Под властью пугала

Он внимательно поглядел на нее и отчетливо произнес:

– Потому что не хочу быть орудием в руках Ахмета Зогу и его прихвостней.

Она оглянулась вокруг.

– Что, испугалась?

– Нет.

– Так-то, сестричка, не хочу быть орудием его высокого величества, этого предателя, который давным-давно продал Албанию фашистской Италии. Ну и обрадовал же меня господин Зетир! Это мне стать жандармом, пугалом для народа!

Она вскочила со стула, выпрямилась и глядела на него удивленно и растерянно.

– Тебе, видно, еще никто такого не говорил, а, сестричка? Да, да. Вы, девушки из института «Мать-королева», – любимицы режима. Вы находитесь под покровительством этих распутниц, сестер Ахмета Зогу! А ты читала, что пишут газеты? «Счастливы родители, чьи дочери пользуются высокой привилегией общения с сестрами августейшего суверена!» Вот уж действительно есть чему радоваться! Ведь вы же прелестные девы, цветы королевства, будущие матери нации. Вот такими сказками вас потчуют, а в других школах молодежь мыслит, спорит, живет полной жизнью.

– Потише, – сказала она, – не кричи так.

– Как подумаешь, до чего докатилась наша страна, до какой беспросветной жизни дошел наш народ, хочется выкричать все, что накопилось на душе.

Он умылся и стал вытираться.

– Я удивляюсь вам, Шпреса, – продолжал он, бросив полотенце на кровать и усаживаясь напротив нее. – Неужели вы не видите, прелестные девы, цветы королевства, кто правит нашей страной? Вы этим не интересуетесь?

– Нет.

– А ведь нашей страной, сестричка, правят люди, которым до Албании никакого дела нет и никогда не было. Это те самые люди, которые преследовали, бросали в тюрьмы и пытали наших патриотов. Знаешь ли ты, что министр Фейзи-бей Ализоти, приближенный Зогу, был турецким префектом в Корче и собственноручно избивал патриотов, которые боролись за свободу Албании? Разве отец тебе не рассказывал? Ведь и его тогда били эти подлецы. А про Мехмет-бея Коницу не слыхала? Когда он был турецким консулом на Кофру, шпионил за Фемистокли Гэрмени.[50] А Кочо Котта в своих заявлениях и статьях, которые он публиковал в греческих газетах, требовал присоединить Корчу и Гирокастру к Греции? Об этом ты тоже не слыхала? А уж об остальных и говорить нечего. Одни шпионы и предатели! И ты еще спрашиваешь, почему я не хочу быть жандармским офицером! Зачем? Чтобы служить предателям?

Она промолчала.

– Но король не такой, – начала она робко. – Он…

– Он самый грязный из всех, реакционер до мозга костей. Да он продался Италии с головой…

– Прошу тебя, Скэндер, не занимайся политикой, – умоляюще произнесла она.

– Да разве возможно в наши дни не заниматься политикой? С ней связано абсолютно все. А те, кто утверждают, будто далеки от политики, на деле поддерживают политику предателей, которые нами правят. А им только того и надо. «Пусть каждый занимается своими делами, – говорят они, – а мы за вас, мол, будем заниматься политикой».

– Ты бы сначала закончил институт, получил диплом, стал на ноги, а потом бы и занимался политикой.

– Ну положим, я кончу институт, получу диплом, а дальше что? Разве судьбу Албании решают только те, у кого есть диплом? Как вы там вообще живете в вашем институте? Неужели никогда не разговариваете о подобных вещах?

– Нет, мы этим не интересуемся.

– Не поверю. Наверняка и у вас есть девушки, которые задумываются о судьбе своего народа, просто ты, наверно, не дружишь с ними.

– Я ни во что не вмешиваюсь и не хочу вмешиваться.

– Плохо, сестричка, ты должна всем интересоваться.

