Скандал

Его губы тронула улыбка. Граф взял Эмили за руку и повел к лошадям.

– Да, весьма сильное впечатление, мисс Фарингдон.

– Что ж, мне очень приятно, что они вас заинтересовали, – бодро сказала Эмили. – А вот мистера Паунда, книготорговца и издателя, к сожалению, нет. С утренней почтой я получила от него еще один гнусный отказ.

– У мистера Паунда явно еще меньше вкуса, чем у критиков из «Эдинбургского обозрения».

Эмили рассмеялась от удовольствия.

– Совершенно верно. – Она опять замолчала, пронзенная острым чувством вины. Наверное, все-таки следует предупредить его о неизбежности разочарования. – Милорд?

– Да, мисс Фарингдон? – Саймон отвязывал ее серую в яблоках лошадь.

– Вы действительно хотели сказать, что приехали сюда, чтобы… чтобы просить у отца моей руки?

– Да, мисс Фарингдон, я сказал именно то, что хотел сказать. – Он легко подсадил ее в седло.

Она коснулась его руки, соскользнувшей с ее талии. На глаза навернулись слезы.

– Это совершенно невозможно, как вы сами скоро поймете… Но вы должны знать, я буду вам вечно благодарна за чудесные мгновения. Я на всю жизнь сохраню в моем сердце память о них.

– Что за черт?! – Саймон, нахмурившись, взглянул на нее.

Эмили не могла долее оставаться с Траэрном. Сейчас он непременно спросит о причине ее слез. Слегка сжав бока своей серой кобылы, она быстро развернулась и поскакала от него прочь к дороге на Сент-Клер-холл.

Холодный ветер смахнул с ее щек капли текущих по ним слез.

Саймон нашел в себе силы сдерживать обуревавшее его любопытство до тех пор, пока леди Гиллингем, как всегда элегантно-томная, не поднялась из-за стола, оставив джентльменов за традиционной порцией послеобеденного портвейна.

Как только леди удалилась, оба джентльмена сразу же отбросили церемонии. Откинувшись на стульях и вытянув под столом ноги, они взялись за свои бокалы. Лорд Гиллингем зажег сигару.

Саймон готовился сделать то, чем добропорядочные джентльмены грешили с незапамятных времен: обсудить некую леди за бутылкой портвейна. Он дожидался только удобного момента, и момент этот, разумеется, не замедлил наступить. Гиллингему, успевшему изрядно угоститься кларетом во время обеда, не терпелось поболтать.

– Ну и как вам наше литературное общество? – поинтересовался он, щурясь на сизые клубы дыма от своей сигары.

– Довольно любопытно. – Саймон покрутил в руке хрустальный бокал, наблюдая за игрой света на его гранях. – Страсть к новой романтической поэзии явно распространилась за пределы Лондона. По крайней мере, среди женщин.

– Даже не знаю, чего и ждать, – вздохнул лорд Гиллингем, мрачно покачав головой. – Вся эта романтическая чепуха, без сомнения, очень дурно повлияет на дам.

– Только не на почтенных дам в Литл-Диппингтоне.

– Ну, за тех, кто постарше, вроде наших сестер Инглбрайт, опасаться не стоит, но что касается леди помоложе, все это, определенно, никуда не годится.

– Беспокоитесь за таких, как мисс Фарингдон? – мягко осведомился Саймон.

– Чертовы поэтические бредни, они совсем погубили бедную девочку. Жаль. Но впрочем, вряд ли могло произойти иначе, ведь она росла в этом гнезде никчемных мотов и картежников. Вопрос времени… А после смерти матушки беда стала неизбежной.

– Насколько мне известно, ее мать умерла шесть лет назад?

– Славная была женщина. И красивая, конечно. Все эти вертопрахи Фарингдоны чертовски смазливы – что сильный пол, что слабый. Кроме разве что мисс Эмили. Эти ее рыжие волосы и веснушки как-то не очень… Да еще и очки. Может, ей и удалось бы на время светского сезона скрыть некоторые свои недостатки, да вот беда – девчонка так ни на один и не попала.

– Из-за смерти матери?

– А потом случилось несчастное происшествие, – грустно пояснил Гиллингем.

– И как же серьезно было то самое несчастное происшествие. – осторожно спросил Саймон. Пришло время выяснить все грязные подробности этого дела.

– Достаточно серьезно, если верить ее отцу. Бедная крошка.

– Это случилось пять лет назад? – закинул удочку Саймон.

