Таинственный цилиндр

Полная дама в годах, одетая в платье кричащих цветов – одаренная актриса из Англии, Хильда Оранж, игравшая «содержательницу бара мадам Мерфи»; стройное грациозное существо, «уличная девица Нанетта» – актриса Эва Эллис, исполнявшая главную женскую роль в пьесе; Джеймс Пил, высокий и сильный – «главный герой» в «Играх с оружием», облаченный в грубый твидовый пиджак и кепку с козырьком; Стивен Барри, элегантный молодой мужчина во фраке – он изображал молодого человека из великосветских кругов, попавшего в лапы банды; Люсиль Хортон – за роль «королевы улицы» критики, которых едва ли что-то могло пронять в этом провальном сезоне, удостоили ее целого водопада хвалебных слов в превосходной степени; пожилой мужчина с острой бородкой, безукоризненный фрак и цилиндр которого свидетельствовали о незаурядном таланте мистера Л. Ле Брюна – специально ангажированного художника по костюмам для «Игр с оружием»; грузный «злодей», выражение лица которого, еще недавно столь устрашающее на сцене, сейчас выдавало растерянность, поскольку он наблюдал за вышедшей из-под, контроля толпой зрителей – короче, здесь был практически весь актерский ансамбль спектакля, в гриме, в париках, в пудре.. Впрочем, некоторые из актеров быстро достали носовые платки, удалили наскоро грим за занавесом; и спустились со сцены по лестнице в зал, чтобы по центральному проходу добраться до эпицентра волнения.

Новая суматоха – теперь уже у главного входа в зал – привлекла к себе всеобщее внимание. Многие, несмотря на запреты Доила, встали, чтобы лучше видеть происходящее. В зале с дубинками наготове появился отряд полиции. У Доила вырвался вздох облегчения, когда он увидел высокого мужчину в штатском, который отдавал команды.

– Что тут стряслось, Доил? – спросил тот, обводя недоверчивым взглядом зал. Полицейские, прибывшие с ним, оттесняли толпу зрителей в конец зала, за ряды кресел. Некоторые зрители, покинувшие свои места, попытались было вернуться на них, но их остановили и заставили присоединиться к негодующей компании за креслами.

– Похоже на то, что этот человек был убит, сержант, – сказал Доил.

– Так. – Мужчина в штатском без особого любопытства поглядел на единственного человека в театре, сохранявшего полное спокойствие, – тот лежал у их ног, лицо закрыто рукой в черном рукаве, ноги неестественно вытянуты под сиденья переднего ряда. Вся его поза была беспомощной и жалкой.

– Положили из ствола? – спросил Доила вновь прибывший, продолжая между тем оглядывать зал.

– Похоже, что нет, сэр, – ответил полицейский. – Первым делом я позаботился, чтобы его осмотрел врач– тут один нашелся среди зрителей. Он полагает, что смерть наступила от яда.

Сержант хмыкнул.

– А это кто? – пробурчал он, указывая на дрожащего Пьюзака, который все еще стоял рядом с Дойлом.

– Парень, который обнаружил труп, – ответил Доил. – С тех пор он не сходил с этого места.

– Хорошо.

Сержант обернулся к большой группе людей, которую оттеснили полицейские, и она стояла теперь в нескольких метрах сзади.

– Кто здесь директор театра?

Панцер сделал шаг вперед.

– Я – Велье, сержант-детектив из управления полиции, – коротко представился человек в штатском. – Вы что же, так ничего и не предприняли, чтобы успокоить эту шумную толпу идиотов?

– Я старался изо всех сил, сержант, – пробормотал директор театра, заламывая руки. – Но они, кажется, озлоблены. Их, возможно, как-то задело, как тут действовал офицер полиции.

Он, как бы извиняясь, указал на Доила.

– Я думаю, нельзя было ожидать от них, что они останутся на своих местах, как будто ничего не случилось.

– Хорошо, мы позаботимся об этом, – прервал его Велье.

Он отдал какой-то краткий приказ полицейскому, который стоял рядом с ним.

– Ну ладно… – Он вновь повернулся к Дойлу. – А как обстоит дело с выходами? Вы что-нибудь предпринимали в этом направлении?

– Разумеется, сэр, – улыбнулся довольно полицейский. – Я поручил мистеру Панцеру поставить у каждой двери билетера. Они так и так стояли там весь вечер. Но я решил просто убедиться наверняка.

– Тут вы поступили правильно. И никто не пытался выйти из зала?