VII

Скэндер прошел через сад и поднялся по широким ступеням, ведущим к двухэтажному особняк. У входа его встретила госпожа Хава, его тетка.

Она очень походила на госпожу Рефию, только была холеная, лучше одета, волосы изящно уложены.

– Добро пожаловать! – Она расцеловала его, оставив на щеках следы неяркой помады. – Как вы там, все здоровы?

– Здоровы, тетя, спасибо. Вам большой привет от мамы, отца, от Шпресы…

– От Шпресы? Почему она не приехала?

– Приехала, тетя, приехала, только я отвез ее в интернат.

– Как же так? Ведь мы ее тут ждем!

– Мы опоздали на три дня, и ей не разрешили поехать со мной. Какие-то там формальности надо пройти перед началом учебного года.

– Скажите, пожалуйста!

Разговаривая, они вошли в гостиную. Пол был застлан большим ковром, посередине стоял круглый стол, покрытый стеклом, и несколько кожаных кресел. По углам возвышались две пальмы в больших кадках.

– А вы бы сразу приехали сюда, – продолжала госпожа Хава, – мы бы потом отвезли ее в интернат.

– Да она еще придет, ведь здесь недалеко, – сказал Скэндер, ставя за дверь чемодан и кладя на него плащ.

– Сание! Отнеси чемодан в комнату для гостей! – приказала служанке госпожа Хава. – И скажи Тефте, пусть спустится сюда.

– А вы как поживаете, тетя?

– Да неплохо.

– Поздравляю вас с помолвкой Тефты.

– Что сейчас поздравлять? Мы вас так ждали, почему вы не приехали?

– Мы слишком поздно получили телеграмму.

– Неужели к вам так долго идут телеграммы?

– Когда пришла телеграмма, нас не было дома, мы уезжали в деревню. Мама вам, наверное, писала.

– И правда. Она же мне все объяснила.

В одной из дверей гостиной показалась двоюродная сестра Скэндера – Тефта. Хорошенькая светловолосая девушка, чуть повыше матери, с кроткими, овечьими глазами. На ней было белое, в цветах платье с короткими рукавами.

– Иди сюда, Тефта, поздоровайся со Скэндером.

Она состроила обиженную гримаску, делавшую ее похожей на прелестного, но избалованного ребенка.

– Не хочу. Я сердита на него.

– За что же, что я такое сделал?

– А почему ты пришел без Шпресы?

– Я уже тете объяснил, Шпресу не отпустили из интерната.

– Не надо было вообще туда заезжать. Пришли бы прямо сюда, – все с той же миной сказала она.

– Да ты не сердись, Шпреса никуда не денется, послезавтра, в воскресенье, жди, она придет. Давай руку.

Она протянула руку и обняла его.

– Осторожней, – с укором сказала она, как будто не сама обняла брата. – Ты мне прическу испортил! Мама, сейчас Хюсен придет. Скажи Сание, пусть приготовит чай. – Она уселась в кресло.

Госпожа Хава с улыбкой посмотрела на дочь и вышла.

– Да садись же, Скэндер, что ты стоишь?

Он сел, достал сигарету.

– А мне не предложишь?

– О, извини, пожалуйста. Я не знал, что ты куришь.

– Курю, еще как. Только папе не говори, а мамы я не боюсь. Знаешь, Скэндер, я так расстроилась, когда узнала, что ты не хочешь поступать на курсы! Отец ведь с таким трудом все устроил. Почему ты не хочешь быть офицером?

– Военная карьера не для меня. Ты же меня знаешь, я не выношу муштры, люблю вольную жизнь.

– Ты такой же, как Хюсен. Он тоже говорит: «Не выношу армейской дисциплины». А мне так нравится мундир! Он бы тебе очень пошел! Ты такой стройный, высокий, элегантный – все девушки бы по тебе обмирали!

Она так тараторила, что не давала и слова вставить. Еле дождавшись паузы, Скэндер поспешил заговорить о другом.