– Где-то так. Мисс Фарингдон тогда исполнилось девятнадцать. Она с год как потеряла матушку. Ее чертов отец и шалопаи братцы вечно разъезжали, бросая ее одну в громадном доме. Фарингдона долго не удержишь вдали от карточных столов. В общем, мисс Фарингдон была предоставлена самой себе, жила со слугами. Конечно же, она чувствовала себя очень одиноко. Даже посоветоваться не с кем. Бедняжка была обречена на несчастье.

Саймон не спеша взял бутылку с портвейном и доверху наполнил бокал хозяина дома:

– И оно разразилось?

– Несчастье-то? Не замедлило. Разумеется, в виде молодого негодяя. Обычное дело, не правда ли?

– Да.

Саймон безмятежно тянул свой портвейн и удивлялся, отчего ему вдруг захотелось прервать беседу.

Он уже догадывался, чем закончится история, и больше не желал об этом слушать. Но он давно уверился, что информация любого рода может оказаться весьма полезной, особенно когда разрабатываешь план мщения.

– Этот молодой человек… он по-прежнему живет в здешних краях?

– Эшбрук? Да нет же, черт бы его побрал. Его после происшествия не видели. Я слышал, пару лет назад он получил титул. Барон теперь. И поэт. Доболтаться чуть подольше по гостиным Лондона – непременно наткнешься на него или его поклонниц. Вы, определенно, встречали барона на каком-нибудь модном сборище. Из-за него сейчас все просто с ума сходят.

Пальцы Саймона непроизвольно сжали бокал. Он незаметно расслабил их, опасаясь, как бы тонкий хрусталь не хрустнул в его руке.

При упоминании имени лорда Эшбрука он вдруг отчетливо вспомнил пять пар обвиняющих женских глаз, когда он в разговоре небрежно затронул последнюю поэму этого поэта. Он поморщился при мысли о своем досадном faux pas .

– Так, значит, не кто иной, как Эшбрук, погубил Эм… то есть мисс Фарингдон?

– Уговорил сбежать с ним… Печальная история.

– Тайный побег к венцу?

– Бедняжка мисс Фарингдон считала, что так. Но лично я сомневаюсь, чтобы у Эшбрука были хоть какие-то намерения жениться. Фарингдон настиг их на следующий день, и говорят, будто Эшбрука там уже не оказалось и перед разъяренным отцом он не предстал. Но урон чести юной леди, конечно, уже был нанесен. Парочка провела ночь вместе в гостинице, Фарингдон мне сказал по секрету.

– Понятно.

– Чертовски жаль. Эмили славная крошка. У нас стараются не упоминать о несчастном происшествии, чтобы не причинять бедняжке боли. Я бы просил вас тоже особо не распространяться, сэр.

– Разумеется.

Перед Саймоном вдруг возникло лицо Эмили, в отчаянии пытавшейся объяснить ему, что просить ее руки для него совершенно невозможно. Она явно, как и все прочие, считала, что погибла в мнении света. Самое большее, на что ей теперь оставалось надеяться в смысле нежных чувств, – это чистая, благородная, высокоинтеллектуальная связь, возможная лишь в переписке. Неудивительно, что она пришла в такое смятение, вдруг увидев его перед собой.

Саймон припомнил, что он встречал Эшбрука на балах в Лондоне. Тот прилагал немало усилий для создания образа этакого уставшего от жизни циника с обольстительной таинственностью. Дамы, порхавшие вокруг, явно находили его обворожительным. Не секрет, что они видели в нем воплощение нового романтического стиля, ставшего модным благодаря лорду Байрону.

– Почему Фарингдон не заставил Эшбрука жениться на своей дочери? – спросил Саймон.

– Полагаю, он предпринимал такие попытки, но Эшбрук, очевидно, отказался. Не так-то просто заставить мужчину жениться, знаете ли. Конечно, дело чести и все такое прочее, но… К тому же у Фарингдона не слишком большой вес в обществе. Настоящего-то положения у него нет. Бродерик Фарингдон, кажется, потомок какого-то обнищавшего барона в Нортумберленде, и только.

– Значит, Фарингдон смирился.

– Боюсь, что да. У нашей маленькой мисс Фарингдон не было ни внешности, а в то время и приданого, чтобы вызвать у Эшбрука интерес к законному союзу. Молодой человек просто играл ее чувствами, и леди поплатилась за свое неблагоразумие, как это частенько случается с молодыми леди…

Саймон разглядывал свой бокал:

– Меня удивляет, что ни сам Бродерик Фарингдон, ни близнецы даже не попытались вызвать Эшбрука на дуэль.

