Гладиатор

Примерно через час пришел Качаури. За ним ввалились два незнакомых охранника. Нет, почему же незнакомые? Эти двое служили привратниками во время торжественного пира по случаю прибытия высоких гостей. Здоровенные, могучие…

– А где ваш Крокодил? – невинно поинтересовался Николай. – Вышел из доверия?

Качаури нахмурился и подозрительно посмотрел на него.

– Вы что-нибудь знаете?

– О чем?

– Так, ни о чем… Вы готовы?

– Конечно.

Сам Качаури, впрочем, не торопился. Он прошел по гостиной, хмуро поглядывая из-под кустистых бровей. Махнул рукой охранникам, те вышли.

– Вы случайно не в курсе?.. Кто-то скорее всего ведет здесь свою политику. Мне это, положим, особенно не вредит. Но кто? Зачем? Я специально создавал вам рекламу, чтобы ставили на вас, потому что Гоблин, конечно же, сильнее. Вам его точно не победить, – повернулся он к Николаю. – Так что не обольщайтесь. Вам в самом деле ничего не известно?

– Увы, – просто ответил Николай.

– Да, конечно, откуда, – махнул рукой Качаури. – Однако вы мне за эти дни стоили нервов. Я вас рекламировал как свободного бойца. Не надо было, слишком вы шустрый, – злобно закончил он. – Везде нос свой суете.

– Вы имеете в виду?..

– И компьютерный зал, и эти экскурсии по зоопарку. Если бы не дочь, которую вы развлекали.., не самым лучшим образом, я бы вас еще вчера бросил в клетку.

– Я так понимаю, что теперь это ваша главная цель…

– Моя цель состоит в том, чтобы Гоблин сегодня вам показал, на что способен, – злобно сказал Качаури. – Моя цель состоит в том, чтобы использовать вас на полную катушку, а потом постараться вас больше никогда не видеть.

– Кстати, – уже повернув к двери, добавил он:

– убытки за битье компьютеров и за пострелянный джип – за ваш счет.

Николай ухмыльнулся:

– А мне плевать!

Конвоируемые автоматчиками, они повторили вчерашний путь. На этот раз в проходе между трибунами Качаури не стал задерживаться. Они прошли внутрь трибуны, двинулись по коридору, миновали дверь в клетку, где вчера готовили Николая, и вошли к Гоблину.

Это была другая комната. Свет тускловато светил;

Гоблин был здесь и, видимо, готовился к выходу на арену, потому что вокруг него суетились два белых халата с аппаратами для подкожных инъекций в руках.

– Не любит колоться, – пояснил один из медиков, заметив интерес Николая.

Сам Гоблин полулежал в большом, похожем на зубоврачебное, кресле, равнодушный к суете вокруг себя.

До чего же он огромен!

– Чем это вы его накачиваете? – спросил Николай, с сомнением наблюдая инертность Гоблина.

Вмешался Качаури, до этого увлеченно разглядывавший своего раба.

– О, это отдельная тема! Понимаете, его бой должен быть впечатляющим, его должны запомнить. Он должен выглядеть в бою как ходячий ужас.

– Он так и выглядит, – ухмыльнулся Николай. – Идиот и есть идиот.

– Зря смеетесь, – спокойно заметил Качаури.

– Открой ему рот, – приказал он одному из врачей (если это были врачи, конечно).

Тот раздвинул губы дебила и, потянув за нижнюю челюсть, заставил пациента открыть пасть.

Потому что это была пасть!

Самая настоящая, с зубами, вроде тех накладных, что продаются для устроителей шуток.

И это были его настоящие зубы!

– Что это? – удивился Николай. – Неужели его собственные зубы?

Клыки уж точно оказались сантиметра три длиной, и, самое интересное, прикус был нормальным. А в общем, зрелище – жуткое.

Качаури наслаждался эффектом. Прочие смотрели с разной степенью испуга, отвращения или опасливого восхищения. Последнее относилось к тому медику, который все еще держал рот монстра открытым.

– Достижение современной стоматологии, – пояснил Качаури. – До этого зубы у него были, прямо скажем, не для эстрады. А теперь он запросто разгрызет вашу руку, например. Настоящий хищник. Мы его сырым мясом кормим. Да вы ведь уже знаете, знакомились.

Игнорируя последнюю реплику, Николай повторил свой вопрос:

– Так что это за инъекции?

– Кое-что гормональное: адреналин и прочее. Он же туп, как.., корова. Ну а гормональные уколы его немного подстегнут. Это же, по сути, механизм, хоть и биологический.