– Прости, Тефта, я ведь тебя еще не поздравил с помолвкой. Будь счастлива! Желаю вам побольше детей!

– Спасибо. А ты знаком с моим женихом? Нет? Его зовут Хюсен Бубули. Он юрист, учился во Франции.

– Где он работает?

– В министерстве иностранных дел. Его дядя Гафур-бей Колоньяри помог ему туда устроиться. Ты знаешь Гафур-бея?

Скэндер нахмурился. Вспомнилась встреча с Гафур-беем на болоте, и ему стало неприятно, что теперь он невольно становится родственником бея.

– Я слыхал о нем, – ответил он сухо.

– Гафур бей – депутат, друг его высокого величества, не последний человек при дворе. Хюсен сначала преподавал французский во дворце, но Гафур-бей устроил его в министерство. Не сегодня-завтра его назначат в какую-нибудь миссию за границей. Хотя быть преподавателем во дворце тоже неплохо. А ты слыхал, как там офицеры говорят по-французски? Бонжур, эй ты! У нас есть лесон сегодня апремиди? Вуй, а то нет.[51]

Она очень похоже передразнила офицеров, смешно скривив лицо. Скэндер засмеялся, она тоже расхохоталась.

– Над чем вы тут смеетесь? – спросила, входя, госпожа Хава. – Тефта, Хюсен пришел. Иди встречай.

– Ну! Зачем мне его встречать? Что он сам дороги не знает?

Мать укоризненно взглянула на нее и сама поспешила навстречу зятю.

– Богокур! – обратилась Тефта к жениху, показавшемуся в дверях. Продолжая сидеть в кресле, она пожала ему руку. – Знакомься, это Скэндер, мой двоюродный брат. Я тебе о нем рассказывала.

– Очень приятно. Хюсен Бубули.

– Скэндер Петани.

Хюсен был долговяз и большеголов, редкие темные волосы тщательно прилизаны и зачесаны назад, между жидкими прядями белели полоски кожи, словно следы от зубьев расчески. Его крупные, но какие-то тусклые глаза были невыразительны. «Наверно, из тех маменькиных сыночков, что еле-еле переползают из класса в класс, – подумал Скэндер. – И что в нем Тефта нашла? Или их обручили по сговору? С другой стороны, дипломатическая карьера, заграничные миссии – об этом ведь мечтает любая барышня из буржуазной семьи…»

– Знаешь, Хюсен, папа предложил устроить Скэндера на курсы офицеров жандармерии, а он не хочет. Прямо как ты: не люблю, говорит, военную службу.

– Правильно говорит.

– Ну уж и правильно. А мне нравятся военные.

– Может, тебе и военная дисциплина нравится? – засмеялся Хюсен.

– Не дай бог! Да я вообще никакую дисциплину терпеть не могу! Я обожаю мундиры. Тебе бы он тоже пошел, Хюсен! Какой бы офицер получился! Все девушки бы с ума посходили…

Она забыла, что только что говорила то же самое Скэндеру.

– Нет уж, Тефта, мундир меня ничуть не прельщает, и я очень хорошо понимаю господина Петани. Да и другие, судя по всему, тоже так думают. Вы читали объявление в газете?

– Какое объявление?

– Министерство внутренних дел сообщает, что срок приема заявлений на курсы офицеров жандармерии ввиду недобора продлевается еще на месяц.

– Чудесно! Ты еще можешь поступить, Скэндер!

– Нет, Тефта, у меня уже все решено.

– Что решено?

– Поеду учиться во Францию.

– А стипендия?

– Без стипендии.

– Разрешите вас спросить, – обратился к нему Хюсен, с таким подчеркнутым изяществом принимая из рук невесты чашку чая, будто оттачивал свои светские манеры, столь необходимые дипломату. – Что вы собираетесь изучать?

– Инженерное дело.

– Это вам нравится?

– Да.

