Две женщины и мужчина

– Но теперь память вернулась?

Пришла очередь Фейт покачать головой:

– Нет, вспоминаются только разрозненные фрагменты. Но начало положено. Думаю, доктор Бернетт был прав – память вернется постепенно.

Кейн снова устремил взгляд на огонь.

– Теперь история подошла к концу, – продолжала Фейт. – Полагаю, нам больше незачем беспокоиться из-за репортеров.

– Это еще не конец. Мне нужно организовать заупокойную службу.

– Я слышала, как Ричардсон говорил вам, что результаты вскрытия будут готовы утром. Тогда они выдадут ее тело?

– Да.

Фейт ощутила тупую боль. Чего еще она могла ожидать? Кейн ведь пообещал себе, что никто никогда не займет место Дайны. А теперь, когда он наконец собрал воедино картинку-головоломку, а она знает, что убийца ее матери и сестры мертв, они могут жить каждый своей жизнью.

Здесь их дороги расходятся…

Фейт уставилась в пол. Почему она после душа оделась и пришла сюда? Почему не отправилась в постель, оставив Кейна одного? Очевидно, он хотел побыть в одиночестве.

– Теперь, когда опасность миновала, я могу… вернуться в свою квартиру? – спросила она, хотя боялась услышать ответ.

– Я не хочу, чтобы вы уходили, – сказал Кейн. Фейт почувствовала, что ее сердце перестает биться, но все еще не решалась поднять на него взгляд.

– Я понимаю, что вошла в вашу жизнь при тяжелых обстоятельствах, и хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна. Если бы я оставалась одна, то меня, возможно, уже не было бы в живых.

– Я не хочу, чтобы вы уходили, – медленно повторил он.

Фейт наконец встретилась с ним взглядом, боясь поверить, что все это происходит в реальности.

«Не задавай вопросов! Не сейчас! Еще не время!»

Она инстинктивно поднялась, и Кейн шагнул к ней, положив руки ей на плечи.

– У меня и в мыслях не было… – начала Фейт.

– Знаю. У меня тоже.

– Я… я не могу остаться, если дело только в том…

– Не только.

Фейт не сразу решилась спросить:

– Вы уверены? Мои ногти покрыты ее красным лаком, на мне ее серьги, но я не…

Кейн зажал ей рот поцелуем.

Фейт испытывала странное чувство – как будто что-то неведомое откуда-то из глубин вырвалось на волю. Она чувствовала близость его сильного тела, его теплое дыхание, его губы на своих губах, и во всех его прикосновениях ощущалось нечто хорошо знакомое…

– Ты останешься? – пробормотал Кейн. – Скажи, останешься?

– Да…

Он не выпускал ее из своих объятий, словно боясь, что она снова куда-то исчезнет.

– Больше я не буду сдерживаться. Не буду молчать, опасаясь, что ты не хочешь слышать то, что я должен сказать. Не буду прятать руки за спину из страха, что ты не желаешь, чтобы к тебе прикасались. И самое главное, не позволю тебе исчезнуть из моей жизни.

Фейт нежно коснулась его лица:

– Я люблю тебя.

Кейн снова поцеловал ее, жарко, жадно, а потом поднял на руки и понес в спальню.

Дальнейшее Фейт воспринимала словно со стороны – их лихорадочное освобождение от одежды, тесные объятия, бурные ласки и нежные прикосновения.

Они упали на кровать, сбросив покрывала и разметав подушки. Свет лампы позволял им видеть друг друга, но руки видели гораздо больше, чем глаза, прикасаясь, скользя, лаская. Тела напряглись, сливаясь воедино.

Фейт чувствовала, как Кейн заполняет собой пустоту, которую она так долго ощущала внутри.

– Я люблю тебя, – снова прошептала она, зная, что так было всегда.

Глава 17

– Думаю, теперь все кончено, – сказала Дайна.

– Очевидно.

– Тайна раскрыта, сокровище найдено, злодеи наказаны.

– Ты могла бы лучше мне помогать, – упрекнула ее Фейт.

Дайна улыбнулась:

– Все должно было происходить именно так, как произошло. Так что не злись.

– А как насчет Кейна?

– Ты любишь его. Я тоже хотела любить его, но не могла. По крайней мере, так, как он этого заслуживает.

– Почему? – удивленно спросила Фейт.

– Потому что я уже давно знала, что должно со мной случиться.

– И не могла ничего изменить?

– Нет. Как я сказала, все должно было произойти именно так, – кивнула Дайна. – Это касается и тебя. Как только мы встретились, я поняла, что ты сыграешь важную роль в этой истории. Правда, не знала какую.

