
Встретимся в полночь
– Но вы и виду не подали, – сказала она изумленно. Он провел пальцем по ее носу.
– Конечно. Мы, негодяи, никогда не подаем вида, когда затронуто наше сердце.
Рафаэль продолжал говорить о своем сердце. Но он так и не сказал, что любит ее. Джулия ждала этого. Ей нужно было это услышать. Это были главные слова. Потому что она чувствовала: произнести их для Рафаэля – самая трудная вещь на свете, и если он их произнесет, это будет означать, что он преодолел что-то в себе.
Карета остановилась. Подошел лакей опустить лестницу, и они вышли молча и направились к дому. Огни почти везде были потушены, хотя было еще не очень поздно. Рафаэль пробормотал что-то насчет того, чтобы им выпить вместе вина, но она ответила, что уже поздно и что ей хочется сразу же подняться наверх.
Что с ней такое? Джулии надо было сказать ему тысячу вещей, но слова словно застряли у нее в горле.
У своей двери она устало проговорила:
– Рафаэль… благодарю вас за объяснения, но я…
– Все в порядке, – сказал он. – Просто я слишком много выдал вам за один раз.
– Нет. Да. Просто еще очень многое осталось невысказанным.
Он улыбнулся, подошел ближе.
Рафаэль чутко уловил тот момент, когда настроение ее переменилось. Прикоснувшись носом к ее носу, он посмотрел ей в глаза. На одно-два мгновения их дыхания смешались. Потом его руки сделали то, что им хотелось сделать весь вечер, – запутались в ее волосах, разбрасывая шпильки, высвобождая их, чтобы они шелковисто скользили сквозь его пальцы.
– Джулия, – прошептал он и впился в нее губами.
Ее тело отозвалось на это мгновенно, возбудившись от потрясающей сладости поцелуя. Ее руки обхватили его за шею, впились в его плечи, и он наслаждался ее страстью, страстью к нему. После всего, что он натворил, она все еще здесь, в его объятиях, отдает ему всю себя. Джулия была для него ценнее всего, что он когда-либо имел, даже в воображении. Господи, как он был глуп, что когда-то смеялся над этим чувством как над выдумкой. В его жизни нет ничего более реального, чем это чувство.
Джулия прижималась к нему всем телом, его язык вошел внутрь вкусить ее, почувствовать ее, смело раздуть пламя страсти. Он крепко обнимал ее, чтобы как можно лучше чувствовать мягкие женственные формы, которых ему так мучительно не хватало в эти последние месяцы.
Рассудок отрезвляюще похлопал его по плечу, и поскольку Рафаэль так ужасно боялся совершить какую-либо ошибку, он остановился и впервые в жизни прислушался к спокойному трезвому голосу.
А вдруг Джулия подумает, что он делает это просто ради обольщения, только ради плотского наслаждения? Знает ли она, что он сжег ради нее не только свое тело, но и душу?
Разве он не сказал ей еще? Проклятие! Он ведь сказал. Или нет?
Он открыл ей многое, но не сказал, что она владеет его сердцем. Не сказал так ясно, как она заслуживает. Ах, какой же он трус!
Но нет, не простая трусость удерживает его от признания. Несделанной оставалась еще одна последняя вещь, последний акт, так сказать, и Рафаэль хотел поставить все на свои места, прежде чем двигаться дальше. Он внезапно испугался, что если раньше времени забежит вперед, то потеряет больше, чем приобретет.
Сделав над собой чудовищное усилие, он отодвинулся. Джулия недоуменно посмотрела на него, и он понимающе усмехнулся:
– Я хочу продолжения, Джулия. И оно будет, я это знаю. Но сначала я должен уладить одно небольшое дело. Позвольте негодяю и бездельнику найти свою дорогу. А до того – доброй ночи.
– Рафаэль!
– Нет, – сказал он, поворачиваясь к ней спиной. – Поймите меня правильно. На этот раз я вас не отталкиваю. – Он усмехнулся самой своей озорной усмешкой. – Совсем наоборот, и вы скоро это поймете.
– Рафаэль!
Господи, да она, кажется, обиделась!
– Госпожа виконтесса, – сказал он и поклонился. – Ваш слуга.