– Фарингдоны рискуют лишь за карточным столом, иное дело – рисковать своей шеей…

– Понятно.

– В общем, ужасно жаль малышку, – заключил Гиллингем, принимаясь за портвейн. – Спасибо добрым леди из литературного общества!..

Саймон поднял глаза:

– Что вы сказали?

– Компания скучноватая, но весьма и весьма почтенная. Они тогда сплотились и приняли в свой круг мисс Фарингдон, ясно дав всем понять, что не собираются порывать с ней, даже если свет сочтет ее репутацию погибшей. По-моему, они там все ей втайне завидуют. Она внесла некоторое оживление в их однообразную жизнь.

Саймон оценил это весьма проницательное замечание. Интересно, известно ли Гиллингему, что Эмили отблагодарила своих покровительниц, обеспечив им всем к старости неплохую пенсию?

– Итак, мисс Фарингдон не вышла замуж из-за этого скандала. Однако мне не верится, что поблизости не оказалось никого, кто, закрыв на все глаза, просил бы ее руки. Малышка чертовски привлекательна.

– Да нашелся один такой – Прендергаст, – задумчиво произнес Гиллингем. Саймон нахмурился:

– Кто он, этот Прендергаст?

– Из землевладельцев. У него обширные угодья в здешних местах. Год назад похоронил жену. Так вот, он дал понять, что готов закрыть глаза на происшествие в прошлом мисс Фарингдон. Конечно, он далеко не предмет мечтаний юных дев, но и мисс Фарингдон юной уже не назовешь. Да и выбора у нее особого не предвидится.

Несколькими часами позже Саймон оставил безуспешные попытки заснуть. Он отшвырнул тяжелое одеяло, выбрался из кровати, быстро оделся и, подхватив пальто, вышел в холл. С того момента, как он поднялся в свою спальню, пожелав спокойной ночи хозяевам, его не переставали терзать сомнения. Прогулка поможет ему успокоиться.

В доме царили темнота и прохлада. Саймон подумал, не зажечь ли свечу, но потом решил обойтись без света. Он всегда обладал способностью видеть ночью.

Он бесшумно спустился по устланной коврами лестнице, миновал коридор, ведущий в кухню, еще мгновение – и он шагнул в морозную темную ночь.

Отыскать дорогу в Сент-Клер-холл через освещенный луной лес оказалось довольно легко. Годы прошли с тех пор, как он последний раз ступал по родной земле, но эту дорогу он не забыл.

Через десять минут Саймон уже шел по длинной подъездной аллее к дому, прислушиваясь к легком хрусту мерзлой земли под сапогами. Приблизившись к элегантной лестнице, он замедлил шаги, затем повернулся и направился через сад к боковому крылу здания. Он с изумлением увидел свет, горевший в окне библиотеки.

Сердце его сжалось. Так же ярко горел свет и в ту ночь двадцать три года назад, когда он ворвался в библиотеку и обнаружил своего отца, уткнувшегося лицом в письменный стол, залитый кровью.

Теперь Саймон знал, что привело его в эту ночь к библиотеке. Он хотел убедиться, не витает ли еще дух его несчастного отца около того старинного стола из красного дерева.

Где-то в подсознании Саймон почти ждал, что увидит пистолет, по-прежнему зажатый в мертвой руке графа, кровь, и разорванную плоть, и что-то серое, разбрызганное по стене позади кресла. Долгие годы прожил он с этим жутким видением.

Но вместо призрака человека, который потерял все и предпочел трусливо сбежать в небытие, оставив двенадцатилетнего сына одного справляться с бедой, Саймон увидел Эмили.

Она примостилась на краешке большого кресла, усердно склонившись над огромным письменным столом, и казалась такой маленькой и воздушной. В пламени свечей ее рыжие волосы блестели не меньше, чем атласные бока его красавца Лэп Сэнга под лучами солнца.

На ней был милый кружевной чепчик и скромный халатик с оборками вокруг шеи. Она сидела скрестив под креслом ножки, обутые в мягкие атласные ночные туфельки, и деловито строчила что-то гусиным пером в толстой тетради в тяжелом кожаном переплете.

Саймону пришло в голову, что столь романтическое создание, как Эмили, непременно ведет дневник. А если так, то нет сомнений, что он, Саймон, – один из главных персонажей ее сегодняшней записи.