– Я виновата в том, что все так случилось. Мне очень жаль.

– А мне нет.

– Нет? – снова удивилась Фейт.

– Когда приближаешься к концу пути, начинаешь понимать, что действительно важно, а что нет. – Дайна внимательно посмотрела на нее. – Ты это понимаешь?

– Но тебе пришлось пройти через боль и страх…

– Повторяю снова: все должно было произойти именно так, как произошло.

– Но мне так жаль, что ты умерла.

Поколебавшись, Дайна ответила:

– Одно всегда должно умереть, чтобы другое могло жить. Ты ведь понимаешь это, правда? Фейт стало не по себе.

– Да, но… Я припоминаю, как ты однажды сказала, что не умрешь, если найдешь «Макгаффина».

– Да, я это сказала.

– Тогда…

– Я не умерла, Фейт. Я никогда не была по-настоящему мертвой. Умерла ты.

Фейт изумленно смотрела на нее. Она инстинктивно протянула руку и застыла, когда Дайна в точности повторила ее жест. Фейт заставила себя придвинуть руку ближе к Дайне и, когда их пальцы соприкоснулись, ощутила холодную, гладкую поверхность зеркала.

Фейт открыла глаза и уставилась в потолок. Сна как не бывало. Она медленно повернула голову на подушке и посмотрела на Кейна. Он спал крепким сном, какой наваливается на человека в момент крайней усталости. Неудивительно – возможно, впервые за несколько недель ему удалось спокойно заснуть.

К тому же они занимались любовью почти до рассвета, будучи не в состоянии насытиться друг другом. Фейт казалось, что она помнит каждую клеточку его тела, и не сомневалась, что Кейн мог бы сказать о ней то же самое.

Осторожно высвободившись из-под его руки, она села на край кровати. Часы на столике показывали немногим больше половины девятого.

Убедившись, что Кейн по-прежнему крепко спит, Фейт собрала свои вещи и выскользнула из спальни. Приняв душ, она оделась и направилась в кухню.

«Как же Кейн готовит себе кофе?» – задалась она вопросом. Несколько секунд Фейт молча смотрела на кофейник, потом насыпала в фильтр несколько чайных ложек кофе, налила воды в верхнюю камеру и включила кофеварку. Налив себе чашку, она добавила обычную порцию сливок и сахара и отнесла ее в гостиную. Посмотрев на пустое запястье, Фейт поморщилась. Часов нет и не было раньше, потому что стоило ей надеть их, как они сразу же портились. Кто-то сказал ей однажды, что причина в магнитном или электрическом поле ее тела. Тела Фейт…

Часы на тумбочке показывали четверть десятого. Фейт позвонила в больницу и попросила позвать доктора Бернетта. Разумеется, он был там даже в субботу утром.

– Вас что-нибудь беспокоит, Фейт? – Его голос звучал весьма холодно, и Фейт сразу припомнила их последнюю встречу.

– Мне нужно спросить вас кое о чем, – отозвалась она, стараясь не замечать его сдержанного тона.

– О чем именно?

– Когда я после аварии находилась в коме, вы верили, что я могу выйти из нее?

– Я уже говорил вам, Фейт, насколько необычно…

– Вы знаете, что я имею в виду.

Несколько секунд Бернетт молчал, но терпеливое ожидание пациентки на другом конце провода вынудило его ответить:

– Мы используем определенные критерии для определения жизнеспособности пациента. Например, минимальный уровень мозговой деятельности…

– Я была ниже этого уровня?

– Фейт, в медицине не бывает абсолютных понятий.

– Я была ниже минимального уровня? Да или нет? – настаивала она. – Меня считали жизнеспособной пациенткой?

– Нет, – признался Бернетт и тут же добавил: – Но проблески мозговой деятельности все же имелись, и я говорил мисс Лейтон во время ее последнего визита, что какой-то шанс остается всегда. Я видел за годы своей практики немало поразительных случаев. К тому же вы дышали самостоятельно, так что не возникало вопроса о…

– Об отключении… как это называется… аппаратуры, поддерживающей жизнедеятельность? – закончила Фейт дрогнувшим голосом.

– Об этом не было и речи, – поспешил заверить ее доктор Бернетт. – И мисс Лейтон хотя и была очень расстроена, когда уходила в тот день, но по-прежнему не теряла надежды. Никогда не видел никого, настолько полного решимости спасти другого человека. Если бы ее сила воли могла это сделать, вы бы вышли из комы в тот же день. Впрочем, до этого оставалось всего две недели. – Он сделал паузу. – К сожалению, мисс Лейтон так и не узнала, что была права.

