Правила одиночества

– Нет, а вы почему не едите?

– Я ем, – улыбнулась девушка, пододвинула к себе тарелку. Ислам поглядел на ее пальцы. Оксана управлялась палочками с удивительной ловкостью. Караев подлил себе сакэ, поднял стопку к губам. За окном вдруг повалил снег, в свете прожекторов, горевших на территории посольства неизвестной страны, это зрелище было особенно красивым. Чем-то сказочным повеяло от этой картины. На миг ему показалось, что все это ему снится. Снег, крыши домов, на которые он мог смотреть бесконечно, красивая японка, сидевшая напротив.

Ислам произнес:

Посеребренный снегами к огню очага я вернулся.Растаял снег на плечах, на голове оставаясь. 

– Это про меня, – заявил он. Оксана улыбнулась.

– Откуда вы родом? – спросил он.

– Почему вы спрашиваете, у меня сильный акцент?

– Не только поэтому, у меня тоже сильный акцент. Человеку свойственно искать земляков, соплеменников. Ничего не поделаешь – атавизм. Первобытный страх мы преодолели: племя покидаем довольно легко, но на чужбине все равно разыскиваем своих.

– Но акценты-то у нас разные, – улыбнулась Оксана.

– С этим трудно не согласиться, но у душ не бывает акцентов, особенно у родственных – они говорят на одном языке – вселенском.

– Ну, кто бы спорил, а я не стану.

– И?

– Что «и»?

– Откуда вы, прелестное дитя?

– Та с Донецку ж я, – нарочитым говором произнесла она.

– А в Москве как оказались?

– А как все оказываются, так и я.

– Давно здесь?

– Больше года.

– Кстати, я лет пять назад собирался в Донецк – приятель звал, у него торговля шла очень бойко, предлагал в долю войти, но я так и не поехал, а то могли бы встретиться.

– Это вряд ли, меня уже там не было.

Ислам чувствовал тепло в груди. Две чашечки горячей рисовой водки – и мир стал ласков и дружелюбен.

– Я с детства не в ладах с математикой, – сказал Ислам.

– Мне довелось еще поработать за границей: я уехала после того, как погиб мой жених. Он утонул в реке перед самой свадьбой.

– Простите.

– Ничего. Я работала стюардессой на корабле, который курсировал между Кипром, Израилем и Египтом. Корабль назывался «Принцесса Виктория». Днем была стюардессой, а вечером – танцовщицей варьете, танцевала канкан. Миссис Джекил и миссис Хайд.

– Чем кончилось?

– Устала. Там долго не выдержишь: в час ложишься – в шесть встаешь, в выходные дни всегда кого-нибудь подменяешь, да и платили не особенно. После Донецка пятьсот баксов казалось много, а для Москвы это немного. Что хорошо: их тратить некогда было. Вы пейте чай, а то он остынет, или давайте я подогрею?

– Не нужно, – остановил ее Ислам, – давайте лучше поговорим о японской поэзии. Я все это время помнил о нашей беседе: у меня осталось приятное чувство.

– Я изучала ее в университете, а у вас откуда такая тяга к ней?

– Нравится.

– В таком случае, вы и начинайте.

Ислам задумался, после минуты молчания произнес:

Так мы и прожили жизнь, ни разуни взобравшись на Фудзияму. 

– Но это же не хайку.

– Нет, это пословица. Почему-то ничего другого в голову не пришло. Если бы знал, что вы придете, подготовился бы как следует. Почитайте вы что-нибудь.

После недолгой паузы Оксана произнесла:

Для чайных кустовСборщица листов – словноВетер осени. 

– Прямое попадание, – сказал Ислам.

– Почему?

– В городе, где я родился, как раз выращивают чай. И осень моей жизни уже наступила.

– Я не это имела в виду.

– Еще, пожалуйста.

Парят снежинкиГустой пеленой.Зимний орнамент. 

