Поцелуй пирата

Затем снова повернулась к Кристоферу:

– Значит, тебя не повесили? Мне следовало это предвидеть.

– Рейнов не так-то просто убить, – сказал Кристофер, налегая на весла. Сейчас, когда волнение улеглось, ему хотелось крепко выпить и покувыркаться в постели с Онорией. Прямо сейчас. И он сказал об этом Хендерсону. Хендерсон откашлялся.

– Я счел бы ваше воссоединение еще более трогательным, если бы знал, что Онория и Александра в безопасности.

– Финли посадит их в карету, как мы и планировали. – Кристофер улыбнулся, представив, как заключит Онорию в объятия. Она, конечно, увидела его исполосованный торс, когда Мэнди сорвала с него рубашку, и у нее возникло множество вопросов. Он заметил также, что Мэнди украдкой посматривает на него, но с вопросами, видимо, решила подождать.

– Я рассчитываю на это, – сказал Хендерсон и поморщился. – В этой проклятой лодке полно воды. Моим ботинкам пришел конец. Надеюсь, вы оцените мою жертву, мисс Рейн.

Мэнди снова взглянула на него. Кристофер подумал, что едва ли кто-нибудь называл ее «мисс Рейн».

– Не я выбрала эту лодку, – возразила она.

– Другой не было, – удрученно произнес Хендерсон.

– Для спасателя вы выглядите довольно странно, – продолжила она. – Вам не приходилось пить чай с королевой?

– Вы чертовски неблагодарны, – проворчал Хендерсон. – Нам едва удалось увести вас.

– От толпы в стельку пьяных щеголей? Подвигом это не назовешь.

Мэнди была напряжена: ее руки крепко сжимали планшир, а голос дрожал.

– Полагаю, вам здорово повезло, – продолжал Хендерсон раздраженно.

Лодка с трудом слушалась весел, а затем неожиданно возникший поток холодной воды окатил ботинки и панталоны Кристофера.

– А это, друзья мои, – сказал он, стараясь сохранять спокойствие, – означает, что мы тонем.

– Хорошо, что пираты умеют плавать, – промолвила Мэнди. Она сбросила сюртук Хендерсона и прыгнула за борт, грациозно изогнувшись. Кристофер отбросил весла и последовал за ней.

Он вынырнул в тот момент, когда раздался голос Хендерсона:

– Проклятие, это был мой новый, самый лучший костюм.

Граф Суиттон сидел в кресле перед камином, протянув ноги в мягких домашних туфлях к огню. Слуга оставил его одного пить портвейн в мрачном настроении. Плотный бархатный халат согревал его конечности, но не мог восполнить потерю самого дорогого экспоната в его коллекции.

Во многом виноват сын старого Хендерсона. Да и ему самому следовало сразу распознать, что этот Рейн настоящий головорез, несмотря на то что его жена благородных кровей и с ним дружит виконт. Суиттон восхищался телосложением Рейна, но когда амазонка сорвала с Рейна рубашку, пришел в ужас.

Головорез, иначе его не назовешь.

Сын Хендерсона выглядел настоящим английским джентльменом с чистой, слегка загорелой кожей и светлыми волосами. Хендерсону в большей степени подошла бы прелестная темноволосая жена Рейна. А Рейн – грубый драчливый тип из простонародья. Одним словом – бандит.

Им овладело уныние. Рейн похитил у него чернокожую амазонку – высокую, сильную и красивую женщину, которая умела драться лучше любого мужчины. Он никогда не найдет ей замены.

В камине упало полено, и вверх взметнулось пламя. Следовало бы получше уложить дрова. Огонь уже ослабел, а надо, чтобы он горел до утра. Суиттон протянул руку к кочерге.

В этот момент что-то холодное уперлось ему в щеку. Суиттон оглянулся и увидел направленное на него дуло пистолета.

Перед ним стоял Кристофер Рейн. На нем не было ничего, кроме панталон и ботинок, и Суиттон с ужасом взирал на его могучий торс. Серые глаза Кристофера блестели холодным блеском, а с длинной косички стекала вода.

Внимание Суиттона было приковано к изуродованному боку Кристофера. Создавалось впечатление, что какой-то скульптор, искусно изваявший из твердого мрамора превосходную статую греческого атлета, случайно оставил грубые зарубки на левом боку. В то время как плечи Рейна и мощные грудные мышцы выглядели безукоризненно, левый бок живота и торса был испещрен многочисленными шрамами и белыми полосами, которые выделялись на фоне золотистого загара.

