Сезон мертвеца

Он сложил на груди руки и растянул рот до ушей, как это делает подросток на какой-нибудь вечеринке, позируя приятельнице.

Репортер недовольно поморщился: он явно не ожидал подобного поворота событий.

– Надеюсь, мне заплатят, как натурщику? – ехидно спросил Ник и тут увидел, что вверх по тропинке поднимается еще один незнакомец. Сначала он подумал, что это полицейский в цивильной одежде совершает утренний обход вверенной территории. Давно пора, одобрил он, а то от обнаглевших папарацци весь день отбоя не будет.

Ник внимательно посмотрел на приближающегося незнакомца. Это был молодой человек лет тридцати, могучего телосложения, с суровым выражением лица и темными коротко подстриженными волосами. Он был одет в клетчатую рубашку и джинсы свободного покроя, глаза были скрыты за солнцезащитными очками, что казалось совершенно неуместным в это раннее утро. Фоторепортер тоже оглянулся и закричал:

– Опять ты? Эй, это моя добыча, проваливай отсюда по-хорошему. – Он показал парню поднятый средний палец. – Убирайся в свой "Тайм", пока цел.

Человек в клетчатой рубашке не отреагировал на крик. Все его внимание было сосредоточено на чем-то дальнем. Ник проследил за его взглядом и увидел, что в окне спальни стоит Сара и пристально наблюдает за ними. У Ника сложилось впечатление, что она старается понять, в чем дело.

Удивленный возглас папарацци заставил Ника посмотреть на то, что творится рядом. Он увидел, что человек в клетчатой рубашке вынул огромный нож и мгновенно вонзил под ребра фоторепортеру. Тот глухо охнул, выпучив от ужаса и боли глаза и медленно осел на землю, зажимая рану свободной рукой.

Человек в клетчатой рубашке равнодушно посмотрел на поверженного и перевел взгляд на окно дома, где по-прежнему маячила фигура Сары Фарнезе. Затем он двинулся к Нику:

– "Кровь мучеников...

Остолбеневший от неожиданности Ник механически закончил фразу:

– ...питает древо церкви".

Незнакомец остановился, он, судя по всему, не ожидал, что очередная жертва знает эту фразу Тертуллиана.

– Ты ошибаешься, – тихо сказал Ник, решив воспользоваться замешательством убийцы. – Я даже пальцем ее не тронул. Это была всего лишь игра, чтобы заманить тебя в ловушку. И она удалась. – Он развел руки в примирительном жесте. – Давай закончим на этом. Дом окружен полицией, так что тебе все равно не уйти.

Незнакомец спокойно посмотрел вокруг, как будто хотел спросить: "Правда? Так где же она?" Ник и сам понимал, что попал впросак. Полицейских поблизости не было, хотя они должны были сидеть за каждым кустом. Человек с окровавленным ножом сделал выпад вперед, и Ник отскочил в сторону и попытался перехватить его руку, но безуспешно. Только сейчас он сообразил, что сражаться с вооруженным безумцем, который к тому же сильнее его, не имеет смысла. Остается одно – бежать, гораздо быстрее, чем по Старой Аппиевой дороге. Надо во что бы то ни стало оторваться от преступника и позвать полицейских. Кроме того, нужно вызвать врача к истекающему кровью фоторепортеру.

Ник метнулся в сторону от тропинки, в самую гущу кустарника с острыми колючками. Пробежав несколько метров, он ощутил резкую боль в плече и рухнул, ударившись головой обо что-то твердое. К счастью, у Ника хватило сил дотянуться до плеча, из него торчал нож. Ник с трудом вытащил глубоко вонзившееся лезвие. Все тело пронизала острая боль, в его затуманенном сознании билась единственная мысль: бежать, пока его не настиг этот псих в клетчатой рубашке.

Ник вскочил на ноги, оглянулся на пустынный двор фермерского дома и увидел, что сквозь кусты к нему кто-то идет. "Иногда надо сражаться, а иногда – бежать", – пронеслась в голове упорная мысль. Послышались чьи-то шаги. Ник подумал, что у этого фанатика наверняка припасено еще какое-нибудь оружие. "Где же полицейские, черт бы их побрал? Где Лука Росси? Полицейский не должен умирать как какой-нибудь святой. В этом есть что-то непотребное, в высшей степени кощунственное!" – подумал он.

