– Я сомневаюсь, что мне удастся узнать что-нибудь важное. Первый допрос очень редко приносит конкретный результат. Как правило, для этого нужно гораздо больше встреч. Жертва преступления идет на контакт, только когда начинает испытывать ко мне доверие.

– Я понимаю, – нетерпеливо перебил Джон. – И все-таки мне хотелось бы с тобой поговорить. Я собирался тебя кое с кем познакомить.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы разжечь ее любопытство, и Мэгги кивнула.

– Хорошо, – сказала она. – Жди меня в холле на первом этаже – я спущусь, как только закончу.

Джон ушел. Мэгги проводила его взглядом и повернулась к дверям палаты Холлис Темплтон. Набрав полную грудь воздуха, она на несколько секунд задержала его внутри, потом решительно выдохнула и, негромко постучав, вошла в палату.

– Мисс Темплтон?

– Да? – Холлис сидела у окна. Ее глаза были плотно забинтованы, но лицом она повернулась в сторону стекла, словно высматривала что-то на улице. Одета она была в мешковатый свитер, джинсы и удобные, разношенные кроссовки без шнурков. Темно-русые волосы Холлис были коротко подстрижены и уложены таким образом, чтобы за ними было легче ухаживать.

Мэгги подошла к кровати и остановилась возле стула, несомненно, поставленного специально для нее.

– Добрый день, мисс Темплтон. Я – Мэгги Барнс.

– Я догадалась, слышала вас еще в коридоре. – Холлис повернулась к ней, и ее не до конца зажившие губы растянулись в улыбке. – Садитесь, пожалуйста.

Мэгги села.

– Просто удивительно, – снова заговорила Холлис, – до чего обостряется слух человека, который вдруг теряет зрение. Раньше-то я, можно сказать, была немного глуховата после перенесенного в детстве отита. Зато теперь я отлично слышу, как дежурная сестра на посту в конце коридора любезничает по телефону со своим кавалером.

Она еще раз улыбнулась, и Мэгги подумала, что лицо Холлис почти не пострадало, конечно, если не считать глаз.

– Зовите меня просто Холлис, – добавила она. – Смешное имя, правда? Собственно, это не имя, а домашнее прозвище, оно никогда мне не нравилось, но вот – прилипло. Когда я была маленькой, отец пытался сократить меня до Холли, но я решила, что это уже чересчур, и перестала отзываться, даже когда он звал меня есть мороженое.

Со стороны этот разговор мог показаться странным, но Мэгги нисколько не удивилась. Она была достаточно опытна, чтобы знать: жертвы жестоких преступлений часто начинают разговор издалека, чтобы хоть немного оттянуть неприятный и мучительный момент, когда им придется заново переживать кошмарные подробности случившегося. Кроме того, всем им необходимо было создать хотя бы иллюзию нормальности – обычного разговора об обычных вещах. Мэгги прекрасно это понимала, поэтому нужный ответ пришел к ней легко и естественно.

– А я – Мэгги. Просто Мэгги. Многие думают, что это сокращение от Маргарет или Маргариты, но на самом деле я всегда была Мэгги.

– Красивое имя. Кажется, «Маргарита» значит «жемчужина»?

– Да. Хорошо еще, что меня не назвали «Перл». С таким именем только одна дорога – в цирковые клоуны.

– А «Холлис», значит, «та, что живет в зарослях падуба». Ничего себе имечко для взрослой женщины, да? – Она тряхнула головой и неожиданно добавила: – Впрочем, все это не интересно и не важно. Что-то я сегодня разболталась. Извините, Мэгги, я не хотела отнимать у вас время.

– Вы вовсе не отнимаете мое время, Холлис. Я очень рада, что вы нам позвонили…

– Нам… – Холлис кивнула с таким видом, словно Мэгги только что подтвердила какую-то ее догадку. – Значит, вы считаете себя одной из них?

– Вы имеете в виду полицейских? – осторожно переспросила Мэгги. – Пожалуй, да.

– Наверное, это очень тяжелая работа – выслушивать рассказы о том, как… как люди иногда поступают с другими людьми?

– Да, эту часть моей работы нельзя назвать легкой.

– Тогда почему вы пошли работать в полицию?