Ислам молчал, глядя в окно на падающий снег. Оксана продолжала:

Все, чего достиг.На вершины гор, шляпуОпустив, прилег.Казалась так холоднаЛуна на небе рассвета,Когда разлучались мы.С тех пор я не знаю часаГрустнее восхода зари.О том, что влюблен я,Слишком рано молваРазошлась по свету.А ведь только глубины сердцаОзарились думой о ней. 

– Хорошо, – наконец произнес Ислам, – а кто автор?

– Честно говоря, я не помню, – призналась Оксана, – у них такие сложные имена.

– Это точно, например – Дзюнъитиро Танидзаки.

– Вот-вот, и я об этом. А это кто, поэт?

– Писатель.

– Мы переходим к прозе?

– Не думаю.

– А может быть, вы устали? Хотите, я вам постелю?

Ислам взглянул на Оксану. Возможно, это был момент истины. На языке метафор это должно было означать: «Может быть, вы желаете моего тела?» У Ислама участилось сердцебиение: не каждый день красивая девушка сама предлагает себя. Или он, как всегда, ищет подтекст там, где его нет?

– Спасибо, – сказал он, – твоя доброта не знает границ. Больше всего ненавижу застилать постель, а уж менять простыни, особенно пододеяльник!.. Лучше застрелиться.

– Все правильно, не мужское это дело.

Оксана встала и вышла из кухни. Ислам немного погодя последовал за ней. Стоял, наблюдая за ее движениями. На губах девушки была улыбка. Когда она наклонялась, он видел ее грудь.

– Ну вот, все готово, можете ложиться, – чересчур весело произнесла Оксана.

– Означает ли это, что ты можешь лечь со мной? – без обиняков спросил Караев.

– Означает, – подтвердила Оксана.

Ислам приблизился, привлек ее к себе, некоторое время он стоял, вдыхая аромат ее кожи, затем отпустил.

– Этого достаточно, – сказал он, – совсем необязательно доводить все до конца, Господу Богу угодны не дела наши, а намеренья. Тебе это зачтется, я благодарен тебе.

Оксана грациозно поклонилась, но на лице ее было недоумение. Она направилась к двери. Ислам помог ей надеть плащ.

– Провожать не надо, – сказала Оксана, – здесь недалеко.

– Я надеюсь, ты не обиделась?

Вместо ответа девушка поцеловала его в щеку и ушла.

«Соблазн был велик», – сказал себе Ислам, стоя перед закрытой дверью. Легкость, с которой Лана прислала к нему эту девушку, могла свидетельствовать о двух противоположных вещах: о благородстве и жертвенности, подтверждением чего служил ее рассказ о сегуне, либо о том, что ее память не хранила ничего об их былой любви. В любом случае, Ислам не мог принять это от нее, не разрушив светлого воспоминания о том далеком лете.

Ислам подогрел остывшее сакэ и, выключив свет, долго еще сидел в темноте, глядя в окно на падающий снег. Пытался вспомнить стихи, которые читала Оксана. Теперь он жалел о том, что ускорил события этого вечера. Так славно было сидеть зимним вечером и разговаривать!

Авантюра

Ha осуществление этого плана понадобилась всего несколько дней. Все произошло именно так, как и предполагала Лана. Все это время Ислам прожил у Ланы в гостевой квартире. Оксану она больше ему не присылала, а в салон он не заходил. На следующий день после того, как развлечения префекта были сняты на видео, Ислам отправился в присутствие. Секретарь префекта узнала Ислама сразу и даже улыбнулась ему. Не дав ей возможности заговорить, Ислам положил на стол огромную плитку шоколада и взялся за ручку двери.

– У Георгия Сергеевича через пять минут совещание, – предупредила девушка.

– Я успею, – сказал Ислам и открыл дверь.

Префект разговаривал по телефону и мельком бросил на него равнодушный взгляд. Ислам, не церемонясь, отодвинул стул и сел. Префект удивленно глянул на него.