– Вы снова забавляетесь!
– Мадам, вы удивительно проницательны. Но на этот раз я играю по самым высоким ставкам, какие только можно вообразить. Это – любовь.
Сказав это, Рафаэль ушел.
Джулия смотрела ему вслед, потрясенная и растерянная. Он на самом деле произнес это слово… любовь?
Игра началась с записки, которую принесли в спальню Джулии на следующее утро вместе с коробкой шоколада. Она не особенно любила сладости и удивилась подарку, но затем заметила ярко-красную тесьму. Это была фирменная тесьма, которой обвязывала свои изделия элитарная кондитерская на Бонд-стрит.
Там, где он… коснулся ее губ. Она вздрогнула, потом улыбнулась. Он действительно мастер и, похоже, не собирается ее разочаровывать.
Она сломала печать на записке. Там стояло: «Сегодня вечером».
Поспешно спустившись к завтраку, она узнала, что ее муж ушел по каким-то делам. Ей оставалось только гадать, что же произойдет сегодня вечером.
Воспоминание о том, как он уходил от нее накануне, с этим блеском в глазах и загадочным обещанием, привело ее в радостно-нетерпеливое настроение, что ее удивило. Отличаясь во всем практичностью, она не относилась к тем, кого занимают подобные причуды. Но с Рафаэлем все правила оказывались нарушенными.
Этот день останется в ее памяти самым длинным днем в ее жизни, в этом Джулия не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что вела себя ужасно странно с графиней, так что та даже встревожилась. Когда графиня заговорила с ней, Джулия сильно вздрогнула, уронила фарфоровую чашку и пролила чай на ковер. Извинившись, она решила пройтись, чтобы справиться с нарастающим волнением.
Когда Джулия вернулась, то приняла ванну и оделась, хотя было еще рано. Она велела причесать себя так же, как вчера вечером, потом долго и старательно выбирала платье. Она надела бледно-желтый креп, в котором была в «Ковент-Гардене», когда давали «Ромео и Джульетту». Рафаэлю, кажется, оно очень понравилось. Если он может пробуждать соблазнительные воспоминания, то и она ответит ему тем же.
Сидя без дела в своей комнате, Джулия надушила волосы над ушами, поправила пряди, обрамляющие лицо, проверила, аккуратны ли ногти, вздохнула, не зная, чем еще заняться, чтобы скорее прошло время. Хотя она не любила вино, однако решила, что рюмка шерри поможет успокоить нервы. Затем, взяв свой золотой ридикюль, она вышла из комнаты и спустилась вниз. Джулии казалось, что она плывет, все ее тело танцевало, охваченное чудесной дрожью ожидания.
Внизу она услышала, что из библиотеки доносятся мужские голоса. Джулия замедлила шаг, потом остановилась.
Кто это собирается испортить им вечер? Любопытство подтолкнуло ее к дверям. Дверь была закрыта неплотно, и она увидела спину Рафаэля. Еще она увидела этого неприятного типа – Этверза. Колин Стратфорд также был там.
Крайне удивленная, Джулия на мгновение замерла в нерешительности. Зачем понадобилось Рафаэлю приглашать этих людей в тот вечер, который он обещал ей?
Что они здесь делают? И что делать ей?
Мимо приоткрытой двери прошел Мартинвейл и увидел ее прежде, чем она на что-то решилась.
– Госпожа виконтесса, – громко проговорил он, и все посмотрели на дверь, за которой стояла Джулия. Сердце у нее ушло в пятки.
Рафаэль подошел и распахнул дверь.
– Вы поторопились. Я сам хотел подняться наверх и пригласить вас. Входите же, Джулия.
Она топталась на месте. Идти туда ей не хотелось. Все это ей не нравилось. Но улыбка у Мартинвейла была доброй, и во взглядах, которым они обменялись с Рафаэлем, было нечто волнующее. Муж протянул к ней руку, на его лице было ласковое нетерпение.
Она еще раз огляделась. Губы у Стратфорда скривились, и он коротко кивнул ей вместо приветствия. Этверз просто пристально смотрел на нее.