Вдруг, словно живая иллюстрация к последним словам, раздался характерный оглушительный звук, и в воздухе разлилось зловоние. Гоблин равнодушно посмотрел на ближайшего медика, судорожно зажавшего себе нос.

– Издержки содержания животных в закрытых помещениях, – весело отметил Качаури и направился к выходу.

– Пойдемте, пойдемте! – крикнул он замешкавшемуся Николаю, со странным чувством разглядывавшему эту здоровенную гору мяса.

– Вы относитесь к нему, как к роботу, – со злобой сказал Николай Барону.

– Почти. Скорее как к животному. Так он и есть животное. К тому же очень ценное. Идите к себе, вами тоже займутся.

– Инъекции? – подозрительно спросил Николай.

– Нет, что вы. Нам нужны ваши естественные реакции. Кстати, – приостановился он, – у вас ничего не болит? Руки, ноги? Мне не нужен поврежденный материал. И не нужен преждевременно остановленный бой.

– Катитесь-ка вы лучше.., на трибуну! – в сердцах воскликнул Николай, направляясь к знакомой двери, где его уже поджидал Аслан.

Глава 37

ВСЕ БЕССМЫСЛЕННО

Трибуны возбужденно шевелились. Последний бой прошел прекрасно. Подскочивший помощник доложил, что пара бойцов, вооруженных ножом, как и было договорено, резали себя беспощадно. Жизненно важные органы остались неповрежденными, но мышцы они друг другу исполосовали в лапшу.

Качаури, слушая доклад, рассеянно оглядывался.

Нина была на месте, в операторской ложе. Это его обрадовало и успокоило. С самого утра его тревожила любая мысль о дочери. Ее на время пресеченный бунт, дурацкое девичье влечение к этому дебильному самцу-милиционеру, их сегодняшний вояж утром, потеря машины, которую, как пояснила Нина, у них нагло угнали из-под носа, – все вместе тревожило. Он даже приказал не пускать ее к Казанцеву перед вечерним выступлением. Сейчас, увидев ее, он успокоился было, и тут же беспорядочный рой предположений, страхов, попыток успокоить себя заполнил его голову.

На арене стайка девочек а-ля американские герлы выбрасывали ножки из-под красных балетных пачек.

В их кольце извивалась с гибкими самцами певица Лайма Вайкуле и хрипела, страстно изнывая.

Качаури прошел между рядов, приветствуя тех, кого сегодня еще не видел.

Прошло минут десять. Кордебалет упорхнул. Вайкуле, содрогающуюся от сценического оргазма, унесли гибкие и мышцастые партнеры. Вдруг цирк встрепенулся, и на арену вышел Казанцев. Как и вчера, был он в красных спортивных трусах, больше на нем ничего не было. Даже перчаток. Бой с Гоблином не нуждался в сценических эффектах. Обычно в схватках с Гоблином крови хватало с избытком.

Краем глаза Качаури увидел направляющегося к нему подполковника Мишина. Значит, ему передали приглашение. Правильно. Последнее время начальник Управления полковник Сидоренко перестал проявлять лояльность. Хотя бы в случае с этим старшим лейтенантом, которого зачем-то уволил. Хорошо, капитан Сапожков вовремя сообщил обо всей этой чехарде с аквалангами… "Шустрый, однако, этот москвич!" – вновь с беспокойством подумал Качаури.

– Отари Карлович! Отари Карлович! Наконец-то я вас нашел.

– А, Владимир Михайлович! – повернулся к подполковнику Качаури. – Как видите, я выполнил вашу просьбу. Вы уже на кого-нибудь поставили?

– Да, благодарю вас, мне ваши помощники подсказали. Но я хотел вам…

– А на кого вы поставили? – внезапно полюбопытствовал Качаури.

– Хотел, твердо хотел поставить на Казанцева, но тут мне сказали, что он покалечился, и я решил не рисковать. Сами понимаете, – пытаясь сохранить тон небрежный, но все равно допуская льстивые нотки, говорил подполковник Мишин, здешний чемпион и гроза жуликов.

– Да, что-то вы хотели мне сказать? – рассеянно напомнил Качаури.

– Ну конечно. Это касается капитана Казанцева.

– Казанцева? – сразу же заинтересовался Качаури.

– Представьте себе, его. Вы капитана Сапожкова знаете? Ну конечно. Так вот, он зачем-то сделал запрос в Москву касательно капитана Казанцева. Повода не было, а чем-то капитану не понравился ваш боец.