– Это опять вы? – сказал он, положив трубку. – Что вам угодно?

Ислам удивился старорежимному обороту, но ответить не успел: префект вновь взялся за трубку.

– Я сейчас вызову милицию, – сообщил он.

– Не стоит, это не в ваших интересах, – предостерег Ислам.

– Что за бред? – брезгливо сказал префект. – Алло, Света, пришли ко мне…

– Телевизор работает? – перебил его Ислам, доставая из портфеля видеокассету.

– Что это? – спросил префект, и в трубку. – Я перезвоню.

«Быстро соображает», – подумал Ислам. Он подошел к видеодвойке, стоявшей на тумбе в углу.

– Сюжет вам хочу показать, из жизни отдыхающих.

Когда на экране появились кадры, лицо префекта посерело и приобрело выражение крайней растерянности. Он даже ничего не стал выяснять, сразу спросил:

– Чего вы хотите?

Ислам вернулся к столу. Перемена была разительна. Ислам никогда не видел, чтобы человек так менялся в течение нескольких минут. В маленьком жалком человечке ничего не осталось от надменного всесильного чиновника.

– Я вам уже объяснял в прошлый раз: я передал вам через посредника деньги, хочу получить их обратно.

– Не морочьте мне голову своими баснями, свой шантаж вам все равно не оправдать. Назовите цифру.

– Пятьдесят тысяч, – сказал Ислам.

– Где гарантии, что вы не оставите себе копию?

– У меня с собой видеокамера, на которую производилась съемка: ее я тоже отдам вам.

– Но вы же могли сделать копию?

– Мог, но не сделал.

– Ладно, похоже, что вы говорите правду, давайте ее сюда.

– Деньги?

– Вы что, думаете, я храню в кабинете такие деньги?

– Камера тоже не лежит в моем кармане.

– Мне нужно время, чтобы собрать требуемую сумму – я, знаете ли, не миллионер.

– Да-да, я слышал, вас недавно выбрали. Кажется, у вас сейчас совещание? Я подожду в машине во дворе. Ровно тридцать минут.

– А если я все-таки вызову кого-нибудь с Петровки?

– Тогда кассету приобщат к материалам дела. Автомобиль, в котором я буду сидеть, называется «тальбо», а если вы не разбираетесь в моделях, то его номер 373. Кассету я сейчас отдам вам, а камеру передам тому, кто привезет мне деньги.

– Деньги привезет моя жена, – сказал префект, – но ей нельзя давать камеру.

– Неудобно получится, – согласился Ислам.

Префект действительно быстро соображал.

– Может, я камеру себе оставлю? – спросил Ислам. – Шучу. Получив деньги, я наберу ваш номер и передам камеру тому, кого вы пришлете.

В кабинет заглядывали люди, Ислам направился к двери. Выходя, он оглянулся. Префект набирал номер на мобильном телефоне. В приемной толпились люди. Увидев, что префект освободился, все стали входить в кабинет. Секретарь с любопытством смотрела на него. Ислам наклонился к ней и спросил:

– А вы что вечером делаете?

– Учусь, – растерялась девушка.

– Жаль, – сказал Ислам и вышел.

На площади перед зданием бывшего горкома КПСС царило обычное для буднего дня оживление. Все время подъезжали и высаживали пассажиров автомобили, в основном – сверкающие лаком черные персональные чиновничьи иномарки: «вольво», «ауди». На их фоне «тальбо» выглядел гадким утенком. Лана сидела в «мазерати», припаркованном немного поодаль. Ислам сел в машину. Тут же раздался звук мугама. Поднес телефон к уху.

– Волнуешься? – спросила Лана.

– Есть такое дело.

– А с виду не скажешь: спокоен как удав. Ислам посмотрел на нее через окно.

– Лев, – сказал он.

– Что Лев?

– Я Лев по гороскопу.