– Думаю, что могу ручаться за это, – со скромным видом включился в разговор Панцер. – Сама пьеса такова, что требует присутствия билетера перед каждой дверью. Специально для создания атмосферы спектакля. Пьеса – про преступников, со стрельбой, множество криков на сцене и тому подобных дел. И охранники в форме у всех выходов еще усиливают общее напряжение. Я легко мог бы выяснить для вас, пытался ли…

– Мы сами позаботимся об этом, – сказал Велье. – Доил, кого вы просили вызвать сюда?

– Инспектора Квина, – ответил Доил. – Я велел позвонить в управление полиции Нельсону, агенту по рекламе.

Велье не преминул улыбнуться.

– Ну вы просто обо всем подумали, правда? Ладно, а что там у нас с трупом? Кто-нибудь прикасался к нему с того момента, как этот парень его обнаружил?

Человек, весь сжавшийся от железной хватки Доила, так и выпалил, всхлипывая:

– Я.., я только нашел его, господин офицер. Богом клянусь, я…

– Ну, ладно, ладно, – холодно сказал Велье. – Но держите язык за зубами, ясно? Что вы вообще расклеились? Возьмите себя в руки! Так что. Доил?

– Трупа никто не касался, с тех пор, как я встал здесь, – ответил Доил не без гордости. – Разумеется, кроме доктора Статтгарда. Я вызвал его из публики, чтобы он установил смерть этого человека. Он сделал это, и с тех пор никто к телу не приближался.

– Вы проявили служебное рвение, не так ли, Доил? Я позабочусь, чтобы вам не пришлось пожалеть об этом, – сказал Велье.

Он резко повернулся к Панцеру – так резко, что тот испуганно отшатнулся.

– Вам, господин директор, лучше пойти на сцену и обратиться к публике. Скажите, пусть вся компания остается там, где она есть, пока инспектор Квин не отпустит всех по домам, ясно? Скажите им, что жаловаться не имеет смысла. Жалобы только отнимают время. Они будут задерживать сами себя. Объясните им, кроме того, что все они должны оставаться на местах, и что каждый, кто сделает хотя бы одно подозрительное движение, пусть пеняет на себя.

– Ладно.., ладно.. Бог мой, какая катастрофа! – простонал Панцер, направляясь к центральному проходу, чтобы выйти на сцену.

В этот миг через дверь в конце зала быстро вошла небольшая группа людей и сомкнутым строем зашагала по ковру.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой один Квин работает, тогда как другой предается созерцанию

Если судить по внешнему виду, инспектор Ричард Квин не представлял собой ровно ничего особенного. Это был невысокий пожилой мужчина, с приветливым лицом, изборожденным морщинами. При ходьбе он слегка наклонялся вперед и имел несколько задумчивый вид, которому вполне соответствовали пышная седая шевелюра, усы, слегка затуманенные серые глаза и худые, интеллигентные руки.

Быстро шагая по ковру, инспектор Квин был весьма далек от желания произвести какое-то особенное впечатление на любопытных, которые так и пожирали его глазами. Тем не менее простота и достоинство, с какими он держался, возымели эффект, а еще больший – спокойная и приветливая улыбка – она была настолько неожиданной в данной ситуации, что по залу прошел легкий ропот, волною катившийся впереди инспектора Квина.

При его появлении заметно изменилось и поведение подчиненных. Доил потихоньку стушевался и отступил в угол, к выходам из зала с левой стороны. Сержант-детектив Велье, который только что склонялся к трупу, цинично и холодно окидывал взором толпу и совершенно не обращал внимания на грозящую разразиться массовую истерику, сразу же слегка расслабился – так, как будто был счастлив уступить место в самом центре сцены, в свете всех прожекторов и отойти на второй план. Полицейские в форме, которые охраняли выходы из зала, с подчеркнутым старанием отдали честь. Публика, буквально минуту назад полная возмущения, ропщущая и возбужденная, вдруг, сама не ведая почему, с облегчением опустилась в свои кресла.

Инспектор Квин подошел к Велье и подал ему руку. – Честное слово, мне жаль, Томас, мальчик мой. Я слышал, ты уже совсем собрался домой, когда все это стряслось, – сказал он негромко, повернулся и наградил отеческой улыбкой Доила. Затем с некоторым состраданием поглядел на человека, лежавшего на полу.

– Томас, все выходы охраняются? – спросил он.

Белье кивнул.