– Ну, ну? – поторопил Качаури.

– Вчера пришел ответ на запрос по факсу с фотографиями. Оформлено все честь-честью. Вы не поверите, но этот Казанцев оказался знаменитостью. В определенных кругах. Я поэтому и хотел на него поставить. Страшный человек! До меня и по другим каналам доходили сведения, просто не поверите!

– Что вы темните, подполковник! Говорите, не тяните. Тянет как кота за хвост! – не выдержал он.

Какая-то смутная тревога вмиг овладела им. Он оглянулся на окно операторской ложи. Нина была там и, как ему показалось, смотрела в его сторону.

– Говорите! – повторил он.

– Так вот, Казанцев никакой не капитан СОБРа, а один из известнейших в Москве воров в законе. Появился, понимаете, месяца три назад в Алексеевской группировке. Она только что силу набрала, вытеснила всех из автомобильного бизнеса и даже на Газпром стала наезжать. Казанцев из новых воров, тех, кого выдвигают в актив и кто не гнушается действовать лично. Так он за три месяца всю Алексеевскую группировку под себя подмял, вырезал лично все руководство, устроил сход руководителей других группировок, еще кое-кого ликвидировал, в общем, наделал такого треска, что Москва до сих пор на ушах стоит, прийти в себя не может. Страшный человек! А он здесь отдыхает. По справке. Смешно, как мы не обратили внимания на эту справку. Трогать его, конечно, нельзя, против него ничего нет. Знаете, как сейчас происходит: все все знают, а делать ничего нельзя. Равновесие можно нарушить, тебя же самого и заденет.

И главное, Казанцев никого не щадит. Руководительнице одного алексеевского ответвления – бабе, понимаете! – шею сломал. Правда, та еще была женщина, и кличка соответствующая – Кровавая Мэри. Сама пытать мужиков любила, но… Вы слушаете?

Качаури его действительно не слушал. Известие поразило его. В том, что это правда, он не сомневался.

Все сразу стало ясно. Ясно, почему этот липовый капитан действовал так нагло, раскованно, так беспощадно. Нормальный человек не способен сделать и полшага, не подумав, хоть и подсознательно, о последствиях. А этому море по колено. Хочет драк – дерется, хочет деньги брать – берет, не хочет брать – не берет, хочет нырнуть в потопленный катер – ныряет.

Скольких он уже здесь убил? Двух? А где Крокодил, с утра не явившийся, что само по себе беспрецедентно?

А Нина? Его ожег страх, страх не за себя, страх за дочь!.. Нина наедине оставалась с этим убийцей! Чтобы стать вором в законе, надо отринуть все человеческое, отбросить этику, нравственность, элементарную жалость!

– Да, я слушаю, – деревянным голосом проговорил он.

Подполковник Мишин удивленно посмотрел на него, пораженный мертвенным выражением лица Качаури.

"Что делать?" – думал Качаури. Главное, не допустить больше общения Нины с этим бандитом. Надо обезопасить ее, увести. Что делать? Обычно хладнокровный, решительный, Качаури пришел в полнейшее смятение. И вдруг его осенило! Чего он беспокоится?! Гоблин сейчас разорвет этого убийцу, сожрет, выпьет его кровь! Казанцев безоружный, что он может сделать?..

И вновь ужасное беспокойство вернулось. Он огляделся и взял бинокль с ближайшего пустующего места. Навел на Казанцева. Тот неторопливо разминался, не обращая внимания на трибуны. Нет, оружие негде спрятать. Да и Аслан заметил бы. Нет.

Вновь все затрепетало вокруг вместе с его запоздалым страхом; Качаури снова огляделся – шевелящиеся губы обеспокоенного подполковника Мишина, иступленные вопли разряженных девок, вежливые хлопки и бурные рукоплескания – вывели на арену Гоблина. Только бы он размазал этого легавого!.. Только бы!..

И Качаури поспешил в операторскую ложу, дабы лично проследить.., быть рядом с дочерью и больше не допускать… Теперь он ее от себя ни на шаг.., пока этот ублюдок жив. Ни на шаг!

Шум известил о появлении Гоблина. Николай, продолжая разминку, ухмыльнулся при мысли, что, вероятно, фаворитов здесь выводят через проход между трибунами. И, конечно, перед самым боем, чтобы не утомить нервы публики разглядыванием бездействующих монстров. В роли последнего вчера выступал он сам, теперь пришел черед настоящему воплощению ужаса.