Очевидно, кто-то жестоко обошелся с Кристофером, и этот дефект в большей степени, чем пистолет, произвел впечатление на Суиттона, который внезапно почувствовал предательскую слабость.

Однако он попытался храбриться;

– Как вы посмели, сэр? Вы явились в мой дом под ложным предлогом и похитили мою собственность.

Пистолет еще глубже уперся в его щеку.

– Она не рабыня. Она свободная женщина, а вы держали ее в клетке.

– Я заплатил за нее!

– Она рассказала, что вы добавляли ей в еду опиум, чтобы держать в полузабытьи и тем самым лишить возможности убежать.

– Она лжет.

От удара в висок Суиттон замотал головой и опустился на колени перед камином. Он застонал от боли и незаметно потянулся к кочерге.

Рейн грязным ботинком отбросил кочергу, которая с грохотом упала на ковер.

– Я пытаюсь решить, убить вас или нет, – произнес Кристофер ледяным тоном. – Моя жена беспокоится о последствиях убийства графа, но меня это нисколько не волнует.

Суиттон ощутил дрожь во всем теле.

– Вас повесят. Вы преступник.

– Меня уже пытались повесить, но я все еще жив.

Суиттон судорожно сглотнул.

– Я бы продал вам ее, если бы знал, что она вам так нужна.

– Она моя сестра.

Суиттон пристально взглянул на него. Коснулась ли цивилизация хотя бы слегка этого человека?

– Это не делает вам чести.

Рейн поднял Суиттона за волосы, приблизив к нему искаженное яростью лицо.

– Я воспитывал ее с того времени, когда она начала ходить. Очень люблю ее, и вы, наверное, догадываетесь, что я думаю о человеке, посадившем ее в клетку?

– Вы не убьете меня. Если бы вы решились на убийство, то давно бы сделали это.

К его удивлению, Рейн улыбнулся, хотя улыбка эта не была приятной.

– Если бы мы находились на пиратском корабле, то вы уже были бы мертвы и акулы рвали бы ваше тело на части. Но я стараюсь вести себя как цивилизованный человек.

Суиттон ухватился за это слово:

– Цивилизованный. Будь вы цивилизованным, вызвали бы меня на дуэль, и мы решили бы все как джентльмены. – Его мозг лихорадочно работал. Если ему удастся склонить этого головореза к дуэли, то потом можно найти способ избежать ее или еще лучше – подыскать себе замену, сославшись, например, на плохое зрение.

Рейн улыбнулся еще шире, от чего стал похож на акул, о которых только что упомянул.

– Хорошо, мы сделаем это даже более рискованным способом. – Он наклонился, играя мышцами, и поднял кочергу. Затем, продолжая улыбаться, протянул Суиттону пистолет.

Граф схватил его, взвел курок и выстрелил. Звук выстрела заполнил комнату, но не мог заглушить грохота упавшей кочерги.

Онория с удовольствием грела руки, держа в ладонях изящную чашку, и наслаждалась ароматом кофе. Она сидела, завернувшись в шаль, в небольшой гостиной Александры и слушала рассказы присутствующих о том, как они пережили недавнюю историю. Узнав об их возвращении, прибыла и Диана вместе с детьми. Сейчас она тоже внимательно слушала; ее рыжие волосы ярко блестели в пламени свечей.

Рассказ Онории был краток. Увидев, что Кристофер и Мэнди подверглись нападению со стороны многочисленной группы мужчин, она испугалась и решила, что самое время упасть в обморок.

Александра и несколько заботливых дам отнесли ее в дом, где Онория сделала вид, что ей стало лучше. Как только помогавшие женщины ушли, она и Александра поспешили к аллее перед входом, где Грейсон посадил их в карету. Поскольку преследователи погнались за Мэнди и Кристофером, убегавшими через сад, дорога перед домом оказалась свободной.

Они встретились с вымокшими беглецами на другой стороне озера. Александра и Онория завернули Мэнди в теплые одеяла, так как ее леопардовая шкура ушла на дно.

Мэнди Рейн была крайне удивлена, когда Кристофер, как бы между прочим, сказал: «Эта черноволосая женщина моя жена» – и потом всю дорогу до Лондона не спускал с нее глаз.

Грейсон поднял бокал в честь Онории:

– Ты превосходная актриса, Онория. Я восхищаюсь тобой.