– А мне ни капельки! – воскликнула Тефта. – Я в школе больше всего ненавижу геометрию! А уж алгебру так вообще не выношу!

– Алгебра и геометрия – основы науки.

– Ты так говоришь, потому что они тебе хорошо даются. А мне что делать?

– Ты тоже вполне можешь их одолеть, только надо немножко силы воли.

– Это не так просто, – поддержал свою невесту Хюсен. – Я сколько ни старался, все равно ничего не получалось.

– Юрист тоже неплохая профессия, – сказал Скэндер.

– А почему бы вам не пойти на юридический?

– Мне кажется, наша страна больше нуждается в инженерах.

Все замолчали, но Тефта не умела долго молчать, она поставила на стол свою чашку и заговорила снова:

– А ты слыхал песню «Черное воскресенье»?

– Нет.

– Что ты! Я ее уже раз сто слушала! Она мне так нравится! Я даже слова выучила! Вот послушай:

Ах, воскресенье печали,В этот вечер унылыйВся в цветах я вернулась,И захлопнула двери,И, рыдая, внималаЗавыванию ветра…

Представляешь, в Будапеште из-за этой песни покончили с собой двадцать человек! Ее даже запретили в Венгрии.

– С чего это они покончили с собой?

– Откуда я знаю. Послушают песню, а потом бултых с моста в воду или приходят домой и пулю в висок. Не могу понять, как это можно. Я сколько раз ее слушаю, и мне даже в голову не приходит кончать с собой!

– Конечно, глупости, – сказал Скэндер.

– Сантименты, – добавил Хюсен.

– Мы позавчера с Хюсеном смотрели хороший фильм. Не помнишь, как звали того артиста? Ах да, Дон Хосе Мохика! Такой красавец! Только не вздумай ревновать: он мне понравился как актер, а вовсе не как мужчина.

Хюсен улыбнулся.

– А артистка такая прелесть! Как же ее звали? И ее не помнишь? Ну ладно, артисток можешь не запоминать. Она была в таком длинном платье. Хюсен говорит, мне бы тоже очень пошло длинное платье. Скажу папе, пусть купит такое. Оно мне скоро понадобится, ведь Хюсена иногда приглашают во дворец. И меня тоже будут приглашать, правда?

– Конечно.

– Нет, лучше куплю материал и выберу модный фасон…

Вошел отец Тефты, плотный мужчина с мясистыми щеками и густыми, коротко подстриженными усами.

– А я сердит на тебя, – сразу обратился он к Скэндеру, повторяя в точности слова дочери. – Ты меня расстроил.

Скэндер поднялся ему навстречу, не зная, что ответить. Господин Зетир протянул ему руку и, добродушно посмеиваясь, продолжал:

– Ну да ладно, ничего. Давай руку. Как вы там? Как отец, мать?

– Спасибо, хорошо! Вам большой привет.

– А ты как поживаешь, Хюсен?

– Хорошо, благодарю вас.

– Я, Скэндер, рассуждал так, будто речь шла обо мне, – принялся объяснять господин Зетир, усаживаясь в кресло, которое ему уступил Хюсен. – В молодости я мечтал стать офицером, вот и подумал, что, может, я тебе это поправится. А оказалось, ты со мной не согласен.

– Нынче молодежь не та, что раньше, – вмешалась госпожа Хава. – Так что оставь этот разговор.

– Хюсена тоже не привлекает военная служба, – вставила Тефта.

– Неужели? Выходит, газеты правы, когда критикуют нас, стариков, за непонимание молодежи.

Господин Зетир Дема занимал солидный пост в министерстве просвещения и еще с двадцать первого года был личным другом Ахмета Зогу. Причисляя себя к «старикам», сам он не совсем ясно представлял себе, кого имеют в виду газеты, толкуя о «молодежи» и «стариках».

– По-моему, старики тут ни при чем, господин Зетир, – поддержал Скэндера Хюсен. – Тут дело вкуса: сейчас очень многие молодые люди мечтают о военной карьере.