Потому что Гоблин, получив, видимо, последнюю порцию химии в зад, двигался куда как увереннее. Он чем-то напоминал носорога, стремительным снарядом несущегося на врага, – огромный, издали неуклюже-быстрый, свирепый от разлившегося адреналина, – воистину он заслуживал восторженный прием истомленной сенсорным голодом публики. То, что раньше, при мирном близком лицезрении, выглядело как натужная пародия на человека, сейчас предстало в виде взбешенного неандертальца, притом увеличенного раза в полтора. И этот густой рев, который Николай до сих пор не слышал не из одной человеческой глотки. Как живая картина навсегда застыла эта сцена в его памяти: ярко озаренная светом арена, сам он, мотнувшийся вперед, чтобы не быть раздавленным о стену приближавшимся врагом, заполненные ряды трибун вверху, черно-цветные пятна публики и разлетающиеся опилки из-под ног бегущего к нему великана – глаза навыкате и звериный оскал острейших зубов в разинутой пасти эталонного сверхчеловека.

Вдруг началось: легко, совсем незаметно движения Гоблина потеряли свою стремительность (словно океанский корабль, инерцией своей массы медленно раздавливаюший у причала зажатый буксир) и обрели тяжелую плавность.

Николаю удалось встретить врага ближе к центру арены. В смутном вязком реве трибун уже терялся голос врага: остался только сам он и отведенная для удара рука, кажущаяся короткой от вздувшихся чудовищных мышц.

Гоблин ударил Николая. Он задел кулаком его грудь, – горячо и звучно, – и от силы этого касательного удара Николай ухнул в сторону, взметнув брызги опилок. Гоблин подскочил ближе и что есть силы хлопнул огромной ступней в голову жертве; удар пришелся по пустому месту – удалось отпрянуть. Еще раз, еще – тупые мягкие шлепки по опилкам. И вот что еще любопытно: Николай вдруг осознал, что сам тоже ревет, извергая сплошной поток нечленораздельных ругательств, весьма органично вливавшихся в поток общего безумия.

Опять. Николай вскочил на ноги, закружился вокруг врага. Тот резво поворачивался, не давая зайти за спину. Взревев от бешенства, Николай сделал вид, что собирается убежать.

И тут же резко выбросил пятку назад, помогая силе удара инерцией корпуса: словно сбросил с плеч тяжелый мешок и тем увеличил стремительность движения. Пятка попала чудовищу в лоб, но не произвела видимого эффекта.

Звериный оскал все еще оставался на лице монстра.

Затем вверх взметнулась толстая рука и схватила не успевшую отпрянуть ногу Николая за лодыжку.

Никогда – ни прежде, ни потом – Николай не испытывал даже близко схожих ощущений. Его нога словно попала в тиски, грозившие раздавить кость.

Но не это, не это! Он почувствовал, что за этой хваткой прячется никогда не испытываемая им мощь!..

Его дернуло так, что он вновь упал, ударившись грудью о пол, тут же приподнялся на руках и свободной ногой снизу вверх врезал в открытый подбородок чудовища. Попал: пасть со стуком захлопнулась, тут же раздался густой пароходный рев – тварь, наверное, откусила кусок языка, изо рта хлынула кровь – и тут, оторвавшись от пола, Николай взлетел. Любопытно, что, вращаясь вокруг Гоблина, раскручивавшего его за ногу над головой, Николай успел подумать – даже в эти минуты боли и унижения! – что теперь знает, что испытал перед смертью вчерашний дог… Тут он взлетел по-настоящему (наверное, какой-нибудь собачий бог завершил оборот возмездия); Гоблин, раскрутив противника над головой, бросил его в ближайшую стену.., мгновение свободного полета, а потом ослепительным и страшным ударом Николай шарахнулся плечами и спиной о стену.

На некоторое время все стало смутно, вязко – Николай уже не знал, куда поместить эту минуту, в начало или в самый конец, после того апофеоза страдания и ужаса, когда каким-то образом поднявшись, он подставил круглую спину многопудовым ударам, мимоходом держась за мысль, что падать нельзя, упасть. – значит умереть…

Тут Гоблин развернул его за плечи и стал молотить куда попало своими могучими страшными руками.

Николай закрыл лицо и живот локтями. Гоблин продолжал наносить удары по голове и бокам. Руки его стремительно поднимались и опускались, и вновь была оскалена окровавленными клыками пасть.

