ними в погоню воинов своих. Мамай же, гонимый, спасаясь от Тохтамышевых преследователей, прибежал к окрестностям города Кафы и снесся с кафинцами по договору и по обещанной ему защите, чтобы они его укрыли у себя, пока не отступят от него все его преследователи. И они разрешили ему. И Мамай прибежал в Кафу со множеством богатств, золота и серебра. Кафинцы же, сговорившись, обманули его, и был он тут ими убит. Таков был конец Мамая.

А сам Тохтамыш пошел и захватил орду Мамаеву, и царицу его, и казну его, и улус весь его взял, и богатство Мамаево раздал дружине своей. И тогда послов своих отправил к князю Дмитрию и ко всем князьям русским, извещая их о своем приходе и о том, как он воцарился, как своего и их врага Мамая победил, а сам пошел и сел на царство Волжское. Князья же русские послов его отпустили в Орду с честью и с дарами многими, а сами зимой той и весною вслед за послами отправили каждый своих киличеев со многими дарами.

ПРИЛОЖЕНИЕ 8

Считается, что «Задонщина» – самое раннее из произведений «Куликовского цикла». Она была написана рязанским иереем Софонием в начале XV века. Возможно, Софоний просто записал уже сложившуюся к тому времени историческую народную песню и творчески ее обработал.

В «Задонщине» не упоминается ни о каком благословении Дмитрия Ивановича перед походом. Однако прямо указывается, что перед сражением состоялся судный поединок брянского боярина-монаха Пересвета с татарским воином «за обиду князя Дмитрия Ивановича». Все сражение идет «за отчину» московских князей и за «русские церкви».

«Задонщина» – это синтез былины и летописи. В ней много преувеличений, свойственных народному творчеству. Это не документальное описание похода великого князя московского против Мамая, а скорее мечта о том, как все князья «заедино» добиваются мирной жизни для Руси.

И в то же время «Задонщина» – это плач по воинам, погибшим на Куликовом поле. Битва эта была одной из самых кровопролитных и запомнилась современникам именно страшными потерями.

СЛОВО О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРИИ ИВАНОВИЧЕ И О БРАТЕ ЕГО КНЯЗЕ ВЛАДИМИРЕ АНДРЕЕВИЧЕ, КАК ПОБЕДИЛИ СУПОСТАТА СВОЕГО ЦАРЯ МАМАЯ

Князь великий Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, и со своими воеводами был на пиру у Микулы Васильевича, и сказал он: «Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришел он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю».

Пойдем, братья, в северную сторону – удел сына Ноева, Афета, от которого берет свое начало православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. И после того посмотрим на земли восточные – удел сына Ноева, Сима, от которого пошли хино-ве – поганые татары, басурманы. Вот они-то на реке на Каяле и одолели род Афетов. С той поры земля Русская невесела: Oт Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью охвачена, плачет, сыновей своих поминая – князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили дома свои, жен и детей, и все достояние свое, и, заслужив честь и славу мира этого, головы свои положили за землю за Русскую и за веру христианскую.

Стародавние дела и жалость Русской земли описал я по книжным сказаньям, а далее опишу жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу, и брату его, князю Владимиру Андреевичу.

Братья и друзья, сыновья земли Русской! Соберемся вместе, составим слово к слову, возвеселим Русскую землю, отбросим печаль в восточные страны – в удел Симов, и восхвалим победу над поганым Мамаем, а великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, прославим! И скажем так: лучше ведь, братья, возвышенными словами вести нам этот рассказ про поход великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Начнем рассказывать о их деяниях по делам и по былям… Вспомним давние времена, восхвалим вещего Бояна, искусного гусляра в Киеве. Тот ведь вещий Боян, перебирая быстрыми своими перстами живые струны, пел русским князьям славу: первую славу великому князю киевскому Игорю Рюриковичу, вторую – великому князю Владимиру Святославичу Киевскому, третью – великому князю Ярославу Владимировичу.

Я же помяну рязанца Софония и восхвалю песнями, под звонкий наигрыш гуслей, нашего великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Воспоем деяния князей русских, постоявших за веру христианскую! А от Калкской битвы до Мамаева побоища сто шестьдесят лет. И вот князь Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, помолившись Богу и Пречистой его матери, укрепив ум свой силой, закалив сердца своим мужеством, преисполнившись ратного духа, урядили свои храбрые полки в Русской земле и помянули прадеда своего, великого князя Владимира Киевского.