Ник ощутил слабость в ногах и с ужасом осознал, что теряет сознание. Несколько минут спустя он очнулся и услышал чьи-то голоса. Они становились все громче и громче. Вдруг из общего гомона вычленился один голос, который сразу же превратился в душераздирающий крик. Этот крик показался ему очень приятным и почти родным. Он лежал на спине, уставившись в почерневшее небо, и слушал; как кричит Сара. Она, похоже, молила Бога о милосердии, о том, чтобы он сохранил Нику жизнь.

30

Ночь Алисия Ваккарини провела на стуле в восьмиугольной комнате среди мертвой тишины. Только однажды с улицы донеслись голоса пьяной компании, возвращавшейся домой. Люди весело напевали, а Алисия тщетно пыталась вытолкнуть изо рта кляп и позвать их на помощь. Когда голоса стихли, она поняла, что теперь ей не на что надеяться и неоткуда ждать спасения. Она знала, что скоро Джино вернется и закончит свое гнусное дело. Этот псих вбил себе в голову чудовищную мысль, будто оказывает ей большую услугу, избавляет ее от греха. Он даже попросил прощения у нее, когда оказалось, что не может немедленно осуществить свой ужасный план. И нет никакой надежды подвигнуть его на милосердие, вызвать у него хоть каплю сочувствия. Он был одержим какой-то бредовой идеей и ни за что не хотел прислушаться к доводам Алисии. Просто чудо, что она до сих пор жива. Может быть, ей помог репортаж с места очередного убийства. Джино долго смотрел на экран телевизора, а потом выругался, извинился перед ней и оставил на какое-то время в покое. Что-то встревожило его и нарушило хорошо продуманный, заранее намеченный ход событий.

Она не знала, сколько времени пробыла в забытьи, проснулась, когда за окном забрезжил свет. Солнце проникало в комнату сквозь узкие окна, напоминавшие бойницы в средневековых замках. Алисии очень хотелось верить, что за пределами этой комнаты есть люди, что сюда может кто-то заглянуть, а по улице, несмотря на августовскую жару, ходят люди. Ведь это же Рим, в конце концов, а не какая-то глухая деревня. Она слышала, что город за окнами жил как всегда, и, стало быть, есть еще надежда на спасение. Скоро охранники откроют помещения в здании парламента, секретари принесут утреннюю почту, в близлежащих кафе и ресторанах появятся первые посетители. Она всегда заходила утром в одно из таких кафе, выпивала чашку кофе и просматривала свежие газеты. Владелец кафе и официанты не могут не обратить внимание на ее отсутствие. А если это останется незамеченным, то уж днем ее наверняка хватятся те, с кем обычно она общалась в это время суток. Тем более что как раз сегодня она должна быть на приеме в честь важных чиновников из Брюсселя. Все прекрасно знают, что Алисия Ваккарини никогда не пропускает подобные мероприятия.

Значит, к двум или по крайней мере к трем часам ее отсутствие на рабочем месте станет вопиющим. К ней на квартиру пошлют гонцов, обнаружат, что она не ночевала дома, и поднимут на ноги полицию, которая сразу же приступит к ее поиску.

Алисия тяжело вздохнула, не сумев убедить себя в том, что именно так все и произойдет. На самом деле она понимала, что на подобное развитие событий рассчитывать не приходится. Пока Алисию хватятся, этот сумасшедший вернется домой и прикончит ее.

Она посмотрела на пол, где лежал раскрытым альбом с фотографиями древних святых, и подумала, что святая покровительница всех музыкантов могла бы выглядеть и более счастливой. У Алисии тоже была рана на шее, но, слава Богу, только одна и не очень глубокая. Рана по-прежнему ныла, но кровь перестала течь сразу же после того, как Джино покинул комнату. Алисия закрыла глаза и попыталась вспомнить слова хотя бы одной охранительной молитвы; к сожалению, попытка не увенчалась успехом. "Раньше надо было молиться, а не тогда, когда к горлу приставили нож", – подумала Алисия.

Внизу послышались чьи-то шаги. Алисия встрепенулась от слабой надежды на спасение и – сникла. Это были твердые, тяжелые шаги человека, знающего, куда направить свои стопы. Она зажмурилась и стала дожидаться прихода мучителя.

Открыв глаза, Алисия увидела Джино Фоссе – он стоял перед ней, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. На нем была клетчатая рубашка, заляпанная грязью и разорванная до пупа. Джино явно пребывал в расстроенных чувствах. Более того, ей показалось, что он совсем рехнулся. Он лепетал какую-то несуразицу, часто поминал церковь и ругал на чем свет стоит мерзких продажных женщин. Алисия поняла, что он не намерен церемониться с ней.