– Значит, нынешняя молодежь все-таки в чем-то походит на нас, стариков, а?

– Безусловно, господин Зетир.

– Только она посовременнее, – добавила Тефта, не очень-то понимая, что хотела этим выразить.

– Ну и прекрасно. Закуривайте! А мне не нальете чаю?

– Ох, прости, папа. – Тефта и Хюсен потянулись за чайником, руки их столкнулись. – Дай я налью.

– Твой отец пишет, что сам будет оплачивать твое учение, так?

– Да.

– А документы привез для паспорта?

– Да, они все со мной.

– И куда же ты решил ехать?

– В Париж.

– На кого собираешься учиться?

– На инженера-строителя.

– Что ж, дело хорошее. Хава, свари-ка мне лучше кофе, – попросил господин Зетир, отставляя чай. – Я больше кофе люблю. Да, место неплохое.

– В Париже есть чему поучиться, – подтвердил Хюсен.

– Я только один раз был в Париже. В девятнадцатом году, месяца два пробыл там с албанской делегацией на мирной конференции.

– Вы попали в самое неудачное время, – заметил Хюсен. – Только что кончилась война, многого не хватало.

– А мне больше нравится Стамбул, – продолжал господин Зетир. – Конечно, Стамбул – не Париж, но мы, албанцы, как-то уютнее там себя чувствуем.

– В Стамбуле неплохо, но с Парижем его не сравнить.

– А я и не сравниваю. Как это вы говорите? Дело вкуса, верно? А то еще скажете, что я рассуждаю, как «старик».

Все засмеялись. Госпожа Хава принесла кофе. Он выпил его маленькими глотками и снова обратился к Скэндеру:

– Теперь главное – получить паспорт. Давай-ка твои документы.

Скэндер достал конверт из внутреннего кармана пиджака.

– Здесь все в порядке? – Он открыл конверт. – Прошение, справка о социальном положении, свидетельство об окончании школы… По-моему, все как надо.

– Как вы думаете, получится что-нибудь? – спросил Скэндер.

– Постараюсь. При желании все получится.

– Дело в том, что господину Петани паспорт нужен как можно скорее, – выступил ходатаем Хюсен, которому Скэндер понравился с первого взгляда. – Занятия уже начались, а пока выдадут паспорт, пока он пароходом и поездом доберется до Парижа, его могут не принять, год будет потерян.

– Постараемся все сделать побыстрее.

VIII

Скэндер вошел на Старый рынок и поначалу заблудился в лабиринте узких грязных улочек. Потом узнал переулок мастеров по выделыванию телешей, прошел мимо медников и оказался у кофейни Хаджи Реки. В ушах стоял звон от стука и грохота мастерских, да и в кофейне его продолжало преследовать громыхание кузнечного молота, доносившееся откуда-то неподалеку.

Сидевший за стойкой уста[52] Хаджи, дородный, черноусый, в белой телеше, проводил Скэндера любопытным взглядом. Только когда тот подсел к двум юношам, ожидавшим его за столиком у окна, он занялся своим делом.

– Еще кофе, уста!

– Сию минуту, Хаки.

– Присаживайся, Скэндер. Знакомься, товарищ Хамди.

Скэндер поставил чемодан, бросил сверху плащ и протянул руку.

– Скэндер Петани.

– Хамди Зека.

– Как жизнь?

– Хорошо, Хаки, хорошо. Джемаль еще не пришел?

– Он немножко запоздает. Просил подождать.

– Он нашел машину?

– Нашел.

– Значит, отправляешься, Скэндер?

– Да.

– Первый раз за границу?

– Первый.

– Как хорошо, что едешь вместе с Джемалем!

– Мы с ним вместе только до Рима, а дальше поеду один.

– Ничего. Он все расскажет. Закуривай.