Несколько мгновений Мэгги разглядывала сидевшую напротив молодую женщину – ее напряженную позу, ее вцепившиеся в подлокотники кресла руки, на которых еще видны были желтоватые следы синяков и заживших царапин.

– У меня есть особый дар, – начала она осторожно. – Я выслушиваю людей, свидетелей, потом сопоставляю детали и пытаюсь представить общую картину преступления. Часто могу нарисовать лицо преступника.

Холлис слегка наклонила голову:

– Да, я знаю. Но почему вы решили посвятить себя этому? Может быть, вы сами когда-то стали жертвой насилия?

– Нет.

– Значит, кто-то из ваших близких?

Мэгги отрицательно покачала головой, но тут же вспомнила, что Холлис не может ее видеть. Но вместе с тем – как ни странно! – Мэгги не оставляло ощущение, будто она чувствует на себе чей-то внимательный, испытующий взгляд. Должно быть, подумала она, от того, что все внимание Холлис сейчас сосредоточено на ней, и от этого кажется, будто молодая женщина действительно ее видит.

– Тоже нет, – негромко проговорила Мэгги, отвечая на вопрос, а про себя подумала: «Что-то у меня воображение разыгралось».

– Тогда почему же?! Из жалости?

Холлис явно ждала, что Мэгги поспешит опровергнуть ее слова, но этого не случилось. Негромко, но твердо Мэгги сказала:

– В том числе и из жалости. Из жалости, сочувствия, сострадания – называйте как хотите.

Холлис улыбнулась.

– По крайней мере, вы не лжете, не выкручиваетесь. Уже хорошо…

– Я стараюсь быть честной.

С губ Холлис сорвался короткий смешок.

– Достаточно ли вы честны, чтобы признать: говорить людям всю правду не всегда полезно?

– В конце концов я это поняла. Это было печальное открытие.

– Жизнь полна горьких истин. – Холлис немного помолчала. – Я знаю, что я – четвертая жертва, – добавила она неожиданно. – В газетах писали, что первые две женщины умерли…

– Да.

– Но это не он их убил, правда? Они умерли позже.

– Лаура Хьюз скончалась от ран. Кристина Уолш покончила с собой примерно через месяц после нападения.

– У них были дети?

– Нет, не было.

– А у третьей жертвы?

– У нее сын. Он еще совсем маленький.

Холлис вздохнула:

– А вот я так и не успела разобраться, хочу я иметь детей или нет. К счастью, теперь мне больше не нужно об этом беспокоиться. Все решилось само собой.

Мэгги не стала тратить время на банальные слова сочувствия. Вместо этого она спросила:

– Для вас это важно?

– Честное слово – не знаю. – Холлис пожала плечами, и ее губы снова дрогнули в улыбке. – Наверное, все будет зависеть от того, насколько удачно прошла операция. Врачи уверены, что в конце концов я снова смогу видеть, но… Когда я училась в художественной школе, нам говорили, что глаза напрямую связаны с мозгом. Именно поэтому случаи, когда пересадка глаз заканчивалась успешно, можно пересчитать по пальцам. Врач, который меня оперировал, разработал собственную методику этого процесса, но, насколько мне известно, применяет он ее впервые. Если все закончится хорошо, мистер Гольдман станет знаменит.

– Вы тоже, – сказала Мэгги.

– Ну, такой сомнительной славы мне не нужно! – Холлис рассмеялась, но тотчас снова стала серьезной. – Я хочу снова стать зрячей, именно поэтому я и подписала бумаги. Любой, самый маленький шанс все же лучше, чем никакого.

– Совершенно с вами согласна.

– Увы, никто пока не может сказать, каков будет результат. Слава богу, трансплантат, кажется, не отторгается. Врачи говорят, что когда человек лишается руки или ноги, он некоторое время продолжает их ощущать. Кажется, это называется «фантом конечности». Например, безногий может чувствовать, как его ноги движутся, замерзают, болят.

– Да, – подтвердила Мэгги. – Я слышала об этом.

– Тогда, – продолжала Холлис, – я поинтересовалась у моего доктора, так ли обстоит дело с глазами. С некоторых пор мне кажется, что я могу двигать глазами под повязкой – поворачивать налево и направо, вверх или вниз. Например, когда вы постучались, я почувствовала, что мои глаза повернулись к двери…

– А что сказал врач?