О, жаворонок, летняя птица, радостных дней утеха, взлети к синим небесам, взгляни на могучий город Москву, воспой славу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу! Словно бурей занесло соколов из земли Залес-ской в поле Половецкое! Звенит слава по всей земле Русской: в Москве кони ржут, трубы трубят в Коломне, бубны бьют в Серпухове, стоят знамена русские у Дона великого на берегу.

Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, собрались мужи Новгородские у храма святой Софии и говорят так: «Неужто нам, братья, не поспеть на подмогу к великому князю Дмитрию Ивановичу?» И как только слова эти промолвили, уже как орлы слетелись. Нет, то не орлы слетелись – выехали посадники из Великого Новгорода и с ними семь тысяч войска к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу, на помощь.

К славному городу Москве съехались все князья русские и говорили таково слово: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым, хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу».

И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Брат, князь Владимир Андреевич, пойдем туда, прославим жизнь свою, удивим земли, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили! Испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую!»

И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: «Братья и князья русские, гнездо мы великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни соколу, ни ястребу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому этому Мамаю!»

О соловей, летняя птица, вот бы тебе, соловей, пеньем своим прославить великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича, и из земли Литовской двух братьев Оль-гердовичей, Андрея и брата его Дмитрия, да Дмитрия Волынского! Те ведь – сыновья Литвы храбрые, кречеты в ратное время и полководцы прославленные, под звуки труб их пеленали, под шлемами лелеяли, с конца копья они вскормлены, с острого меча вспоены в Литовской земле.

Молвит Андрей Ольгердович своему брату: «Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедими-новы, а правнуки мы Сколомендовы. Соберем, брат, любимых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на своих борзых коней и поглядим на быстрый Дон, напьемся из него шлемом воды, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, а сулицы немецкие о кольчуги басурманские!»

И сказал ему Дмитрий: «Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю за Русскую и за веру христианскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! Уже ведь, брат, стук стучит и гром гремит в белокаменной Москве. То ведь, брат, не стук стучит, не гром гремит, то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами. Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы – раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле и сделаем смотр своим полкам, – сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами семьдесят тысяч латников».

Вот уже, братья, подули сильные ветры с моря к устьям Дона и Днепра, принесли грозные тучи на Русскую землю, из них выступают кровавые зарницы, и в них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому на речке Непрядве, меж Доном и Днепром, покрыться трупами человеческими Куликову полю, потечь кровью Непрядве-реке!

Вот уже заскрипели телеги меж Доном и Днепром, едут хино-ве на Русскую землю! Набежали серые волки с устьев Дона и Днепра, воют, притаившись на реке Мече, хотят ринуться на Русскую землю. То не серые волки были – пришли поганые татары, хотят пройти войной всю Русскую землю.

Тогда гуси загоготали и лебеди крыльями заплескали. Нет, то не гуси загоготали и не лебеди крыльями заплескали, то поганый Мамай пришел на Русскую землю и воинов своих привел. А уж гибель их подстерегают крылатые птицы, паря под облаками, вороны неумолчно грают, а галки по-своему говорят, орлы клекочут, волки грозно воют, а лисицы брешут, кости чуя. Русская земля, ты теперь как за царем за Соломоном побывала. А уж соколы, и кречеты, и белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из каменного города Москвы, обрывают шелковые путы, взвиваясь под синие небеса, звоня золочеными колокольчиками на быстром Дону, хотят ударить на несчетные стада гусиные и лебединые, – то богатыри и удальцы русские хотят ударить на великие силы поганого царя Мамая.

Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое свое стремя, сел на своего борзого коня и взял свой меч в правую руку, и помолился Богу и Пречистой его матери. Солнце ему ясно на востоке сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих.

Что шумит, что гремит рано перед рассветом? То князь Владимир Андреевич полки устанавливает и ведет их к великому Дону. И молвил он брату своему, великому князю Дмитрию Ивановичу: «Не поддавайся, брат, поганым татарам – ведь поганые уже поля русские топчут и вотчину нашу отнимают!» – И сказал ему князь, великий Дмитрий Иванович: «Брат Владимир Андреевич! Два брата мы с тобой, а внуки мы великого князя Владимира Киевского. Воеводы у нас уже поставлены – семьдесят бояр, и отважны князья белозерские Федор Семенович и Семен Михайлович, да Микула Васильевич, да оба брата Ольгердо-вичи, да Дмитрий Волынский, да Тимофей Волуевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович, а воинов с нами – триста тысяч латников. А воеводы у нас надежные, а дружина в боях испытанная, а кони под нами борзые, а доспехи на нас золоченые, а шлемы черкасские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряжские, а мечи булатные; а пути им известны, а переправы для них наведены, и все как один готовы головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую. Словно живые трепещут стяги, жаждут воины себе чести добыть и имя свое прославить».

Уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы и не кречеты – то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья каленые о доспехи татарские, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом на речке Непрядве.

Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита. Это сильные рати сошлись вместе и растоптали холмы и луга, а реки, потоки и озера замутились. Кликнул Див в Русской земле, велит послушать грозным землям. Понеслась слава к Железным Воротам, и к Орначу, к Риму, и к Кафе по морю, и к Тырнову, а оттуда к Царьграду на похвалу русским князьям: Русь великая одолела рать татарскую на поле Куликовом, на речке Непрядве.

На том поле грозные тучи сошлись, а из них беспрерывно молнии сверкали и гремели громы великие. То ведь сошлись русские сыновья с погаными татарами за свою великую обиду. Это сверкали доспехи золоченые, а гремели князья русские мечами булатными о шлемы хиновские. А бились с утра до полудня в субботу на Рождество святой Богородицы. Не туры возревели у Дона великого на поле Куликовом. То ведь не туры побиты у Дона великого, а посечены князья русские, и бояре, и воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Полегли побитые погаными татарами князья белозерские, Федор Семенович и Семен Михайлович, да Тимофей Волуевич, да Микула Васильевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович и много иных из дружины.

Пересвета-чернеца, брянского боярина, на место суда привели. И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу.

В такое время старому человеку следует юность вспомнить, а удалым людям мужество свое испытать. И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: «Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».

И в ту пору по Рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не кличут, лишь вороны не переставая каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было это слышать тогда; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились. Запели птицы жалостные песни – запричитали все княгини и боярыни и все воеводские жены по убитым. Жена Микулы Васильевича Марья рано поутру плакала на забралах стен московских, так причитая: «О Дон, Дон, быстрая река, прорыла ты каменные горы и течешь в землю Половецкую. Принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!» И жена Тимофея Волуевича Федосья тоже плакала, так причитая: «Вот уже веселие мое поникло в славном городе Москве, и уже не увижу я своего государя Тимофея Волуевича живым!» И Андреева жена Марья да Михайлова жена Аксинья на рассвете причитали: «Вот уже для нас обеих солнце померкло в славном городе Москве, домчались к нам с быстрого Дона горестные вести, неся великую печаль: повержены наши удальцы с борзых коней на суженом месте на поле Куликовом, на речке Непрядве!»

А уж Див кличет под саблями татарскими, а русским богатырям быть израненными.

Щуры запели жалостные песни в Коломне на забралах городских стен, на рассвете в воскресенье, в день Акима и Анны. То ведь не щуры рано запели жалостные песни – запричитали жены коломенские, приговаривая так: «Москва, Москва, быстрая река, зачем унесла на своих волнах ты мужей наших от нас в землю Половецкую?» Так говорили они; «Можешь ли ты, господин князь великий, Днепр загородить, а Дон шлемами вычерпать, а Мечу-реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь, князь великий, у Оки-реки ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили. Уже ведь мужья наши побиты на ратях».

В тот же день, в субботу, на Рождество святой Богородицы, разгромили христиане полки поганых на поле Куликовом, на речке Непрядве.

И, кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: «Брат Дмитрий Иванович, в злое время горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили – столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по колено бродят. Жалостно ведь, брат, видеть столько крови христианской. Не медли, князь великий, со своими боярами». И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: «Братья, бояре и воеводы, и дети боярские, здесь ваши московские сладкие меды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и женам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть». И воскликнул князь великий Дмитрий Иванович: «Господи боже мой, на тебя уповаю, да не будет на мне позора никогда, да не посмеются надо мной враги мои!» И помолился он Богу, и Пречистой его матери, и всем святым, и прослезился горько, и утер слезы.

И тогда, как соколы, стремглав полетели на быстрый Дон. То ведь не соколы полетели: поскакал князь великий Дмитрий Иванович со своими полками за Дон, а за ним и все русское войско. И сказал: «Брат, князь Владимир Андреевич, – тут, брат, изопьем медовые чары круговые, нападем, брат, своими полками сильными на рать татар поганых».