Или она сочиняет новые строфы своей «Таинственной леди»?

Он еще несколько минут смотрел на нее, говоря себе, что надо уходить. Однако не шевельнулся и не отправился в обратный путь через лес к дому Гиллингемов, пока Эмили не отложила наконец перо. Потом она взяла свечу, чтобы посветить себе на лестнице, и вышла из комнаты.

Теперь в библиотеке было темно.

Саймон вдруг очнулся, понял, что по-прежнему стоит и смотрит в окутанную мраком комнату, и усилием воли заставил себя оторваться от окна и вернуться к Гиллингемам.

Он так и не увидел то, ради чего приходил сюда. Дух отца, который должен был обитать в библиотеке, изгнан рыжеволосой зеленоглазой Титанией, восседавшей за их старинным письменным столом.

Всю следующую неделю Эмили словно витала в облаках. Никогда еще стихи не сочинялись так легко. Все, к чему бы она ни прикоснулась и что бы она ни увидела, вызывало у нее прилив вдохновения. Особенно Саймон. А с ним Эмили виделась часто.

Она понимала, что облако, на котором она в восторге качается, скоро развеет ветер и она больно ударится, упав на землю. Но она решила наслаждаться своим полетом как можно дольше. Она буквально впитывала в себя новые дивные ощущения, словно для того, чтобы их хватило на всю жизнь.

Эмили была влюблена, и ее возлюбленный сумел оказаться всюду, где она появлялась в эту неделю.

В субботу вечером она встретила Саймона у Хаттерсейгов, где собрались поиграть в карты. Он был ее партнером в висте, и они выиграли. А как же иначе? Разве могла проиграть такая команда, рассудила Эмили позже.

В понедельник днем он посетил музыкальный час Сьюардов. Эмили обменялась с ним тайным смеющимся взглядом, когда младшая дочь Сьюардов сбилась в «Дивертисменте» Моцарта. Когда та закончила, они ей так отчаянно хлопали, что раскрасневшаяся девочка согласилась сыграть на бис.

Саймон был в поселке, когда Эмили пришла туда за покупками. И он остановился поболтать с ней.

Он оказывался на дороге к Сент-Клер-холлу всякий раз, когда Эмили выезжала на прогулку верхом.

В конце недели Саймон неожиданно возник у ворот садика викария, как раз когда Эмили прощалась с миссис Людлов, женой викария. Он был верхом на гнедом жеребце, которого звал Лэп Сэнгом. С должной любезностью поприветствовав миссис Людлов, он спешился и довольно долго беседовал с обеими дамами.

Наконец он отвесил прощальный поклон и вскочил в седло, но еще на мгновение задержался, улыбаясь Эмили.

– Надеюсь, вы подарите мне танец на завтрашнем балу у Гиллингемов, мисс Фарингдон? – сказал он, натягивая поводья.

– Да, конечно, – задохнувшись, ответила она.

Первый раз она будет танцевать с ним, думала Эмили, глядя, как он скачет вдаль по лесной дорожке. Она с трудом сдержала волнение.

– Так-так… – пробормотала жена викария с понимающей улыбкой. – Блэйд выказывает к вам явный интерес, молодая леди.

Эмили покраснела, с ужасом представив себе, о чем размышляет сейчас миссис Людлов. Жена викария была доброй женщиной и, несомненно, жалела Эмили, так как никто в округе не сомневался, что рано или поздно Блэйд узнает о происшествии и его ухаживаниям за Эмили придет конец.

– Граф очень любезен, – вяло отозвалась Эмили. Следующее замечание миссис Людлов удивило ее.

– Одно время его семья жила здесь, – задумчиво произнесла миссис Людлов. – Более двадцати лет назад, по-моему.

Эмили ждала мягкого предостережения, что не следует давать графу повод думать, будто любезность с его стороны может перерасти в нечто большее, и теперь она растерянно заморгала.

– Мисс Инглбрайт тоже рассказывала…

– Мальчик с матерью уехали, когда его отец умер… Такая грустная история. – Миссис Людлов, похоже, собиралась сообщить что-то еще, но неожиданно передумала. Она решительно тряхнула головой. – Не важно, милая. Все это было и прошло много лет назад и теперь уже не имеет значения. Ну что, Эмили, завтра вы, конечно, наденете свое лучшее платье, да?

Эмили улыбнулась, полагая, что настало время для чтения морали и предостережений.

– Да, я собираюсь это сделать, – произнесла она с легким вызовом.