Онория вежливо поблагодарила его, однако не чувствовала удовлетворения. Кристофер не сказал ей ни слова. Он был молчалив и холоден, а она не могла думать ни о чем другом, кроме ужасных ран на его боку.

Она вспомнила, что он ни разу не снимал рубашку в ее присутствии с тех пор, как вернулся. Четыре года назад в Чарлстоне в день их обручения его тело было крепким, мускулистым и неповрежденным. Что-то случилось, но он не хотел рассказывать об этом.

Кристофер сидел расслабленно на стуле с прямой спинкой, опираясь локтями на колени и держа между пальцев бокал с виски. На нем была его обычная одежда: штаны и ботинки, а также свободная рубашка и куртка, скрывавшие израненный торс.

Мэнди тоже кратко поведала свою историю. Она приехала в Лондон в поисках работы и встретила одного из лакеев графа Суиттона. Он предложил ей деньги за то, чтобы она сыграла роль дикой амазонки для друзей Суиттона на одной из вечеринок. Она подумала, что это будет веселой забавой, и согласилась.

Суиттон увидел, что это зрелище понравилось друзьям, и захотел, чтобы Мэнди осталась для следующих представлений. Когда же она отвергла его предложение и потребовала денег, он отказался платить и не позволил ей уйти. В ответ на попытку Мэнди сопротивляться он запер ее в одной из комнат и некоторое время морил голодом, а потом начал давать еду, добавляя в нее опиум.

Казалось, Мэнди не чувствовала себя особенно пострадавшей в этом рискованном приключении. Она сидела, подогнув под себя ноги, одетая в рубашку и панталоны, отказавшись от платья, предложенного Александрой. У нее были темные волосы, ниспадавшие на спину густыми локонами, и черные глаза с длинными темными ресницами. Она с любопытством наблюдала за всеми. При этом откровенно улыбалась или хмурилась, не скрывая своих чувств.

– Этот Суиттон – отвратительный тип, – заметил мистер Хендерсон. – Я позабочусь теперь о том, чтобы Хендерсоны порвали с ним всякие отношения.

Мэнди фыркнула:

– Я уверена, это будет жестоким наказанием для него.

– О да, мисс Рейн, – вмешалась Александра. – Если от джентльмена отвернутся другие джентльмены, для него это настоящий удар. В этом случае он будет изолирован от всех влиятельных лиц. Если Грейсон поговорит с герцогом Сен-Клером и другими высокопоставленными особами, графа Суиттона не будут принимать ни в одном приличном доме.

Мэнди оглядела всех присутствующих, затем обратилась к Кристоферу:

– Они в самом деле могут это сделать?

Губы Кристофера тронула слабая улыбка.

– Финли стал теперь титулованной особой.

– Неужели? – Мэнди повернулась к Финли.

Грейсон хмуро кивнул:

– Увы, это так.

– Хотелось бы знать, мисс Рейн, почему вы не пытались бежать от графа Суиттона?

Мэнди нахмурилась, взглянув на него. Отношения между ней и Хендерсоном были натянутыми.

– Что значит – не пыталась?

– Я видел, как вы вчера ходили по дому с женой Суиттона. Я не верю, что вы не могли бы убежать от женщины, вооруженной только дамской сумочкой.

На лице Мэнди отразился гнев.

– Мне разрешалось выходить из комнаты, лишь когда его жена накачивала меня опиумом. В таком состоянии не убежишь.

Наступила тишина. Ее нарушил Кристофер.

– Жаль, что я не убил его, – произнес он.

Грейсон кивнул с суровым выражением лица.

– Оставь его мне. Мы схватим Суиттона, и я не посмотрю на то, что он граф. Это будет моим личным делом.

Онория не спросила, что Кристофер сделал с графом. Когда Кристофер отделился от них на озере, лицо его было настолько мрачным, что она не осмелилась спросить о его намерениях. Если он оставил графа в живых, значит, тому явно повезло.

Мэнди пожала плечами:

– В конечном счете я бы сама выбралась из этой ситуации. Я представить себе не могла, что ты жив и явишься спасать меня. – Она улыбнулась брату такой улыбкой, которая могла бы тронуть самое черствое сердце.

Сходство между братом и сестрой было весьма заметно, что не ускользнуло от Онории. Высокий лоб и твердый подбородок Мэнди были женской копией черт Кристофера. Их глаза отличались по цвету, но имели одинаковую форму и блеск.