Квин с интересом оглядел весь зал – много времени ему на это не потребовалось. Затем тихо задал Велье какой-то вопрос, в ответ на который тот опять кивнул. После этого инспектор поманил к себе Доила.

– Доил, где те люди, которые сидели вот на этих местах?

Он указал на три кресла рядом с креслом покойного и на четыре пустых кресла прямо перед ним.

Полицейский, кажется, растерялся.

– Я тут никого не видел, инспектор…

Квин постоял несколько секунд, затем отослал Доила; и негромко сказал Велье:

– И все это в переполненном зале. Не стоит об этом забывать.

Велье недоуменно поднял брови.

– Я еще просто не вник в это дело по-настоящему, – дружелюбно продолжал инспектор. – Все, что я вижу пока – один мертвец и толпа потных людей, которые шумят изо всех сил. Распорядитесь, пусть Хессе и Пиготт наведут порядок.

Велье передал приказ двум мужчинам в штатском, которые появились в театре вместе с инспектором. Те проложили себе дорогу в конец зала, раздвинув толпу в стороны. За детективами в штатском следовали полицейские. Актерам тоже пришлось отступить назад. В середине зала меж рядами протянули толстый шнур и в образовавшееся между ними пространство препроводили примерно пятьдесят мужчин и женщин. Люди инспектора встали рядом и велели каждому из зрителей предъявить билет, а затем пройти на место, в нем указанное. Спустя пять минут никто из публики уже не стоял на ногах. Актеров попросили временно оставаться за шнуром.

Инспектор Квин опустил руку в карман пальто, осторожно Извлек оттуда коричневую украшенную резьбой табакерку и с явным наслаждением понюхал табаку.

– Вот так-то лучше, Томас, – сказал он довольно. – Ты же знаешь, как меня раздражает этот шум… У тебя есть хоть малейшее представление, кто этот бедняга на Полу?

Велье покачал головой.

– Я за него еще не брался, инспектор, – сказал он. – Я тут появился всего на несколько минут раньше вас. Кто-то из участка на 47-й улице позвонил мне и сообщил о том, что Доил просит помощи. Кажется, Доил тут взял все дело в свои руки. Лейтенант сильно его нахваливал.

– Ах, вот как, – сказал инспектор. – Доил! Подойдите, Доил!

Полицейский подошел и отдал честь.

– – Что здесь… – сказал невысокий седовласый человек, удобно располагаясь в кресле, – что здесь конкретно произошло, Доил?

– Все, что я могу сказать, – начал Доил, – это то, что за несколько минут до конца второго акта вот этот человек… – он указал на Пьюзака, который с невыразимо жалобным видом стоял в углу, – ..вот этот человек подбежал ко мне сзади – к тому месту, откуда я смотрел спектакль, и сказал: «Офицер, убили человека!.. Убили!» Он чуть не плакал, прямо как ребенок, я даже подумал, что он пьян. Но быстро подошел сюда. Было темно, на сцене кричали и палили вовсю. Я увидел этого парня на полу. Я не стал его трогать, только пощупал пульс – там уж никакого пульса не было. Чтобы знать наверняка, что с ним закончено, я спросил, нет ли в зале врача, и отозвался некий доктор Статтгард.

Инспектор Куш внимательно слушал, сдвинув, словно попугай, голову набок.

– Отлично, – сказал ой. – Отлично, Дойл. Я допрошу доктора Статтгарда позже. Что случилось потом?

– Потом, – продолжал полицейский, – потом я оная билетершу, которая стояла в проходе, в кабинет директора театра Пандора. Луи Панцер – вон там, прямо впереди. Он – директор.

Квин поглядел на Панцера, который в нескольких метрах от них, в задней части зала разговаривал с Нельсоном, и кивнул.

– Значит, это – Панцер. Хорошо,.. Хорошо… Эллери! Ты получил мое сообщение?

Он рванулся вперед, отодвинул Панцера, скромно посторонился, и хлопнул по плечу высокого молодого человека, который незаметно вошел через главный вход и теперь не спеша оглядывал зад. Старший взял младшего под руку.

– Я доставил тебе беспокойство, сын мой? Какой книжный магазин ты сегодня вечером обследовал? Нет, в самом деле, Эллери, я рад, что ты здесь!

Он полез в карман, снова достал табакерку я взял понюшку табаку – настолько изрядную, что даже чихнул.