Скэндер закурил и оглядел кофейню уста Хаджи. Тесное помещение, шесть-семь непокрытых столиков, стоящих почти вплотную, старые стулья и табуретки. За прилавком бутылки раки и другие напитки, разномастные стаканы и рюмки. Стойку уста Хаджи украсил множеством фотографий киноактеров, над которыми возвышалась фотокарточка короля Зогу в военном мундире – вся грудь в орденах, фуражка набекрень, как у заправского громилы.

За соседним столиком два парня в потрепанной одежде, видимо, подмастерья, увлеченно слушали старика в сдвинутой на затылок соломенной шляпе. Облокотившись на край столика, он негромко рассказывал им что-то смешное, а они то и дело покатывались со смеху.

– Пожалуйте кофе. Откуда господин к нам пожаловал?

– Это, уста, наш друг, Скэндер Петани.

– Очень рад.

Уста Хаджи заметил чемодан.

– Уезжаете?

– Далеко уезжает, уста Хаджи, во Францию.

– Вот как! Учиться?

– Да.

– Давай поставлю чемодан за стойку. – Не дожидаясь согласия, он взял чемодан. – А плащ оставь тут. – И аккуратно повесил плащ на спинку стула.

Скэндер вопросительно посмотрел на Хаки, тот улыбнулся.

– Да он свой человек.

Скэндер отхлебнул кофе и прислушался, стараясь уловить, о чем говорит за соседним столиком старик в соломенной шляпе. Его друзья тоже умолкли.

– …и едет в Тирану к своему другу. Тогда как раз сменилось правительство. Покупает старик газету и идет прямо к Фейзи-бею.

– Как дела, Хасан-эфенди, как жизнь, – расспрашивает его бей. Друг ведь, не как-нибудь.

– Да все хорошо, Фейзи-бей, кругом покой и тишина.

– Его высокое величество – вот кого надо благодарить. Он принес нам спокойствие.

– Уж такое спокойствие, Фейзи-бей, что вот уезжал из деревни к тебе, так детей отправил к брату, а дом оставил как есть, даже запирать не стал.

– Да ну! И воров не боишься?

– Да какие у нас воры, Фейзи-бей. Они ж теперь все в Тиране собрались.

Сказал, как припечатал.

Фейзи-бей стоит, только губы кусает.

Потом достает старик газету и говорит:

– Вот, нового премьер-министра поставили.

– Да. Его высокое величество назначил Пандели Евангели.

Дед Хасан сидит, головой качает.

– Что это ты головой качаешь?

– Какие же мы, албанцы, неблагодарные.

– А что?

– Ну почему поставили премьер-министром не Наима Фрашери, а этого недоумка?

– Тс-с-с! Смотри, услышит кто-нибудь! Ты что, Наим Фрашери умер лет тридцать назад!

– А этот-то уж лет восемьдесят, как помер! – И показывает бею фотографию в газете.

Все рассмеялись.

Скэндер и его товарищи тоже не удержались от смеха.

– Все сказки рассказываешь, джа Хасан?

– Какие же сказки, это все быль.

– Твоя быль-то с подковыркой.

– Да это ж все шутки, сынок.

– В каждой шутке половина правды, – заметил Хамди.

– Так что давайте, сынки, побольше шутить!

– Почему?

– Да потому что вторую половину нам все равно не дадут сказать.

Снова все засмеялись.

– А кто это у вас за столиком?

– Наш друг. Знакомьтесь, Скэндер Петани.

Джа Хасан потянулся и взял его руку в обе ладони.

– Ты случайно не сын Демира?

– Да!

– Что ж ты сразу не сказал? Мы ведь с твоим отцом близкие друзья. В двадцать четвертом в одной роте служили. Чем тебя угостить?

– Спасибо, ничего не надо.

– Уста, кофе!

– Да я уже пил!

– И еще выпьешь, раз я угощаю!

– Спасибо, не хочу!

– А ты случаем не чиновник?

– Нет. А что?

– Только они днем не пьют кофе, боятся, что не заснут на работе.