– Входите, Джулия, – повторил Рафаэль. В голосе его слышалось скрытое напряжение. – Встаньте рядом со мной.
Она подчинилась, все еще нерешительно. Тогда он взял ее за руку и сжал. Она посмотрела на него, и он улыбнулся ей подбадривающей улыбкой.
– Я пригласил сюда этих людей по весьма необычному поводу. Мы пятеро должны уладить одно дело.
Отпустив руку Джулии, Рафаэль подошел к своим бывшим приятелям. И простер вперед руки.
– Вот перед вами четверо джентльменов, которые некогда были широко известны как «Бичи общества». Мы заслужили большую часть грязных слухов, которые ходили о нас, поскольку были действительно порочны. Но самый безобразный поступок, который мы совершили, это одно заключенное нами тайное пари. Я как-то сказал, что любовь – это иллюзия, красивое название похоти. Я верил в это так пылко, что поспорил на пять тысяч фунтов против самой крепкой любви, которую мог предложить высший свет. Это оказались очаровательная молодая девушка и ее поклонник. Их преданность друг другу, которая покорила пресыщенный свет, должна была подвергнуться самому серьезному испытанию моей теорией. Если я смогу охладить их чувства, это докажет, что моя точка зрения верна.
Рафаэль вынул перевязанную пачку банкнот из внутреннего кармана фрака.
– Как вы все знаете, мне удалось разрушить любовь этой красивой девушки к ее предполагаемому возлюбленному и обратить эту любовь на себя. Вот это я получил как вознаграждение.
Положив деньги на ладонь, словно взвешивая, он посмотрел на свой приз.
– Пять тысяч фунтов. Но при этой сделке я получил кое-что еще. Это жена, с которой я за короткое время узнал больше счастья, чем мог себе представить. Однако это не всем понравилось, и правда о пари вышла наружу. Полагаю, эту любезность оказал нам Чарлз Этверз. Когда это случилось, я повел себя не самым лучшим образом. О чем искренне сожалею. Мне казалось, что я потерял эту женщину. Что же до моих последующих действий… я могу только сослаться на слабость характера.
Он слегка поклонился Джулии, словно извиняясь.
Она посмотрела на остальных мужчин. Несмотря на попытки казаться поначалу скучающим, Стратфорд теперь внимательно следил за Рафаэлем. Мартинвейл также слушал с большим вниманием. Этверза явно встревожило, когда Рафаэль пролистнул банкноты большим пальцем. Комната наполнилась напряженным ожиданием. Рафаэль продолжал:
– Но видите ли, существует некий очень яркий факт, который до сих пор не обнародован. И этот факт меняет все.
И, подойдя к Стратфорду, Рафаэль бросил пять тысяч ему на колени.
Настало мгновение удивленного молчания.
– Я проиграл, Стратфорд, – сказал Рафаэль, бросая ему еще одну пачку, такую же, как первая. – Поэтому я возвращаю вам ваши пять тысяч и добавляю столько же своих как штраф. Я признаю при всех собравшихся, что я проиграл пари.
Стратфорд окаменел.
– Это что, розыгрыш?
– Черт бы вас побрал! – взорвался Этверз. – Я видел, как вы…
Раздался сильный и уверенный голос Рафаэля, перекрывший все другие голоса:
– Пари состояло в том – если вы помните точные слова, – чтобы доказать, что любви не существует. – Он повернулся и подошел к Джулии, и хотя его слова были адресованы его приятелям, взгляд его не отрывался от нее. – Разорвать роман между Джулией и Саймоном было всего лишь способом показать, что моя точка зрения победила. Но вспомните, что не конец их отношений подлежал обсуждению.
– Рафаэль! – дрожащим голосом проговорила Джулия. Сердце у нее сильно билось, грозя разорваться. Она начинала понимать. Или ей так казалось. Или это только безумная надежда?
Он взял ее за руки. Глядя на нее горящими зеленым огнем глазами, он сказал:
– Я проиграл пари, Джулия, потому что я полюбил.
– Черт бы ее!..
Но это восклицание Этверза было прервано поспешным вмешательством Мартинвейла. Стратфорд начал смеяться.