И начал тогда князь великий наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. Поганые прикрыли головы свои руками своими. И вот поганые бросились вспять. Ветер ревет в стягах великого князя Дмитрия Ивановича, поганые спасаются бегством, а русские сыновья широкие поля кликом огородили и золочеными доспехами осветили. Уже встал тур на бой!

Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, полки поганых вспять повернули и начали их бить и сечь беспощадно, тоску на них наводя. И князья их попадали с коней, а трупами татарскими поля усеяны и кровью их реки потекли. Тут рассыпались поганые в смятении и побежали непроторенными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами и раздирая лица свои, так приговаривая: «Уже нам, братья, в земле своей не бывать и детей своих не видать, и жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, а целовать нам зеленую мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не прашивать». Вот уже застонала земля татарская, бедами и горем наполнившись; пропала охота у царей и князей их на Русскую землю ходить. Уже веселье их поникло.

Теперь уже русские сыновья захватили татарские узорочья, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вина, и сахар, и дорогие убранства, тонкие ткани и шелка везут женам своим. И вот уже русские жены забряцали татарским золотом.

Уже по Русской земле разнеслось веселье и ликованье. Преодолела слава русская хулу поганых. Уже низвергнут Див на землю, а гроза и слава великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, по всем землям пронеслась. Стреляй, князь великий, по всем землям, рази, князь великий, со своей храброй дружиной поганого Мамая-хиновина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие свое побросали, а головы свои склонили под мечи русские. И трубы их не трубят, и приуныли голоса их.

И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фрязи: «Что же это ты, поганый Мамай, заришься на Русскую землю? Ведь побила теперь тебя орда Залесская. Далеко тебе до Батыя-царя: у Батыя-царя было четыреста тысяч латников, и полонил он всю Русскую землю от востока и до запада. Наказал тогда Бог Русскую землю за ее согрешения. И ты пришел на Русскую землю, царь Мамай, с большими силами, с девятью ордами и семьюдесятью князьями. А ныне ты, поганый, бежишь сам-девят в лукоморье, не с кем тебе зиму зимовать в поле. Видно, тебя князья русские крепко попотчевали: нет с тобой ни князей, ни воевод! Видно, сильно упились у быстрого Дона на поле Куликовом, на траве-ковыле! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за темные леса!»

Как милый младенец у матери своей земля Русская: его мать ласкает, а за баловство розгой сечет, а за добрые дела хвалит. Так и господь Бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, на речке Непрядве. И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и с остальными своими воеводами на костях на поле Куликовом, на речке Непрядве. Страшно и горестно, братья, было в то время смотреть: лежат трупы христианские, словно сенные стога, у Дона великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Сосчитайтесь, братья, скольких у нас воевод нет и скольких молодых людей недостает?»

Тогда отвечает Михаиле Александрович, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: «Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских, двадцати бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, сорока бояр муромских, семидесяти бояр разянских, тридцати четырех бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр можайских, тридцати бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А посечено безбожным Мамаем двести пятьдесят три тысячи. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество».

И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Братья, бояре и князья и дети боярские, суждено вам то место меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за святые церкви, за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, во свою За-лесскую землю к славному городу Москве и сядем, брат, на своем княжении, а чести мы, брат, добыли и славного имени!» Богу нашему слава.

ПРИЛОЖЕНИЕ 9

В этой песне описывается уникальный случай, когда простая рязанская женщина сумела вызволить из полона «всю Рязань». Видимо, основой для песни послужили реальные исторические события. Возможно, упоминаемый в песне «Царище татарский» из Синей Орды – не кто иной, как хан Тохтамыш. В 1382 году, уходя от сожженной Москвы, он на обратном пути разорил Рязанскую землю и увел с нее большой полон. Вызволять свою родню из этого полона и отправилась Авдотья-Рязаночка.

Вспомним о том, как относились к полону русские князья того времени. Они в каждой докончальной грамоте требовали от своих бывших противников полон вернуть, но, похоже, никто его не возвращал. Из полона выкупались только ближайшие родственники или наиболее ценные княжеские воеводы. Простым же людям оставалось надеяться только на себя или на чудо.