– Да, к сожалению… Благодарю вас, доктор Бернетт.

– Фейт, насчет того, что произошло в тот день…

– Не беспокойтесь об этом. Тогда мы все были немного возбуждены. – Фейт мягко опустила трубку на рычаг.

Поднявшись, она взяла чашку кофе, подошла к роялю, села на табурет и несколько раз согнула и разогнула пальцы, задумчиво глядя на них, потом осторожно коснулась клавиш…

Услышав сигнал домофона, Фейт быстро ответила на него, не дав звонку разбудить Кейна, и через несколько минут открыла дверь Бишопу.

– Я не ожидала, что вы придете так рано, – сказала она. – Кейн еще спит, и мне бы не хотелось его будить.

Бишоп внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.

– Понимаю.

Фейт усмехнулась:

– На сей раз я в этом сомневаюсь, но это неважно. Боюсь, сваренный мной кофе вам не понравится – тогда можете приготовить себе сами.

Бишоп наблюдал, как она возвращается к роялю, перестав улыбаться и озабоченно сдвинув брови.

– По пути сюда я заехал в полицейское управление, – сказал он. – Ричардсон ввел меня в курс дела и показал результаты вскрытия Дайны. Ничего неожиданного, кроме…

– Кроме времени смерти, – закончила Фейт, снова легко касаясь клавиш.

Бишоп подошел к роялю и внимательно посмотрел на нее.

– Да.

– Она была мертва не несколько дней, а несколько недель. Примерно… четыре недели.

– Холод, сырость и отсутствие воздуха в этом бомбоубежище, – медленно продолжал Бишоп, – замедлили процесс разложения, создав видимость недавней смерти. Но вскрытие это опровергло. Медицинский эксперт не хотел датировать время смерти точнее, чем от трех до шести недель.

– Четыре, – тихо повторила Фейт и положила на клавиши все десять пальцев. – Странная вещь – всего несколько дней назад я могла играть на рояле, а сейчас забыла, как это делается.

Бишоп молча смотрел на нее.

– Разве это не странно? И разве не странно, что вчера вечером я смогла открыть замки отмычкой, хотя еще несколько дней назад даже не знала, что она лежит в кармане жакета? Не странно ли, что я все время смотрю на запястье, хотя знаю, что никогда не носила часы? И почему я постоянно пользуюсь правой рукой, ведь я левша? – Она сняла пальцы с клавиш и протянула ему руку. – Что скажет на это ваш «детектор чепухи»?

Поколебавшись, Бишоп взял ее руку. Они смотрели друг на друга – зеленые глаза Фейт были спокойными, а взгляд серебристых глаз Бишопа – напряженным и пронизывающим.

Внезапно его лицо побелело.

– Боже мой!

Фейт осторожно забрала руку.

– Разве это не странно? – шепотом повторила она.

Казалось, Бишоп так растерян, что не знает, что сказать.

– Кейн знает? – спросил он наконец.

– Думаю, он что-то чувствует. Но кто может знать такое наверняка? Кто в состоянии даже вообразить, что это возможно?

– Кейн должен радоваться, что ему представился повторный шанс, – сказал Бишоп. – Многие ли из нас могут этим похвастаться?

Фейт покачала головой:

– Все не так просто, и вы это знаете.

– Что же тут такого сложного?

– Как бы вы чувствовали себя на его месте? Кейн в скором времени собирается похоронить Дайну, Бишоп. Он неделями горевал, прощаясь с ней навсегда. Что я скажу ему сейчас? Что она…

Бишоп с любопытством посмотрел на нее.

– Она?

Фейт криво улыбнулась:

– А теперь поставьте себя на мое место. Вы действительно думаете, что что-то… что кто-то может вторично стать таким же, как прежде?

– По-видимому, нет.

В наступившем молчании оба услышата звук льющейся воды в ванной.

– Пожалуй, мне лучше на время удалиться, – сказал Бишоп. – Вернусь в управление и посмотрю, не могу ли я чем-нибудь помочь Ричардсону.

– Трус! – усмехнулась Фейт.

Бишоп улыбнулся, но глаза ею оставались серьезными.

– Знаете, может быть, лучше немного подождать. Дайте время вам обоим как-то приспособиться…

– Нет, – покачала головой Фейт. – После прошлой ночи это невозможно. Теперь мы должны быть честными друг с другом.

Бишоп больше не задавал вопросов.

– Я буду рядом, – сказал он, коснувшись ее руки.

– Знаю. Спасибо.

Бишоп направился к двери, но остановился, когда Фейт окликнула его.

– Вы вернетесь в Теннесси.

– В самом деле.