Бессвязную речь прервал телефонный звонок. Джино снял трубку, долго и напряженно слушал собеседника, потом начал оправдываться. Раньше он казался Алисии самоуверенным и решительным, а сейчас она открыла в нем совершенно новые черты – покорность и страх. Она поняла, что ему сообщили плохие новости. Он нервно теребил телефонный шнур, опустив голову, робко убеждал кого-то, что не может сделать то, о чем его просят, что сейчас не в состоянии покинуть квартиру. Через минуту его лицо покрылось красными пятнами ярости, а руки задрожали от нервного напряжения. Алисия догадалась, что Джино подчинился приказу неведомого лица, и в этом увидела надежду на спасение.

Он швырнул телефонный аппарат вместе с трубкой на пол, выругался и стал пинать его ногами. Затем он заметался по комнате, как загнанный зверь, изрыгая проклятия в адрес звонившего человека. Потом начал срывать со стен фотографии и картины и принялся топтать их ногами.

"Кто-то узнал обо мне, – подумала Алисия. – Кто-то пытается меня спасти. Ох, если бы так!"

Он обошел стул и обеими руками поднял ее голову к потолку, к фотографиям женщин в жутких, безобразных позах. Алисия похолодела. Она уже видела эти снимки, но даже представить не могла, что с ней вот-вот произойдет нечто подобное. У женщин на черно-белых фотографиях мертвенно-безучастные лица, словно им было все равно, что с ними творится.

– Смотри, – почти закричал он ей на ухо, – смотри, какая неотвратимая судьба постигла этих грешниц!

Он задел рану на шее, и она почувствовала, как по коже потекла кровь. Джино освободил ей рот. Алисия застонала и начала жадно заглатывать воздух. Джино снова уселся на табуретку перед ней, и она увидела его глаза. В них светились прежние самоуверенность и решительность. Алиса похолодела от ужаса.

Джино размахнулся и ударил ее по лицу. Алисия громко вскрикнула, облизнула губы и ощутила солоноватый привкус крови.

– Шлюха, – злобно прошипел он. – Все вы одинаковые. Врата дьявола.

– Пожалуйста! – взмолилась она.

– Заткнись! – заорал он и поднял кулак, но так и не ударил ее.

Она тихо заплакала.

Джино вытер губы тыльной стороной ладони и задумался. Алисия наблюдала за ним, понимая, что умолять его сейчас бесполезно. Помешательство Джино не оставляло ей никакой надежды на пощаду.

– Они идут сюда, – прошептал он. – Сюда! В мой дом! Мой дом!

– Джино, не усугубляйте свое положение, – осторожно сказала Алисия, украдкой глядя на него. – Не делайте себе хуже.

Он уставился на нее немигающим взглядом, словно увидел впервые.

– Хуже? Вы считаете, что может быть хуже? Что может быть хуже?

В его глазах она заметила странный блеск, что-то вроде сомнения, и это вселило в нее надежду. Надо попытаться переубедить его.

– Джино, – тихо сказала она, – я могу помочь вам. У меня много влиятельных друзей. Я официально заявлю полиции, что вы хорошо относились ко мне и не причинили никакого зла. Вас простят. Все люди допускают ошибки.

– Мы все сгорим в аду, – обреченно процедил он сквозь зубы.

– Нет, – возразила Алисия, – это старая сказка, в которую сейчас даже церковь не верит.

– Они глупые люди, – сказал Джино и вздохнул. – Мне очень жаль, Алисия. Действительно очень жаль.

Впервые за все время Алисия облегченно вздохнула, ей показалось, что в туннеле наконец-то забрезжил свет.

– Ничего страшного, – сказала она, – все будет нормально.

Лицо Джино Фоссе порозовело. Алисия вдруг подумала, что в определенные моменты оно может быть красивым, как будто сошедшим с полотна средневекового мастера.

– Вы не поняли меня, Алисия, – поправил ее Джино. – Я сожалею только о том, что не могу поступить с вами справедливо, не могу использовать для этого все надлежащие средства. Иначе говоря, не могу использовать все то, что начисто смыло бы ваши грехи. К сожалению, сейчас это практически невозможно. Скоро сюда придут люди, чтобы отобрать у меня этот дом. Они почему-то считают, что застанут меня врасплох, загонят в ловушку. Они очень глупые.

– Все поправимо, Джино, – продолжила уговаривать его Алисия. – Я в силах помочь вам.