– Вот и ладно. Молодежь должна веселиться, когда можно. Ну что ж, до свидания, милая; и я не сомневаюсь: бедняки Литл-Диппингтона будут очень благодарны за одежду, что вы сегодня принесли для них.

Так, значит, на сей раз обойдется без нравоучений? Эмили облегченно вздохнула и вернулась туда, где привязала свою лошадь. И все же поведение соседки ее озадачило. Похоже, никто и не собирался предостерегать ее от флирта с графом. И видимо, пока никто не счел своим долгом предупредить Блэйда о несчастном происшествии.

Эмили начинала подумывать, уж не надеются ли в самом деле почтенные обитатели Литл-Диппингтона на счастливое завершение ее романа? Однако рано или поздно кто-нибудь все равно не утерпит и поведает графу кое о чем интересном…

Когда Саймон появился на следующем собрании литературных четвергов, Эмили окончательно поняла, что дело заходит до неприличия далеко. В глубине души она понимала, что нельзя позволять графу так открыто ухаживать за ней, когда все настолько безнадежно.

Чувство вины охватило ее с новой силой. Она знала, что больше тянуть нельзя. Скандал все равно разразится рано или поздно. И если никто не собирается рассказать ему о чем следует, придется ей взять на себя решение ужасной задачи… Она еще никогда и ничего не боялась так, как этого момента признания. Но ведь ей с самого начала было ясно, напомнила она себе, что ее любовь к графу Блэйду обречена. Пора покончить с этим романтическим маскарадом.

Глава 4

Эмили заканчивала шотландский рил, в душе понимая, что смеется чересчур весело и что щеки у нее слишком уж раскраснелись. Эта преувеличенная веселость… Эмили хорошо знала ее причину. Она собиралась с силами для выполнения предстоявшей задачи.

Совесть не позволяла ей откладывать далее разговор с Саймоном.

Вечером, собираясь на бал к Гиллингемам, она поклялась себе без дальнейших проволочек рассказать ему обо всем. Эмили знала, что, как бы ни нравился ей тот мир фантазий, в котором она сейчас пребывала, она не сможет жить дальше в невыносимом ожидании, когда же падет топор. Ей нужно сделать решительный шаг. Чем дольше все будет тянуться, тем больше она будет жалеть себя, когда Саймон обнаружит наконец истину и с отвращением отвернется от нее.

Эмили выбрала свой самый лучший наряд, сшитый местной белошвейкой. Она впервые надела это бледно-зеленое муслиновое платье, украшенное желтыми лентами и несколькими рядами пышных оборок. Лорнет благопристойно раскачивался на пришитой к пояску ленточке. Он был досадным неудобством, но очки Эмили надевать не стала.

Глубокое декольте и завышенная талия подчеркивали прелестную грудь. Эмили заказывала это платье в надежде, что оно хотя бы зрительно придаст пышности ее далеко не внушительным формам. Однако, примерив его сегодня вечером, она испугалась, что таким покроем только привлечет внимание к своей худобе.

– И ничего подобного, – настаивала Лиззи, ее горничная, глядя на хозяйку восхищенными глазами. – Вы в нем вся такая воздушная и нежная, будто умеете летать в лунном свете и все такое прочее.

Эмили хотелось надеяться, что девушка права. Сама она чувствовала себя сегодня не очень-то воздушной и легкой. Все внутри у нее наливалось свинцовой тяжестью, и тяжесть эта усиливалась с каждой минутой.

Небольшой бальный зал Гиллингемов был до отказа заполнен представителями местного дворянства, разнаряженными в самые лучшие туалеты. Лорд и леди Гиллингем имели обыкновение в виде благородного жеста раза два в год принимать у себя своих знатных соседей. Пребывание Саймона в качестве именитого гостя в их доме как раз и послужило поводом для такого праздника. Угощали шампанским и сладостями.

Саймон привлек к себе и Эмили всеобщее внимание, протанцевав с ней первый танец. Эмили, благодаря отсутствию очков и окутывающей ее дымке романтического настроения, не замечала множества пристальных и любопытных взглядов, которые, как она знала, устремились на них с графом. Саймон тоже их не замечал, но лишь потому, что вообще никогда не снисходил до того, чтобы обращать внимание на подобные вещи.

Эмили не могла даже представить, чтобы что-то смогло пробить брешь в холодном самообладании Саймона. Это ощущение внутренней силы и уверенности, которые являлись неотъемлемой частью его натуры, порой настораживало, но, несомненно, очень впечатляло.