– Собственно говоря, – ответил Эллери, не переставая озираться, – я не могу вернуть тебе комплимент. Ты в самом деле вытащил меня сюда из настоящего книжного рая. Я даже уговорил хозяина продать мне бесценное первоиздание Фальконе – попросил отложить его, потому что у меня с собой не было нужней суммы, и собрался в управление – занять у тебя. Позвонил туда – и вот я здесь. Первоиздание Фальконе! Ну ладно. Оно от меня никуда не денется, думаю.

Инспектор тихо усмехнулся.

– Вот если бы речь шла о старинной табакерке, меня бы это, может, и заинтересовало. Пойдем-ка. Похоже на то, что мы нынче вечером будем заняты еще кое-чем.

Он взял сана под руку, я они на нравились к небольшой труппе людей слева от них Эллери Квин был почти на голову выше отца. У него были широкие плечи и размашистая походка. Одет он был в темно-серый костюм, а в руках держал легкую тросточку. Очки без оправы, красовавшиеся у него на носу, казалось не очень соответствовали его атлетическому виду. Но лоботомные черты лица и ясные глаза выдавали в нем скорее человека духа, чем человека деда.

Они присоединились к собравшимся вокруг тела. Велье уважительно приветствовал Эллери. Тот перегнулся через сшивку сиденья, добросовестно оглядел трость и отошел.

– Итак, продолжайте. Доил, – живо сказал инспектор. – Вы, стало быть, осмотрели труп, задержали человека, который его обнаружил, к пригласили директора театра… Что потом?

– По моему указанию Панцер немедленно запер все двери и установил наблюдение за тем, чтобы никто не входил, и не выходил, – ответил Дойд. – Публика довольно-таки рассердилась, но больше ничего особенного те случилось.

– Так-так, – сказал инспектор, шаря в кармане в поисках табакерки. – Вы в самом деле славно поработали. А теперь займемся вон тем господином.

Он указал рукой туда, где в углу стоял дрожащий маленький человек. Тот, заметив жест инспектора, шагнул неуверенно вперед и нервно облизнул губы. Потом беспомощно оглянулся до сторонам и замер в, молчании.

– Как вас зовут? – дружелюбно спросил инспектор.

– Пьюзак… Уильям Пьюзак, – сказал мужчина. – Я – бухгалтер. А как раз только…

– Давайте все по порядку, Пьюзак. Где вы сидели?

Пьюзак поспешил указать на шестое место от прохода, в последнем ряду. На пятом месте сидела и испуганно поглядывала на них девушка.

– Вижу, вижу, – кивнул инспектор. – Эта юная дама– с вами?

– Да, сэр. Да. Это моя невеста, сэр. Ее зовут Эстер Джаблоу:

Один из подчиненных инспектора, стоя чуть сзади, вел запись допроса. Эллери зашел за, спину отца и не спеша переводил взгляд с одного выхода из зала на другой. Потом достал из кармана пальто небольшую книжку к на обороте ее обложки принялся рисовать план театра.

Инспектор внимательно поглядел на девушку, которая тут же отвела глаза.

– Итак, Пьюзак, я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, что произошло.

– Я… Я не сделал ничего противозаконного, сэр. Инспектор ободряюще хлопнул его по руке.

– Никто вас и не обвиняет, Пьюзак. Я просто хочу узнать от вас, что тут случилось. Можете не торопиться, время у нас есть. Расскажите мне все так, как хотите, совершенно свободно.

Пьюзак удивленно поглядел на него. Потом снова облизнул сухие губы и начал:

– Значит, так. Я сидел вон на том месте рядом со своей.., с мисс Джаблоу. Пьеса нам по-настоящему понравилась. Второй акт был просто захватывающий. На сцене все время шла стрельба, орали вовсю, постоянно держали в напряжении. Потом я встал и захотел выйти – вон в тот проход.

Он, волнуясь, указал куда-то вниз, на ковер. Квин ободряюще кивнул.

– Мне надо было пройти мимо моей.., мимо мисс Джаблоу. Между ней и проходом не было никого, сидел только один мужчина. Вот почему я решил выходить в эту сторону. Не так-то удобно… – Он замялся, как бы желая извиниться за свое поведение. – ..Пришлось мешать людям смотреть в самом захватывающем месте.

– Это было весьма осмотрительно с вашей стороны, Пьюзак, – сказал, улыбаясь, инспектор.

– Да, сэр. Я, значит, пошел по ряду, почти что ощупью – в зале была тьма кромешная.., и потом наткнулся на.., на этого человека.

Он даже содрогнулся при этом воспоминании, но взял себя в руки и стал говорить чуть быстрее.