Они сидели на некотором расстоянии друг от друга, не выдавая радости и волнения от встречи после долгой разлуки. Но Онория чувствовала, что между ними существует незримая связь, как это было у нее с братом Полом.

Кристофер и Мэнди вели непринужденную беседу, как будто не виделись всего несколько дней, а не годы.

Сейчас, когда напряжение спало, Онория почувствовала, как ноги налились свинцом. Это был долгий и тяжелый день, но она пока не хотела идти спать. В ее голове то и дело всплывал разговор с Александрой в начале этого вечера. Кристофер сказал, что они пробудут здесь до утра, а потом вернутся на корабль. Она надеялась, что появится возможность осуществить свой замысел на практике, а для этого надо оставаться бодрствующей.

Было уже два часа ночи, когда Кристофер вдруг сказал Онории, что она выглядит очень усталой и ей следует подняться наверх и лечь в кровать.

Онория, пожелав всем спокойной ночи, поднялась в спальню, которую предоставила им Александра. Она легла на кровать под балдахином, предварительно раздевшись и расчесав волосы. Она старалась не спать, но веки предательски отяжелели и глаза начали закрываться.

Он не придет к ней, конечно. Останется внизу и будет разговаривать с Мэнди и Грейсоном, вероятно, всю ночь.

Несмотря на очевидную способность Мэнди быстро восстанавливать свои физические и душевные силы, Кристофер захочет убедиться, что она действительно чувствует себя хорошо. К тому же им надо поговорить, наверстав упущенное. Ведь они не виделись четыре года.

Глаза Онории уже были плотно закрыты, когда она услышала, как Кристофер вошел в комнату. Он закрыл дверь и тихо подошел к кровати. Онория ощутила его характерный запах, когда он наклонился и прильнул теплыми губами к ее волосам.

Глава 10

Кристофер полагал, что Онория спит, но она открыла глаза и улыбнулась ему.

Внизу она выглядела усталой с бледным лицом и поникшим взглядом, однако Кристофер был рад, обнаружив ее все еще бодрствующей.

Он поцеловал ее в мягкие, чуть приоткрытые губы, придерживая графин с виски, который Грейсон вручил ему на лестнице, сказав, что он еще не видел человека, который бы так жаждал выпить, как Кристофер.

– М-м-м, – сонно простонала Онория. Ее веки затрепетали, и она устремила взгляд на графин, слегка нахмурившись.

Кристофер подошел к столу, где специально были оставлены хрустальные бокалы для удобства гостей. Он налил виски в один из них и поднял его.

– Хочешь?

Онория села в кровати, шурша постельным бельем.

– Я не пью крепкого спиртного.

Кристофер молча выпил виски и снова наполнил бокал. Сделав еще один большой глоток, он вернулся к кровати, прихватив бокал и графин.

Онория подтянула колени к груди.

– Почему ты хочешь напиться?

Он сел рядом с ней, вдыхая пьянящий аромат ее теплого тела, прикрытого одеялом. Спиртное согрело его изнутри и подействовало удивительно успокаивающе.

– Просто хочется, и все.

– Как себя чувствует Мэнди? Кристофер осушил бокал.

– Хорошо. Александра постелет ей где-нибудь внизу.

– Тебе следовало бы поговорить с ней.

Кристофер налил еще виски в бокал.

– О чем?

Онория взглянула на него с серьезным выражением своих зеленых глаз. Ее округлые щеки порозовели.

– Она прошла через ужасно тяжелое испытание, и ей необходимо рассказать об этом.

Кристофер покачал головой. Виски наконец подействовало на него расслабляюще.

– Думаю, она ни за что не станет об этом говорить. Его слова не убедили Онорию.

– Так может рассуждать только мужчина.

– Мэнди все делает по-своему и преимущественно в одиночку. Так что не пытайся вести с ней разговоры по душам. Она этого не любит.

Онория ничего не сказала, но в глазах ее промелькнул упрямый огонек.

Кристофер поставил графин с виски на ночной столик.

– Тебе следовало бы спать, – сказал он заплетающимся языком.

– Я хотела дождаться тебя. – Ее щеки порозовели. – И сделать кое-что. Возможно, это расслабило бы тебя лучше виски и позволило уснуть.

Он провел ладонью поверх ее ночной сорочки, но убрал руку, прежде чем коснуться обнаженной кожи. Виски начало постепенно снимать напряжение минувшего дня, но он все еще не мог успокоиться, даже находясь рядом с женой.