– Он назвал это «фантомными движениями». По его словам, мышцы и нервы еще не успели срастись как следует, так что все это мне действительно только кажется. – При этих словах уголки губ Холлис печально опустились, и Мэгги поспешила задать следующий вопрос:

– А когда вам снимут бинты?

– На следующей неделе. А пока мне не остается ничего другого, только сидеть и ждать. А ждать я никогда особенно не умела.

– Поэтому вы и позвонили нам?

– Возможно. Если я могу сделать хоть что-то, чтобы остановить этого зверя, я готова. – Она с трудом сглотнула. – Во всяком случае, таково было мое намерение, но сейчас я в этом не уверена. Мне очень жаль, Мэгги, но…

– Не волнуйтесь, Холлис, я все понимаю и нисколько вас не тороплю. Поверьте моему опыту – у вас все получится. Быть может, не сейчас, не сразу, но обязательно получится. Знаете что, у меня есть к вам предложение. Если позволите, я снова зайду к вам завтра, и мы еще немного поговорим, о чем вы сами захотите. Так вам будет легче говорить о том, что случилось.

– Я буду очень рада, Мэгги. – Холлис с признательностью кивнула.

– Вот и отлично. Значит, до завтра?

– До завтра. – Холлис улыбнулась. – Приходите сразу после обеда, Мэгги, я буду ждать. Спасибо вам.

После того как дверь за Мэгги закрылась, Холлис еще долго сидела неподвижно. Повернувшись к окну, она думала о том, что в ее родной Новой Англии солнце светит даже в ноябре, и что окажись она сейчас там, она бы почувствовала на лице его тепло. Но в Сиэтле было пасмурно, сыро и ветрено – как и всегда в предзимье. Так сказали ей сиделки, удивляясь, что за охота ей целыми днями сидеть у окна.

«Нужно было поговорить с ней, Холлис».

– Я и поговорила.

«Я же сказала тебе – ей можно доверять».

Холлис вполголоса рассмеялась.

– Я даже не знаю, могу ли я доверять тебе!

«Нет, знаешь».

– Я знаю, что мои монологи в пустой комнате до смерти пугают сиделок. Они считают – нормальный человек не станет разговаривать с кем-то, кого на самом деле нет.

«Но я есть. Только ты почему-то боишься в этом признаться».

Холлис повернулась к креслу, на котором только что сидела Мэгги.

– Если бы я могла видеть, я бы тебя увидела?

«Может быть».

– А может быть, и нет. Знаешь, пожалуй, я лучше сама решу, кому можно доверять, а кому нет. А до тех пор я буду называть тебя «мисс Галлюцинация», договорились?

– Я не могу давить на нее, – сказала Мэгги. – Не могу и не стану. Придется ждать.

– И сколько? Месяц? Год? – спросил Джон и, ожидая, пока официантка подаст кофе, откинулся на спинку стула.

Интересно, подумал он, предложила ли Мэгги зайти в это кафе напротив больницы потому, что оно ей нравилось, или ей просто не терпелось поскорее от него отделаться?

– Я думаю, несколько дней. Холлис приходит в себя быстрее, чем я рассчитывала. Быть может, тут сыграла свою роль надежда снова обрести зрение. Мне кажется, это довольно мощный психологический фактор. Однако ее эмоциональное состояние по-прежнему неустойчиво.

– Ты не спрашивала, откуда она узнала твое имя?

– Нет. Это была наша первая встреча, и я старалась избегать вопросов, которые могли показаться ей подозрительными.

– Понимаю, ты хотела установить контакт.

– Можно сказать и так. Без доверия, без взаимопонимания трудно рассчитывать на откровенность. Особенно со стороны человека, который не видит.

Джон не мог пожаловаться на недостаток воображения, поэтому ему было достаточно легко представить себе ужас и беспомощность человека, который внезапно оказался в полной темноте. Естественно, что каждый голос, который раздается в этой темноте, кажется Холлис Темплтон враждебным.

– Итак, – подвел он итог, – ты так и не выяснила, от кого мисс Темплтон узнала о твоем существовании. Может быть, она говорила что-нибудь еще? Как ты думаешь, успела она что-то увидеть, прежде чем Окулист ее искалечил, или нет?

– Не знаю, – Мэгги пожала плечами. – Мне показалось… – Замешательство на лице Джона сменилось выражением упрямой решимости, и Мэгги резко оборвала фразу, несколько озадаченная его реакцией.