Скэндер рассмеялся. Этот старик ему очень нравился.

– Нет, – повторил он, – я не чиновник.

– А может, собираешься им стать? Если есть знакомства, так еще станешь.

– Да нет, джа Хасан, я в чиновники не собираюсь.

– Он во Францию едет, учиться, – сказал Хаки.

– Это хорошо, сынок. Только вот кончишь ученье, воротишься, все равно знакомства понадобятся.

– Джа Хасан, расскажи-ка про секретаря общины, который во Франции учился, – попросил один из подмастерьев.

– Да я уж вам рассказывал, неужели забыли?

– Ну расскажи еще разок, – попросил Хаки.

В разговоре участвовали теперь оба стола. В маленькой кофейне это было делом обычным. Случалось порой, разговор захватывал всех, кто здесь находился. Недаром Хаки в шутку называл кофейню уста Хаджи «клубом».

– Ну ладно, молодежь, если уж вам так хочется. Приезжает один молодой человек из Франции, в кармане диплом – не шутка. Ну, думает, теперь я с образованием, буду как зрячий среди слепых, подберу себе хорошее место в Албании. Размечтался – куда там – уже чуть ли не министром себя видит. Да не тут-то было. Куда ни сунется, нигде его не берут. Года два так промыкался, к кому только не обращался, по горло увяз в долгах. Все никак не мог уразуметь, что тут без знакомства ничего не получишь. У нас ведь нынче о чем думает человек – не о каких-то там высоких материях, а о том, как бы полезным знакомством обзавестись. Есть у тебя рука где-нибудь, все двери для тебя открыты. Вот и развелось кругом столько прилипал, доносчиков да склочников. Ну да ладно, в конце концов и он нашел себе покровителя. Тот его пристроил председателем общинного управления где-то на Мати. Начал он работать, да вот секретаря нет. Сочиняет он письмо достопочтенному главе министерства внутренних дел, господину Мусе Юке, так мол и так, без секретаря никак нельзя, и ждет ответа. И вот в один прекрасный день появляется этакая дубина стоеросовая – в узких горских штанах, усы до ушей, тюляф в две ладони высотой, да на нем на два пальца жира и пота – и протягивает ему бумагу. Читает председатель и глазам не верит: согласно вашему прошению, номер такой-то от такого-то числа, господин такой-то назначается секретарем общинного управления. Видит председатель, что от этого секретаря толку не будет, но делать нечего. «Пожалуйте, – говорит, – принимайтесь за работу», – и показывает ему книги записей гражданского состояния, журнал протоколов, справки, в общем, все. «Лады», – отвечает тот, взгромождается с ногами на стул, словно турок какой, кладет перед собой кисет и попыхивает себе целый день, пускает дым в потолок. День проходят, другой – все то же самое. «Когда же за работу приметесь?» – «А делать-то чего?» – «Да вот же книги, протоколы…» – «Какие еще гниги да протыкалы? Я читать-писать не умею, а ты гниги!» – «Читать не умеете?» – «Но!» Схватился председатель за голову, бегом в свой кабинет и быстренько составил еще одну писульку. «Его превосходительству министру внутренних дел господину Мусе Юке. Господин такой-то, направленный в наше управление секретарем вашим приказом номер такой-то от такого-то числа, неграмотен, не умеет ни читать, ни писать и не в состоянии исполнять обязанности секретаря. Поскольку эти обязанности сложны и для их выполнения требуется человек компетентный, способный вести книги записей гражданского состояния, журнал протоколов и т. д. и т. п., прошу почтенное министерство назначить на это место более подходящего человека». Сунул письмо в конверт, вручил жандарму и ждет ответа. Через три дня получает телеграмму из министерства. «Господину председателю общинного управления. Учитывая, что обязанности секретаря сложны и необходим компетентный человек, назначаем вас секретарем, а нынешнего секретаря – председателем. Подпись: Муса Юка руку приложил».