– Онория, – сказал он напряженно, – если я овладею тобой сейчас, едва ли это будет приятно для тебя, как в прошлый раз. – Кристофер замер на мгновение, вспомнив их недавнюю ночь любви, но потом постарался отбросить это воспоминание. – Тебе могут показаться мои ласки слишком грубыми, но я не смогу остановиться, даже если ты будешь против. К тому же ты слишком невинна для тех способов, какими я хочу обладать тобой.

Онория наблюдала за ним с блеском в глазах.

– Я давно уже потеряла невинность, – сказала она.

– И все-таки остаешься невинной. Ты позволяешь мне обладать тобой, но это не значит, что ты готова для всех тех вещей, которые я могу делать с тобой.

– Что ты имеешь в виду?

– Я расскажу тебе, когда будешь готова.

Она облизала нижнюю губу. От нее исходил запах лаванды, как будто она надушила ею волосы. Возбужденная плоть Кристофера напряглась. Она его жена и должна выполнять все его желания.

– Значит, ты не собираешься заняться со мной любовью этой ночью? – спросила она почти шепотом.

Он неторопливо поднес бокал к губам и с трудом сделал глоток виски.

– Не сегодня, дорогая. Я слишком пьян.

– Хорошо, – сказала Онория и, отбросив одеяло, слезла с кровати.

Кристофер почувствовал разочарование.

– Что значит – хорошо?

Она искала что-то в шкафу рядом с кроватью.

– Если ты не собираешься заниматься со мной любовью, я могу сделать кое-что для тебя.

Его рука с бокалом замерла на полпути ко рту. В голове приятно шумело, однако он насторожился.

– Что именно?

Онория вернулась к кровати, держа в руке бутылочку с пробкой.

– Хочу натереть тебя маслом. Ты должен раздеться и лечь на кровать.

Если бы Кристофер в данный момент глотал виски, то непременно поперхнулся бы. Он смотрел на янтарную жидкость в бутылочке, стараясь понять ее назначение, затем осторожно поставил бокал на ночной столик.

– Зачем все это?

Она пожала плечами и стояла в нерешительности.

Кристофер молча снял куртку, бросил в изножье кровати. Затем снял ботинки и, наконец, стал расстегивать штаны. Онория не сводила с него глаз.

Он поднялся на ноги, снял штаны, бросил на рядом стоящий стул. Его подштанники были еще влажными после плавания в озере.

Кристофер повернулся к Онории, оставаясь в рубашке, ее край приподнялся, выдавая его возбуждение.

Онория указала на рубашку:

– Это тоже снимай.

Кристофер колебался. Виски согрело его, но он все еще ощущал некий холодок в душе. Может быть, оттого, что стыдился ее? Он почти забыл о своем изуродованном боке, пока вновь не увидел Онорию. Она была по-прежнему красивой, и ее тело не имело никаких изъянов.

Кристофер быстро, пока жалость к самому себе не остановила его, снял рубашку и предстал перед женой в полной наготе.

Она смотрела на него во все глаза. Ее взгляд скользил по его плечам, животу, ногам и восставшей плоти. Она осмотрела каждую частичку его напряженного, гладкого тела, прежде чем сосредоточиться на покрытом рубцами боку. Ее губы сжались.

Кристофер направился к двери, запер ее и вынул ключ. Ему меньше всего хотелось, чтобы в то время, когда жена будет растирать его маслом, в комнату вошла какая-нибудь заботливая служанка, притащив дополнительные одеяла или предложив разжечь камин.

Он положил ключ на консольный мраморный столик и вернулся к кровати.

Онория стояла рядом с бутылочкой в руках. Ее пальцы рассеянно крутили пробку.

– Что с тобой случилось, Кристофер?

Он упал на кровать, перевернулся на спину, заложил руки за голову и скрестил лодыжки.

– Ты передумала растирать меня?

– Расскажи мне. Пожалуйста.

Кристофер тяжело вздохнул.

– На меня напали и ограбили. Где-то на востоке. Он не помнил точно, где находился в это время. В Китае? Или в Сиаме? Там было очень жарко и сыро, и он подхватил лихорадку. – Они ограбили меня и пытались зарезать.

Глаза Онории расширились от ужаса и гнева.

– Как же тебе удалось выжить?