– Да, и очень скоро. Думаю, после Нового года.

– И что я там найду? – медленно осведомился он.

– Зло. И кое-что еще – то, что вы уже давно ищете.

Бишоп быстро шагнул к ней и сдержанно спросил:

– Полагаю, вы не можете сообщить мне, чем все это кончится?

– Нет, – солгала Фейт. – Но будьте осторожны.

Несколько секунд он стоял неподвижно, потом молча кивнул и вышел.

Какое-то время Фейт смотрела на закрывшуюся за ним дверь, затем пошла на кухню налить себе еще кофе. Какой смысл знать заранее, что должно произойти? Судьба держала течение событий мертвой хваткой – как она ни старалась в прошлом избежать трагедий или хотя бы разочарований, все равно предвиденное ею сбывалось.

– Будьте осторожны, Бишоп, – прошептала Фейт, словно напутствуя его.

Когда через несколько минут Кейн вошел в гостиную, она сидела на диване и смотрела по телевизору программу новостей, где излагались волнующие события вчерашнего вечера.

– Я снова приготовила паршивый кофе, – улыбнулась Фейт.

Склонившись над ней, Кейн положил руку ей на плечи и прильнул к ее губам в жадном поцелуе.

– Думаю, это может подождать до завтра, – сказала Фейт, когда он отпустил ее, забыв о том, что говорила Бишопу.

Кейн погладил ее по щеке и опустился в кресло напротив.

– Что именно?

– Разговор о наших отношениях.

Он покачал головой:

– Зачем его откладывать? Я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недомолвки.

– О чем ты?

– О чувстве вины. Дайна исчезла менее двух месяцев назад, а я влюбился в тебя.

Подходящий момент настал, но Фейт не представляла, как ей убедить его, если сама она еще не в состоянии была в это поверить. Но нужно попытаться.

Слова, казавшиеся такими простыми, когда она произносила их про себя, вслух прозвучали как нечто невероятное.

– Дайна не исчезла. Она здесь. Она – это я.

Кейн не шевельнулся и даже не выразил удивления.

– Как это может быть? – спросил он.

Фейт глубоко вздохнула:

– Человеческая воля – удивительная вещь. Дайна отчаянно хотела выжить. Но ее тело было обречено на смерть, и она это знала – знала задолго до того, как это случилось. Но Дайна знала кое-что еще – то, что ей сказал доктор Бернетт всего за несколько часов до того, как ее похитили. Что Фейт не придет в себя после аварии. Слабых проблесков мозговой деятельности было достаточно лишь для того, чтобы поддерживать дыхание и сердцебиение. Живая оболочка без мыслей и души…

– Ты думаешь, что я поверю, будто две разные женщины… – начал Кейн.

– Ты уже веришь, – перебила его Фейт. – Ты чувствуешь, что это правда, даже если все, чему тебя учили о жизни, смерти и душе, твердит, что такое невозможно.

– А это возможно?

Она покачала головой:

– Не знаю. Я знаю, что до катастрофы между Дайной и Фейт возникла очень сильная связь. Они обе обладали сверхъестественными способностями, хотя это и проявлялось по-разному. Возможно, все дело в этом. Я только знаю, что это произошло, но не имею объяснений.

– Ты говоришь о Дайне и Фейт, словно… словно ты ни та, ни другая.

Фейт подумала о том, что сказала Бишопу, и заставила себя улыбнуться.

– В каком-то смысле я третий угол этого странного треугольника. Я вышла из комы, лишившись памяти, и некоторое время разрывалась между Дайной и Фейт, не становясь ни той, ни другой, обладая лишь смутными обрывками воспоминаний, какими-то индивидуальными особенностями поведения и чисто мышечной памятью. Какой-то период я даже могла играть на фортепиано.

Кейн посмотрел на рояль и вспомнил, как Фейт, сидя за инструментом, казалась растерянной и ошеломленной.

– Все равно это невероятно, – сказал он. – Откуда ты знаешь, что это не просто телепатическая связь? Что ты сейчас не вспоминаешь того, что Дайна говорила тебе во время комы?

– Дайна сидела у кровати и разговаривала с пустой оболочкой, Кейн. Ее слова никто не мог ни слышать, ни запомнить.

Кейн больше был не в силах оставаться на месте, поднялся и начал бродить по комнате. Он чувствовал на себе взгляд серьезных зеленых глаз.

И как только она может верить в такое…

– Фейт… – Кейн умолк, вопросительно глядя на нее.

Она понимающе кивнула:

– Я уже привыкла к этому имени. Мы оба к нему привыкли.