Интересно, что в этой песне ордынский царь не является отрицательным персонажем. Он выступает как сила страшная, но справедливая. Действительно, хан Тохтамыш обеспечил для Руси 13 лет стабильной мирной жизни – с 1382 по 1395 год. В народе он остался последним ордынским царем, при котором была возможна справедливость и законность.

Впрочем, в основу этой песни лег не только сюжет о нашествии Тохтамыша 1382 года. «Увы тебе, стольный Киев!» – не напоминание ли это о Батыевом нашествии? Кроме того, в песне говорится о «старой Рязани», а не о столице Рязанского княжества времен Тохтамыша – Переяславле-Рязанском. События разных времен в народной песне тесно переплетаются. Строгая историческая достоверность в народной песне уходит на второй план. Может, вовсе и не было никакой Авдотьи-Рязаночки, и не заявляла она, явившись к грозному ордынскому царю: «У меня к тебе обидное дело», – но в песне ярко выразилась мечта вот так, в лицо предъявить свои обиды разорявшим землю и уводившим людей в полон царям и князьям.

ОБ АВДОТЬЕ РЯЗАНОЧКЕ

Начинается доброе словоПро Авдотью-женку, Рязанку.Дунули буйные ветры,Цветы на Руси увяли,Орлы на дубах закричали,Змеи на горах засвистали.Деялось в стародавние годы.Не от ветра плачет сине море,Русская земля застонала.Подымался царище татарскийСо своею Синею Ордою,С пожарами, со смертями.Города у нас на дым пускает,Пепел конским хвостом разметает,Мертвой головой по земле катит.И Русь с Ордой со ступилась,И были великие сечи…Кровавые реки пролилися,Слезные ручьи протекали.Увы тебе, стольный Киев!Увы, Москва со Рязанью!В старой Рязани плач с рыданьем:Носятся страшные вести.И по тем вестям рязанцы успевают,Город Рязань оберегают:По стенам ставят крепкие караулы,В наугольные башни – дозоры.Тут приходит пора-кошенина.Житье-то бытье править надо.Стрелецкий голова с женою толкует,Жену Авдотью по сено сряжает:– Ох ти мне, Дунюшка-голубка,Одной тебе косить приведется,Не съездить тебе в три недели,А мне нельзя от острога отлучиться,Ни брата твоего пустить с тобою,Чтобы город Рязань не обезлюдить.И Авдотья в путь собиралась,В лодочку-ветлянку погрузилась.Прощается с мужем, с братом,Милого сына обнимает:– Миленький мой голубочек,Сизенький мой соколик,Нельзя мне взять тебя с собою:У меня работа будет денно-нощно,Я на дело еду скороспешно.После этого бываньяУплыла Авдотья РязанкаЗа три леса темных,За три поля великих.Сказывать легко и скоро,Дело править трудно и долго.Сколько Авдотья сено ставит,Умом-то плавает дома:«Ох ти мне, мои светы,Все ли у вас поздорову?»А дни, как гуси, пролетают,Темные ночи проходят.Было в грозную ночку —От сна Авдотья прохватилась,В родимую сторонку взглянула:Над стороной над рязанскойТрепещут пожарные зори…Тут Авдотья испугалась:– Ох ти мне, мои светы!Не наша ли улица сгорела?А ведь сена бросить не посмела:Сухое-то кучами сгребала,Сучьем суковатым пригнетала,Чтобы ветры-погоды не задели.День да ночь работу хватала,Не спала, не пила, не ела.Тогда в лодчонку упала,День да ночь гребла, не отдыхала,Весла из рук не выпускала.Сама себе говорила:– Не дрожите, белые руки,Не спешите, горючие слезы!Как рукам не трястися,Как слезам горючим не литься?Несет река головни горелы,Плывут человеческие трупы.На горах-то нет города Рязани,Нету улиц широких,Нету домов ного порядка.Дымом горы повиты,Пеплом дороги покрыты.И на пеплышко Авдотья выбредала.Среди городового пепелищаСидят три старые бабы,По мертвым кричат да воют,Клянут с горя небо и землю.Увидели старухи Авдотью:– Горе нам, женка Авдотья!Были не милые гости,Приходил царище татарскийСо своею Синею Ордою,Наливал нам горькую чашу.