– Ну хорошо, пусть будет Лев. Ох, а меня трясет просто от страха.

– Странно, это же твоя идея была.

– Ну и что? Одно другого не исключает. Какой классный салон в твоем автомобиле – сплошь кожа и дерево! А в моей – один пластик. К тому же она сейчас на ремонте – что-то с коробкой. А эти часы золотые или позолоченные?

– Золотые.

– Что, в самом деле? Супер.

– Это единственное, что в ней супер: салон, ну и – движок, остальное все время ломается.

– У богатых свои причуды.

– Ты кого имеешь в виду?

– Извини, все время забываю, что я теперь тоже девушка не бедная. Столько лет жизни в военном городке, на консервах! Слушай, а ты меня удивил.

– Чем?

– Тем, что отказался от Оксаны. От нее еще никто не отказывался.

Лане понадобилась неделя, чтобы заговорить об этом.

– Вот поэтому и отказался, – сказал Ислам.

– Врешь, ты не поэтому отказался.

– А почему?

– Решил продемонстрировать мне свое благородство.

– Я тебя обидел?

– Нет, просто удивил.

– Но я тебе благодарен, честное слово.

– Надеюсь. А то мне как-то не по себе стало: неловко, но и приятно… Ты знаешь, он сделал мне предложение.

– Кто?

– Парень, с которым я живу.

– Поздравляю.

– Это все, что ты мне можешь сказать на это?

– Я рад за тебя.

– Понятно, просто я хотела, чтобы ты знал, – помолчав, добавила, – понимаешь, я не уверена в себе.

– Понимаю, я сам в себе не уверен. А в нем уверена?

Это был совершенно ненужный вопрос. Собственно, как и весь разговор.

– В нем еще в меньшей мере. Он младше меня на пять лет.

– Так в чем же дело?

– Сама не знаю, но что-то не так.

– Кажется, это она, – перебил ее Ислам и дал отбой.

За рулем желтого «ауди» сидела женщина средних лет, но она проехала мимо, в поисках свободного места для парковки. Вновь заиграла музыка.

– Так что ты говоришь? – спросил Ислам.

– Привет, это я, – услышал он в трубке смутно знакомый женский голос.

– Привет, – неуверенно сказал Ислам.

– Ты мне совсем не звонишь, – это была Медина, и в ее голосе сквозила обида.

– Извини, просто я очень занят, – тяготясь разговором, выдавил Ислам.

Этот звонок был совсем некстати.

– И сейчас занят?

– Увы.

– Я не поняла.

– Очень занят, извини.

– Позвони, когда освободишься.

– Непременно. До свидания. Илам дал отбой и тяжело вздохнул.

Жена супрефекта приехала через тридцать минут. Ярко-красная «тойота» сделала полукруг и остановилась возле «тальбо». Из нее вышла моложавая женщина. Ислам опустил боковое стекло.

– Вам я должна передать пакет?

– Да, мадам.

Женщина протянула ему полиэтиленовый пакет с надписью «Перекресток». Ислам заглянул в него: пять новеньких зеленых пачек были перетянуты резинками.

– Все в порядке, мадам.

– До свидания, – женщина достала мобильник, поднесла к уху.

Ислам подождал, пока она уедет, запустил мотор. Проехав рядом с «мазерати», он бросил в открытое окно пакет с деньгами. Через несколько метров остановился. Наблюдая, как Лана трогается и выезжает со стоянки, Ислам набрал номер префекта и произнес:

– Пришлите курьера.

Через несколько минут из здания вышла референт. Ислам вылез из машины, помахал ей. Когда она подошла к нему, передал ей камеру и спросил:

– Так как насчет вечера?

– Я не могу, – улыбнулась девушка, – честное слово.