Джулия не моргала. И не дышала. Она забыла обо всех, она не сводила глаз со своего мужа. Когда он говорил, подбородок у него едва заметно подергивался. А пальцы его, когда он прикоснулся к ее щеке, дрожали.
– Я люблю вас, – тихо сказал Рафаэль. – Видит Бог, Джулия, я люблю вас всем сердцем. – Когда он произнес это, его лицо расплылось в широкой улыбке. – Вы это слышите, развратники? Фонвийе без памяти влюбился в собственную жену!
– Нет! – завопил Этверз. – Нет! Уф!
Последнее восклицание было вызвано тем, что Мартинвейл резко осадил низенького человечка. И сказал с извиняющейся улыбкой:
– Пожалуй, если наше присутствие больше не нужно, я возьму на себя решение этой небольшой проблемы. – Он подчеркнуто любезно поклонился. – Всего хорошего.
И, рванув Этверза, Мартинвейл вывел его из библиотеки, а затем и на улицу. Стратфорд вскочил:
– Я тоже откланиваюсь. Благодарю вас обоих за необычайно приятную встречу.
Уходя, он подмигнул Джулии и салютовал Рафаэлю пачками банкнот.
Оставшись наедине с Рафаэлем, молодая женщина тут же оказалась в его сильных объятиях. Она ощущала его всем своим телом, близко и жарко. Она положила голову ему на грудь, вдыхая его запах и вспоминая ту первую встречу ночью на террасе на балу у Суффолка, с которой все началось.
Рафаэль нежно поцеловал ее и прошептал на ухо:
– Ах, Джулия, после вашего отъезда мне было так плохо. Я в жизни не бывал так испуган. – Подняв кончиком пальца ее подбородок, он сказал: – Я вас люблю. Я сказал это перед этими дураками. Я скажу это перед всяким, если пожелаете, и столько раз, сколько пожелаете.
Он ее любит. Он ее любит! Джулия закрыла глаза и улыбнулась.
– Клянусь отдать вам лучшее, что есть во мне, – продолжал он. – Впрочем, если во мне и есть что-то хорошее, то это благодаря вам. Если вы можете простить меня за все, что я сделал… О нет, пожалуйста, не надо плакать. Господи, не могу видеть, когда вы плачете.
– Нет, – прошептала она, открывая глаза. Бледно-золотистые, они сияли, как звезды, под стрельчатыми ресницами. – Нет, я не плачу. Просто я счастлива.
– Странный способ выражать счастье, – рассердился он, вытирая ей слезы. – Я этого не потерплю.
Она рассмеялась при виде его уязвленного взгляда.
– Ах, Рафаэль, это всего лишь слезы.
– Я не допущу, чтобы вы были несчастны.
– Но я счастлива. Я же вам только что сказала.
– Моя мать очень часто плачет. Терпеть не могу ее слез.
– Милый, женщины часто плачут. Мужчины, наверное, тоже, но они не любят этого показывать. Это естественно, когда человеку грустно или радостно. Но в нашей жизни никогда не будет слез из вашего прошлого.
Он наклонил голову, взял ее за запястья и снял с ее рук перчатки, сначала одну, потом другую. Затем сплел их пальцы, прижав свою ладонь к ее ладони.
– Какая вы мудрая девушка. Как только вы могли решиться на брак с таким повесой, как я?
Она засмеялась дрожащим смехом.
– Я считаю, что у меня не было выбора. Вы обладаете необычайно мощным даром соблазнителя. Так что податься мне было некуда.
– Вы ведь не жалеете об этом? Я имею в виду – что вышли за распутника?
– Что за нелепость, Рафаэль. Или вы не понимаете, что вы мне дали? Вы спасли меня от того, чего я никогда не хотела. Вы дали мне гораздо больше, чем я надеялась получить в жизни.
На губах его медленно рождалась улыбка.
– Значит, вы меня любите.
– Конечно, Рафаэль. – Джулия наклонила голову набок и удивленно посмотрела на него. – Я думала, вы уже это поняли.
– Вы однажды говорили мне это, но то было давно, – заметил он, пожав плечами. – Я вот открываю вам свое сердце до самых глубин, а вы ни слова не сказали в ответ. Меня это несколько удивляет.