– В чем дело?

– Нам нужен хороший экстрасенс, чтобы как можно скорее выяснить, что знает и чего не знает Холлис Темплтон, – промолвил Джон нарочито небрежно. – И желательно такой, который умеет читать мысли.

– Не сомневаюсь, что в твоей фирме служит их не меньше десятка, – спокойно парировала Мэгги, изо всех сил стараясь взять себя в руки. Джон явно затеял что-то.

– Среди моих служащих я таких не знаю. Но у меня есть друг, который готов нам помочь. Если, конечно, он сможет.

– Ты сомневаешься в его способностях?

– Если хочешь знать, – с расстановкой сказал Джон, – я вообще сомневаюсь в том, что подобное возможно. Телепатия, телекинез, левитация, ясновидение – по-моему, все это на три четверти просто сказки, а на четверть – выдумки ловких мошенников вроде Геллера и Копперфильда. Однако я привык доверять фактам. Несколько раз Квентин действительно нашел ответ там, где потерпели неудачу все остальные. Я не знаю, как он это делает, но мне кажется, что, обратившись к нему, мы ничего не потеряем. Особенно в нашей теперешней ситуации, когда мы не располагаем практически никакой информацией. Нужно попробовать все способы, какими бы дикими они ни казались.

Мэгги отпила глоток кофе.

– Не нужно быть ясновидящим, чтобы сказать: Люк Драммонд будет очень серьезно возражать против участия в расследовании еще одного человека со стороны.

– Я и не утверждал, что он не будет возражать, – серьезно сказал Джон. – Вот почему участие Квентина должно быть совершенно неофициальным.

– В этом случае мы можем столкнуться с серьезной проблемой. Ведь твоего друга нужно познакомить с материалами следствия. Кто возьмет на себя такую ответственность? – Ее глаза слегка расширились. – Может, именно поэтому ты решил сказать мне? Уж не хочешь ли ты, чтобы я устроила твоему другу встречу с теми, кто попал в беду?

Джон быстро покачал головой.

– Я никогда не поставил бы тебя в подобное положение, и тем более я не могу просить этих женщин встретиться еще с одним посторонним человеком, тем более – с мужчиной. Нет, я решил поделиться с тобой своими планами только потому, что после разговора с Энди пришел к выводу: именно ты очень скоро окажешься в центре этого расследования. У меня, во всяком случае, есть очень серьезные основания так считать.

– Какие же? – насторожилась Мэгги.

Джон покачал головой.

– Дело не только в том, что ты будешь допрашивать двух последних пострадавших. Это, конечно, важно, но ведь они могут и не рассказать нам ничего нового.

– В чем же тогда дело?

– Энди говорил – ты несколько раз выезжала на место преступления. Точнее, туда, где были найдены первые три жертвы. Это правда?

Мэгги кивнула.

– Зачем тебе это понадобилось?

Мэгги, не сумев придумать подходящего ответа, в конце концов пожала плечами.

– Наверное, чтобы окунуться в атмосферу, в которой происходил весь этот ужас. Я же говорила, в моей работе многое зависит от интуиции, от догадки.

– Энди утверждает, что каждый раз ты буквально погружаешься в расследование с головой. Ты не только допрашиваешь свидетелей и потерпевших, не только изучаешь места, где были совершены преступления. Энди сказал – ты читаешь все протоколы и отчеты экспертов, разговариваешь с другими детективами и патрульными, встречаешься с друзьями и родственниками жертв и даже рисуешь какие-то свои схемы и диаграммы. Энди клянется, что у тебя дома наверняка есть секретный шкаф или сейф, где хранятся заметки о всех делах, в которых ты принимала участие.

Мэгги поморщилась:

– Энди слишком много болтает.

– Может быть, но сейчас важно другое. Скажи, он не ошибся?

Мэгги обхватила пальцами чашку и некоторое время смотрела в стол. Наконец она подняла взгляд.

– Да, я действительно стараюсь собрать как можно больше информации о каждом деле. Я называю это «владеть материалом». Но какое отношение все это имеет к тебе или к твоему другу? Может быть, вы рассчитываете получать от меня подробную информацию о ходе расследования? Так вот, этого не будет! – закончила она твердо.