Страшен был день тот и грозен.Стрелы дождем шумели,Гремели долгомерные копья.Крепко бились рязанцы,А татар не могли отбити,Города Рязани отстояти.Убитых река уносила,Живых Орда уводила.Увы тебе, женка Авдотья,Увы, горе горькая кукуша!Твое теплое гнездышко погибло,Домишечко твое раскатилось.По камешку печь развалилась.Твоего-то мужа и брата,Твоего-то милого сынаВ полон увели татары!И в те поры Авдотья РязанкаЗачала лицо свое бити,Плачем лицо умывати.Она три дня по пеплышку ходила,Страшно, ужасного лосом водила,В ладони Авдотьюшка плескала,Мужа и брата кричала,О сыне рыдала неутешно.Выплакала все свои слезы,Высказала все причитанья.И после этого бываньяВздумала крепкую думу:– Я пойду в след Орды, в след татарской,Пойду по костям погорелым,По дорогам пойду разоренным.Дойду до Орды до проклятой,Найду и мужа и брата,Найду своего милого сына!Говорят Авдотье старухи:– Не дойти тебе Орды за три года.Пропадешь ты, женка, дорогой,Кости твои зверь обглодает.Говорит Авдотья старухам:– То и хорошо, то и ладно!Дожди мои косточки умоют,Буйные ветры приобсушат,Красное солнце обогреет.Говорят Авдотье старухи:– В Орде тебе голову отымут,Кнутом тебе перебьют спину.– Двум смертям не бывати,А одной никому не миновати! —И пошла Авдотья с Рязани:Держанный на плечах зипунишко,На ногах поношенны обутки.И поминок добыла своим сватам:Пояса три да три рубахи.– Найду их живых или мертвых,В чистые рубахи приодену.Шла Авдотья с Рязани,Суковатой клюкой подпиралась.Шла она красное лето,Брела она в грязную осень,Подвигалась по снегу, по морозу.Дожди ее насекают,Зимние погоды заносят.Страшно дремучими лесами:В лесах ни пути, ни дороги;Тошно о лед убиваться,Поголому льду подаваться.Шла Авдотья с Рязани,Шла к заре подвосточной,Шла в полуденные страны,Откуда солнце восходит,Смену несла своим светам:Три пояска да три рубахи.Шла, дитя называла,Мужа и брата поминала.Тогда только их забывала,Когда крепким сном засыпала.Шла Авдотья близко году,Ела гнилую колоду,Пила болотную воду.До песчаного моря доходила.Идут песчаные реки,Валится горючее каменье,Невидать ни зверя, ни птицы;Только лежат кости мертвых,Радуются вечному покою.В тлящих полуденных ветрах,В лютых ночных морозахОтнимаются руки и ноги,Уста запекаются кровью.И после этого бываньяВеют тихие ветры,Весна-красна благоухает,Земля цветами расцветает.Женочка Авдотья РязанкаНа высокую гору восходит,Берега небывалые видит:Видит синее широкое море,А у моря Орда кочевала.За синими кудрявыми дымамиСкачут кони табунами,Ходят мурзы-татаре,Ладят свои таборы-улусы.Тут-то Авдотью увидали,В рассыпную от нее побежали:– Алай-булай, яга-баба!– Алай-булай, привиденье!Голосно Авдотья завопила:– Не бегайте, мурзы-татаре!Человек я русского роду.Иду в Орду больше году,Чтоб вашего царя видеть очи.И в тупору, и в то времяАвдотью к царищу подводят.Блестят шатры золотые,Стоят мурзы на карачках,Виньгают в трубы и в набаты,Жалостно вроги играют,Своего царища потешают.Сидит царище татарскийНа трех перинах пуховых,На трех подушках парчовых.Брови у царища совины,Глаза у него ястребины.Усмотрел Авдотью Рязанку,Заговорил царище, забаял:– Человек ты или привиденье?По обличью ты русского роду.Ты одна-то как сюда попала?Ты не рыбою ли реки проплывала,Не птицей ли горы пролетала?Какое тебе до меня дело? —И женка Авдотья РязанкаЕго страшного лица не убоялась:– Ты гой еси, царище татарский,Человек я русского роду,Шла к тебе больше году,Сквозь дремучие леса продиралась,О голые льды убивалась,Голод и жажду терпела,От великой нужды землю ела.Я шла к тебе своей волей,У меня к тебе обидное дело:Приходил ты на Русь со смертями,С пожарами, с грабежами.