– Правда? – Он надолго задумался, чем вселил в нее еще большую надежду. Ей показалось, что он образумился, стал таким же, каким был в ресторане.

Джино встал, порылся в огромной куче компакт-дисков, отыскал нужный и поставил на музыкальный центр. Восьмиугольная комната наполнилась чарующими, но мертвыми звуками электрической скрипки. Джино немного послушал, а потом вернулся к Алисии.

– Вы когда-нибудь видели, как мастер восточных единоборств разбивает рукой кирпич? Я тоже когда-то занимался этим делом. Так вот, только истинный мастер знает секрет этой восточной техники. Если человек не знаком с ней, то просто-напросто разобьет себе руку и станет инвалидом. – Он сделал паузу, собираясь с мыслями. – Весь секрет заключается в том, чтобы ни в коем случае не пытаться бить по кирпичу. Главная цель мастера находится где-то за кирпичом, в некой воображаемой точке, по которой и наносится удар. Именно так вы поступаете сейчас. Вы пытаетесь разрушить мою систему, фокусируете мое внимание на воображаемой точке, не имеющей к делу никакого отношения. И таким образом пытаетесь добиться своей цели. Вы понимаете меня?

– Думаю, что да, – осторожно ответила Алисия, совершенно потеряв чувство реальности. – Развяжите меня, пожалуйста, я уже не могу сидеть привязанной к стулу. Мне нужно в ванную.

Джино сокрушенно покачал головой, расстроенный тем, что она так и не поняла суть его слов.

– Это очень важно, Алисия. Наша истинная цель – не кирпич, а нечто другое, находящееся позади него. Это что-то такое, чего нам просто не дано видеть. Сейчас совершенно не важно, как мы жили до сих пор, какие поступки совершали, что мы разрушали и к чему мы прикасались. Самое главное заключается в конечной цели, которую можно увидеть только мощным внутренним зрением. Нужно иметь огромную внутреннюю силу, чтобы понять, где мы все будем через некоторое время.

Алисия почувствовала, что наступает нечто ужасное.

– Джино, скоро они будут здесь, – в отчаянии повторила она его же слова. – Если я приведу себя в порядок, они увидят, что ничего плохого со мной не произошло. Вы ведь умный человек, вы должны понимать это.

– Разумеется, – согласился он, встал позади нее, приподнял стул и стал наклонять, пока она не уперлась лицом в грязный вонючий ковер. Алисия оказалась на коленях. Она подумала, что сейчас он развяжет ее и отпустит на все четыре стороны. Однако он этого не сделал. Подняв голову, она увидела его перед собой, в руке он держал широкий длинный нож, похожий на средневековый меч. Алисия уже знала, насколько остро нож заточен, и представляла, как легко он способен разрубить ее на части.

– Господи Иисусе! – взмолилась она, глядя на клинок круглыми от ужаса глазами. – Не надо, Джино, не делайте этого!

Джино не обратил на ее слова никакого внимания. Он измерял взглядом расстояние между ее шеей и ножом. Немного подумав, он зашел к ней сбоку. Неожиданно для себя Алисия вспомнила эпизод из средневековой истории, которую проходила в школе. Анна Болейн была приговорена Генрихом VIII к смерти и должна была лечь под топор палача. Однако король оказал жене милость и позволил одному из своих оруженосцев незаметно пробраться к месту казни, чтобы облегчить ее страдания. Топор палача был зазубрен, и поэтому процедура казни часто бывала очень болезненной. Оруженосец улучил момент, вынул припрятанный заранее острый меч и одним ударом отсек королеве голову. Она ничего и понять не успела.

Алисия услышана свистящий звук. Острый конец ножа очертил полукруг и застыл в воздухе. Содрогаясь от ужаса, Алисия подняла глаза, словно пытаясь предупредить смертельный удар. Она не подумала о том, что клинок может совершить ошибку и нанести удар не по шее, а по подбородку. В этот трагический момент ей пришли на ум слова, которые произнесла Анна Болейн за секунду до смерти: "Иисусу Христу вверяю я свою душу".

31

Ника поместили в больницу Святого Джованни. В четырнадцатом веке она была приютом для пилигримов, а в настоящее время превратилась в весьма современный больничный комплекс, состоявший из множества корпусов и вспомогательных помещений, непосредственно примыкавших к церкви Святого Климента.