Всю дорогу до своего офиса Ислам смотрел в зеркало заднего вида, но никакой слежки не обнаружил. По уговору Лана должна была доехать до ближайшего банка и арендовать сейфовую ячейку на предъявителя. Встретиться они должны были только вечером. Прежде чем зайти в офис, Ислам, соблюдая предосторожности, поднялся к себе в квартиру. Принял душ, побрился, переоделся. Хотя квартира была съемная, он почувствовал себя блудным сыном, вернувшимся в родные пенаты.

Несмотря на то что рынок был опечатан, секретарь продолжала приходить в офис и отвечать на звонки. В бизнесе хуже всего утратить налаженные связи. Войдя в комнату, Ислам вновь удивился. Неточно сказано – Ислам потерял дар речи от удивления.

Рядом с секретаршей сидел Сенин и как ни в чем ни бывало кокетничал с ней. Правда, выглядел он неважно. Увидев Караева, он поднялся и опустил голову, выражая своим видом смирение и покаяние.

– Этот человек ко мне? – спросил Ислам.

– Да, патрон, – подтвердила женщина, пряча улыбку. Не говоря ни слова более, он последовал к себе в кабинет.

Снял пальто, повесил на вешалку, опустился в холодное кресло.

Раздался телефонный звонок. Поднял трубку.

– К вам господи Сенин, – произнесла секретарь.

– Пусть войдет, – сказал Ислам. Сенин вошел со словами:

– Повинную голову меч не сечет. Молчание было ему ответом.

– А что случилось? – продолжал он. – Что вы так себя индефферентно ведете? Ну, подумаешь, не позвонил. А что случилось? Можно я сяду? Что-то у меня нехорошее предчувствие появилось.

– Садись, – сказал Ислам. Сенин сел.

– Где деньги, Сеня? – зловеще спросил Караев.

– Здесь, – сказал Сенин, кивая на свой замызганный портфель.

– Постой-постой, как здесь?

Сенин щелкнул замочком и выложил на стол одну за другой пять перетянутых резинкой пачек.

– За деньги не беспокойся, – заявил он, – у меня, как в банке. Не успел я, понимаешь, пятница была, день короткий. Когда я приехал в префектуру, посредник уже водку пьянствовал: у кого-то там день рождения был – я не рискнул пьяному деньги давать. Потом проспится, скажет: не брал, и хрен че докажешь. Я деньги дома заныкал – не везти же тебе их обратно!

Ну, вот. А в субботу я поехал в лес, на пикник, с одной женщиной… – Сенин вздохнул, – палатку взял, гитару, мясо для шашлыка, ружьишко – так, на всякий случай. И что ты думаешь? Эта дура мне не дала! Вот я этого никогда не мог понять: до седых волос дожил, а понять не могу! Взрослая женщина едет в лес с мужиком, а потом начинает кобениться. Я же не мальчик, чтобы у меня стоял всю ночь. Да еще и оскорбилась: мол, как ты можешь, я замужняя женщина! У меня нервы не выдержали, ну я ей и сказал: вот тебе, милая, Бог, а вот тебе порог – вернее, полог. Не даешь – поезжай домой. Она и ушла на ночь глядя – ну, не ночь еще была, часов восемь вечера, правда, уже стемнело.

Ислам начал смеяться. Сенин, глядя на него, тоже заулыбался.

– Нет, вот ты смеешься, а мы же на ее машине приехали, на джипе, «Фронтера» называется. Она села в свою машину и уехала. А я остался: куда я на ночь глядя попрусь, поддатый? Тебе вот весело, это хорошо, что у тебя такое чувство юмора, а мне было не до смеха.

Это замечание вызвало у Ислама новый взрыв смеха: он хохотал как сумасшедший.

– Но самое интересное произошло потом, – мрачно сказал Сенин, – на следующий день, перед тем как вернуться домой, я решил прогуляться по лесу с ружьем, авось подстрелю чего, ну и попал, как кур в ощип.

– Как так?

– А вот так. Снег пошел. Здесь, в Москве, снег был?

– Временами.