– Я и не прошу тебя ни о чем подобном, – возразил Джон. – Все, что мне нужно, я могу вполне официально узнать у лейтенанта или у того же Энди. Мне нужно нечто совершенно другое, Мэгги. Я хочу, чтобы мы трое – ты, я и Квентин – расследовали это дело параллельно с полицией. У меня есть возможности, которые вам и не снились. Я могу бывать там, куда копов и на порог не пустят, и задавать вопросы, которые не осмелится задать ни один здравомыслящий полицейский.

Мэгги нахмурилась.

– В качестве брата одной из жертв? – спросила она, пристально глядя на него.

Она видела, как на скулах Джона заиграли желваки. Но он справился с собой и ответил почти спокойно:

– Да, в качестве брата одной из жертв. Я уверен, никто особенно не удивится, что я пытаюсь найти ответы на вопросы, на которые не сумела ответить полиция. Больше того, я могу рассчитывать на сочувствие и поддержку. Думаю, это обстоятельство тоже сыграет свою роль, коль скоро мы не в состоянии придумать ничего лучшего.

– Это цинично, – заметила Мэгги.

– Нет, просто рационально, – ответил он. – Вряд ли меня можно обвинить в цинизме. Не забывай – погибла моя сестра, и я хочу… отомстить. Ведь этот ублюдок убил ее – убил так же верно, как если бы он задушил ее своими собственными руками. Я намерен позаботиться о том, чтобы он не остался безнаказанным.

– Я никогда не верила в суд Линча, как и в праведных мстителей-одиночек.

– Я не собираюсь ни вешать его, ни четвертовать, – покачал головой Джон. – Как только нам удастся напасть на след Окулиста, мы немедленно передадим все материалы полиции. Я не собираюсь выполнять чужую работу, Мэгги, клянусь, но я уверен, что расследованию необходим решительный толчок. С тех пор, как Окулист напал на первую женщину, прошло целых полгода, но я не думаю, что сейчас полиции известно намного больше, чем тогда.

– Ты прав, – неохотно призналась Мэгги.

– Вот видишь!

– Но почему тебе кажется, что при самостоятельной работе мы сумеем добиться большего?

– Давай назовем это предвидением. – Джон улыбнулся, но Мэгги покачала головой.

– Не слишком ли ты полагаешься на собственные паранормальные способности, в которые к тому же не веришь?

Джон снова улыбнулся.

– Зато я верю в Квентина. И в тебя. Я не могу просто сидеть сложа руки, Мэгги, я должен хотя бы попытаться отправить этого мерзавца за решетку, пока он не напал еще на кого-нибудь.

Мэгги могла это понять, но планы Джона ей все равно не нравились. Стараясь выиграть время, она спросила:

– Разве ты не должен руководить своими корпорациями?

– Необходимые распоряжения я могу сделать по телефону или по факсу, – объяснил Джон. – Последние полтора месяца я только тем и занимался, что все организовывал, инструктировал заместителей и помощников, готовился. Теперь у меня развязаны руки, и я могу без помех заниматься расследованием.

– И ты, несомненно, рассчитываешь, что я поступлю так же?

– Нет. Я просто хочу, чтобы тебе помогли в работе. – Он слегка подался вперед. – Не спеши отказываться, Мэгги, мы – я и Квентин – можем оказаться весьма и весьма полезными. Я вовсе не хвастался, когда говорил, что у меня большие возможности. Но даже если оставить их в стороне, мы могли бы исполнять для тебя черновую работу: ездить куда надо, проводить экспертизы, вести записи – все, что только понадобится! Квентин и я возьмем на себя техническую часть расследования, тебе останется только использовать свой дар. Но и в этом случае ты не должна взваливать на себя всю ответственность…

«…Ты не должна взваливать на себя всю ответственность». Мэгги даже не стала гадать, случайно или нет Бью сказал почти то же самое. Насколько она знала своего брата, он никогда ничего не делал случайно.

Тяжело вздохнув, она отодвинула от себя остывший кофе.

– А что будет, если Энди и остальные узнают, что я участвую в независимом параллельном расследовании? Ты об этом подумал? Лейтенанту не потребуется много времени, чтобы отстранить меня от дела. И тогда все мы останемся в стороне.

– Никто не посмеет отстранить тебя, если у нас будут результаты. А я почти уверен, что мы добьемся успеха раньше полиции.