– Благодаря доброте местных жителей. – О нем позаботились пожилой фермер и его дочь. Ни Кристофер, ни эти люди не могли объясняться, поскольку не знали языка друг друга, тем не менее фермер вылечил его и делился с ним своей скудной едой. Миссионеры говорили, что это племена ужасных диких язычников, однако фермер и его дочь были гораздо добрее к нему, чем большинство европейцев, которых ему приходилось встречать.

Пальцы Онории продолжали поглаживать пробку, а лицо приняло скорбное выражение.

– Я все-таки выжил, Онория, – сказал Кристофер, стараясь прогнать воспоминания о боли и унижении. – Это было всего лишь еще одним рискованным приключением.

Она продолжала смотреть на него. Волосы ее были распущены и собраны сзади в толстый хвост. Несколько непослушных локонов легло на плечи.

– Ты очень красивая, – прошептал Кристофер. «Видимо, виски сделало свое дело», – подумал он.

Онория взглянула на бутылочку, словно только что вспомнила о ней. Она быстро открыла пробку и налила несколько капель масла на ладонь. В теплом воздухе распространился аромат жасмина и еще какой-то пряности.

Онория поставила бутылочку на туалетный столик, приподняла край ночной сорочки и встала на колени на кровати рядом с ним. Он положил руку на ее теплое колено. Затем приподнял повыше край сорочки, чтобы были видны изгиб ее согнутой ноги и округлость бедра.

Онория потерла ладони и приложила их к его груди. Ее руки были прохладными, как весенняя вода. Она развела их в стороны, касаясь ключиц и грудных мышц.

– Почему ты не хотел, чтобы я видела тебя полностью обнаженным? – спросила она.

Он проник большим пальцем в теплую складку под ее коленом.

– Не хотел разочаровывать тебя.

Он и в самом деле боялся, что, взглянув на него, Онория придет в ужас. Она не скрывала, что основной причиной, по которой она согласилась остаться с ним, была привлекательность его тела.

Ее пальцы погрузились в завитки волос на его груди. Она описывала круги вокруг его сосков, выделявшихся на загорелой коже, а затем переместила ладонь к рубцам на боку.

– Я ничуть не разочарована, – сказала она.

На сердце у него стало теплее, ее руки, скользкие от масла, продолжали массировать его торс. Она поглаживала его нежными движениями, словно изучая каждую деталь тела. Он уже возбудился до предела, но она не обращала на это внимания, массируя его живот.

Рукава ее сорочки нежно касались его восставшей плоти, разжигая неистовое пламя внутри.

– Ты выглядишь всегда такой чопорной и правильной вне спальни, жена моя, – заметил он. – Но внутри… – Он провел ладонью по ее бедру. – Впрочем, ты права.

Онория бросила на него красноречивый взгляд.

– Что я делаю со своим мужем в интимной обстановке, никого не касается. – Она провела ладонями вверх по его рукам и наклонилась вперед, чтобы помассировать напряженные плечи. – И я вовсе не чопорная. Под чопорностью подразумевается отсутствие чувств, рациональное мышление и неукоснительное соблюдение правил приличия в любой обстановке. Я скорее назвала бы себя сдержанной.

Он посмотрел на нее с улыбкой.

– Называй себя как хочешь.

Онория провела пальцами по его шрамам.

– Ты пережил такое, – сказала она, – а пару ночей назад ругался и сетовал по поводу нескольких заноз.

Его губы тронула улыбка.

– А тебе это доставило удовольствие.

– Думаешь, мне нравится причинять тебе боль?

Ее зеленые глаза были широко раскрыты и блестели, как драгоценные камни, в полумраке спальни.

Кристофер положил руку на всю длину ее бедра, ощущая пальцами мягкость ее кожи.

– Ты хотела бы, чтобы я был мертв?

– Конечно, нет.

– Но тебе было бы легче, если бы я умер.

Ее пальцы рассеянно мяли его кожу, как будто она пыталась изваять его из масла.

– Мне нисколько не было бы легче. Это совсем не то, что я имела в виду.

Он осторожно поглаживал ее бедро, чувствуя его мягкость и воображая, как прижимается к нему губами.

– Думаю, не стоит больше касаться этого вопроса. Лучше продолжай делать то, что делаешь.

Ее руки перестали двигаться. Ее губы приоткрылись, а глаза негодующе сверкали.

Кристофер обхватил ее запястье.

– Ты говорила, что согласна во всем подчиняться мужу. Вот и делай, что я велю.