– А там началась метель, со мной она сыграла такую же шутку, как у Свиридова, точнее, у Пушкина.

– Тебя женили?

Хуже. Я решил срезать обратный путь: не стал обходить овраг, а спустился в него и поднялся с другой стороны, ну и сбился с азимута, вышел прямо на егерей. Путевки у меня нет, лицензии нет, разрешения на ружье нет – его мне женщина подарила, от отца ей досталось. Они у меня ружье отбирать, я заартачился, с похмелья злой был, наговорил лишнего, а они в бутылку полезли: скрутили меня – и в машину, прямо в ментовку. А у меня к тому же и документов с собой не было. Кто ж на свиданье паспорт с собой берет? Вдруг девушка в загс тебя потащит! Короче, посадили меня до выяснения личности – вдруг я террорист или маньяк? И я просидел у них ровно две недели. Зачем держали и зачем выпустили – я так и не понял. Никто ничего у меня не спрашивал, просто открыли дверь и сказали: «Пошел отсюда». Я, кстати, пока сидел, все время тебя вспоминал. Я, конечно, тебя подвел, но деньги все в целости и сохранности, готов выплатить неустойку. Я знаю, что время подачи заявок вышло.

– Неустойкой ты не отделаешься, – отсмеявшись, сказал Ислам, – по твоей милости меня чуть не убили, чудом жив остался.

– Кто?

– Не знаю, киллер не представился.

– Но с чего ты взял, что это по моей милости?

– Это произошло в тот же день, когда я побывал у префекта, у Чикварина. Я подумал было, что, взяв деньги, они нас кинули, избавились от тебя, а потом, когда я вышел на них, – взялись за меня. Правда, теперь выяснилось, что этот вопрос остается открытым. Но тогда кто?

Сенин задумался, потом сказал:

– Я поеду в префектуру, попробую выяснить. Расписку напишешь, что деньги получил обратно?

– Перебьешься.

– Ладно, – Сенин поднялся, пошел к выходу. Взявшись за дверную ручку, оглянулся. – Ты знаешь, возможно, это и они.

– Но за что?

– Через них такие деньги проходят! Они очень нервные – тени своей боятся. Ты явился, стал требовать деньги, вот они и переполошились.

– Но если они не брали эти деньги, чего им бояться?

– А ты знаешь, сколько народу несет им свои деньги? И не сосчитаешь. Как говорится, мало ли в Бразилии Педров… Думаешь, легко взятки брать…

– Сочувствия к ним ты у меня не вызовешь, – сказал Ислам.

Он не стал рассказывать Сенину о том, какую интригу ему пришлось разыграть с префектом.

– Я позвоню, – сказал Сенин.

Оставшись один, Ислам после недолгого раздумья достал из нагрудного кармана визитку, набрал номер префекта. Услышав его властный голос, сказал:

– Извините за беспокойство, это опять я, Караев. Тут недоразумение вышло с вами, долго объяснять. Короче, я хочу вернуть вам деньги.

После короткой паузы он услышал:

– Послушайте, не морочьте мне голову! Вопрос закрыт, избавьте меня от своей персоны! Я не хочу больше возвращаться к этому делу.

– Но…

– Не звоните мне больше.

Префект бросил трубку.

Остаток дня Ислам провел в офисе, приводя в порядок бумаги. С большим трудом написал письмо Медине: несколько строк про то, что жизнь складывается не так, как хотелось бы, поэтому он приносит свои извинения за то, что отнял у нее время.

Периодически он звонил Лане, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Лана благополучно проделала операцию с деньгами и теперь находилась в своем салоне.

– Ты скоро приедешь? – спросила она.

– Как только освобожусь.

– Ладно, я буду у себя. Ближе к вечеру позвонил Сенин.

– Старик, – сказал он, – я тут провел оперативно-розыскную работу. Все делают большие глаза, ну, ясный перец, кто в этом сознается? Но судя по тому, как мрачно он меня встретил и как весело провожал, похоже, ты недалек от истины.