В конце концов сознание Николая окончательно затуманилось, все стало безразлично, боль перестала ощущаться, и он подумал, что, возможно, это и есть конец.

Внезапно Гоблин прекратил избиение. Схватив Николая под мышки, он приподнял его и, сам наклонясь, еще шире распахнув ужасные челюсти, стал подносить к ним горло жертвы.

В этот момент, собрав все оставшиеся силы, Николай нанес страшный удар коленом в незащищенные боксерской раковиной гениталии чудовища. И хоть новокаин еще действовал, явные последствия удара озадачили гиганта. Он отшвырнул Николая и полез рукой себе в трусы, ощупывая кровавую кашу внутри.

Николай, кое-как поднявшись, сумел броситься ему на спину, обхватил врага за голову и рванул в сторону.

Что-то действительно хрустнуло в шее, что-то там было повреждено.

Но не до конца.

Гоблин покачнулся, по его телу пробежали судороги, он, закинув руку за голову, схватил Николая и отшвырнул от себя.

Николай в полете перевернулся через голову и, стоя на четвереньках, смотрел на нетвердо ступаюшего к нему монстра.

Шею ему Николай все-таки повредил.

Гоблин вдруг зашатался, упал на колени, вновь поднялся. Николай уже стоял. Они оба стояли друг против друга. И в отличие от Гоблина, Николай постепенно приходил в себя.

Гоблин взялся рукой за голову и попробовал ее повернуть из стороны в сторону. Руки упали, он поднял лицо к трибунам и заревел.

Потом вдруг заметил Николая и удивительно быстро метнулся к нему, но почему-то запнулся, рухнув на колени.

Их разделяло несколько метров: Гоблин на коленях, странно покачивавшийся из стороны в сторону, и Николай, впервые за весь бой взглянувший на врага сверху вниз.

Николай ничего не слышал: неестественная тишина обрушилась на него. Он равнодушно посмотрел на молча беснующиеся трибуны, далеких, вскакивающих с мест людей – мужчин и женщин. Он не чувствовал боли в ушах, видимо, нервная система отключила ненужное сейчас звуковое оформление.

Все было бессмысленно, глупо – это сейчас стало очевидно. Он почувствовал невероятную свободу – вот она-то и была знаком бессмысленности. Ему вдруг стало все равно, что произойдет дальше с ним, с цирком, с Качаури, с этим монстром-идиотом… Он подумал, что, если захочет, может уйти, может лечь здесь и ждать, что с ним сделает враг, может попытаться добраться до трибун и убить кого-нибудь – все было лишено смысла. И только где-то в глубине что-то мешало окончательному воцарению свободы.., ну да, Нина!.. как символ смысла, зачеркивающий его только что обретенную свободу.

Напряженно вытянув перед собой руки, горбясь от вздувшихся на спине мышц, он подошел к идиоту, обхватил его голову и, страшно взвихрив все силы, с громким хрустом, вернувшим ему слух, окончательно сломал тому шею.

Гоблин ничком обмяк на опилках и больше не двигался.

Глава 38

МЫ ЛЕГКО ВСЕХ УБЬЕМ

На какое-то мгновение что-то вновь случилось со слухом… Нет, секунду-другую трибуны растерянно молчали и – вновь взорвались ревом. На арену выскочили служители в синей форме, уложили на носилки поверженного великана, потянули за собой Николая.

В коридоре внутри трибуны толпился синий народ.

Среди служащих выделялось четверо его недавних охранников в камуфляже и двое громил-привратников в черных костюмах при галстуках. Кроме костюмов, всех различали и автоматы: у камуфляжников – "Калашниковы", у обряженных в смокинги – пистолеты-пулеметы "АГРАМ-2000".

Непредвиденное осложнение. Вернее, Николай предвидел, что его свободу попытаются ограничить, но не так скоро!

– Поздравляем с победой! – сказал старший худой камуфляжник. – Здорово вы его! Не поверил бы!.. Теперь можете отдыхать, мы вас проводим.

– Проводите! – ухмыльнулся Николай, ощутив наконец, во что превратил его лицо покойник: не губы, а оладьи, еле шевелились.

Они пошли по коридору. Впереди двое, четверо сзади. Остановились у очередной двери. Николай открыл. Он не сразу понял, что его хотят вновь засунуть в пустую клетку.

– Э-э-э! Мужики! Что мне сейчас здесь делать?! Я к себе в номер хочу.

Один из громил в черном костюме навел на него пистолет.