– Но я видел ее изуродованное тело! – сдавленным голосом продолжал Кейн. – Я вижу его каждый раз, когда закрываю глаза! Мне нужно организовать заупокойную службу, чтобы все, кто знал ее, могли с ней проститься…

– Знаю. Мне очень жаль.

Кейн подошел к окну и остановился, глядя на улицу.

– Я говорил тебе, что не стану молчать, даже если ты не хочешь слышать то, что я намерен сказать.

Она закрыла глаза.

– Я не знаю, как мне примириться со всем этим, Фейт. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь это сделать.

Фейт хотела сказать ему, что она готова ждать сколько угодно, что она любит его и всегда любила. Но слова застревали у нее в горле.

Ее сумочка лежала на стуле возле двери. Это было все, что она заберет с собой, покидая его дом, – большая часть одежды, которой она здесь пользовалась, ей не подходила по тем или иным причинам.

Фейт взяла сумку и вышла.

Кейн услышал звук закрываемой двери. Не поворачивая головы, он сказал, обращаясь к пустой квартире:

– Но я не хочу, чтобы ты уходила.

Яркое солнце и почти семьдесят градусов по Фаренгейту плохо ассоциировались с Рождеством, но постоянно звучавшие по радио рождественские песни не давали забыть о приближающемся празднике, Санта-Клаусе и звенящих колокольчиках…

Фейт выключила радио, подумав о том, что нет ничего страшного, что именно в праздники происходит много самоубийств.

В одиночку она не смогла бы это вынести. Спасибо Хейвн-Хаузу, где она провела несколько часов, помогая украшать к празднику помещения, готовить угощение и красиво упаковывать подарки для детей. Спасибо Кэти, которая помогла ей скоротать тяжелые часы. Девочку, правда, весьма озадачила внезапная неспособность Фейт играть на фортепиано.

Белых пятен в ее памяти почти не осталось. Она наконец примирилась с действительностью и начала привыкать к сложившемуся порядку вещей.

Фейт попыталась сосредоточиться на каталоге курсов при колледже, думая о том, в какой области лучше использовать свой литературный опыт – в журналистике или рекламе. А может быть, просто записаться на курсы общего профиля, пока она не примет окончательного решения? Так или иначе, нужно чем-то себя занять.

Фейт заказала на дом пиццу, поэтому, когда раздался звонок в дверь, она открыла ее, держа в руке двадцать долларов.

– Никогда не беру деньги у рыжеволосых женщин, – сказал Кейн.

– Я… я думала, что принесли пиццу. Я заказала себе с анчоусами, – зачем-то уточнила она.

Фейт надеялась, что она смотрит на него не слишком голодным взглядом. Хотя он может подумать, что она мечтает о большой пицце с хрустящей корочкой.

– Могу я войти?

– Да, конечно…

– Очень мило. – Кейн окинул взглядом удобную мягкую мебель и изящные, хотя и непритязательные украшения. – Теперь здесь больше ощущается твое присутствие.

Фейт решила не выяснять, о чьем именно присутствии идет речь.

– Я должна была все переделать. Начать с чистого листа.

Несколько секунд Кейн молча смотрел на нее.

– Я видел тебя на поминальной службе.

– Да, я там была. Церемония была впечатляющей.

Она тоже видела его, но не стала к нему подходить. Фейт обменялась несколькими фразами с Бишопом, но он ничего не говорил о Кейне, а она заставила себя не спрашивать о нем.

– Это… это был конец, – сказал Кейн.

– В самом деле?

Он шагнул к ней:

– Я говорил, что теперь скажу тебе все, что должен сказать?

Фейт затаила дыхание:

– Да.

Пальцы Кейна скользнули по ее волосам, поглаживая затылок.

– И что я буду к тебе прикасаться, даже если не уверен, что ты этого хочешь?

Она закрыла глаза и молча прижалась затылком к его ладони.

– И что больше тебе не удастся изгнать меня из своей жизни? – Кейн нежно поцеловал ее.

– Обещаю больше никогда не пытаться это делать, – сказала Фейт, с трудом переводя дыхание.

Он так крепко сжал ее в объятиях, словно вообще не намеревался никогда отпускать.

– Я должен сказать, что мне все равно, кем ты была, кто есть и кем будешь. Я люблю тебя, Фейт, – только это имеет значение.

Глядя ему в глаза, Фейт видела в них только любовь и бесконечную нежность. Она протянула руку и осторожно коснулась его щеки.

– Только это имеет значение. Я люблю тебя, Кейн.

Парнишка, доставивший заказанную пиццу с анчоусами, подумал, что ему, очевидно, дали неверный адрес, так как на его звонки никто не отозвался.