Обхватив его лицо ладонями, Джулия сказала:
– Выслушайте меня, упрямый повеса. Я вас обожаю. Вот. Не следовало бы этого говорить, потому что это вскружит вам голову, но, наверное, мне с этим придется жить. Я люблю вас всем сердцем и боюсь, что так будет всегда.
– Вот это хорошо. Вы излечили меня от всех сомнений. – Коснувшись губами ее виска, Рафаэль вздохнул: – Очень странная вещь – это чувство. Никогда не подумал бы, что оно такое… сильное. Это почти пугает. Вы нужны мне, чтобы я мог дышать, думать, жить. Господи помилуй, я просто погибаю от любви к вам.
– Хм, – пробормотала она и потерлась об него щекой. Потом обняла его за шею и прикрыла глаза.
– Я хочу, чтобы вы знали, что я говорю серьезно. Разрешите мне высказывать вам мою любовь каждый день, каждую ночь. Я докажу, что это правда.
Отпустив ее, Рафаэль протянул ей руку. Она вложила в нее обе руки. Выйдя из библиотеки, они стали подниматься по лестнице, и Джулия спросила:
– Рафаэль, вы запланировали все это как продуманное обольщение?
– Мадам, – проговорил он протяжно, сделав паузу, чтобы коснуться губами ее руки, – именно это я планировал с первого же момента, как увидел вас.
– Вчера?
– Год тому назад. И ежеминутно с тех пор.
– Это не так.
– Это так.
Они подошли к его двери, и он внес ее в свою комнату на руках. Рафаэль целовал ее до тех пор, пока не почувствовал, что думать она может только о нем. Сняв друг с друга одежду, они заново знакомились с телами друг друга.
– Мне нравится эта родинка, – сказал он, целуя ее в лопатку.
– Мне нравится, какой вы на ощупь, – сказала она, проведя рукой по его груди.
И когда они соединились, то была бесконечная радость, которая выходила за пределы физического наслаждения. Они говорили о любви, громко кричали о ней, когда это чувство захватило их и перешло в экстаз, и шептали о нем друг другу в губы, когда успокоились.
Для Рафаэля это ощущалось, как если бы произошло невозможное. Все случилось так, как он мечтал. Он не обречен. Отныне.
Он, Рафаэль Жискар, впервые в жизни знал, кто он такой. Не имеет значения, откуда он произошел, кто его породил. Значение имело только то, что происходит у него с Джулией, здесь и сейчас. Прошлое миновало, но она была его будущим, и значение имеет… да, только любовь имеет значение.
Он верил в любовь, и в Джулию, и в самого себя. И обретение такой веры стоило гораздо дороже, чем пять тысяч фунтов.
– Почему вы улыбаетесь? – спросила Джулия, взглянув на него.
– Я безумно счастлив. Я люблю вас.
– И я люблю вас.
Он благодарно посмотрел на нее:
– Я знаю.
Эпилог
Две фигуры вышли в сумеречный сад Гленвуд-Парка. Все вокруг было освещено лунным светом, деревья стояли в серебряном блеске, отбрасывая тени на усыпанную листьями землю.
Женщина была в прозрачном неглиже из тончайшего батиста. На мужчине были облегающие панталоны и расстегнутая рубашка, полы которой раздувались от ласкового ветерка, говорившего, что осень не за горами. Женщина повела его за собой, и его смех разнесся по всему саду.
– Вернитесь, – позвал он. – Вы пораните ноги.
– Не пораню. Сегодня я, наверное, не засну и поэтому хочу насладиться последним теплом.
– Вы легкомысленны. Сегодня прохладно.
– Ничего подобного. Ночь просто великолепная.
– Вы должны думать о младенце.
– Младенец не простудится. Он во мне, ему тепло и хорошо. – И Джулия положила руку на свой еще плоский живот. – Вы рассуждаете как старая бабка, Рафаэль.
– Мадам! Вы задели меня за живое.
– Идите посидите со мной.
Она побежала к крытой аркаде, колонны которой увивал плющ. Это была картина, исполненная таинственности, достойная кисти самого Боттичелли.