– Ладно, хватит выпендриваться. Сказано, лезть в клетку, лезь! Ты свое отпрыгал.

– Вот теперь понятно. Теперь яснее ясного, – весело сказал Николай, краем глаза все четко различая: двое слева, двое справа, двое с "АГРАМами" – впереди.

Николай схватил левой рукой ствол "Калашникова" у ближайшего (того, старшего, длинного) бойца, кулаком правой сбил нос у парня с другой стороны. Нога тем временем, словно отдельно живущее существо, выбила у траурного громилы пистолет.

И тут началось!

Вырвав "Калашников" из рук оцепеневшего от неожиданности воина, Николай тут же прикладом смял его опешившую физиономию и, схватив оружие за ствол, с размаха, очень сильно ударил прикладом автомата второго из чернокостюмников в лоб; из проломленного черепа что-то густо брызнуло…

Справа у Николая на плечах повис еще не тронутый камуфляжник, неожиданно вцепившийся зубами ему в ухо. Высвободив приклад автомата из проломленного черепа, Николай рывком вонзил пламегаситель дула в глазницу жаждущего его плоти. Дуло, пробив стенку глазницы, вошло в мозг, и челюсть наемника рефлекторно сжалась, откусив Николаю кусок уха, – зараза!

От боли, от глупости, от унизительного положения навалившейся на него несвободы Николай окончательно взъярился. Он ударил ногой в подбородок оставшийся на ногах черный костюм, только сейчас нагнувшийся за выбитым вначале пистолетом (вновь, как всегда в бою, время замедлило бег, успев растянуть эти две-три секунды в полноценные минуты).

Остались двое: один растерянно наводил "Калашников", второй – справа – только сейчас передергивал затвор. У него не получалось, потому что в ужасе от происходящего в этом плохо освещенном серо-бетонном коридоре он никак не мог сообразить, что не снял предохранитель. Пока этот был не опасен.

Николай нырнул за нацеленный слева ствол и обхватил мужика за шею и подбородок. Сильно напряг руку, готовясь рвануть от себя…

– Все! Все! Хватит, ублюдки!

Он направил ствол автомата плененного парня на того, кто все еще бессмысленно-автоматически дергал затвор.

– Бросай оружие! А то мы сейчас вдвоем будем в тебя стрелять!

Мысль наконец-то пробилась в сжатые от страха извилины, и автомат со стуком упал на бетонный пол.

И тут же со стороны зажатого под мышкой пленника что-то блеснуло… Уже понимая, что его бьют ножом в живот, он успел отчаянным рывком отбросить от себя.., еще один труп: позвонки захрустели раньше, чем смысл финального аккорда этой страшной симфонии стал понятен.

Тишина. Журчащие звуки льющейся воды – напротив него единственный оставшийся целехоньким парень сдал. Мокрое пятно под его ногами. Пятеро тел на полу, из которых, безусловно, три трупа и двое живых на ногах, уставившихся друг другу в глаза.

Ладно. Оторвавшись от почти гипнотического взгляда объятого ужасом бойца, Николай подошел к нему и ударил по шее. Пусть побудет без сознания минут двадцать. За это время организм оклемается. Надо было спешить. Он с досадой вспомнил, что паспорт остался в номере. Надо рискнуть и забрать его.

Подхватив с пола "АГРАМ", быстро нашел у одного из покойников две запасные обоймы и побежал внутрь коридора. Как и рассчитывал, последняя дверь вывела прямо в зверинец. Клетки с людьми-гладиаторами остались за бетонной стеной.

Людей, как обычно, было много. Его сразу замечали, но он не торопился, шел не спеша, показывая всем своим видом, что имеет право разгуливать в трусах с пистолетом-пулеметом в руке. Может, и так. Все ведь знали, что он только что дрался с Гоблином. Люди, возможно, удивлялись, что он выжил, но не его странному внешнему виду.

Он достиг двери на лестницу, вошел, прикрыл ее за собой и, сорвавшись с места, помчался наверх. На третьем этаже вошел в коридор и быстро пошел к своей двери.

И остановился в страшной досаде. Чуть не завыл от бешенства: ключей-то не было! Дверь, конечно, заперта. Хотел уже стрелять в замок, хотя шум был нежелателен, как вдруг – шаги. В коридоре показался служащий.

– Будьте добры открыть мне дверь. После выступления ключи где-то оставил.

Мужик торопливо кинулся открывать собственным ключом. Обслуга, вероятно, имела ключи ко всем гостевым номерам.