– Странно он как-то сидит, подумал я. Колени его касались спинки кресла впереди, и я не мог пройти. Я сказал: «Извините» и попытался протиснуться, но его колени даже не шевельнулись. Я не знал, как мне поступить, сэр. Я не такой бесцеремонный, как многие сегодня, так что уже хотел было развернуться и идти обратно, но тут вдруг почувствовал, как тело мужчины сползает на пол – я ведь все еще стоял с ним совсем рядом. Само собой, я очень испугался, просто сердце оборвалось, но ведь это естественно.

– Надо полагать! – с сочувствием сказал инспектор. – Вам не позавидуешь. И что произошло потом?

– Ну, сэр… Пока я вообще успел понять, что происходит, он уже совсем сполз со своего кресла, и голова его ударилась о мои ноги. Я растерялся вконец. Я не мог позвать на помощь– не знаю, почему, но просто не мог – и все. Я наклонился к нему, думал – он пьян или болен, или с ним еще что, и хотел поднять его. Что я буду делать с ним потом, я и представления не имел…

– Понимаю, что вы пережили, Пьюзак. Продолжайте.

– Затем произошло то, о чем я рассказал этому полицейскому. Я как раз подхватил его голову, и тут заметил, что его рука поднялась и ухватила мою так, как будто он отчаянно пытается удержаться, найти опору. Затем он застонал. Так тихо, еле слышно, но это было что-то невыразимо ужасное. Я вам просто описать не могу…

– Ничего, пока все понятно, – сказал инспектор. – Что дальше?

– Дальше он заговорил. Не то чтобы по-настоящему, больше было похоже на какое-то хрипение, как будто он задыхался. Он сказал так несколько слов, которые я не разобрал, но понял, что он не пьян и не болен. Я еще ниже склонился к нему и стал вслушиваться. И разобрал, как он прохрипел: «Это было убийство… Меня убили». Или что-то в этом роде.

– Значит, он сказал: «Это было убийство?» – Инспектор пытливо поглядел на Пьюзака. – Ну, хорошо. У вас это, надо думать, вызвало шок.

Он помолчал, и вдруг спросил:

– А вы точно уверены, что этот человек сказал «убийство»?

– Именно это я и услышал от него, сэр. Мои уши меня еще не подводили, – начиная сердиться, сказал Пьюзак.

– Хорошо. – Квин снова улыбнулся, как будто испытал облегчение. – Я просто хотел убедиться наверняка. Что вы сделали потом?

– Потом я почувствовал, что он снова пытается подняться и вдруг обмяк у меня на руках. Я испугался, что он умер. Тут уж не знаю как, но у меня провал в памяти. Следующее, что помню, – как я рассказывал все это полицейскому. Вот этому.

Он показал на Доила, который с безучастным видом покачивался с носка на пятку.

– И это все?

– Да, сэр. Все. Это все, что мне известно, – сказал Пьюзак со вздохом облегчения.

Квин вдруг схватил Пьюзака за лацкан и, приблизив его лицо к своему, сказал сердито:

– Нет, не все, Пьюзак. Вы забыли сказать о самом главном – почему вы вдруг решили встать и выйти.

Он не отводил взора, глядя Пьюзаку прямо в глаза. Тот кашлянул, помялся какое-то мгновение, как будто не знал, что ему сказать, потом подался к инспектору и что-то прошептал ему на ухо.

– О! – По губам удивленного инспектора скользнуло некое подобие улыбки, но он сказал совершенно серьезно:

– Понимаю, Пьюзак. Большое спасибо за то, что вы помогли нам. Теперь все в полном порядке. Вы можете вернуться на свое место, а потом вместе со всеми покинуть это здание.

Инспектор жестом отпустил Пьюзака. Тот, бросив полный жалости взгляд на тело, быстро прошел за спинками последнего ряда и сел рядом с девушкой. Та немедленно вовлекла его в оживленную беседу, но шепотом.

Когда инспектор, тихо улыбаясь, обернулся к Велье, Эллери, судя по его виду, так и подмывало что-то сказать, но он все же передумал, отошел куда-то назад и пропал из поля зрения.

– Ну хорошо, Томас, – вздохнул инспектор. – Теперь давай примемся за этого парня.

Он опустился на колени между креслами и склонился над мертвым мужчиной. Хотя под потолком ярко светили лампы, здесь, между рядами, было темновато. Велье включил фонарик и слегка навис над инспектором, чтобы посветить туда, где были руки Квина. Инспектор молча указал на отвратительное бурое пятно, которое расползлось по белоснежной сорочке.