Лука Росси и Сара Фарнезе с трудом пробились к нему в палату сквозь кордон строгих медсестер. Сейчас они сидели на деревянной скамье неподалеку от кровати и наблюдали за тем, как медсестра перевязывает его рану на плече. Из слов лечащего врача они поняли, что ничего страшного с ним не произошло, но какое-то время Ник должен находиться в больнице, чтобы избежать возможных осложнений. Ножевая рана оказалась не очень глубокой и никакой опасности для здоровья не представляла, а вот голова пострадала сильно. Медики опасались, нет ли у него сотрясения мозга. Когда медсестра ушла, Ник облегченно вздохнул и повернулся к друзьям.

– Мне не нравится твое выражение лица, дядя Лука, – тихо сказал он. – Вы поймали его?

– Как бы не так, – недовольно ответил старший напарник.

Ник удивленно вскинул брови:

– Боже мой, что же вам еще надо? Он же сам пришел к вам, разве не так?

Сара посмотрела на кончики своих туфель, а Лука Росси еще больше насупился:

– Знаешь что, не наскакивай на меня, и без тебя тошно.

– Сколько полицейских находилось вокруг дома?

– Достаточно, – буркнул Росси и покраснел от злости. – Восемь человек, а может, и десять. Но ты не забывай, что они охраняли фермерский дом, в котором должен был находиться и ты сам. Никто из них понятия не имел, что ты бегаешь черт знает где. Ты нарушил наш договор и свернул с проселочной дороги на какую-то тропинку. Фальконе шкуру с меня сдерет за то, что я отпустил тебя. А я скажу ему всю правду. Мы не знали, где тебя носит, и поэтому не смогли вовремя оказать тебе помощь.

Ник потрогал рукой голову, которая ныла от удара. Конечно, Лука Росси прав, и он должен винить во всем прежде всего себя самого. Он вспомнил силуэт Сары в окне дома и выражение ужаса на ее лице.

– Извини, Лука, я вел себя как идиот.

– Да уж, – проворчал тот и недовольно зыркнул на Сару. – Самое главное, что ты выжил, и во многом благодаря нам. Кроме того, мы наконец-то узнали его имя. А еще мы получили новый труп, на улочке Кливус Скаури, это в двух шагах отсюда. Думаю, у Фальконе вполне достаточно оснований, чтобы распять нас на первом попавшемся дереве. Все теперь будет зависеть от его настроения.

– Я должен вернуться на работу, – решительно заявил Ник. – Мне здесь нечего делать.

– Ник, доктор сказал... – начала было Сара.

– Не спеши, – прервал ее Лука Росси. – Этот труп ужаснее остальных. Да и чем ты можешь помочь?

Ник пошевелил плечом и облегченно вздохнул, почувствовав, что боль стала постепенно слабеть.

– Я чувствую себя неплохо. Кроме того, Лука, я единственный из вас, кто видел этого человека.

Росси снова покосился на Сару. Ник догадался, что он считает ее виновницей происшествия. Было такое впечатление, что ему даже сидеть рядом с ней неприятно.

– Сейчас не имеет никакого значения, что ты его видел, – сказал он. – Повторяю, нам известно имя. Синьорина Фарнезе великодушно сообщила его, когда мы везли тебя в больницу. Похоже, что она знала его с самого начала.

После этих слов голова у Ника разболелась сильнее, он взглянул на Сару – она безучастно смотрела на белую стену. Волосы женщины были спутаны, и она мало походила на ту красавицу, которую он помнил по вчерашнему вечеру. Скорее всего она очень быстро покинула дом, поэтому не успела привести себя в порядок. Если раньше на лице Сары всегда была маска невозмутимости, за которой она скрывала истинное настроение, то сейчас от этой маски не осталось и следа.

– Мне нужно позвонить, – спохватился Лука Росси. – Я обещал сообщить твоему отцу, как обстоят дела. Я буду во дворе на всякий случай. Вернусь через пару минут. Что касается вас, синьорина Фарнезе, то Фальконе сказал: в его распоряжении есть неплохая квартира на окраине города, где вы будете в полной безопасности. Полагаю, возвращаться вам в дом отца Ника не имеет смысла. – Он похлопал по карману, где лежала пачка сигарет. – Пора перекурить.

Он быстро покинул палату и вышел в коридор, ярко освещенный флуоресцентными лампами.

Ник собрался с силами и присел на кровати. Боль в плече почти прекратилась, а голова еще немного побаливала. Сара по-прежнему не смотрела в его сторону.

– Спасибо, Сара, – первым нарушил тишину Ник.