Ты разинул пасть от земли до неба,Ты Рязань обвел мертвою рукою,Катил по Рязани головнею,Теперь ты на радости пируешь…Ей на то царище рассмехнулся:– Смело ты, женка, рассуждаешь,Всего меня заругала!Неслыхал я такого с роду.А не будем с тобою браниться.Давай, Рязанка, мириться.Какое тебе до меня дело?Говорит Авдотья Рязанка:– Ты увел в полон моего мужа и брата,Унес моего милого сына.Я ночью и днем их жалею,Покажи их живых или мертвых.Я одену их в чистые рубахи,Поясами их опояшу,Покричу над ними, поплачу,Прозапас на них нагляжуся.И царь на Авдотью дивится:Орда молодцов видала,Такого образца не бывало!Не князь, не посол, не воин —Щепочка с Рязани, сиротинка,Перешла леса и пустыни,Толкучие горы перелезла,Бесстрашно в Орду явилась…– Гой вы, мурзы-татаре,Приведите полоняников рязанских,Пущай Авдотья посмотрит,Жив ли мужее с братом,Тут ли ее милое чадо!И полон рязанский приводят,И Авдотья видит мужа и брата,Живого видит милого сына.И нестрела с тугого лука спрянула,Не волна о берег раскатилась,С семьей-то Авдотьюшка свидалась.Напали друг другу на шею,Глядят, и смеются, и плачут.Говорит царище татарский:– Жалую тебе, женка Авдотья,За твое годичное хожденье:Из троих тебя жалую единым,Одного с тобою на Русь отпущаю.Хочешь, бери своего мужа,Хочешь, бери себе сына,А хочешь, отдам тебе брата.Выбирай себе, Рязанка, любого.И в ту пору и в то времяБубны, набаты замолчали,Роги и жалейки перестали.А женка Авдотья РязанкаГорше чайки морской возопила:– Тошно мне, мои светы!Тесно мне отовсюду!Как без камешка синее море,Как без кустышка чистое поле!Как я тут буду выбирати,Кого на смерть оставляти?!Мужа ли я покину?Дитя ли свое позабуду?Брата ли я отступлюся?..Слушай мое рассужденье,Не гляди на мои горькие слезы:Я в другой раз могу за муж выйти,Значит, мужа другого добуду.Я вдругой раз могу дитя родити,Значит, сына другого добуду.Только брата мне не добыти,Брата человеку не где взяти…Челом тебе бью, царь татарский,Отпусти на Русь со мною брата!И в то время женка РязанкаУмильно перед царищем стояла,Рученьки к сердцу прижимала,Немигаючи царю в очи глядела,Только слезы до пят протекали.Тут не на море волна прошумела,Авдотью Орда пожалела,Уму ее подивилась.И царище сидит тих и весел.Ласково на Авдотью смотрит,Говорит Авдотье умильно:– Не плачь, Авдотья, не бойся,Ладно ты сдумала думу,Умела ты слово молвить.Хвалю твое рассужденье,Славлю твое умышленье.Бери себе и брата, и мужа,Бери с собой и милого сына,Воротися на Русь да хвастай,Что в Орду не напрасно сходила,На веках про Авдотью песню сложат,Сказку про Рязанку расскажут…А и мне, царищу, охота,Чтобы и меня с Рязанкой похвалили,Орду добром помянули.Гей, рязанские мужи и жены,Что стоите, тоскою покрыты?Что глядите на Авдотьину радость?И в те поры мурзы-татареСвоего царища похваляют,Виньгают в трубы и в роги,Гудят в набаты, в бубны.Я вас всех на Русь отпущаю.Гей, женка Авдотья Рязанка!Всю Рязань веди из полону,И будь ты походу воевода.И тут полоняники-рязанцыКак от тяжкого сна разбудились,В пояс Орде поклонились,Молвили ровным гласом:– Мир тебе, ордынское сердце,Мир вашим детям и внукам!И не вешняя вода побежала,Пошла Рязань из полону,Понесли с собой невод и карбасДа сетей поплавных – переметов,Чем, в дороге идучи, питаться.Впереди Авдотья РязанкаС мужем, сбратом и с сыном,Наряжены в белые рубахи,Опоясаны поясами.После этого бываньяВоротилась Рязань из полонуНа старое свое пепелище,Житье свое управляют,Улицы ново поставляют.Были люди, миновались,Званье, величанье забывалось.Про Авдотью память осталась,Что женка Авдотья РязанкаСоколом в Орду налетала,Под крылом Рязань уносила.