– Кровь? – пророкотал Велье. Инспектор обнюхал сорочку.

– Всего лишь виски.

Он прошелся руками по телу, ощупал область сердца и шею – воротничок был расстегнут – а затем поднял взгляд и посмотрел на Велье.

– И в самом деле похоже на яд, Томас. Ты не мог бы привести мне сюда этого доктора Статтгарда? Я хочу послушать, что он скажет, пока не приехал Праути.

Велье строгим голосом отдал приказ, и через несколько мгновений вслед за детективом появился человек среднего роста, в вечернем костюме, смуглый, с оливковой кожей и тонкими черными усиками.

– Он здесь, инспектор, – доложил Велье.

– Ах, да! – Квин прервал осмотр тела и поднял глаза. – Добрый вечер, доктор. Мне сказали, что вы обследовали труп сразу же после того, как он был обнаружен. Я не вижу никакой очевидной причины смерти. А каково ваше мнение?

– Мое обследование по необходимости было весьма поверхностным, – осторожно заметил доктор Статтгард, тогда как пальцы его стряхивали несуществующие пылинки с сатинового лацкана. – В полутьме, да еще при подобных обстоятельствах я не смог поначалу найти никаких признаков насильственной смерти. Из-за того, что мимические мышцы были искажены судорогой, я вначале предположил просто сердечную недостаточность, но присмотрелся и заметил цианоз, синюшный оттенок лица – даже при этом свете его можно заметить, правда? Это, в соединении с запахом алкоголя изо рта, может, вероятно, указывать на алкогольное отравление. Во всяком случае, я могу сказать вам точно одно: этот человек умер не от огнестрельной и не от колотой раны. Я, разумеется, определил это сразу же. Я внимательно обследовал его шею – видите, даже воротничок расстегнул – чтобы убедиться, что его не задушили.

– Все ясно. – Инспектор улыбнулся. – Большое спасибо, доктор. О, пока я не забыл, – остановил он доктора Статтгарда, когда тот уже собрался уходить, – как вы считаете, этот человек не мог отравиться метанолом?

Доктор Статтгард не задумываясь ответил:

– Невозможно. Это было что-то значительно более сильное и быстродействующее.

– А вы не могли бы назвать нам яд, которым убили этого человека?

Врач поколебался было, но потом сухо сказал:

– Сожалею, инспектор, но для вас было бы разумнее не требовать от меня в этих условиях большой точности.

Он умолк и ретировался.

Квин усмехнулся, снова принимаясь за осмотр тела.

Распростертый на полу труп не представлял собой приятного зрелища. Инспектор осторожно отвел сжатую в кулак руку, закрывавшую лицо, и стал изучать черты, искаженные судорогой. Потом заглянул под кресло. Там ничего не было. На подлокотнике кресла висела черная накидка на шелковой подкладке. Квин вынул содержимое карманов фрака и накидки, а затем ощупал всю одежду. Из внутреннего кармана на груди он извлек несколько писем и какие-то бумаги. Затем обследовал карманы жилета и брюк. Сложил все, что обнаружил, в две кучки: в одну – ,письма и бумаги, в другую – монеты, ключи и прочие мелкие вещицы. В одном из боковых карманов нашел маленькую серебряную фляжку с инициалами «М. Ф.». С фляжкой инспектор обошелся крайне осторожно: взял за горлышко и внимательнейшим образом оглядел блестящую поверхность, отыскивая отпечатки пальцев. Потом покачал головой, с великой тщательностью завернул фляжку в чистый носовой платок и отложил в сторону.

Билет с оторванным контролем и с надписью «ЛЛ 32, левая сторона» он опустил в кармашек собственного жилета.

Он не стал тратить время на осмотр вещей покойного по отдельности, а только ощупал подкладку жилета и пиджака, а также брюки. Дойдя до заднего кармана брюк, он вдруг воскликнул:

– Прекрасно, Томас! Кое-что славное я здесь нашел! С этими словами он извлек маленькую дамскую сумочку, задумчиво повертел ее в руках, расстегнул, оглядел содержимое – тушь, помаду и прочее. В маленьком боковом карманчике рядом с ними он нашел чехольчик для визитных карточек. Немного погодя он снова сложил в сумочку все ее содержимое и сунул к себе в карман.

Затем инспектор поднял с пола бумаги и пробежал их взглядом. Он нахмурился, дойдя до последнего листка. –Там стояла личная печать.