Мэгги едва сдержала досадливое восклицание.

– Ведь ты не остановишься в любом случае, не так ли? – спросил Джон.

Мэгги не собиралась сообщать ему, что она фактически уже начала собственное расследование, поэтому она просто пожала плечами.

Джон негромко выругался.

– Если бы я считал, что тебя интересуют деньги, я бы просто спросил: «Сколько?» Но ведь дело не в деньгах. Что же тебе нужно? Что я должен сказать, чтобы ты помогла мне?!

Мэгги повертела в пальцах кофейную ложечку и снова взглянула на него. В ее взгляде сквозила покорность судьбе.

– Ты это только что сказал, – проговорила она и, прежде чем удивленный ее внезапной капитуляцией Джон успел прийти в себя, добавила: – Ты был прав – я не остановлюсь. Как бы ни сложились обстоятельства, я буду продолжать расследование, а одна или в компании – не так уж важно.

Джон протянул через стол руку и накрыл ее пальцы ладонью.

– Спасибо, Мэгги. Ты не пожалеешь.

Его прикосновение заставило Мэгги врасплох. Прежде чем она успела справиться с собой и отгородиться, она почувствовала его решимость, его уверенность в том, что она сможет довести дело до конца. Но было в его прикосновении что-то еще, что-то очень мужское, по-дружески теплое и странно знакомое.

Откинувшись на спинку кресла, Мэгги осторожно высвободила руку, притворившись, будто ей понадобилась салфетка.

– Ну и с чего же мы начнем? – спросила она. – Ведь у тебя уже наверняка есть какой-то план.

Джон слегка сдвинул свои мефистофельские брови, словно его что-то беспокоило, но он никак не мог понять – что.

– Я думаю, стоит побывать в доме, где нашли Холлис Темплтон. Энди сказал, что ты еще не ездила туда.

– Да, действительно.

– Тогда давай поедем втроем. С Квентином я уже договорился, он будет ждать нас на месте.

Его стремительный натиск несколько ошеломил Мэгги. Она уже несколько раз откладывала эту поездку, интуитивно опасаясь того, что могло ждать ее в этом старом доме. Джон поставил ее перед необходимостью сделать решительный шаг, а Мэгги даже не знала, будет ли ей легче, если она отправится туда не одна. Делиться с ним своими опасениями она не собиралась. Что ж, подумала она, наверное, пришло время познакомить Джона Гэррета с ее «волшебством». Конечно, он не уверует в паранормальное сразу, но, быть может, начнет что-то понимать.

– Скоро стемнеет, – сказала она деловым тоном. – Так что надо поторапливаться.

– Да, – кивнула Дженнифер. – Мы действительно кое-что откопали, но пусть меня уволят, если знаю, что все это означает.

– Скорее всего это просто совпадение, – пробормотал Скотт, который показался Энди неестественно бледным.

Он был напуган, но Энди не собирался над ним смеяться. Ему самому было очень не по себе. За полдня поисков в архиве полицейского участка Скотт и Дженнифер нашли еще три дела об убийствах, датированных одна тысяча девятьсот тридцать четвертым годом. Во всех случаях жертвами оказались молодые женщины не старше тридцати лет, которые были избиты, изнасилованы и брошены в глухих, безлюдных местах.

Все три преступления так и остались нераскрытыми.

В двух папках нашлись портреты жертв, выполненные полицейским художником. Один из рисунков оказался выполнен настолько неумело или небрежно, что полиции не удалось установить личность убитой. Несчастная молодая женщина так и осталась безымянной и была похоронена на городском кладбище в общей могиле вместе с нищими и бездомными бродягами.

Но второй портрет был хорош. Жертву опознал городской фотограф, который снимал ее незадолго до смерти. Он предоставил следствию негативы, и сделанные с них отпечатки неопровержимо свидетельствовали, что полицейский художник потрудился на славу.

Погибшая девушка была дочерью местного бизнесмена и пользовалась в городе безупречной репутацией. Судя по некоторым данным, она подверглась нападению не в глухом, темном переулке, а не более чем в двадцати ярдах от заднего крыльца родительского дома, стоявшего в весьма престижном и благополучном районе города. Звали ее Марианна Траск, и она была как две капли воды похожа на Холлис Темплтон.

<1...3 4 5 6 7 >

На страницу:

Перейти

5 из 7