Она вскинула на него усталые глаза:

– Что?

– Я не знаю, что там случилось, – продолжил он, – но ты остановила его и тем самым спасла мне жизнь, за что я тебе очень благодарен.

Она покачала головой, отчего ее волосы спутались еще больше.

– Я видела из окна, что между вами что-то происходит, очень испугалась и ринулась к вам. Он увидел меня и убежал. Думаю, он решил, что вслед за мной прибегут полицейские и схватят его. Может быть, он просто испугался свидетеля.

Ник знал, что она говорит неправду. Он слышал разговор между Сарой и убийцей за минуту до того, как потерял сознание.

– Ты говорила с ним.

– Конечно, а что мне оставалось делать? Я закричала, чтобы он остановился. Ничего удивительного.

– Нет, Сара, – возразил Ник и вспомнил слова и тон их разговора: – Ты говорила с ним, а он отвечал тебе. У меня сложилось впечатление, что ты хорошо знаешь его.

– Достаточно для того, чтобы запомнить его имя, – сказала она и отвернулась. – Одно время он часто околачивался в библиотеке Ватикана, и мы порой разговаривали с ним, вот и все.

– А ты не... – хотел было спросить Ник, но запнулся.

– Что? – вспыхнула от гнева Сара. – Ты хочешь узнать, не спала ли я с ним? Нет, не спала. В Риме есть немало людей, которые не удостоились этой чести. Надеюсь, это не слишком огорчает тебя?

– Извини, Сара.

– Боже мой! – воскликнула она, закрыла глаза и покачала головой. – Это я должна извиниться перед тобой, Ник. Не понимаю, что ты хочешь узнать от меня. Я действительно видела его и закричала, чтобы он оставил тебя в покое. А когда он ушел, я позвала полицию, чтобы они отвезли тебя и того фотографа в больницу. Фотограф, кстати, пострадал гораздо сильнее.

Ник посмотрел в окно. Возможно, Сара не лжет.

– Произошло новое убийство? – спросил он минуту спустя.

– Да.

– Ты знаешь, кто погиб?

Вместо ответа она сказала:

– Мне пора, Ник. Фарнезе, оказывается, намерен перевезти меня в другое место. Надо подготовиться и собрать вещи.

Ник встал с кровати, пересек, покачиваясь, комнату и уселся на деревянную скамью рядом с Сарой. Ему очень не хотелось, чтобы она ушла в дурном настроении.

– Ты знаешь убитого? – повторил он вопрос.

Сара повернулась к нему, и Ник увидел глаза, в которых не было и намека на испуг. Она разительно переменилась.

– Убита женщина.

Ника удивил чересчур спокойный тон.

– Ты ее знала?

– Да, мне кажется, я переспала с ней разок. – Она помолчала. – Ты это хотел услышать от меня?

– Кажется?

– Нет, не кажется. Точно. Мне предъявили ее фотографию и сказали, что я должна оказать ей такую услугу. Это случилось несколько месяцев назад. Она довольно известный политик, была тогда замешана в каком-то крупном скандале. Я плохо знаю подробности дела. И вообще не интересуюсь биографиями клиентов. Это случилось один раз и по ее инициативе. Я не увлекаюсь лесбиянством.

Ник тяжело вздохнул. Час от часу не легче! А ему-то казалось, что она больше не в состоянии удивить его.

– Сара, я не понимаю, что происходит. Не понимаю, зачем ты это делаешь. Не понимаю, почему ты никогда не упоминала ее имя.

Сара рассмеялась так пренебрежительно, что Ник едва не возненавидел ее.

– Вы очень старомодны, Ник. Ты и твой отец. Я могу говорить с вами с утра до ночи, но при этом у меня такое ощущение, что вы из другой эпохи. Мир на самом деле совсем не такой, каким вы его себе представляете. Может быть, он никогда и не был таким. Ты спрашиваешь, почему я никогда не упоминала ее имя? А почему ты полагаешь, что я должна его знать? Я провела с ней только одну ночь, и на этом все кончилось.

Ника подобное объяснение не устроило.

– Но почему ты это сделала?

– Потому что... – Сара замолчала, подбирая нужные слова. – У вас свое представление о любви, а у меня – свое. Мы просто не понимаем друг друга, потому что мы разные. Меня такие отношения вполне устраивают. Я никому и ничем не обязана, меня не преследуют муки совести, я не испытываю неловкости из-за того, что обманула кого-то. Никакой горечи от разлуки, никакой душевной боли.