– Посредник – Чикварин? – спросил Ислам.

– Я не могу ответить на этот вопрос – деловая этика.

– А отстреливать клиентов входит в нормы деловой этики? Александр, я не собираюсь писать заявление в милицию, мне нужна ясность, чтобы понять: опасаться мне за свою жизнь или я могу вздохнуть свободно?

– Я думаю, что ты можешь быть спокоен.

– Сенин, да или нет?

– Да. Вопрос закрыт – я больше чем уверен.

– Хорошо, будь здоров.

– До свидания.

Ислам отпустил секретаря, закрыл офис и поехал к Лане. На «Белорусской» заехал на цветочный рынок и выбрал самый роскошный букет, составленный из подмосковных роз. Он предпочитал эти цветы потому, что они источали аромат, в отличие от голландских. На месте Оксаны сидела новая девушка. При виде Ислама она поднялась и приветливо улыбнулась:

– Здравствуйте, чем могу помочь?

– Я к вашей хозяйке.

– У вас назначена встреча?

– Да.

– Одну минутку, – девушка подняла телефонную трубку, – Светлана Викторовна, к вам пришли, – выслушав ответ, проводила Ислама до кабинета.

Увидев цветы, Лана схватилась за сердце:

– Неужели это мне? Какая прелесть! Послушай, они даже пахнут. Садись, – предложила она Исламу, – хотя погоди, дай я тебя поцелую.

Она осторожно поцеловала Ислама в щеку, потом вытерла платком следы помады.

– Это новенькая, – спросил Ислам, – а где Оксана?

– Я ее уволила, – продолжая любоваться цветами, сказала Лана.

– Почему? – удивился Ислам.

– А из ревности: я смотрю – она стала тебе нравиться, вот и решила убрать ее. Шучу, она отпросилась, в милицию поехала, регистрацию продлевать. Скоро должна вернуться.

Вошла девушка с пластиковым кувшином в руках. Она налила воды в вазу, поставила розы и удалилась.

– Ну что, наверное, надо выпить, – сказала Лана, – отметить.

– Непременно, – согласился Ислам, – ты тоже выпьешь?

– Я посмотрю, как ты пьешь – этого мне будет достаточно. А может и выпью.

Лана подошла к шкафу и достала из него бутылку текилы.

– Специально для тебя купила, – заметила она. Две рюмки, блюдце с нарезанным лимоном и солонка были приготовлены заранее.

Ислам взял бутылку, отвинтил пробку и наполнил обе рюмки. Лана положила перед Исламом плоский продолговатый ключ.

– От сейфа, – сказала она, – где деньги лежат. Ну, за удачное завершение дела.

– С делом неувязочка вышла, – заговорил Ислам.

– В каком смысле, что случилось? – испугалась Лана.

В том смысле, что мы не того человека в оборот взяли, вернее, вообще ничего не нужно было делать. Сенин появился, он им вообще не передавал денег – не успел. А потом физически не мог этого сделать, поскольку сидел в милиции. Сегодня он привез мне деньги обратно.

– Да ты что, – изумилась Лана, – вот это номер! То есть сто процентов прибыли, подумать только!

– Я позвонил префекту – хотел вернуть ему деньги, но он отказался со мной разговаривать.

– Ты хотел вернуть деньги? Ислам, ты редкий экземпляр!

– Поэтому, – продолжал Ислам, – будет справедливо, если эти деньги ты оставишь у себя.

Он подвинул ключ к Лане.

– Ты что с ума сошел! – воскликнула Лана. – С какой стати?

– Это была твоя идея, и исполнение тоже. С ними надо что-то делать, – добавил он, – я же не могу их выбросить!

– Ты можешь заплатить мне за камеру, – подумав, сказала Лана, – полторы штуки стоила, между прочим, девочкам дай по пятьсот баксов – и все.