Рафаэль впитывал ее в себя – каждый оттенок цвета, каждую блестяще нарисованную деталь, – словно смотрел на настоящий шедевр.
– Вы похожи на нимфу, – хрипло сказал он. – Вы вызываете у меня желание снова вас изнасиловать.
Он приблизился к ней, и она игриво рассмеялась.
– Какой ужас. – В этот момент лунный луч упал на ее лицо, озарив его неземным светом и засветив огонь в ее золотистых глазах. – Вы счастливы, Рафаэль?
Он улыбнулся и положил руку на спинку скамьи. Он играл густым локоном ее волос, ощущая их шелковистость, любуясь их блеском.
– Разрешите мне перечислить мои нынешние обстоятельства. Я безумно влюблен. Судьба пожелала, чтобы та, кому отдано мое сердце, была моей женой.
– Как это немодно, – презрительно протянула Джулия. – Что скажут в свете?
– Боюсь, что это может вызвать скандал, так что нужно держать все в тайне.
– Поскольку я знаю, как вы боитесь сплетен, то клянусь, что никому ничего никогда не скажу.
– И живем мы в хаотичном бестолковом доме, который вы почему-то любите.
– Потому что мы превращаем его в любимый дом. Согласитесь, что прогресс налицо. Ваша бабушка была под сильным впечатлением во время своего недавнего визита. Лужайки оформлены, сад в порядке. В большей части помещений работы завершены, и мне нравится собрание произведений искусства, которое ваша мать привезла из Франции.
– Столько хлопот, – сварливо сказал Рафаэль, хотя глаза его блестели.
– Да, но ведь вы же не возражаете. Я даже заставила вас выбрать занавеси на окна.
– Только для моей библиотеки, – строго уточнил он. – И видит Бог, это и правда не такое уж трудное дело. Признаюсь, мне нравится устраивать этот дом с вами. Вместе. Он становится в большей степени нашим, а не просто реликвией, принадлежащей моим предкам. Уже двух этих вещей – жены и дома – было бы достаточно, чтобы сделать человека довольным. Но теперь… – Рафаэль замолчал, и в голосе его появилось мягкое удивление. – Я буду отцом. Мне трудно в это поверить.
– Через пять месяцев это покажется вам более чем реальным, – засмеялась Джулия. – Я уверена, что вы еще научитесь менять пеленки.
Он поднял голову и посмотрел сквозь решетчатый навес на бриллиантовую россыпь звезд.
– Вы спрашиваете, счастлив ли я. Должен признаться – да, счастлив. То, что я испытываю, даже больше, чем счастье. Это – блаженство. А может, это безумие? Какое слово может правильно описать мое теперешнее состояние? – Снова повернувшись к ней, Рафаэль сказал задумчиво: – Вероятно, если я просто скажу, что никогда не было человека, более счастливого, чем я, это будет соответствовать тому, что я чувствую. Я гораздо более обласкан судьбой, чем такой повеса, как я, имеет право даже вообразить.
– Но теперь вы мой повеса, – сказала Джулия, улыбаясь ему. – И я должна сообщить вам, что нахожу ваши скандальные наклонности совершенно восхитительными в определенных обстоятельствах.
Он с готовностью скользнул рукой к ее талии, притянул к себе. Она прильнула к нему. За прошедшие два года супружеской жизни она все так же возбуждала его, и Рафаэль подозревал, что это будет всегда.
– Какую из скандальных… наклонностей, которые я только что продемонстрировал наверху, вы находите особенно восхитительной? Это когда я…
Джулия прижала палец к его губам, заставляя замолчать, и обворожительно рассмеялась. Завладев этим пальцем, он взял его в рот и пощекотал языком.
– Господи, Рафаэль, – задохнулась она, и голова ее упала ему на плечо. – Вы воистину безнравственны.
– Ах, мадам, – протяжно проговорил он, отыскивая ее желанные губы, – обещаю вам, это только начало.
Примечания
1
По поверьям ирландцев, привидение, которое завывает у дома, предвещая смерть кого-то из его обитателей.
2
Место скачек и название самих скачек близ Виндзора.
3
Уильям Шекспир. «Ромео и Джульетта». Перевод Б. Пастернака.
4
Hawkshead – голова сокола.