Несколько мгновений Эмили глядела в лорнет, незаметно изучая толпу гостей, пока не обнаружила Саймона, беседующего с викарием. Блэйд, решила она, определенно, самый великолепный мужчина на сегодняшнем балу. Конечно, ее мнение было несколько предвзятым. Но в самом деле, нельзя же отрицать интригующей и где-то даже опасной привлекательности Саймона в его черно-белом одеянии среди многоцветия ярких фраков и жилетов, заполнивших комнату.

– Добрый вечер, мисс Фарингдон. Позвольте принести вам бокал лимонада?

Эмили едва подавила стон досады, услышав такой неприятный для нее голос Элиаса Прендергаста. В бессилии она опустила лорнет – он был не нужен, чтобы разглядеть знакомую толстую красную физиономию с пышными бакенбардами.

Не нужны были ни очки, ни лорнет и для того, чтобы заметить, что дородный мистер Прендергаст ради сегодняшнего случая облачился в корсет. Она слышала, как он поскрипывает при каждом движении мистера Прендергаста.

– Нет, благодарю вас, – пробормотала Эмили.

Если ей что-нибудь сейчас и нужно, так это бокал шампанского.

Когда Прендергаст придвинулся ближе, она раскрыла веер и принялась усиленно обмахиваться. Судя по тому, как пахло от этого человека, он явно не утруждал себя принятием ванны перед балом. Прендергаст придерживался старых правил и питал недоверие к новой моде часто пользоваться водой и мылом. Вместо этого он явно предпочитал обильно поливать себя духами.

– Собираюсь заглянуть к вам, мисс Фарингдон, ибо я уже больше не в трауре, – начал Прендергаст многозначительно. – У нас как будто есть о чем поговорить.

Эмили вежливо улыбнулась:

– Боюсь, это было бы не совсем удобно, сэр. Вы, конечно, подождете, пока мой отец не вернется домой.

– Вот то-то и оно, шут возьми, – сказал Прендергаст с явным раздражением. – Ваш отец слишком много времени проводит здесь, в провинции. И не угадаешь, когда приедет, а?

– У него очень много дел в столице. Чудесный вечер, не правда ли? – Эмили описала веером грациозную дугу, словно желая охватить всю залитую огнями залу. – Впрочем, леди Гиллингем всегда слыла великолепной хозяйкой.

Насупившиеся кустистые брови Прендергаста сошлись на переносице. Он прокашлялся. У Эмили упало сердце. Она с ужасом предчувствовала, о чем сейчас пойдет речь.

– Мисс Фарингдон, дорогая, я считаю себя в некотором роде вашим наставником, поскольку ваш отец отсутствует так подолгу, – зловеще начал Прендергаст. – А мне стало известно, что в наших краях появился гость, который в последнее время довольно часто видится с вами.

– Вы меня поражаете, сэр. Никогда бы не поверила, что вы обращаете внимание на местные сплетни. Должно быть, следить за ними весьма утомительное занятие.

Прендергаст гневно фыркнул и устрашающе покраснел. Как все знали, усопшая миссис Прендергаст при жизни была тихой, скромной мышкой, которая и помыслить не могла о том, чтобы позволить себе столь бесцеремонное замечание.

– Ну вот что, юная леди. Мне слишком хорошо известно, как легко вскружить женскую головку романтическим вниманием, подобным тому, что Блэйд уделяет вам, мисс Фарингдон, если вы, конечно, позволите мне заметить.

– Нет, сэр, не позволю.

Улыбка Эмили становилась все более ослепительной и колючей, по мере того как в ней разгорался гнев. Прендергаст намеревается испортить то недолгое время, которое оставалось у нее с Саймоном.

На тяжелом лице Прендергаста застыло предвестие надвигающейся грозы, что Эмили прекрасно видела и без очков.

– Я говорю исключительно из глубокой тревоги за вашу репутацию, мисс Фарингдон.

– Всем известно, сэр, что моя репутация безвозвратно погублена. Вам не стоит о ней тревожиться.

– Ну-ну, можно ли быть к себе столь суровой, – смилостивился Прендергаст. – Конечно, в прошлом у вас имел место неприятный скандал. Но вы тогда были совсем молодой и глупенькой и совершили ошибку. С молоденькими девушками такое случается. Будучи человеком широких взглядов и не без некоторого опыта в обращении с пылкими особами, я готов закрыть глаза на происшествие.

– Как любезно с вашей стороны, сэр.